Мотель «Биттеррут»

Глава 17

Мейзи

— Этот стул неудобный, проворчал папа.

— Мой скрипит. Слышишь? — Позади меня мама так сильно дернула своим стулом, что деревянные ножки застучали по полу, и скрип, который раньше был не так заметен, эхом разнесся по всей комнате.

Я открыла рот, чтобы отругать своих родителей, но Бо опередил меня.

— Вы не помогаете.

— Прости, — пробормотал папа, в то время как мама замерла. — Мы просто нервничаем.

Нервничаю. Тревожусь. Раздражена.

Не было достаточно сильного слова, чтобы описать уровень моего беспокойства. Я была готова вылезти из кожи.

Сидя в маленькой комнате в здании окружного суда, я барабанила пальцами по деревянному столу перед собой. Стюарт был справа от меня. Мама, папа, Бо и Сабрина сидели в ряду позади нас. Джесс, Джиджи и Майкл стояли позади них. На моей половине зала суда было только одно свободное место.

Место, где должна была находиться идеальная задница Хантера.

Я оглянулся через плечо, глядя на дверь в сотый раз за последние полчаса. Где он? Он никогда не опаздывал. Он разозлился из-за сегодняшнего утра?

Хантер ранее пытался — в очередной раз — выплеснуть все, что было у него на уме о его прошлом. И — в очередной раз — я покорно отгородилась от него. Я поцеловала его умоляющие губы на прощание и закрыла дверь у него перед носом. Все, что он хотел мне сказать, могло подождать до окончания слушания. Касалось ли это его семьи, бывшей девушки или наших отношений, это могло подождать.

Слушание дела Коби было на первом месте.

Но даже если бы Хантер был сумасшедшим, он, по крайней мере, мог бы прийти сюда вовремя.

Я вздохнула и повернулась обратно к выходу, окидывая взглядом другую половину комнаты. Сторона Элеоноры Карлсон была бесплодна. Сам дьявол, ее свидетели и адвокат еще не прибыли.

Я взглянула на белые часы на стене за судейской скамьей: 8:50 утра. Слушание должно было начаться через десять минут, а ключевые участники еще не прибыли, включая судью. Единственным другим человеком в комнате была стенографистка, устанавливавшая свою машинку у входа. Разве остальные не верили в то, что нужно действовать быстро? Было ли что-то неправильное в том, чтобы начать все на несколько минут раньше запланированного? Потому что, если это слушание не начнется вовремя, шансы на то, что я окончательно сойду с ума, были очень, очень высоки.

Но, по крайней мере, я была не одна, кто сходил с ума. Я чувствовала, как папина нога, похожая на ствол дерева, подпрыгивает на полу, а мама снова ерзает на своем скрипучем стуле.

— Где Хантер? — прошептала мама.

Я просто пожала плечами. Хороший вопрос. Где Хантер?

— Он будет здесь, — сказал Стюарт маме.

Я повернулась, чтобы снова посмотреть на деревянные двери, желая, чтобы одна из них открылась, а с другой стороны был Хантер. Он был моим успокаивающим присутствием, моей твердой рукой, за которую я могла держаться, и я отчаянно нуждалась в поддержке прямо сейчас.

Открывайся. Открывайся. Открывайся.

Я еще секунду смотрела на двери, желая, чтобы они открылись, но темное красное дерево оставалось закрытым.

Повернувшись обратно, я в двадцатый раз оглядела убранство. Было ли обязательным, чтобы все залы судебных заседаний были отделаны деревом и только деревом? Должно ли это было быть утешительным и умиротворяющим? Если так, то на меня это произвело противоположный эффект. Я чувствовала себя запертой в этом деревянном кресле за этим деревянным столом в этой деревянной комнате.

Стены от пола до потолка были обшиты темными панелями. Дубовая скамья судьи возвышалась над нами. Деревянное сиденье рядом с ним было закреплено деревянными спинками. Единственной вещью в комнате, которая не была деревянной, был свежевощеный линолеумный пол, который сиял под люминесцентными лампами наверху.

Я как раз была в середине эпизода сериала «Закон и порядок».

— Дыши глубоко. — Стюарт накрыл мою руку своей, чтобы я перестала барабанить пальцами.

Я повиновалась, наполнив легкие воздухом, прежде чем выдохнуть:

— Прости.

— Все будет хорошо. Доверься мне.

Я кивнула, и когда он отпустил мою руку, я сунула ее себе под бедро.

Воздух изменился, когда двери распахнулись, и моя половина комнаты повернулась, чтобы посмотреть, кто входит. Пожалуйста, пусть это будет Хантер. Мой полный надежды взгляд сменился раздраженным взглядом, когда Элеонора Карлсон вошла в дверь в сопровождении своего адвоката. Я посмотрела мимо невысокого лысеющего мужчины, ожидая увидеть одного-двух свидетелей, но эта пара была одна.

Никаких свидетелей? Я жаловаться не стану. Отсутствие свидетелей у нее было благом для меня.

Потому что без свидетелей и улик, доказывающих, что я не гожусь на роль родителя Коби, это было бы слово Элеоноры против моего. Судья Тубор, возможно, с меньшей вероятностью дал бы ей время с Коби, если бы она предстала такой сукой, какой явно была.

Высокие каблуки Элеоноры резко застучали по линолеуму, когда она с важным видом прошла в переднюю часть комнаты. Черный блейзер и юбка-карандаш подчеркивали ее тонкую, как жердь, фигуру. Верхняя пуговица на черной блузке под блейзером, должно быть, душила ее. С темными волосами, собранными в тугой пучок, тонкие морщинки на ее лбу были почти незаметны. Я бы отдала должное Элеоноре в одном: она была красивой женщиной. Она выглядела значительно моложе своих лет, и у нее явно были деньги, чтобы содержать себя. Ее нос был странным и явно неестественным.

Высоко подняв подбородок, Элеонора направилась к своему столику напротив нашего. Только когда она села, она потрудилась посмотреть мне в глаза. Она бросила на меня злобный взгляд, прежде чем сесть на свой собственный деревянный стул.

Этот взгляд был слишком красноречив.

Я пришла к такому выводу после нашего первого появления в суде и нашей ужасной попытки посредничества. Эта битва за опеку была не из-за Коби, а из-за меня. Элеонора Карлсон наказывала меня за убийство ее сына. Я просто надеялась — ради Коби, — что судья Тубор тоже это понимал. Мой сын не заслуживал того, чтобы его использовали как пешку в этой войне между взрослыми.

Когда адвокат Элеоноры устроился в своем кресле, я снова посмотрела на часы.

Пять минут.

Пять минут, и испытание начнется.

Пять минут Хантеру, чтобы доставить свою задницу в здание суда.

Где он? Что-то случилось в больнице? Его вызвали по срочному делу?

Я наклонилась к своей сумочке под столом и нащупала свой телефон. Экран был пуст. Отправив Хантеру сообщение «Где ты?», я четырежды проверила, что мое устройство отключено, прежде чем убрать его.

Я сидела совершенно неподвижно. Тишина в комнате была зловещей. Мне было трудно сделать полный вдох, и как бы сильно мне ни хотелось вдохнуть немного кислорода, я не осмеливалась. Это было бы слишком громко.

Прошло минут двадцать, пока дверь в судейскую комнату за его скамьей не открылась и он не вышел.

Ну, вот и все. Ожидание закончилось.

Я проглотила подступившую к горлу желчь и сосредоточилась на судье, чтобы меня не стошнило.

Судья Тубор был пожилым человеком, вероятно, ему было далеко за пятьдесят, и он прожил в Прескотте всю свою жизнь. Его волосы были полностью седыми, но молодое лицо выдавало его возраст. На оливковой коже его лица почти не было морщин, за исключением нескольких лучиков вокруг глаз.

Сколько я себя помню, он был окружным судьей округа Джеймисон. Наше сообщество любило его, и поэтому никто никогда не смог победить его на выборах. Он всегда выигрывал мои голоса благодаря своим справедливым, но твердым суждениям, но, если он заберет у меня Коби, я никогда больше за него не проголосую.

— Доброе утро. — Судья Тубор кивнул нам всем, а затем сел на свою скамью, поправив черную мантию, прежде чем надеть очки для чтения и просмотреть бумаги на своем столе.

Поскольку судья на нас не смотрел, я бросила последний взгляд на задние двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как широкая фигура Хантера скользнула вбок.

Наконец-то. Мои плечи расслабились, когда я вздохнула.

— Извини, — одними губами произнес он, прежде чем занять последнее свободное место сзади.

Я кивнула и повернулась лицом к выходу. Обернувшись, я мельком увидела, как Элеонора снова свирепо смотрит на меня. Но на этот раз ее рычание было направлено не на меня, а на Хантера.

Ладно, это было странно.

Укол беспокойства кольнул меня в затылок, но я проигнорировала его, когда судья снова заговорил.

— Хорошо. Давайте начнем. — Он кивнул вниз, на стенографистку, чьи пальцы начали порхать, когда она начала печатать каждое слово юридического текста судьи Тубора. Он начал заседание с краткого изложения ходатайства об опекунстве и действий, которые он санкционировал во время нашей первой явки.

— Насколько я понимаю, никакое соглашение между мисс Карлсон и мисс Холт не могло быть достигнуто вне суда. Верно?

— Да, ваша честь, — хором ответили адвокат Элеоноры и Стюарт.

— Хорошо. — Судья Тубор оторвался от своих записей и снял с лица очки для чтения. — Тогда сегодня утром я вынесу решение об опекунстве. Мисс Карлсон, поскольку это ваша инициатива, мы начнем с вас. Я задам вам несколько вопросов, а затем у вас будет возможность представить свидетелей от вашего имени.

Элинор и ее адвокат одновременно кивнули.

Затем судья посмотрел на меня и мой отряд.

— Как только мисс Карлсон представит свое заявление и свидетелей, мисс Холт, у вас будет возможность ответить и представить своих собственных свидетелей.

Мы со Стюартом оба кивнули.

Судья наклонился вперед.

— Прежде чем мы начнем, я хотел бы напомнить вам всем, что я полностью на стороне ребенка. Мое решение будет принято для того, чтобы обеспечить наилучшие условия, чтобы ребенку были предоставлены все возможные возможности для процветания.

Я изо всех сил старалась сохранить бесстрастное выражение лица, но с каждым повторением слова «ребенок» мои челюсти сжимались все крепче. Судья Тубор знал мою семью. Он ходил в нашу церковь. Его жена помогала моей маме организовывать воскресные посиделки. И он знал Коби. Называть моего сына «ребенком» было безлично и никак не помогло ослабить комок напряжения у меня внутри.

— Теперь, когда мы все прояснили, давайте начнем, — объявил судья Тубор. — Мисс Карлсон, ваша ходатайство довольно необычно для бабушки. Вы добиваетесь шести месяцев полной опеки с ограничением посещений в течение этого времени матерью ребенка. У вас нет никаких доказательств того, что мисс Холт является неподходящим родителем. Можете ли вы объяснить, почему вы считаете, что вам необходимо оставить ребенка на такой длительный период времени вдали от его дома?

Ребенок. Серьёзно?

— Ваша честь, я чувствую, что моему внуку было бы неплохо пожить со мной добрую часть года. Это дало бы нам шанс сблизиться и наверстать все те годы, которые я пропустила, потому что он был только со своей матерью.

Я проглотила рычание. Отсутствие «сближения» было полностью делом рук Элинор. Она могла бы связаться с нами много лет назад. Забрать моего сына в Мичиган не решение проблемы.

— Почему вы считаете, что жить с вами в Мичигане — это единственный способ наверстать упущенное? — спросил судья, словно прочитав мои мысли. — Не могли бы вы запланировать больше визитов сюда, чтобы не прерывать домашнюю жизнь Коби?

— Я думаю, что разделение необходимо, — ответила Элинор. — Мне нужно, чтобы он был подальше от нее, чтобы я могла быть уверена, что мой внук получает надлежащее моральное воспитание.

Надлежащее моральное воспитание? Я чуть не вскочила со стула и так бы и сделала, если бы рука Стюарта не легла на мою. Мама тоже заволновалась, потому что позади меня ее стул снова заскрипел.

Я покачала головой и закрыла рот.

Элеонора Карлсон была чокнутой. Она думала, что сможет дать моему сыну надлежащее моральное воспитание? Ее собственный сын стал наркоторговцем и считал, что убийство невинных женщин приемлемо.

Прежде чем я успела пробормотать саркастическую реплику по поводу ее собственных родительских навыков, судья Тубор продолжил.

— Мисс Карлсон, вы предполагаете, что мисс Холт непригодна для воспитания Коби, но у вас нет доказательств того, что она не обеспечивает ему надлежащий дом. Детский психолог прислала мне свой отчет, и, судя по всему, Коби — счастливый и хорошо приспособленный ребенок. План воспитания, который вы предлагаете, привел бы к крайнему нарушению его семейной жизни. Почему я должен удовлетворять вашу просьбу, если вы не назвали мне ни одной причины забирать Коби у его матери на шесть месяцев в году?

Я наклонилась вперед, чтобы посмотреть на профиль Элеоноры. Она немного растерялась, ее карие глаза расширились, когда она посмотрела на своего адвоката в ожидании ответа.

Я ухмыльнулась из-за отсутствия у нее ответа. Неужели они не подумали о вопросах, которые задаст судья? Разве она не отрабатывала ответ за ответом перед зеркалом в ванной, как это делала я? Неужели она действительно думала, что вот так запросто заявится сюда и получит опеку над Коби, не доказав, что она этого заслуживает?

Может быть, я зря потратила прошедший месяц, беспокоясь. Может быть, Элинор была не просто сумасшедшей, но и глупой.

Наконец заговорил адвокат Элеоноры.

— Ваша честь, если я могу…

— Вы не можете. — Остановил его судья. — Я бы хотел, чтобы мисс Карлсон ответила на вопрос.

Элинор выпрямилась и прочистила горло.

— У меня нет конкретных доказательств того, что она неподходящая мать. Что я точно знаю, так это то, что эта женщина ничего не знала о моем сыне. Если у меня не будет шанса забрать у нее Коби, у него никогда не будет возможности узнать о своем отце. Ему промоют мозги, заставив думать, что мой замечательный Эверетт был монстром.

— Я никогда, ни разу, не говорила Коби ничего уничижительного об Эверетте. — Слова слетели с моих губ прежде, чем я успела их обдумать.

Взгляд судьи скользнул по мне, и он нахмурился.

Я вжалась обратно в кресло.

— Простите.

— У вас будет свой шанс, мисс Холт. — Судья Тубор отвернулся от меня и повернулся к Элеоноре.

— Держи себя в руках, — прошептал Стюарт, похлопывая меня по руке.

Я кивнула и перевела дыхание.

— Мисс Карлсон, — продолжил судья, — это ходатайство кажется крайним решением ваших опасений, что он не узнает о своем отце. Я хотел бы знать, почему вы не могли потратить время на то, чтобы рассказать Коби о его отце, пока он остается в своем доме.

— Я не могу находиться рядом с этой женщиной. — Резкость Элеоноры удивила нас всех; собранный фасад, который она привнесла в зал суда, быстро разваливался на куски. Мы пробыли здесь всего десять минут, а она уже рассыпалась в прах?

— Почему? — спросил судья, все еще настаивая на большем.

— А вы как думаете, почему? Она убила моего сына!

Услышав вспышку гнева Элеоноры, мама ахнула, а я дернулась на стуле. С таким же успехом Элеонора могла бы дать мне пощечину.

Хуже всего было то, что у меня не было опровержения.

Я убила Эверетта. Я сделала это не хладнокровно, но я отняла жизнь у ее сына. И хотя я ненавидела ее, я понимала, как тяжело было бы Элеоноре находиться со мной в одной комнате.

— Давайте все возьмем минутку, — спокойно сказал судья. — Я понимаю, что это эмоциональная ситуация, но помните, мы делаем это ради Коби. Я согласен с вами, мисс Карлсон, что лучший способ для него узнать о своем отце — это от кого-то, кто хорошо его знал. Как бабушка Коби, ваше влияние могло бы быть очень благотворно повлиять на его жизнь и помочь ему установить связь с памятью об отце.

Только через мой труп. Последнее, в чем нуждался Коби, — это знакомство с памятью Эверетта.

— Спасибо. — Элеонора шмыгнула носом и промокнула уголок глаза. Может быть, она была не так измотана, как я думала секунду назад. Может быть, все это было частью ее плана. Фальшивая драматургия. Пролила немного слез. Заставила судью пожалеть ее.

Он ведь не купился на это, не так ли?

Нет. О боже, нет. Мое сердце забилось еще быстрее, когда кровь отхлынула от моего лица. От одной только мысли о том, что Коби будет рядом с Элеонора, у меня закружилась голова.

Если Элеонора запустит свои когти в Коби, она ничего не сделает, кроме как собьет его с толку. Она изобразила бы Эверетта блестящим, но непонятым гениальным доктором, а меня — медсестрой-шлюхой, которая залетела, а затем совершила убийство. Коби никогда бы этого не понял. Мой любящий, заботливый, нежный маленький мальчик вот-вот должен был оказаться в центре ситуации, которую было бы трудно понять даже большинству взрослых.

Пожалуйста, судья Тубор. Пожалуйста, не поступай так с ним.

Он сидел на своей скамейке, не обращая внимания на мои безмолвные мольбы.

— У вас есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать, прежде чем мы начнем беседовать со свидетелями? — спросил он Элеонору.

Она покачала головой.

— Нет, ваша честь.

— Хорошо. Вы можете приступать к вызову ваших свидетелей.

Ее адвокат прочистил горло.

— На данный момент у нас нет свидетелей, ваша честь.

Брови судьи нахмурились.

— Ни одного?

— Нет, ваша честь, — ответил ее адвокат.

Да! Я вскинула под столом кулак.

— Хорошо. — Судья посмотрел на меня, но прежде чем он успел начать свой допрос, комнату заполнил голос Хантера.

— Ваша честь? — Я повернула голову. Хантер вскочил на ноги, подняв руку. — Я приношу извинения за то, что помешал. Меня зовут доктор Хантер Фарадей. Я пасынок мисс Карлсон и хотел бы сказать несколько слов, если вы не возражаете.

Подождите, что он сказал?

Глаза Хантера встретились с моими, когда я повторила его слова.

Я пасынок мисс Карлсон.

Пасынок? Мое сердце ухнуло в желудок, когда мой рот открылся, слова прокручивались в моей голове снова и снова.

Что, черт возьми, на самом деле происходило?

Хантер был пасынком Элеоноры? Было ли это тем, что он пытался мне сказать? Потому что, если это было правдой, это означало, что он знал Эверетта.

Все это время.

И он пытался сказать мне, но я от него отмахивалась.

Я не могла дышать. Я не могла думать. Все, что я могла делать, это сидеть и смотреть на мужчину в дальнем конце комнаты, который только что потряс меня до глубины души.

— Доктор Фарадей, пожалуйста, выйдите вперед.

Мои глаза следили за Хантером, когда он выполнял команду судьи. Я не могла отвести взгляд. Краем глаза я видела, как Бо кипел от злости, мама ошеломленно молчала, а обиженный взгляд папы был прикован ко мне. Но я просто не отрывала взгляда от Хантера.

Мужчина, которого я любила. Мужчина, который лгал мне в течение нескольких месяцев. Мужчина, который попытался признаться только сегодня утром.

— Пожалуйста, присаживайтесь. — Судья кивнул на стул рядом с собой. — Я думаю, мне хотелось бы услышать, что вы хотите сказать.

— Значит, нас двое, — пробормотал папа.

— Глубокий вдох, — прошептал Стюарт. — Все будет хорошо.

Я перевела взгляд на своего адвоката. Стюарт знал. Когда Хантер не смог сказать мне, он сказал Стюарту.

Я закрыла глаза, когда от смеси эмоций у меня закружилась голова. Мне было больно. Я была зла. Я была дурой. Никогда бы за миллион лет я не подумала, что это станет большим секретом Хантера. Никогда. Теперь я действительно жалела, что не позволила ему все объяснить.

Когда я открыла глаза, они обратились прямо к Хантеру. Он сидел, серьезный, в передней части комнаты, его умоляющие глаза просили дать ему шанс объясниться.

Нет. Мне не нужны были его объяснения. Возможно, он и пытался дать мне его недавно, но у него были месяцы до этой драмы с опекой, чтобы признаться во всем. И все же он молчал. Гнев вытеснил другие эмоции, и кровь заурчала у меня в ушах. Я легонько покачала головой Хантеру и отвела взгляд, не осмеливаясь взглянуть на него, иначе я бы закричала.

Я сидела, застыв на своем деревянном стуле, и слушала, не сводя глаз с летающих пальцев стенографистки, в то время как мои собственные вцепились в подлокотники кресла со всей силой, на какую были способны.

— Хорошо, — сказал судья. — Когда будете готовы.

— Спасибо, — кивнул Хантер. — Как я уже сказал, Элеонора Карлсон — моя мачеха. И, откровенно говоря, у меня отношения с Мейзи Холт. Мы встречаемся около трех месяцев, с тех пор, как я переехал в Прескотт.

И за все это время он ни разу не потрудился упомянуть, что точно знает, кто был отцом Коби.

Я крепко стиснула зубы, когда пристальный взгляд Хантера прошелся по моему лицу, но я отказывалась отрывать взгляд от стенографистки. Я едва сдерживала свои эмоции, и если бы я посмотрела на Хантера, то потеряла бы самообладание. Я не могла позволить себе потерять Коби.

Я проглотила сухой смешок. Какая ирония судьбы. В последнее время я думала о том, как было бы замечательно, если бы Хантер однажды стал отцом Коби. Хотя мне не нужно было беспокоиться об этом, потому что технически он был дядей Коби.

Мое сердце продолжало замирать, по мере того как другие вопросы переполняли мой разум. Были ли наши отношения уловкой? Было ли все это частью коварного плана Элеоноры забрать моего сына? Неужели Хантер играл со мной все это время?

Боль взяла надо мной верх, и мой подбородок задрожал. Сделав единственное, что пришло мне в голову, чтобы остановить наворачивающиеся злые слезы, я ущипнула себя за ногу. Сильно. Сейчас было не время думать о предательстве Хантера. Я смогу переварить это после того, как узнаю о судьбе своего ребенка.

Когда жжение в моей ноге усилилось, голос Хантера дрогнул, и я не смогла удержаться, чтобы не посмотреть на него снизу вверх. Уголки его рта были опущены в печальной гримасе.

Он видел этот щипок.

— Доктор Фарадей, вы выступаете сегодня от имени мисс Карлсон или от имени мисс Холт? — спросил судья Тубор.

— Вообще-то, я хотел бы сегодня выступить от имени Коби.

Одно предложение, и весь мой гнев испарился в одной горячей слезе, скатившейся по моей щеке.

Хантер любил Коби. Вся деревянная комната эхом отозвалась от этой любви в его голосе.

Что только причиняло еще большую боль от его лжи. Мимолетная мысль о том, что все это может быть уловкой, вылетела у меня из головы. Хантер, возможно, и предал меня, но он оставался верен Коби.

По крайней мере, это было так.

— Я познакомился с Коби около четырех месяцев назад, когда познакомился с Мейзи, — сказал Хантер. — За это время я имел честь провести с ним время. Он замечательный ребенок. У него интеллект его отца. И сердце его матери.

Моя стойкость поколебалась. Глаза Хантера, полные сожаления и извинения, ждали моего взгляда. Его плечи напряглись, прежде чем он взглянул на Элинор.

— Ваша честь, если вас беспокоит знакомство Коби с Эвереттом, то я позабочусь о том, чтобы это произошло. Но я не могу с чистой совестью молчать о характере Нелл. Коби не выиграет от того, что проведет время в Мичигане.

Нелл?

Судья задал тот же вопрос.

— Она предпочитает, чтобы ее называли Нелл, — пояснил Хантер.

Элинор была Нелл.

Удары продолжали сыпаться, и я, побежденная, опустилась на свой жесткий стул. Я специально спросила Хантера о Нелл, и он не стал мне отвечать. Хотя это была прекрасная возможность для него признаться во всем.

— Давайте послушаем об этих проблемах с характером, — сказал судья.

Хантер кивнул.

— Коби нуждается в любви и привязанности. Он ничем не отличается от любого другого ребенка. Нелл не в силах дать ему ту любовь, в которой он нуждается. Это просто не дано ей. Нелл вышла замуж за моего отца, когда мне было десять, и за те двадцать четыре года, что я ее знаю, она ни разу меня не обняла. Она никогда не готовила мне еду и не говорила, что ей не все равно. Все эти качества, те материнские качества, которые Коби получает от Мейзи, будут полностью отсутствовать в то время, которое он проведет с Нелл.

Как бы я ни была расстроена тем, что Хантер хранил секреты, мое сердце все еще печалилось о его детстве. Его мать умерла слишком молодой. Его отцу пришлось пережить потерю жены. Хантер застрял с холодной мачехой и Эвереттом в качестве сводного брата.

Но он солгал. Я не могла этого забыть.

— Коби — счастливый ребенок, ваша честь, — продолжил Хантер. — Разлучите его с матерью и это вызовет стресс в его столь юной жизни. Если бы Элеонора была более любящей в моей юности, я бы согласился, что влияние бабушки могло бы быть благотворным для Коби, но я не думаю, что здесь дело обстоит именно так.

В комнате воцарилась тишина, когда последние слова Хантера разнеслись по комнате. Все сидели неподвижно, переваривая его заявление.

Мгновение спустя судья Тубор нарушил молчание.

— Не хотели бы вы ответить, мисс Карлсон?

Элеонора потрясенно уставилась на Хантера, несколько раз моргнув, формулируя свой ответ.

— Мой шеф-повар готовит вкусные блюда, и у мальчика была бы отличная няня для других обязанностей.

— Коби, — сказал Хантер. — Не «мальчик». Его зовут Коби.

Удивление сменилось ненавистью, и ее лицо исказилось в гримасе.

— Я ненавижу это имя. Если бы она не убила Эверетта, у него было бы приличное имя.

Каждый Холт в комнате ахнул.

— Я приношу извинения, ваша честь, — заговорил адвокат Элеоноры после того, как шикнул на свою клиентку.

— В ваших же интересах, мисс Карлсон, оставить свое мнение о смерти вашего сына за рамками этого разбирательства.

— Конечно, — ответил ее адвокат.

— У вас есть еще что-нибудь, что вы хотели бы добавить, доктор Фарадей? — спросил судья.

Хантер покачал головой и кивнул Стюарту.

— Нет. Спасибо вам за предоставленную возможность выступить.

— Вы свободны.

Хантер кивнул и поднялся со стула. Когда он проходил мимо меня, я изучала стол, пока он не вернулся на свое место. Когда я подняла глаза, судья Тубор пристально смотрел на адвоката Элеоноры.

— У вас есть другие свидетели?

Лысый мужчина покачал головой.

— Хорошо. — судья Тубор посмотрел на Стюарта. — Мистер Редхилл. Вы можете приступать к своим свидетельским показаниям.

— Прежде чем мы перейдем к показаниям свидетелей, ваша честь, я хотел бы обратить ваше внимание на кое-что еще.

Что? Что еще там было, кроме наших свидетелей? Когда же у нас закончатся эти чертовы сюрпризы? Я открыла рот, но тут же закрыла его, когда Стюарт бросил на меня уничтожающий взгляд.

Он вытащил небольшую стопку бумаг из-под своего блокнота и встал, протягивая их судье.

— Ваша честь, моя клиентка и я очень обеспокоены историей домогательств от мисс Карлсон.

Домогательства? О чем он говорил?

— За последние несколько месяцев мисс Карлсон сделала огромное количество звонков мисс Холт. Как вы можете видеть в тех записях, которые шериф Клири получил прошлой ночью, с номера, зарегистрированного на мисс Карлсон, звонили на номер мисс Холт по крайней мере раз в день в течение почти двух месяцев. Она спрашивала мисс Холт о смерти ее сына, на что Мейзи отказывалась отвечать.

У меня снова закружилась голова. Элеонора, а не репортер, звонила мне всю весну? Элинор отвела виноватый взгляд от своего раскрасневшегося адвоката.

— Как она продемонстрировала сегодня, — продолжал Стюарт, обращаясь к судье, — мисс Карлсон не испытывает особого почтения к мисс Холт. Эти навязчивые телефонные звонки — не что иное, как преследование. Мы считаем, что мисс Карлсон добивается этих длительных периодов пребывания Коби без присмотра, чтобы отдалить его от матери.

Судья нахмурился, продолжая просматривать записи телефонных звонков. Положив их на стол, он оперся локтями о стол.

— Мисс Холт, вы были бы против того, чтобы разрешить мисс Карлсон посещать Коби под присмотром раз в месяц?

Я покачала головой.

— Нет, ваша честь.

— Очень хорошо. Мисс Карлсон, я отклоняю вашу просьбу о раздельной опеке. Я вознагражу вас одним посещением Коби на выходных в месяц. Место, наблюдение и продолжительность этих посещений будут определены мисс Холт. Есть вопросы?

Элинор начала что-то говорить, но ее адвокат протянул руку.

— Никаких вопросов.

— Мистер Редхилл?

— Нет, — сказал Стюарт. — Спасибо, ваша честь.

— Тогда это дело закрыто и откладывается в долгий ящик. — Он стукнул молотком по подставке и встал, глядя сверху вниз на стенографистку. — Закончили рано. Будем надеяться, что остаток дня тоже пройдет по расписанию. — Затем он поспешил обратно в свою комнату.

Как только за ним закрылась дверь, Элеонора, сопровождаемая своим адвокатом, встала из-за их столика и устремилась к двери. Она рывком открыла ее, но остановилась, чтобы сказать Хантеру.

— Твоему отцу было бы стыдно за то, что ты предал меня.

— До свидания, Нелл, — было его единственным ответом.

Она покинула зал суда, и, если моя полоса везения продолжится, она уедет из Монтаны еще до наступления темноты.

Стюарт вздохнул с облегчением, когда дверь захлопнулась.

— Битва выиграна.

Когда я встала со своего места, в ряду позади нас образовалась стена из крупных тел. Папа, Бо, Майкл и Джесс стояли плечом к плечу. Я не могла видеть их лиц, так как они стояли ко мне спиной, но я знала, что они не улыбались.

А мимо них шел Хантер. Он смотрел прямо сквозь них на меня.

Стюарт был прав. Мы выиграли одну битву.

Но вот-вот должна была появиться еще одна.