Мастер (СИ)

Тигран Аландер

Лежал беспомощный, униженный. Братец теперь всю жизнь будет иметь повод поизмываться. Тигран с детства не терпел, когда над ним смеялись. Пусть лучше побьют.

Прошло много лет, а он до сих пор помнил одного из своих воспитателей, который изводил его ребёнком издёвками и насмешками, чаще всего прилюдно. Пока однажды не свалился с лестницы, поскользнувшись на масле и сломав ногу. Ночью к нему пришёл двенадцатилетний Тигран с кинжалом и доходчиво донёс до взрослого мужчины свою точку зрения на своё воспитание. На следующий день воспитатель отказался от должности, и наставником Тиграна стал барон Перрэ. Тигран валялся в грязи и пыли, с переломами, с ранениями от шпаг, ножей, стрел. Но никогда Перрэ не оскорблял его, зная болезненное самолюбие Тиграна. И постоянно давил груз ответственности, возложенный на его плечи отцом. Он так завидовал младшему брату, над которым не довлел долг наследника. В первую очередь, ты — правитель, потом человек со своими чувствами и желаниями. Внушал ему отец, а Тигран с тоской смотрел в окно, где Илиан, радостный и счастливый, играл со сверстниками.

Контроль, контроль, контроль всегда.

Сейчас, как и всегда, Илиан, радостный и счастливый, валяется на полу и ржёт над этим дурацким бантиком.

Ещё вчера, сидя перед Манон обездвиженный, растерянный, совершенно потерявший контроль над своим телом и ситуацией, Тигран смотрел на безумные выходки Манон и думал, что он сходит с ума вместе с ней. Когда она вспарывала его одежду, он мечтал: ну, давай, порежь меня, дай выход своему гневу. Ты же выпорола Илиана просто психанув. Дай выход своему гневу, пусти мне кровь. Я довёл тебя до безумия, доведи и ты меня… Давай, Манон, я уже близок к этому, я схожу с ума по тебе… будем два безумца, возможно, тогда есть маленький шанс остаться вместе… простить меня… хотя такое не прощают… Давай, вонзи клинок, милая, я весь твой… Но язык уже давно отнялся и сознание плывёт. Организм там на что-то реагирует, но Тиграну безразлично, что с ним будет… важны только тёмные омуты безумия, затягивающие в темноту.

Сейчас, придя в себя, лёжа связанным, практически обездвиженным и беспомощным, созерцая себя во всех ракурсах с раздвинутыми ногами… в женской одежде, накрашенный… Худшего унижения она не могла придумать… Он помнил, что так вот планировал держать Манон… Она наглядно продемонстрировала ему унизительность положения, на которое он хотел обречь её. Да она бы вены себе перегрызла…

Те оскорбления, что зачитывал Илиан, написанные на его теле, это её обычный стёб. Ничего особо не значащий, пар выпускала.

Кроме двух: Мудак — «человек, неверно выбравший свой путь и упорно идущий по нему», так сказал Илиан. Очень корректное объяснения долбоёбского упрямства, с которым Тигран шёл к цели, пытаясь удержать женщину, не желающую оставаться.

И «здесь была Манон, рекомендую, отличный мудазвон.» — действительно отличный, на всё, что способен — качественно звенеть… так мудазвон — это тоже что — мудак… только с конкретным таким пояснением… оба определения к нему подходят в полной мере.

Сегодня же поедет к Моро, пусть расскажет, как нужно вести себя с людьми в состоянии Манон. Он не верил, что Манон сошла с ума окончательно, просто небольшое помутнение. Она показала ему своё отношение к ситуации, к его поведению. В конце концов, он жив и на нём нет и царапины, а она профессиональный убийца. Он подверг её такому испытанию, а она, несмотря на это, не навредила ему… пощадила… пожалела… А могла сделать что угодно… Он приложит все усилия, они переедут в дом у озера… Пошло всё к демонам… Ну что, братец? Посмеялся? Теперь я буду смеяться.

— Илиан, — позвал хрюкающего и постанывающего от смеха брата, тот не отзывался, — ИЛИАН!

Красный, растрёпанный, с размазанными по щекам слезами, Илиан появился над кроватью, взгляд упал на бантик, и он вновь сполз под кровать.

Тигран закатил глаза, не-е, он, конечно, понимал брата, сам бы ржал на его месте, но ему тут с проблемами, которые он заварил, пора разбираться.

— Илиан, я отрекаюсь от короны герцога и передаю её тебе, — сказал Тигран громко. Хрюки прекратились. Илиан, по-прежнему красный и всклокоченный, но уже с другим выражением лица появился вновь.

— Тигран? Ты ТАК неудачно пошутил? — с надеждой спросил Илиан.

— Нет. Я серьёзно. Развяжи, мне к Манон надо.

— Погоди, успеете доиграть в свои странные игры. С какой стати ты решил от герцогства отказаться? — Илиан уже поднялся на ноги и развязывал брату руку.

— Какие игры, Илиан, перед тобой придурок, довёдший жену до нервного срыва.

Илиан выпустил руку брата и перешёл к ноге, услышав слова брата, замер и посмотрел на него.

— Не понял. Что произошло, как ты умудрился довести Манон до нервного срыва?

— Я позже всё объясню, некогда сейчас, — Тигран разминал затёкшие пальцы.

— Нет. Ты объяснишь мне сейчас.

— Я её в карцер посадил…

Кулак Илиана врезался точно в челюсть. Тигран откинуло назад, освобождённой рукой потрогал челюсть, пошевелил, вроде целая.

— Тигран, ты охерел? — заорал Илиан.

— Да, я охерел! И да, Я — Мудазвон и Козлоногий курощип! Развязывай! — заорал Тигран. — Мне нужно к Манон!

— Да пошёл ты! — Илиан развернулся, наступил на упавшие листы, подобрал, взгляд зацепился за подпись: «Манон», пробежал глазами, взглянул на брата. — Можешь не спешить, — швырнул ему на грудь бумагу и вышел в гостиную.

Тигран понимал, в этой бумаге приговор бесповоротный и окончательный, поэтому оттягивал момент прочтения, как мог. Правая рука уже пришла в норму, следы от верёвок на запястье остались, не торопясь, развязал левую руку, бросая взгляд на лист, слетевший на постель. Спешить больше не имело смысла. Он знал, Манон здесь нет. Он помассировал запястье левой руки, возвращая ей подвижность и возобновляя нормальный кровоток. Сел. Развязал правую ногу, растёр. Взгляд неотрывно смотрел на письмо. Освободил левую, помассировал. Тянуть дальше не было смысла. Взял лист, исписанный аккуратным почерком.