Мир богов

Глава 2

Вот только Эдик оказался не из тех, кто бросает товарищей на произвол судьбы.

— С ума сошла? — вопросил он громким шёпотом и, схватив за руку, снова потащил меня наверх.

Я попыталась вырваться, но тщетно. Пальцы, сомкнувшиеся на запястье, держали как стальные клещи. Даже удивительно, что такой худой парнишка, а силён как бык.

— Да пусти ты! Никто меня не сожрёт! — попыталась я его вразумить.

— Колобок тоже так думал, — мрачно произнёс Эдик и с новой силой потащил меня наверх. — Ириш, ты какой предмет в школе преподавала? Русский язык и литературу? — спросил он.

— Да! — выдохнула я. — А что?

— Да ничего! Просто чувствуется, что кое-кто этих самых сказок перечитал.

— Так мне читать по работе положено, — ответила я.

В общем-то, я не слишком удивилась, что народ сразу же вычислил во мне учительницу, и Эдик даже точно определил мой предмет. Я хотела спросить, чем он занимался у себя дома, но было недосуг. Захламлённая лестница, пребывающая в отвратном состоянии, не оставляла времени на светские беседы.

Ноги то и дело разъезжались на валяющемся мусоре. Наше счастье, что ступени были достаточно широкие, иначе мы уже давно скатились бы вниз. В общем-то, я и так знаю, что Эдик либо студент, либо собирается им стать, Алекс наверняка работает в фирме своего папочки. Ну а с Дашкой совсем всё просто, она школьница. Судя по близкому сопению и запалённому дыханию, перемежаемому матерными возгласами Алекса и всхлипываниями девчонки, они где-то рядом с нами и тоже бегут наверх.

Ближе к светлеющему проёму, ведущему наружу, до меня понемножку стало доходить, что я веду себя, мягко говоря, неадекватно. Любой нормальный человек боится темноты, а тут подвал, нет ни искры света, и кто-то стонет в темноте, причём этот кто-то явно не человек.

«Вот дура! Может, там сидит чудовище и теперь рыдает от разочарования, что не удалось нами закусить», — мелькнула у меня обескураживающая мысль.

До смерти перепугавшись, уже я вырвалась вперёд и потащила Эдика за собой.

Мы вылетели наружу и, затормозив, дружно оглянулись назад. В результате на нас налетели выскочившие из руин Алекс и Дашка.

Пока мои спутники делились впечатлениями, я огляделась по сторонам и поняла, что это не то место, где мы были поначалу. Если только за то время, что мы отсутствовали, посреди двора успел вырасти громадный баобаб, который закрывал собой полнеба. Да и руины выглядели как-то иначе. Вроде бы они походили на те, что я обозвала башней Руха, и всё же в них что-то было не так.

Мой взгляд то и дело натыкался на дерево. Не нравилось мне оно, причём активно. Во-первых, кривые стволы «баобаба» с расползшимися по двору узловатыми корнями напоминали гигантского спрута, что уже само по себе действовало на психику. Во-вторых, я ощущала исходящую от дерева угрозу. Но поскольку я уже лопухнулась с чудовищем в подвале, то пришлось держать свои подозрения при себе. Чувствую, стоит только заикнуться о них, и парни пошлют меня далеко и надолго.

— Жрать хочется, просто мочи нет, — сказал Алекс и с надеждой глянул на меня. — Училка, есть какие-нибудь идеи где нам хавки надыбать?

— Может, в ближайшем супермаркете? — съязвила я.

— Ну так сбегай! — заявил этот придурок.

Ага, сейчас! Уже бегу и падаю! Ненавижу этот тип парней! Когда всё складывается хорошо, они воображают себя пупом земли, а стоит только случиться беде и они начинают срываться на окружающих. Кстати, меня всё больше тревожил уголовный жаргон, который прорезался у богатенького мальчика. Похоже, его родители далеко не из интеллигентного сословия, так что с ним нужно держать ухо востро.

В общем, памятуя пословицу о яблоне и яблочке, я, чтобы не обострять отношения, промолчала, хотя меня трясло от злости.

К тому же нужно было заняться делом. Несмотря на промашку с подвалом, меня по-прежнему не покидало ощущение, что нельзя находиться под открытым небом. Я внимательно оглядела замок, превращённый врагами или временем в руины. Внутренний компас указал на крайний правый проём в нижнем этаже, как на самый безопасный. Между прочим, это был не тот, откуда мы выскочили.

Проверив себя ещё раз, я направилась к выбранному месту ночлега, и троица без промедления последовала за мной. Даже Алекс тихо ругался, но шёл вместе со всеми. Видимо, действовал мой авторитет учителя, которому они с детства привыкли доверяться. Я усмехнулась. Ну да, шипят как змеёныши, а случись что и великовозрастные детки тут же бросаются за помощью к учителям или к родителям, свято при этом веря, что уж они-то обязательно найдут выход из той задницы, в которую они угодили.

Прежде чем войти внутрь чернеющего проёма, я остановилась и посмотрела на дерево. В листве что-то шевельнулось. Оставалось лишь надеяться, что это какая-нибудь безобидная местная живность. М-да, вот только интуиция говорила обратное.

— Не возитесь! Живо внутрь! — рявкнула я на парней, которым не вовремя приспичило пописать.

Они что-то буркнули, но всё же послушались.

Алекс щёлкнул зажигалкой, и я поднесла к её пламени подобранную ветку. Импровизированный факел высветил просторное помещение — где-то метров пятьдесят на пятьдесят. К всеобщему облегчению здесь не было других проёмов, кроме того через который мы вошли. Не было даже окон, только небольшое шестиугольное отверстие в центре куполообразного потолка, на котором, как и на стенах, сохранились остатки росписи; сколько я ни приглядывалась к уцелевшим частям фресок, разобрать что именно изображено было невозможно.

На этот раз нам повезло с ночлегом. Судя по охапкам сена и плоскому камню с остатками чьей-то трапезы, здесь кто-то останавливался и до нас. Человеческих костей я не увидела, значит, интуиция меня не подвела, тут и в самом деле безопасно. Ну а то что холодно, грязно и пахнет пылью, так это пустяки: в детстве мне приходилось ночевать и в худших условиях. Я воткнула догорающую палку в пирамидку из мелких камешков и на всякий случай пнула выбранную охапку сена. Поскольку оттуда ничего не выползло, я без промедления легла и лишь тогда ощутила в полной мере, насколько я вымоталась — физически и душевно. Кто-то зажёг новую ветку и вблизи меня затопали и зашуршали сеном. То и дело задевая меня костлявыми конечностями, Дашка улеглась слева, а Эдик — справа. Алекс, похоже, лёг с другого края, рядом с Дашкой. Я улыбнулась, не открывая глаз. Понятно, я по-прежнему в роли Матушки Гусыни. Детки жмутся к ней, в надежде что она их защитит. Вот дурачьё!

Пить хотелось неимоверно, но я уснула почти мгновенно. Что снилось не помню, но вряд ли что-то хорошее.

Три раза я просыпалась среди ночи и все три раза обнаруживала, что стою у проёма. Насчёт дерева я не ошиблась. По-змеиному извиваясь, его корни тщетно шарили по воздуху, но были не в силах преодолеть невидимую завесу в проёме, что загораживала им путь. Нижайший поклон тому, кто установил защиту.

Но разбудило меня не дерево. Первый раз к нам пожаловали две жар-птицы. Когда я их увидела они уже крылом к крылу сидели на ветке дерева. Крупные такие курицы, размером со страуса, но красоты необыкновенной. Хвосты длиннющие, лирообразной формы; на изящных головках хохолки, похожие на короны. Правда, жар-птицы были не классические: у одной оперение переливалось всеми оттенками синего цвета, а у другой — зелёного. Всё бы ничего, но у птичек были человеческие глаза, которые с недоумением взирали на меня, причём на физиономии зелёной курицы читалось весёлое удивление (не знаю, как это возможно при наличии перьев, но факт), а у синей — надменное презрение, отчего сразу же захотелось настучать ей по клюву.

С явным вопросом в голосе зелёная жар-птица чего-то переливчато чирикнула, но я не поняла, что ей нужно. Тогда они переглянулись и плавно снялись с импровизированного насеста. Ну а я поглядела им вслед и потащилась спать. Кстати, в памяти отчего-то застряло словосочетание такота-дота, единственное, что сказала расфуфыренная синяя курица, причём сказала с явным возмущением. Интересно, что это такое?

Во второй раз к нам пожаловал лангольер местного розлива.

Зубастая жуть, внешне похожая на гигантскую земляную жабу, тоже некоторое время пырилась на меня, а затем потеряла интерес и взялась грызть ожившее дерево.

«Баобаб» протестующе заскрипел, а затем выдернул корни из земли и двинулся прочь со двора. Жаба-переросток ускакала следом за ним, и я снова отправилась спать.

Когда я проснулась в третий раз, на дворе по-прежнему стояла ночь, но в небе появилась громадная луна, потому было светло почти как днём.

Дерево к тому времени уже вернулось. Обглоданное жабой оно выглядело жалко, но сочувствия его вид у меня не вызвал. Уверена, что оно людоед. Заночуй мы под открытым небом, и наутро от нас остались бы одни только рожки да ножки, да и то под сомнением.

Гость, который на этот раз разбудил меня, как и птицы, сидел на ветке. Если бы не чешуйчатые лапы вместо ног и кожистые крылья, торчащие за спиной, я бы приняла его за человека. Когда непонятный гибрид оскалил острые зубы, я понадеялась, что это улыбка, и вяло махнула ему — в знак приветствия и добрых намерений. В ответ он скорчил мне такую мерзкую рожу, что я плюнула на дипломатию, в прямом и переносном смысле, и снова пошла спать.

Не имею понятия, что это была за тварь, но очень надеюсь, что не вампир. Если они здесь водятся, то нам придётся туго. Лично я с ними шашни водить не собираюсь, тем более отпаивать собственной кровью, так что пусть себе ищут другую жертву.

Кстати, почему бы не быть вампиру нетрадиционной ориентации, как любят расписывать слэшеры? Тогда нет проблем, подсунем ему Алекса, и пусть себе женихаются, а мы тем временем слиняем куда подальше. С этой мыслью я рухнула на своё место на лежаке, и Дашка тут же сложила на меня руки и ноги. Стоило мне повернуться к Эдику и он, воспользовавшись моментом, проделал то же самое. Вот гады! Нашли себе спальный валик! Не особо церемонясь, я отпихнула их от себя, но никто из моего детского сада так и не проснулся. Только Алекс что-то пробормотал, и тут же снова захрапел.

Естественно, наутро я была никакая. Выдравшись из сплетения рук и ног Дашки и Эдика, я отправилась на разведку и заодно на поиски Алекса. Он проснулся раньше меня и куда-то уже смылся.

Выбравшись наружу, я первым делом посмотрела на дерево. Оно стояло на прежнем месте и вело себя смирно. Во всяком случае, я не заметила никаких поползновений в мою сторону. Выглядело оно уже не так жалко, как ночью, но всё равно следы жабьих зубов были ещё видны. Из сломанных веток и обгрызенных стволов сочилась молочная густая жидкость, похожая на ту, что добывают из каучукового дерева.

Солнце ещё не встало, на улице было холодно и сыро. Интуиция говорила, что «баобаб» днём безопасен и я, чтобы согреться, в темпе обошла его кругом. Теплее особо не стало, зато к онемевшим конечностям вернулась подвижность.

Только я задумалась, где добыть еды и воды, как сверху раздался сдавленный стон. Это был Алекс, и висел он вниз головой. Нет, его поймало не дерево, а тот здоровенный тип, похожий на рестлера, от которого мы вчера сбежали. Он сидел на том же суку, что приглянулся птичкам и вампиру, и держал нашего злосчастного красавчика за ногу, не спуская с меня тёмных страшноватых глаз. Кажется, его зовут Чак Вейс, впрочем, насчёт имени я не уверена. Чаком его звала жена, значит, это может быть уменьшительно-ласкательное от основного имени или вообще домашнее прозвище.

— Здравствуйте, мистер Вейс, — сказала я, когда затянувшееся молчание стало действовать мне на нервы.

— Кто ты? — последовал вопрос.

— Ирина Боголюбова, — ответила я и осторожно добавила: — И до вчерашнего дня я была свободным человеком.

— Забудь! Со вчерашнего дня вы мои рабы, — «порадовал» меня мистер Вейс и с видом собственника похлопал Алекса по ноге. — Очень дорогие рабы. Я заплатил за вас пятьсот золотых.

Я продумала следующий ход, но тут явились Эдик с Дашкой и всё испортили. Хотя сама виновата, незачем было переводить то, что сказал мистер Вейс.

— А мы вам не товар, а свободные граждане! — заявил рыжий дурень, решивший показать свою независимость.

— Вот именно! — поддакнула Дашка, выглядывая из-за спины Эдика.

Вот кто её тянул за язык, дуру малолетнюю? Этим она окончательно разозлила нашего хозяина.

— Ах так?! Продам веталам! — рявкнул мистер Вейс и девчонка, взвизгнув, присела от испуга.

От дурного предчувствия у меня заныло в животе. «Веталы это кто?» — чуть слышно спросила я и Эдик, стоящий рядом, также тихо ответил, что это индийские вампиры, которые питаются не кровью, а человеческим мясом.

Естественно, перед моим взором сразу же возник урод, с которым этой ночью я не нашла общего языка и даже расплевалась напоследок. «Может, здесь веталы означают что-нибудь другое?» — понадеялась я, но Эдик, не отводя глаз от мистера Вейса, отрицательно качнул головой. «Мужик не сказал ничего похожего на слово „веталы“, значит, это перевод для тебя».

Я до смерти перепугалась, но в панику впадать было нельзя; нужно было срочно найти способ избежать живодёрни.

— Не думаю, что веталы заплатят вам пятьсот золотых, — сказала я, стараясь казаться спокойной и рассудительной, и подняла голову, чтобы видеть лицо хозяина. — Мистер Вейс, у меня встречное предложение. Дайте нам время, и мы вернём вам ваши деньги.

— Зачем? В качестве подарка? — ухмыльнулся он.

— Нет, хотим купить себе свободу, — ответила я и осторожно добавила: — И вы вернёте нас на Землю.

— Даже так?

Мистер Вейс поднял Алекса и заглянул в его налитое кровью лицо. — Ну что, парень, ты согласен с ней или предпочтёшь остаться у меня?

— Наш хозяин спрашивает, хочешь ты остаться у него рабом или пойдёшь с нами, чтобы найти пятьсот золотых для выкупа? — перевела я для Алекса.

— К чёрту! Никуда я не пойду! — прохрипел он и с ненавистью посмотрел на меня.

Вот придурок! Я-то чем ему виновата?

— Тогда я забираю парня с собой. Ну а с вас пятьсот золотых. Не принесёте через тридцать, нет, двадцать девять дней, узнаете, как у нас поступают со сбежавшими рабами, — заявил мистер Вейс и оглушительно свистнул.

Где до этого прятался дракон, для меня осталось загадкой, но когда он, лениво взмахивая крыльями, завис рядом с деревом, мы дружно шарахнулись в сторону.

— Мушка, есть хочешь? — вопросил мистер Вейс и как следует приложил чешуйчатого гада кулаком по носу.

Когда до меня дошло, кого он вознамерился скормить ему на завтрак, я закричала. Следом за мной завизжала Дашка, и что-то выкрикнул Эдик.

Нарочно так сказал мистер Вейс или просто передумал, но на счастье Алекса он швырнул его не дракону, а в нашу сторону. Когда разочарованный зверь взревел, он ещё раз врезал ему по носу и запрыгнул в седло.

— Я с тобой не шутил, так что постарайся не опаздывать, девочка, — сказал он мне на прощанье и, взяв длинную палку, притороченную к седлу, ткнул зверя острым концом в шею.

Дракон взревел, как пароход, и взмахнул крыльями.

Ужас! Что он выделывал в небе, даже смотреть было страшно, не то что сидеть на его спине. Но мистер Вейс лишь хохотал, когда дракон, как заправский истребитель, проделывал в воздухе фигуры высшего пилотажа. Думаю, именно тогда у меня зародилась симпатия к нашему хозяину. Не сказать, что я люблю безбашенных парней. С ними трудно, но одного у них не отнимешь — они щедры на чувства. Кстати, я поняла, почему мистер Вейс ассоциируется у меня с рестлерами. Он очень походил на Романа Рейса, по которому сходила с ума наша географичка; такой же рослый здоровяк, темноволосый и темноглазый, вдобавок смуглый, как индеец; да и лицо у него как у какого-нибудь индейского вождя по прозвищу Орлиное перо. Мало того, что изображения американского рестлера были у географички везде и повсюду, так она ещё постоянно трещала о нём. Правда, я не особо прислушивалась, поскольку лично мне Роман Рейнс был до лампочки. Не понимаю, какой смысл вздыхать по парню, который недостижим для тебя.

Вспомнив об Алексе, я подошла к Дашке и Эдику, которые суетились вокруг него. Хотя красавчик упал с довольно большой высоты, но, судя по спокойной физиономии, у него ничего особо не болело. Разве что к шишаку на лбу — подарку, оставленному подвалом, куда мы так и не попали, — добавился быстро зреющий синяк на скуле. Уверена, что это от хозяйского кулака. Видимо, мистер Вэйс приверженец скорых методов убеждения.

— Ну что, остаёшься здесь? — поинтересовалась я, видя, что Алекс вошёл во вкус и собирается дальше корчить из себя страдальца.

— Да вы что?! — тут же раскричалась Дашка. — Нельзя его здесь оставлять! Мы должны подождать, когда Алекс сможет ходить.

— Подождать? — я с ироничным удивлением приподняла бровь. — Иванова, слышала пословицу, что семеро одного не ждут?

Но тут Эдик поддержал девчонку, и Алекс злорадно глянул на меня — мол, получила? Но у меня не забалуешь.

— Хорошо, вы оставайтесь и ждите, а я пошла.

Поскольку слова у меня редко расходятся с делом, то я развернулась и пошла туда, где виднелись черепичные крыши домов, утопающие в зелени. До них, по моим прикидкам, было километров десять. И поскольку местность была гористой, то я рассчитывала добраться до деревеньки где-то часа через четыре. С обувью мне повезло. Я пришла из школы домой и, готовясь к пробежке, сменила модельные туфли на кроссовки. Жаль, что не успела переодеться в спортивный костюм, как собиралась: позвонил бойфренд, а затем было уже поздно. В глазах потемнело и вот я уже в другом мире, причём на рабских условиях.

Не знаю, чего уж народ никак не может расстаться со мной, но спустя некоторое время троица догнала меня. Когда Дашка сцапала мою ладонь и зашагала рядом, я стерпела. Всё же она ещё ребёнок, ей простительно искать опору во взрослых. Эдик тоже ещё не совсем взрослый, но почему Алекс идёт за мной, не понимаю. Он же терпеть меня не может. Правда, не понимаю из-за чего он злится, — ведь вначале всё было хорошо. Может, ему не нравится моё верховенство? Так я его не держу, пусть валит на все четыре стороны.

Чтобы не накручивать себя, к тому же мне не давали покоя ночные приключения, я рассказала народу о дереве, жар-птицах, жабе-переростке и типе, в котором заподозрила веталу, плотоядного вампира. Услышав о последнем, Дашка прижалась ко мне и испуганно посмотрела на окружающие нас деревья. Вот трусишка! Куда только подевалось всё её нахальство.

— Не бойся, Иванова! Вампиры шастают только по ночам, — постаралась я утешить девчонку и её личико, осветилось надеждой.

— Ирина Феликсовна, ведь вампиры днём спят, правда?

— Правда, — солгала я.

Дашкина рожица с размазанной губной помадой и пандовской чернотой вокруг глаз вызвала у меня улыбку и одновременно опасение. Ведь мы, похоже, в средневековом мире. Не дай бог, если крестьяне подумают, что у нас публичный дом на выезде, тогда бед не оберёшься; я вытащила из кармана юбки носовой платок и намочила его в росе.

— Ну-ка, дорогуша, давай попробуем оттереть твою боевую раскраску.

Конечно, косметику полностью смыть не удалось, но результат был налицо. Дашка из малолетней шлюшки превратилась в нормального ребёнка и хорошо, что она выглядела моложе своих лет. Найдя в карманах резинки для волос, я заплела ей косички.

— При местных держи себя скромно. Не вздумай пялиться на кого-нибудь и держи рот на замке, поняла? — строго сказала я и выразительно глянула на парней. — Вы тоже ведите себя осторожно. В глазах крестьян мы нищие. Так что давайте без барских замашек.

— Я не нищий! — оскорбился Алекс. — В отличие от вас, у меня есть чем заплатить, — заявил он с пренебрежительной миной.

Действительно, у него было предостаточно золотых безделушек: кольца, браслеты, цепочки и массивная серёжка в ухе, кажется, с настоящим изумрудом. С таким богатством мы могли бы купить себе еду, во всяком случае, на первых порах, но верх взяла осторожность.

— Сними и спрячь. Пусть будет на чёрный день, — распорядилась я. — И вообще, не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Пока у нас нечего взять, есть надежда, что нас не тронут.

Алекс хотел было возразить, но затем всё же снял с себя золото и убрал его в карман куртки. Я порадовалась: не ожидала, что он так легко сдастся. Пожалуй, нужно поговорить с ним; ведь должна же быть причина, отчего он взъелся на меня. Но сейчас не до разговоров по душам. Когда желудок подводит от голода, а во рту пересохло, как в Сахаре, то мы, скорей всего, просто переругаемся.

Когда в низине блеснула река, мы, не сговариваясь, прибавили шаг, а затем бросились бежать. Заметив сначала лошадь, а затем человека, сидящего на берегу, я сбавила темп и перешла на шаг. Парни и Дашка по-прежнему со всех ног неслись к реке.

Они влезли в воду и начали пить, тогда я не выдержала и, наплевав на осторожность, тоже сбежала вниз и, склонившись, зачерпнула в ладони воду. Она была прозрачной, хотя вид у реки был не очень. Коричневый цвет наводил на мысли о городской канализации и о том, что течёт по её трубам. Но выбирать было не из чего, к тому же вода оказалась вкусной и чистой. Во всяком случае, пахла она только речной свежестью и чуть-чуть отдавала рыбой.

Окончательно меня успокоил местный парнишка, который привёл лошадь на водопой. Глянув на нас, он тоже подошёл к реке и начал пить.

— Здравия вам, добрые люди, — сказал он, с улыбкой оглядывая нас. — Вы с такой радостью пили из Расомки, и я уж решил, что чародей, который живёт выше по течению, снова чудит и вместо воды течёт пиво.

— И тебе доброго здравия, — поприветствовала я парнишку.

На вид ему было лет тринадцать-четырнадцать.

— Иногда вода бывает слаще пива, — добавила я для завязки разговора.

Парнишка внимательно посмотрел на меня и склонился в низком поклоне.

— Простите, госпожа, что должным образом не поприветствовал вас, — смущённо пробормотал он и, не выпрямившись до конца, попятился от меня.

Взяв повод лошади, он собрался было уйти, но Эдик у нас сообразительный и мигом преградил ему дорогу.

— Постой! Куда это ты намылился? — миролюбиво сказал он пареньку и, схватив его за рукав рубашки, вопросительно глянул на меня. — Иришка, чего он тебе кланялся?

— Не имею понятия! — ответила я, сама удивлённая поведением подростка, особенно тем, что он назвал меня госпожой. — Думаю, он с кем-то меня перепутал, — предположила я

Эдик как-то странно глянул на меня, но тут же отвёл глаза.

— Иришка, скажи пацану, пусть он отведёт нас к себе домой и покормит, — сказал он так, будто не сомневался, что парнишка исполнит моё приказание.

— Прямо вот так и сказать? — осведомилась я с плохо скрываемым раздражением.

Настроение падало, как барометр перед бурей. Окружающие вновь возводили вокруг меня незримую стену. И так было всегда. Когда я была маленькой, другие дети не хотели со мной играть — когда я их заставляла, они плакали. Когда я выросла, знакомые были вежливы, но не хотели общаться со мной накоротке. В институте меня почти не звали на студенческие вечеринки, так что приходилось напрашиваться самой. Когда я стала работать в школе, коллеги приглашали меня к себе лишь в том случае, если этого было никак не избежать. Чем я заслужила такую немилость, не имею понятия. По характеру я уживчивая, со всеми держусь вежливо, в душу не лезу. К тому же никогда не жмотилась с деньгами. Когда они были, всегда давала в долг — конечно, если просили. А вот просили у меня в последнюю очередь, что каждый раз задевало моё самолюбие.

Я рвала и метала, но ничего изменить не могла — меня сторонились, будто я прокажённая… И при этом в школе, институте и на работе вокруг меня всегда крутилась масса людей, которые искали моего расположения и с превеликой охотой выдвигали на всякие должности, хотя, видит бог, я никогда не рвалась ни к каким постам. Лидерство меня не особо привлекало — терпеть не могу возиться с кучей идиотов, которые сами не знают, чего хотят. Тем не менее, пока я училась в школе, меня всегда выбирали старостой класса, в институте я была старостой курса и президентом целой прорвы всяких кружков, даже не помню все их названия. Когда я стала преподавать в школе, меня с такой скоростью двигали по служебной лестнице, что этой осенью, уверена, я заняла бы кресло завуча, а там, глядишь, и директора.

Господи! Я даже не слишком расстроилась из-за похищения. В кои веки ко мне отнеслись как к нормальному человеку. И вот начинается опять. Сначала Алекс чего-то взбрыкнул, теперь Эдик поглядывает так, будто у меня на лбу режутся рога.

Хотя кто знает, вдруг с самого начала всё было по-старому, а я принимала желаемое за действительное?.. Ладно, хватит о грустном, сначала дела насущные.

— Как тебя зовут? — спросила я парнишку несколько резче, чем собиралась.

— Лотико, — чуть слышно ответил он и его щёки заполыхали румянцем.

— У тебя есть еда?

— Госпожа? — вскинулся Лотико, глядя на меня с сильнейшим замешательством, но спохватился и снова опустил голову. — Да, госпожа! Но у нас простая еда, вам не понравится.

— Понравится! — заверила я мальчишку, и он вместе с лошадью повёл нас к своему дому.

Эдик и Дашка шли рядом с Лотико и, судя по смешкам, вскоре без моего перевода нашли общий язык.

Я и Алекс приотстали от юных спутников. Мы шли позади них, и упорно молчали, хотя уж нам-то не мешал языковой барьер.

Ладно, мне не привыкать брать на себя инициативу. Парни не обходили меня вниманием, но, как и остальные, предпочитали держаться на расстоянии, дожидаясь моих авансов.

Прежде чем начать разговор, я глянула на чеканный профиль Алекса. Всё же он очень красивый парень. Красивый и харизматичный. Жаль, что над его головой витает незримый транспарант с отчётливо читаемой надписью: «Не влезай, убьёт!». Вот только я не из тех, кого останавливают подобные предупреждения.

— Алекс!.. Что случилось? Почему ты злишься?

Ни ответа ни привета.

— Эй!.. Я чем-то тебя обидела?

— Слушай, хватит уже издеваться! — внезапно взорвался Алекс и прибавил шагу, стремясь от меня уйти.

— Постой, не беги!

— Иди ты к чёрту! Больше я не позволю издеваться над собой!

— Да кто над тобой издевался? Что ты несёшь? — выкрикнула я ему вслед.

— Дурочку из себя строишь, да?

— Да ничего я не строю! О чём ты бредишь? — воскликнула я, действительно не понимая, о чём он говорит.

Алекс чуть ли не бегом вернулся и встал вплотную ко мне. Глаза у него сверкали как у разъярённого кота; да и вид такой, будто он вот-вот придушит меня.

— Вот теперь, глядя мне в лицо, попробуй соврать, что ты ничего не помнишь! — прорычал он.

— Я ни-че-го-ше-нь-ки не помню! — отчеканила я, не отводя глаз.

— Ну, ты и сука! — с чувством воскликнул Алекс, и я отшатнулась, испугавшись, что он залепит мне пощёчину.

И тут в сознании забрезжило понимание того, что произошло.

Проклятье! Не может быть, чтобы это вернулось! Ведь бабушка ещё в раннем детстве выколотила из меня всё, что отличало её ненормальную внучку от нормальных детей.

Это был своего рода лунатизм. По ночам я вставала и вытворяла такое, за что бабушка звала меня то ведьмой, то демоном, то исчадием ада — ярлык зависел от её настроения. Главное, наутро я ничего не помнила, и тем обидней было получать колотушки. Да и выходки были чисто ребячьи. Подумаешь целый дом кукол, которые на все голоса верещали: «мама!» и пьяной походкой разгуливали по комнатам. И что страшного в банках с вареньем или в ворохе новеньких платьев и туфель? Чего у меня не было, то я и создавала.

Конечно, было кое-что и посерьёзней. Когда Мишка, мой двоюродный брат, чуть не столкнул меня в колодец, когда я набирала воду, той же ночью он все грядки перерыл, причём голыми руками. Он сожрал столько червяков, что его два дня ими рвало. Зинка и Танька, подлые сестрицы Мишки, которые говорили обо мне всякие гадости, поплатились тем, что онемели на месяц. Самый мой серьёзный проступок заключался в том, что я сожгла курятник, в котором меня запирали для наказания.

Бабушка меня поколотила, а затем потребовала, чтобы я заплатила ей деньгами. Ночью на неё посыпались зелёные пачки, перевязанные жёлтыми резинками. Но бабушка недолго радовалась. Бумажные кирпичики не разбирались на отдельные бумажки. Поняв, что ими можно только печку топить, она, разозлившись, так меня избила, что пришлось вызывать фельдшера. Она была новенькой на селе и вызвала скорую из района. Болела я долго, еле оправилась. Бабушку даже собирались судить, но я сказала, что подралась с мальчишками и она не виновата. Это была ложь во спасение, но не этой сумасшедшей старухи, а самой себя. Окружающие так часто грозили мне детским домом, что я страшно боялась туда попасть, хотя теперь думаю, что вряд ли там было бы хуже, чем у бабушки.

После того как бабушка избила меня до полусмерти, ночные чудеса прекратились. К счастью, кое-какие умения у меня всё же остались. Например, когда пришло понимание ценности денег, я научилась вытягивать их у людей так, что они ничего не помнили. Но это уже было чистой воды мошенничество — обычный гипноз, который не имел ничего общего с процессом ночного творения. И вот, под влиянием стресса это вновь вернулось.

— Рассказывай! — велела я. — Алекс, клянусь, что бы ни произошло этой ночью, моей вины в том нет. Если что и сделала, я всё равно ничего не помню.

— Да ничего страшного не произошло, — сказал подошедший Эдик. — Отчего-то ты решила, что будет прикольно скормить Алекса зубастому чудовищу, которое к нам пожаловало ночью.

— Это которое, жаба-лангольер или плотоядный вампир? — спросила я, разочарованная его словами.

Я уж было поверила, что мои детские способности вернулись.

— Нет, не они. Это была здоровенная змея.

— У змей нет зубов! — раздражённо сказала я.

— А у этой были! Причём здоровенные! — заявил Эдик.

— Так! — я с подозрением глянула на нашего красавчика. — И с чего вдруг мне приспичило выставить тебя за порог?

— А я откуда знаю?! — огрызнулся Алекс. — Нечего пялиться, ты абсолютно не в моём вкусе, поняла?

— Поняла. И как же ты спасся?

— Это было здорово! — Эдик с восторгом глянул на товарища. — Ну, что же ты молчишь? Расскажи! — воскликнул он с нетерпением.

— Хватит языком молоть! — прервал его Алекс, не склонный что-либо рассказывать. — Идём, пока малец не дал дёру, — добавил он и направился к Лотико, который, стоя в сторонке, гладил лошадь по морде и с любопытством поглядывал на нас.

Тут я заподозрила, что мне и парням всё пригрезились, и на самом деле не было никаких ночных чудовищ.

— Не иначе Савенкову удалось повторить младенческий подвиг Геракла, и он задушил змею голыми руками, — насмешливо заметила я и посмотрела на девчонку. — А тебе, Иванова, что приснилось? Небось, принц на белом единороге?

— Не-а, мне ничего не снилось. Вот почему вы все что-то видели, а я ничего? — расстроилась Дашка.

На физиономии Эдика появилась смущённая мина, похоже, он тоже засомневался в реальности ночных событий.

— Думаешь, это был сон? Тогда почему Алекс не сказал, что мой рассказ о змее — это чушь?

— Может, решил повыпендриваться? — предположила Дашка.

— Нет, это было слишком реалистично для сна! — запротестовал Эдик. — К тому же Иришка тоже видела, как корни дерева лезли к нам, но их не пускал магический барьер в проёме.

Я пожала плечами.

— Здесь странные места. Вполне возможно, что наши сны в чём-то переплетались.

— Но я сам видел, как Алекс сначала порубал корни, когда они попытались его схватить, а затем проткнул змею, когда она на него напала. Да, чуть не забыл! — победно воскликнул Эдик. — Вы видели кокон из веток на дереве? Так вот, там мёртвая змея! Дерево её слопало, когда Алекс отрубил ей голову.

— Вот оно что! Осталось только выяснить, где он взял меч, — холодно сказала я, по-прежнему уверенная, что это наваждение.

И вдруг! «Девочка, ты правильно поступила, слабакам не место рядом с тобой. Кто достоин, тот пройдёт испытание», — загрохотало в моей голове. Голос был настолько мощным, что я на какое-то время оглохла. «Кто ты?» — спросила я, отойдя от шока. «Придёт время, и узнаешь», — последовал излюбленный ответ всех таинственных муд… «Я хотела сказать чудаков», — поправилась я, когда в ушах загрохотал смех невидимого собеседника.

Господи! Это было невыносимо! Кто играл в рыцарей и его лупили палкой по кастрюле-шлему, тот поймёт мои ощущения. Если это и есть хвалёная телепатия, то я уже ненавижу её всеми фибрами души!

Я уж думала, что сойду с ума, когда невидимый собеседник наконец-то сжалился, и в моей несчастной голове воцарилась благословенная тишина.

Проигнорировав взгляды спутников, не понимающих, что со мной творится, я подняла голову. Там, в небе, плавно взмахивая крыльями, летела настоящая жар-птица — сгусток пылающей ярости, хищный и прекрасный огонь. Томные красавицы, что я видела этой ночью, были всего лишь жалкой тенью грозного феникса.

Уверенная, что это он со мной разговаривал, я вытянула руку в его направлении и с моих пальцев сорвались голубоватые молнии.

— Эллирэу, торадо-ци! — выкрикнула я во весь голос.

— Эллирэу, заф-ци! — донёсся до меня ответный крик, и от феникса отделилась крохотная искорка.

С воем падающей бомбы на землю упало огненное перо — оно было с меня ростом, ослепительно яркое и жаркое, как зев доменной печи. Стержень пера, раскалённый добела, вонзился в скальный грунт и начал погружаться в плавящийся базальт. Не думая о последствиях (просто знала, что медлить нельзя), я дёрнула подарок феникса из камня и, ослеплённая невыносимой болью, потеряла сознание.