Сегодня за завтраком Давлат особенно весел. Видимо, уже предвкушает первый мой вечер в их клубе. Как сказал Роман — это лишь хобби, то есть, мужу вовсе необязательно там появляется каждый день. Но кто же позволит мне нормально освоится и адаптироваться? Нет, благоверный обязательно явится, чтобы портить мне настроение и проверять на крепость…
Ну что ж, пусть так, я готова. И не надо бросать на меня такие многозначительные взгляды. Мы ещё посмотрим кто кого…
Вставая из-за стола, Давлат кладёт перед Лампой пластиковую карточку и воркует, целуя руку:
— Евлампия Сергеевна, вверяю сей алмаз, — указывает на меня, — вам и полагаюсь на ваше благоразумие: сегодня к семнадцати ноль-ноль госпожа Алелькина, — он нарочно делает акцент на моей девичьей фамилии, — должна выглядеть как бриллиант. У неё, в конце концов, первый рабочий вечер…
— Замётано, Давлат Михеевич, — улыбается эта предательница, — ограним.
Муж благодарит и, прежде чем я успеваю что-то сделать, наклоняется и целует в щёку, обдавая одуряющим запахом своего одеколона. Не могу вычленить отдельные ароматы, но весь букет просто сносит крышу — он такой, очень мужской и… сексуальный. Как и его носитель, который дарит мне обворожительную улыбку, подмигивает и уходит…
И меня предаёт не только подруга, но и собственное тело — оно помнит, как вчера сильные руки по-хозяйски обнимали его и желает вновь ощутить их на себе… Только эти руки — ничьи другие…
Из сладких грёз меня вырывает ликующий Лампин вопль:
— Шопиииинг!
Раньше она не была поклонницей подобного рода времяпрепровождения. Но раньше ей и не поручали… гранить алмазы. А к таким поручениям моя лучшая подруга относится столь же ответственно, как и к своим переводам.
И вот уже, вновь подпираемые Семёнычем, и с его копией на пассажирском сиденье, мы едем тратить деньги Давлата. Просто неприлично много…
Когда мы наконец выходим из последнего на сегодня бутика, амбалов-охранников не видно за пакетами и коробками. Дома, затащив всё это добро в мою комнату, принимаемся примерять и дурачиться.
Лампа и себя не обидела — мы нашли очень стильные вещи для беременных, и подруга просто не смогла устоять.
Я же на сегодняшний вечер выбираю строгую светло-кофейную блузку, под неё — узкую и элегантную кожаную юбку уже цвета крепкого кофе. Простые и элегантные аксессуары. Макияж Лампа мне делает хоть и более насыщенный, чем обычно, но всё равно неброский. Я иду туда работать с персоналом и встречать гостей, а не крутить попой. Так что — всё должно быть строго и в меру.
Довершают образ туфельки на невысокой шпильке.
К без пятнадцати пять я готова.
Лампа обнимает меня и говорит:
— Ты сегодня сведёшь его с ума, — и зачем-то шепчет на ухо: — помни, что я всегда ставлю на сильнейшего и не ошибаюсь…
Её напутствие заставляет меня улыбаться, когда я еду на работу — первую в моей жизни серьёзную работу. И намерена выполнять её качественно и на отлично, как учили в университете.
Однако, жизнь всегда вносит свои коррективы.
Едва я появляюсь в клубе, как меня требуют в зал — со мной желает познакомиться третий совладелец и брат Петр Лиход, сын третьей сестры…
Петр больше похож на Давлата — тоже высок и широк в плечах, правда, более грузный и уже успевший обзавестись небольшим, но заметным пузиком. Пётр давно и безнадёжно женат и детен, как мне сообщили, поэтому в гонке за дедовым наследством был первым. А вот два других оболтуса-кузена должны были предъявить главе семейства не только жён, но и наследников, чтобы им обломилось по солидному куску.
Зато, в отличие от братьев, Лиход даёт мне дельные инструкции и рассказывает, что к чему.
— И ты это, Кристин, объезди этого мустанга. Дав хороший, но сколько ж можно ему бобылевать? Так что давайте, торопитесь, у меня наследства нет, но подарок на родины племянника не заржавеет…
Густо краснею, киваю и предпочитаю ретироваться. Тем более, что на мобильный приходит сообщение от босса, который требует меня на ковёр…
Очень интересно! Я ещё ничего сделать не успела, а меня уже вызывают.
Давлат сидит, по-царски развалившись в кресле, и, окинув меня оценивающим взглядом, требует:
— Сделай мне кофе.
Вот это уже наглость! В приёмной сидит и пилит ногти секретарша Софочка, а я, значит, должна.
— Это не входит в мои должностные обязанности, — выпаливаю и намереваюсь уйти, но меня останавливает окрик:
— Я тебя не отпускал! — замираю на пороге: а у кое-кого, оказывается, премерзкий характер! Немудрено, что в свои тридцать три всё ещё холостяк. — Что входит, а что нет в твои должностные обязанности — решаю я, понятно?
Да уж, понятнее некуда, ваше Горынычество.
Вздыхаю и говорю:
— Да, Давлат Михеевич.
— Так-то лучше, — смягчается он. — Поэтому иди и сделай мне кофе.
Приседаю в реверансе, фыркаю и выхожу.
Софочка буравит меня взглядом, продолжая пилить ногти. Будто точит клинки для предстоящей схватки. Девушки из бухгалтерии уже донесли мне, что София Васильевна имела виды на Давлата Михеевича — охаживала и окучивала, а тут на тебе — упустила. Хотя, я возможно и отдам его назад через две недели. Только стриптиз посмотрю.
— Давлат Михеевич попросил кофе, — говорю.
— Ой, ну делай, — обиженно дует губки Софочка, и указывает на кулер и пакетик кофе «Прямо в кружку».
Я открываю шкаф и сразу же нахожу нужную чашку: на ней крупно написано «Босс». Ну кто бы сомневался!
Нервничаю, понятия не имею, как он любит. Кладу на свой страх и риск, будто Борьке. Растираю порошок с сахаром, заливаю кипятком.
Ммм… Пахнет вполне неплохо.
Их Горынычеству должно понравится.
Нахожу в шкафчике и небольшой серебряный поднос, ставлю на него чашку, кладу рядом ложечку, вроде мило…
Иду в назад в кабинет.
Софочка даже любезно открывает мне дверь, я проскальзываю внутрь, ставлю своё произведение перед мужем и ехидным елейным голоском говорю:
— Ваш кофе, Давлат Михеевич.
Отступаю на шаг, жду вердикта.
Он осторожно прихлёбывает, закрывает глаза, дразня меня непозволительно-длинными для мужчины ресницами. На лице расплывается явное удовольствие.
До замирания сердца жду похвалы, и так уверяю себя в ней, что оказываюсь совершенно неготовой к звучащей фразе:
— Кофе паршивый, — говорит Давлат и недовольно морщится, отодвигая напиток.
Ах гад! Ещё и лжёт! Я же видела, как кайфовал! Нарочно дразнит?
Вскидываю нос и цежу сквозь зубы:
— Не нравится — пусть секретарша делает! Я тебе не служанка!
Голубые глаза вспыхивают. Хищно, опасно. Кажется, я зря дёргаю тирга за усы, он уже еле сдерживается.
— Ты. Моя. Жена! — чеканит гневно.
Началось в колхозе утро, как любила говаривать Зинаида Сафроновна. Кажется, кое-кто страдает очень редкой формой амнезии: помнит лишь то, что хочется помнить ему. Ну что ж, освежим память:
— Фиктивная жена, — отвечаю в тон.
Он думает, что фиктивный брак дает ему на меня какие-то права? Еще чего! Кофе ему мой не понравился. Пусть скажет спасибо, что яду не подсыпала!
— Никак не угомонишься? — недовольно щурится Давлат, но продолжает сидеть в кресле.
— Нет, — отзываюсь, — просто хочу тебе лишний раз напомнить о сущности наших отношений…
Тянусь за чашкой, чтобы унести такой паршивый кофе и… то ли беру неловко, то ли от волнения и нервов движения рваные… В общем, чашка переворачивается и всё содержимое выплёскивается на кремовый и очень элегантный костюм Давлата…
На несколько секунд — они кажутся вечностью — повисает тишина. А потом Давлат с тигриным взрыком поднимается с кресла и направляется ко мне.
— Ты это специально?
Надо мной сейчас нависает матёрый хищник. И мне страшно до жути. Он ведь может сделать со мной всё, что угодно?
— Не-е-ет, — лепечу, вцепляюсь в поднос, как в спасательный круг, зажмуриваюсь, ожидая удара…
Но вместо этого он поддевает пальцем мой подбородок и требует:
— Смотри на меня, Кристина, когда отвечаешь…
Смотрю, хоть и дрожу.
Лёд в голубых глазах выпарился, теперь в них бурлит синяя лава…
— Думаю, следует вывернуть стоимость этого костюма из твоей зарплаты, что скажешь, а, дорогуша?
Нет! Нельзя из зарплаты! Мне страшно подумать, сколько может стоить такая вещь. Боюсь, что тут одной зарплаты администратора и не хватит. Поэтому набираюсь смелости — погибать, так с музыкой — и выпаливаю, глядя прямо в эти голубые глаза:
— Дорогой, я уверена, что ты не настолько меркантилен.
Он хмыкает, отстраняется, дышать становится легче.
— Ты права — это лишь кусок тряпки. Но… наказать тебя за безрукость всё-таки следует. И у меня есть идея, идём…
Он хватает меня за руку и тащит за собой.
— Куда? — лепечу по дороге.
— В зал, — сообщает он. — Сейчас начнут прибывать гости, будем встречать.
В приёмной командует Софочке:
— София, мы там разлили кофе, уберете всё… — и кладёт перед ней поднос, отобрав тот у меня.
Пока меня волокут в зал, в голове проносится тысяча испуганных мыслей: он что прилюдно меня наказывать собирается? О нет, такого унижения я не переживу!
В зале мы замираем в аккурат напротив дверей, причём поза несколько странная — Давлат будто прикрывает мной пятна на одежде.
— Будешь моей ширмой, — наклоняется и шепчет в ухо, взвивая волосы горячим дыханием. — Стой, улыбайся, кивай. А я сам буду приветствовать гостей. Поняла?
Киваю.
Меня сильнее притискивают к себе — спиной ощущаю его каменную грудь. На мгновение вспоминаю первый вечер в доме мужа и его самого, выходящего из бассейна…
Ой, не надо. А то жарчеет сразу. Да ещё эта наглючая рука, которая поглаживает мои бёдра…
Всё, я ширма, стою, не реагирую…
Нет, но он специально, да?
Ладони скользят то по моей талии, то задевают грудь, то опускаются на живот…
— Какая сладкая, — шепчут мне в ухо… — так бы и съел…
Начинают приходить гости.
Все, конечно же, обращают внимание на нашу недвусмысленную позу.
Я уже красная, как рак.
А Давлату хоть бы хны.
— Вот, новенькая у нас, стажирую… — говорит он гостям, которые непременно проходят по нам понимающим взглядом.
Стажируешь, значит, гад. Это теперь так называется? И тыкать кое-чем большим и твёрдым в стажёров тоже полагается?
Не зря я обула сегодня эти туфли.
Наступаю на носок Давлату — на этот раз нарочно и с коварной улыбкой — и вжимаю шпильку в дорогую кожу его брендовых мокасин. Кажется, выходит чувствительно. Во всяком случае, за спиной раздаётся сдавленное шипение, а руки на моей талии сжимаются так, что кажется треснут рёбра.
— Острые ощущения любишь? — зло выдыхает он мне в ухо. — Рад, что мы совпадаем в пристрастиях. Буду знать, как доставить тебе удовольствие в постели…
Опять!
Разумеется, ощущая за спиной его восставшую плоть, я нет-нет да уносилась в нашу первую и единственную ночь… Вспоминала, как ощущается он — большой, твёрдый, горячий — внутри… Как требовательны его губы. Как умелы его руки…
И горела, горела, горела…
Сохранять здравый рассудок и не сдаться на милость было невероятно трудно… Это был самый длинный вечер в моей карьере.
Хотя гостей в таком положении мы встречаем гостей недолго — Давлата отвлекает важный звонок. Он, пятясь задом, увлекает меня в коридор, здесь отпускает и говорит:
— Завтра важный вечер. Ты должна быть просто ослепительна. Прикупи платье и драгоценности…
Я киваю и заявляю:
— У меня есть достойное украшение. Ничего не нужно.
Он ещё раз скользит по мне взглядом и уходит с трубкой у уха.
Отправляясь домой после сумасшедшего вечера, я чётко знала, каким будет мой наряд и какое украшение будет сиять на мне.
Пора вывести в свет сапфировое колье.
— Вау! — таким замечанием оценивает мой образ Марк.
Он заглядывает в мою комнату в поисках своей жены, но буквально прилипает взглядом ко мне:
— Слушай, Кристя, не будь я женат, а ты замужем, то…
— То? — выныривает из шкафа, где возилась с вещами и была совершенно незаметной, Лампа. — Ты продолжай, продолжай, милый…
Марк тушуется.
— Не кипишуй, Лампадка, я просто хотел сказать, что Кристинка у нас очень красивая девушка. Сегодня все мужики будут её. — И уже примирительно поднимает руки, потому что Лампа уже движется на него, выпятив живот. — Ты не подумай ничего, Лампуля, я ж чисто по-братски. Тиша мне как сестра.
— Слушай, брат, — ехидно произносит моя подруга, — шёл бы ты отсюда. У нас тут таинство преображения. Мужчинам тут не место.
— Эй, Ламп, я ведь поговорить хотел.
— Вот Кристину провожу — поговорим, — и машет рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Марк, как ни странно, подчиняется.
— Оу, вот ты его выдрессировала!
— Ну дык, — она показывает несуществующие мускулы на тощей руке, — годы упорного труда и тренировок, и вот обезьяна начинает приближаться к образу человека.
— Сурово, — хихикаю и ещё раз кручусь перед зеркалом, осматривая себя со всех сторон.
Кажется, Марк прав — сегодня я, действительно, выгляжу хорошо. На мне чёрно-синее, переливчатое платье в пол, с длинным разрезом справа. Лиф с запахом, образующий «у»-образное декольте. Тонкие бретели пересекаются на спине крест-накрест. Платье обтекает фигуру, выгодно подчёркивая всё достоинства, а они, у меня, оказывается, есть — и впереди, и сзади. Перчатки до локтя делают образ законченным и придают хищности. Поэтому помада сегодня насыщенно-вишнёвая, сочная, манящая. Капельку духов с феромонами…
И пора украшать себя.
Открываю коробочку и ещё раз любуюсь изящной драгоценной вещицей. Тонкая витая цепочка из белого золота. По ней — россыпь мелких, будто капельки росы, бледно-голубых сапфиров. А крупный, насыщенно-синего цвета, камень в оправе, имитирующей тончайшие ветки, идеально ложится в яремную впадину. Металл приятно холодит шею, а камни таинственно поблёскивают, будто знают некую тайну и собираются её хранить даже от меня.
Отбрасываю назад сегодня свободно падающие на плечи волосы и сообщаю подруге:
— Я готова, пойду.
— Сделай их там, — напутствует она, обнимая.
Уже в зале понимаю, что духи были лишними. Ну, потому что они работают, именно так, как говорилось в рекламе — клиенты задают мне вопросы, не отрывая взгляда от декольте. И мне невольно хочется прикрыться. Чувствую себя как те девчонки, что вертятся на шесте на подиуме, или извиваются в круглых клетках, стоящих по бокам сцены…
Не представляю, что может заставлять женщин публично раздеваться и вытворять такое?..
Возможно, я слишком моралистка. Но я бы умерла.
— Какой алмаз и без должной оправы, — рядом со мной останавливается мужчина весьма привлекательной наружности. Он, конечно, не так высок, как Давлат, и черты у него не столь идеальны, но весьма эффектен. К тому же, жгучий брюнет. Он рассматривает меня, как вкусное лакомство, но при том — не так сально, как предыдущие клиенты.
— Сапфир, — поправляю я и невольно касаюсь украшения, — и у него есть оправа.
— Я о вас, моя дорогая, — продолжает улыбаться он. — Оправой женщины является мужчина. А вы одна и скучаете.
— Вообще-то, — перехожу на нарочито деловой тон, — я здесь работаю.
— Вы наверняка шутите? — он вскидывает брови. — Такие красивые женщины не должны работать. Они должны ходить по спинам коленопреклонённых мужчин…
— Отойди от моей жены! — раздаётся сзади, и брюнет просто подпрыгивает. на месте
А вот и моя оправа прибыла.
Что ж, включаем сияние и обольщение на полную мощность. Теперь можно.
— Давлат, — расплывается в улыбке этот Гриша. — Ты сказал: жены? Ты хочешь сказать, что эта богиня — твоя жена? Но при том ей приходится работать в этой клоаке?
— У нас — сложные отношения, Гриша, — почти рычит мой благоверный, — тебе не понять. Поэтому иди куда шёл.
Гриша испаряется так быстро, что создаётся впечатление, будто он просто проваливается сквозь землю.
Давлат сверлит меня злым и недовольным взглядом:
— На минуту одну оставить нельзя — обязательно рядом будет мужик!
— Ревнуете, Давлат Михеевич? — упираю руки в бока, смотрю на него в упор.
Он сегодня в серебристо-чёрном костюме и бледно-голубой, в тон глаз, рубашке. Рукава поддёрнуты, обнажая по-мужски красивые сильные руки. Стильные часы поблёскивают на запястье. Рубашка расстёгнута на три пуговицы…
Он стоит так, что алая светящая надпись с названием клуба, оказывается аккурат над головой. Что придаёт мужу пугающей инфернальности. Он идеально вписывается в атмосферу — злой и демонически-красивый…
— Нет, — хмыкает он в ответ на мой вопрос, — просто пытаюсь понять: что ты такое? Невинная овечка или волчица в овечьей шкуре?
— Оу! — тяну я, не на шутку пугаясь. — Вот это претензии! Объяснишь, чем я их заслужила?
Он хватает меня и затаскивает в одну из тёмных ниш, которыми изобилует зал. Толкает к стене, нависает, упирая руки по обеим сторонам моей головы, отрезая мне, тем самым, путь к отступлению.
— Обязательно всё объясню, — зло выдыхает он в миллиметре от моих губ, потом резко хватает колье и натягивает так, что цепочка впивается в кожу: — сразу после того, как ты, стерва, расскажешь мне, откуда у тебя эта вещь?! И очень советую не врать!