Как оказалось, Гиблые болота были не единственным опасным местом. На пути путников ждали гальзаровые скалы, славившиеся камнепадами, потому идти пришлось очень медленно и тихо. Переход занял двое суток. Шли без остановок, разве что, замедляя ход, чтобы прислушаться к скалам. Ирхат с Эйвой иногда дремали, а вот мужчины не сомкнули глаз.
Когда скалы, наконец-то, остались позади, все скорее слезли с лошадей. Девушки так и попадали на траву, что тощим слоем расползлась по сухой земле.
— Остался последний переход, — опустился на камень Радул.
— Думаешь, тебя примут? — Тарос устроился неподалеку. — Два года ты оставался верен Кархему, знаю некоторых катаганов, которые хотели вернуться, их развернули как раз на перевале. Или надеешься, девчонка поможет? — глянул на спящую Эйву.
— Я бы ушел в любом случае, — в свою очередь посмотрел на Ирхат, — Эйву решила прихватить твоя сестра. Мне-то девка без надобности.
— И давно ты положил глаз на Ирхат?
— Давно.
— Что ж тянул так долго? Наложницы не давали покоя?
— Я никогда не держал наложниц. Я истинный катаган. Мы выбираем самок по сердцу и женимся по когуму.
— И зря, — усмехнулся, — люди умеют скрасить одиночество.
— Эйва тебе тоже нужна как лекарство от одиночества?
— На ней я женюсь, — откинулся головой на высокий валун, — у нас будет семья. Наложницы хороши, когда сердце свободно, а телу тоскливо.
— Не забывай только про вожака. Кархем придет за ней.
— Пусть приходит, — взял в руку пару голышей, — и увидит своими глазами, что его больше не ждут, — а в следующий миг раздробил камни. — К слову, нас могут тоже развернуть.
— Что ж, тогда мы найдем другое место. Континент большой. А вот, что ты будешь делать, не знаю. Эйву катаганы заберут, в этом я не сомневаюсь.
— У меня есть, что предложить твоему клану. За время походов я много где побывал, много чего увидел. Уверен, орукам лишними ресурсы не будут.
Утро наступило незаметно. Эйва открыла глаза и обнаружила себя в руках Тароса, орк все еще спал, но держать её продолжал крепко. А Радул спал рядом с Ирхат, только Сакар бедолага ютился около каменной насыпи один одинешенек.
— Тарос, отпусти.
А он взял и еще сильнее прижал самочку к себе.
— Тебе же сказано, — раздался громкий голос спустя минуту, — отпустить! — Сакар стоял в паре шагов и смотрел на Тароса с ненавистью.
На что орк приоткрыл один глаз.
— А у тебя много воздыхателей, как я посмотреть, — улегся на спину, — извини, малец, детей не бью.
— Я тебе не малец. И готов сразиться за неё! — взялся за рукоять своего меча.
— Вот дорастешь, обязательно сразимся.
— Сакар! — поднялся Радул. — Угомонись. Нам сейчас разборки ни к чему.
— Цыпленок решил показать петуха, — Тарос тоже встал, — учти, будешь рыпаться, придется тебя наказать.
— Сакар, — вступила Эйва, — не надо, пожалуйста. Мы проделали такой путь…
— Он тебя лапать, когда пожелать. Все хаваты такие, для вас самки никто, — снова посмотрел на Тароса.
— Радул, предупреждаю, еще одно слово и я оборву мелкому поганцу уши.
— Рви, — отмахнулся, — раз уж так хочет, пусть получит.
А Эйва подошла к Сакару, взяла его за руку и отвела в сторону:
— Ты очень хороший, — заглянула в черные глаза, — заботливый, сильный, умелый. Но пойми, я принадлежу другому.
— Тарос тебе не пара, — обиженно отвернулся.
— Я не про него. У меня есть муж, Сакар. И я его люблю.
— Если бы еще он тебя любить.
— Даже если ты сейчас схватишься с Таросом, даже если победишь его, — и заметила, как орк сразу воодушевился, — я все равно не буду твоей самкой.
— Ладно, я тебя услышать. Но знать, если что, я рядом.
— Габан, — улыбнулась, — спасибо тебе.
Через час все были готовы к отправке.
— Ну, что? Успокоить своего маленького защитника? — Тарос помог Эйве взобраться на лошадь.
— А ты все злорадствуешь, — ощутила его могучее тело следом.
— У нас такие выскочки получать сразу, чтобы знать свое место. А не тронуть я его только из-за тебя. Если иметь смелость дерзить старшим, значит, быть готов и получить.
Перевала достигли к полудню, а когда ступили на самую высокую точку, аж оторопели. Перед ними как на ладони раскинулось плато, за которым начинались бесконечные горы, но орков удивила вовсе не природная красота. За два года здесь все изменилось до неузнаваемости. Некогда голые безжизненные земли превратились в поля и луга, на которых пасся скот, на месте деревни теперь стоял самый настоящий город с каменными домами. В самом центре города расположился рынок, где вовсю кипела жизнь.