— Не бойся, — втянул носом запах. Н-да, девчонка вся пропахла им, — вреда я не причинить, — затем помолчал с минуту и добавил. — Каково оно?
— Что именно? — сцепила руки в замок.
— Каково с ним? Ты ведь делить с Кархемом постель.
— Я не смогу ответить на этот вопрос, — и уставилась себе в ноги.
— Да, не сможешь. Но тебе хорошо с ним?
— Прошу тебя, не надо.
— Он забрать твою честь, обещать заботиться, но знать, Эйва, все это забава. Вожак не иметь права быть с тобой, такая связь запрещена когумом. Никогда народ не принять его выбор. И он это понимать.
— Почему ты мне это говоришь? — подняла на него взгляд. — Чего ради?
— Потому что я желать тебе добра.
— С какой такой стати? Ты точно так же хотел меня взять к себе наложницей. В чем разница?
— Разница есть, Эйва, — печально улыбнулся, блеснув клыками, — я тебя не просто хотеть для постели.
— Мне нужно в покои, — до чего же стыдно смотреть ему в глаза. Но почему так стыдно?
— Габан, — кивнул.
Тарос довел ее до дверей в покои вожака и еле сдержался, чтобы не дотронуться до самочки. Надо лишь потерпеть, он все придумал, и скоро Эйва будет принадлежать ему, просто надо еще немного потерпеть.
— До встречи, мас синара (моя мечта).
Но она ничего не ответила, даже не одарила взглядом на прощание, не обернулась.
— Эйва? — произнес чуть слышно, на что девушка задержалась. — Я болеть тобой, — после чего ушел.
Болеет? Нет, не надо ею болеть, не надо хотеть, ничего не надо. И ей не надо о нем думать. Эйва зашла в покои, остановилась посреди комнаты. Что вообще происходит? Один взял в жены, второй мучается чувствами. И то, и то против их законов.
— Пришла? — раздалось из купальной, куда дверь была приоткрыта.
— Пришла, — направилась к нему.
Кархема нашла в купели. И впервые увидела его с распущенными волосами. До чего необычное зрелище! Он как раз намыливал черные как смоль пряди.
— Давай помогу, — подошла, — ты ведь их спутаешь.
— Как видишь, еще ничего не спутал, — покосился на нее.
— Позволишь? — протянула руку.
Вожак все-таки вложил ей в ладонь кусок мыла, который Эйва убрала, а вместо него взяла пузырь с Мыльником и влила в тот немного ахарского масла.
— Чтобы не путались, — пояснила, заметив его вопросительный взор.
Эйва встала у него за головой и начала медленно лить на волосы мыльный раствор, после принялась осторожными движениями растирать Мыльник по всей длине.
— Такие густые. Похожи на конские, только мягче.
— За два года отросли, — прикрыл глаза от удовольствия. Ее маленькие пальчики касались головы, массировали. Это ли не истинное блаженство, когда жена проявляет заботу о муже? — Думаю снова состричь, только мешают. У хаватов принято носить ирокез.
— Мне нравятся длинные, — полила голову водой, — за косу дергать удобно, — улыбнулась.
— Обычно, мужчина дергает за косу самку.
— А мы будем дергать друг друга, — вдруг убрала руки.
Спустя пару минут обнаженная птичка села на широкий борт купели.
— Прости меня, — взяла его за руку, прижалась к ладони щекой, — я так хочу тебе верить, просто боюсь. Боюсь, что ты не всерьез, что…
— Я всерьез, Эйва, — затянул ее в воду, усадил у себя между ног. — Мы обменялись кровью, а такими вещами у нас не шутят.
— Но разве меня примут?
— Я сделаю все, чтобы приняли. Не получится по-хорошему, сделаю по-плохому.
— Снова кровопролитие?
— Порой без этого никуда. Я люблю тебя, — накрыл руками мягкую грудь, — так случилось. Так должно было случиться. И очень хочу, чтобы ты любила меня. Нравится тебе или нет, но мы теперь семья.
— Прямо как они, — пролепетала со слезами на глазах.
— Кто?
— Не важно.
— Да нет уж, договаривай.
— Как Фаргар и Тайли. Ты ведь слышал о них?
На что Кархем сделал глубокий вдох, а на выдохе кивнул:
— Слышал. И видел. И думать не думал, что когда-нибудь уподоблюсь катагану.
— А я никогда не думала, что смогу… — к счастью или нет, но да, черт возьми, тысячу раз да, любовь родилась из ненависти. Искрой вспыхнула и разгорелась ярким пламенем. Вдруг, невзначай, — смогу полюбить орка. Самого грозного из всех. Что ты мне сказал тогда, в постели? — развернулась к нему лицом.
— Что ты мой выбор, моя судьба.
И она снова припала к его губам своими, но скоро перебралась к уху и так же прикусила за мочку:
— Не сердись на меня, — прошептала, — я, правда, в большой растерянности.
— Уже не сержусь, — обнял свою гарпию, — ты только верь.
— Хорошо, — легла ему на грудь. — Знаешь, что Макора мне посоветовала?
— М-м?
— Ублажать тебя всю ночь.
— Очень мудрый совет, — повел пальцами по ее спине, спустился к ягодицам, а когда коснулся промежности, с губ Эйвы сорвался стон.
Этого орку хватило, чтобы немедленно прекратить купания.