— Мне бы не квартиру… — начинаю мяться неуверенно, не ожидавшая подобного ответа. — Мне достаточно плитку починить. Она старенькая, плохо греет. Или просто объяснить, как печку топить. Я городской человек, а тут оказалась в таком вот трудном положении. Ты — мужчина. Наверняка, все лучше меня знаешь. И разбираешься. Даже с печью справишься…
Никита только улыбается своей обворожительной улыбкой:
— Так зачем тебе вникать в деревенскую жизнь? Когда есть возможность вернуться снова в цивилизацию?
Вот так. Даже моя лесть относительно его силы и способностей не помогает решить проблему. И что самое примечательное — Никите безусловно понравилась моя похвала. Вот только не хочет он обращать на нее внимание. Замараться боится…
— А что в твоем понимании означает слово «цивилизация»? — спрашиваю с незначительным вызовом, потому как разочаровывают его вопросы.
Он пренебрежительно окидывает наш домик и калитку, которая закрывается так, что ее можно открыть одним нехилым движением. При желании даже пятилетний ребенок поймет, как попасть на территорию нашего участка. А при нехорошем желании еще и в дом проникнет, и вынесет все ценное. Хотя ценного ничего нет, но все-таки. Что касается же наших жизней, так здесь вообще все страшно. Я даже думать боюсь, что случится, если кто-то посторонний задумает сделать с нами плохое…
— Нормальные условия проживания, — отвечает Никита. — Разве можно в такой халупе жить с комфортом?
Никита кивает на дом уже с не пренебрежением, а с какой-то брезгливостью. Понятно, что дом очень старенький. Бревенчатая постройка в принципе не вселяет уверенности в завтрашнем дне. А учитывая, что краска давно облупилась, весь вид говорит не только о мрачности, но и о безысходности и бедности. В то же время, как не крути, а это дом моей бабушки. Уже покойной бабушки. И мне он дорог, как память. Я еще не знаю, что здесь с отоплением, и можно ли в доме зимовать, но уже всерьез рассматриваю эту возможность. В конце концов, у меня есть братья, которые помогут подлатать избушку. Ведь исключать вариант, что нам придется с мамой жить здесь постоянно, нельзя. Кто его знает, смогу ли я снять хотя бы крошечную квартирку с удобствами к холодам.
— Боюсь представить, какой у тебя дом, если ты на мой смотришь с такой брезгливостью, — слегка язвлю, не забывая сложить руки на груди, встав в вызывающую позу.
Мой настрой не остается незамеченным Никитой, поэтому он еще больше улыбается, но кривит губы так, будто извиняется.
— Катюш, — произносит он тихо и мягко, — я не хотел обидеть тебя или твой дом. Но согласись, что жить в нем, да еще и с детьми, крайне неудобно.
— У меня один сын, — уточняю.
— Это пока, — Никита берет мою руку в свои ладони и нежно поглаживает пальцами ладонь. — А в скором времени у нас появятся еще дети, поэтому надо бы позаботиться об их проживании. И о работе их родителей тоже. Поэтому, пока их папе предлагают руководящую должность в Москве, надо не упускать данную возможность.
— Напомни мне, пожалуйста, когда я вчера согласилась стать твоей женой и родить от тебя детей? — возможно, мой вопрос слегка грубоват, но по-другому я не знаю, как остановить этого неугомонного мужчину. В конце концов, я требую хотя бы элементарного предложения руки и сердца!
— Все будет хорошо, милая, — Никита только улыбается, не обращая внимания на дерзость с моей стороны.
Он подходит ко мне еще ближе и на ухо шепчет:
— А пока давай все же куда-нибудь сходим вместе. Поговорим о нашем будущем. Ты сможешь высказать мне все претензии. Я буду молча слушать.
Последнее меня привлекает больше всего, поэтому я еще раз смотрю на Никиту серьезно и решаю поговорить в другой обстановке. Не перед калиткой. И не перед его водителем.
— Я сейчас, — только и остается ответить мне, удаляясь в дом переодеваться. — Только сразу говорю, никаких ресторанов. Тем более что их в этом городе нет.
— Я планировал увезти тебя в соседний, — тушуется слегка Никита. — Но раз ты не хочешь, поедем в кафе. Как вчера.
— Если обманешь, выпрыгну из машины на ходу, — заявляю решительно, понимая, что в этом случае он просто заблокирует двери. — А если ты мне этого сделать не позволишь, заявлю на тебя в полицию. Напишу заявление, что ты пытался меня изнасиловать. Разумеется, местная полиция не будет разбираться с моим делом. У тебя же здесь все схвачено. Но мой брат Кеша подскажет мне, как выйти на твое предполагаемое новое руководство. И поверь, я смогу ославить тебя на всю Москву.
Никита только поднимает руки с улыбкой на лице:
— Сдаюсь, — говорит тихо.
Не знаю, но мне кажется, что он не привык к таким категоричным намерениям со стороны девушек. Что ж, покажу ему, что и такие в Мире тоже бывают.
Мирюсь с мыслью, что все же нужно переговорить с Никитой, пусть даже в кафе. И мне уже все равно, что обо мне подумают, и как на меня будут смотреть. Этот человек настроен на счет меня серьезно. Он хочет увезти меня в Москву, а не просто затащить к себе в койку. И я не исключаю подобного рода развития событий.
Во-первых, ребенку нужен отец, а Рустам даже не позвонил ни разу за это время. Ему все равно. Он не интересуется Тимуриком. Совсем. Во-вторых, поднимать сына одной мне будет сложно. Тем более здесь. В этом городе слишком мало шансов достигнуть финансовой стабильности. Если только не пойти работать на табачную фабрику. Но я хореограф. Я хочу заниматься с детьми. А здесь этого сделать будет сложно. Другое дело в Москве. Там для меня возможностей больше. Больше уже открытых студий. Больше шансов открыть собственную.
— Ты куда? — слышу озадаченный голос матери.
— В кафе, — кидаю быстро, не желая вдаваться в подробности.
Но мама решила проявить мать, потому как встает в дверном проеме словно распятой.
— Я тебя никуда не отпущу. Ты не девчонка на побегушках, — шепчет гневно.
— Мам, прекрати, — говорю строго, потому как разговор с Никитой все равно успел меня слегка разозлить. — Я должна переговорить с ним еще раз.
— Пусть зайдет в дом, — мама старается быть непоколебимой. — Здесь и переговорите.
— Нет, мам, — смотрю на нее многозначительным взглядом. — Это личный разговор.
— Ааааа, то есть ты решила с ним шашни замутить?! — чуть ли не вопит мать.
Подхожу к ней ближе и стараюсь ее успокоить.
— Мам, Никита жениться на мне хочет. В Москву увезти. Меня и Тимурика. У ребенка должен быть отец. Если ты захочешь, я и тебя с собой заберу.
— В какую Москву, глупая, — смотрит на меня с сожалением. — Он тебе золотых гор сейчас обещает, чтобы ты сдалась быстрее. Чтобы время с тобой провести, а потом переключится на новую молодую дурочку.
— Даже если и так, — пожимаю плечом, — мне не шестнадцать. Терять нечего. Так что, проведу приятно время.
Мама смотрит на меня, прищурив глаза. А потом решительно отходит, дав мне дорогу.
— Иди, — заявляет она. — Вот он с тобой переспит, бросит, а нам из города срочно уезжать придется. Вернемся домой. Я в свою хрущевку и к ученикам, а ты к Рустаму. У ребенка же должен быть отец!
Мама обиженно уходит в комнату к Тимурику. Я же слегка растеряна ее заявлением, но быстро беру себя в руки. В конце концов, спать я с ним не собираюсь. Вот пусть сначала в Москву увезет. А уже потом будет руки распускать. Не думала, что я такая меркантильная особа, но приходится быть такой. Ради ребенка и его будущего.
Пусть у нас с Никитой в Москве ничего не выйдет путного и мы разойдемся, но старт он мне даст. Может быть, даже и в финансовом плане. Ничего. Раздвину ноги. Терять мне действительно нечего. А упускать возможность не хочется. Да и утереть нос Рустаму хочется. И Андрею тоже…
Потерплю годик. Тимурик за это время не успеет привыкнуть к Никите, как к отцу. Разумеется, он будет скучать, когда мы съедем. Но вскоре забудет и вспоминать не будет. Я же постараюсь все сделать, чтобы мой сын жил достойно. Не обещаю с обеспечением отцовского участия и вообще мужского воспитания. Но на столе у него всегда будет качественная еда, а одет будет, пусть не в брендовую, но вполне красивую и модную одежду.
Приезжаем с Никитой в то же кафе, где были вчера. На меня опять смотрят косо, и я понимаю, что дело сейчас не в спортивном костюме, в котором я была вчера. Сейчас на мне привлекательный летний сарафан. Он понравился Никите. А я в нем — еще больше.
— Ты просто очаровательна, — улыбается он мне и принимается делать заказ подошедшему официанту.
Никиту здесь знают, поэтому даже обещают сделать хорошую скидку. В результате он заказывает большой садж шашлыка с овощами, приготовленными на гриле.
— Я не голодна, — поясняю, — не нужно было столько заказывать.
— Катюш, я просто хотел тебя вкусно накормить, — улыбается Никита. — Ты наверняка устала за эти дни. Поэтому просто расслабься.
Следующие полчаса прошли в спокойной обстановке и за разговорами. Никита спрашивал у меня, откуда я приехала, чем занимаюсь и сколько лет моему ребенку, что меня смутило.
— Я же вчера тебе говорила, что ему всего три месяца, — стараюсь улыбаться.
— Ааа, — будто вспомнил Никита, — точно! Забыл совсем. Столько работы. В голове столько мыслей.
— И какие же мысли тебя всегда беспокоят? — интересуюсь для приличия.
Мне неприятен тот момент, что Никита пропускает мимо ушей некоторые моменты, сказанные мною. И не только о ребенке. К примеру, я рассказала ему, как Андрей помог нам перекопать огород, а Никита стал говорить о нем гадости, пропустив информацию об оказанной нам помощи. Он даже не остановился на том, каким образом Андрей смог за один день провернуть такую большую работу. А уж факт, что он самостоятельно починил нам холодильник, вообще не был оценен Никитой. Я даже не услышала от него, что-то вроде: «Люди только при отсутствии денег устраняют поломку своими руками».
Он сразу же перешел к разговору о его скором переезде в Москву. Нахваливал себя и свои способности. Говорил, как смог всего быстро и самостоятельно добиться. Никита довольно быстро от вопросов обо мне просто перешел к откровенному хвастовству. Я же только улыбалась. И старалась быть милой. Москва. Пока что пленила меня только она. Но к концу вечера от подобных разговоров мне стало скучно.