Мой запретный форвард

ГЛАВА 42

Полина

Канада встречает меня ледяным ветром и ослепительно чистым небом.

Все вроде бы так, как я помню: серый дом с красной дверью, мамины каблуки, стучащие по паркету. Но у меня такое ощущение, что я уже не та.

Захожу в дом и вкатываю за собой чемодан.

— Доченька! — мама буквально влетает в прихожую, хватает меня за плечи и осыпает поцелуями. — Какая ты стала взрослая! Боже, я все время забываю, что у меня уже взрослая дочь!

— Привет, мам, — выдыхаю я, даже не сопротивляясь.

От нее пахнет сладкими духами, чувствую от нее легкую нервозность. Все, как раньше.

— Пойдем скорее, я хочу познакомить тебя с Ноем, — и мама тянет меня за руку в гостиную.

На диване сидит высокий мужчина лет сорока с чем-то, с добрым лицом и аккуратной бородкой. В свитере и с мягким взглядом, который сразу же располагает к себе.

— Полина, это Ной.

— Здравствуйте, — киваю.

— Очень рад познакомиться вживую, Полина, — улыбается мужчина.

И, кажется, он действительно рад. Без наигранности, без вот этого фальшивого «дочь моей женщины — мой шанс понравиться».

Вроде норм мужик. И главное, что не хоккеист. Уже плюс.

Они болтают, мама смеется и жестикулирует, перескакивает с темы на тему. Я сижу и слушаю вполуха про новую клинику, про йогу, про то, как «надо начинать все сначала».

Она не спрашивает, как у меня дела, как я жила в России. Да я уже и не жду. Я просто сижу и киваю, держу кружку с чаем, и чувствую, как усталость медленно накрывает меня.

— Вечером будет ужин, — мама наконец вспоминает, что я все еще здесь. — Я пригласила Тони. Ты же не против, милая?

— Нет, не против, — равнодушно произношу я.

— Я так обрадовалась, когда узнала, что ты возвращаешься с Тони! Вы же столько пережили вместе. Надо все обсудить, все уладить.

Я делаю глоток чая, чтобы скрыть, как губы дрожат.

Обсудить. Уладить. А я до сих пор помню, как руки тряслись от ярости. Он предал меня в самый сложный момент.

— Я пойду, мам, — встаю с дивана и ставлю кружку с недопитым чаем на стол. — Устала с дороги, хочу немного отдохнуть.

— Хорошо, милая. Можешь расположиться в гостевой спальне.

Вечером мы сидим за большим деревянным столом, на котором все выглядит слишком идеально: свечи, бокалы, тарелки, даже салфетки сложены в какие-то лебединые фигуры.

Мама сияет. У нее новое платье, легкие локоны и та самая улыбка, которую она включает, когда хочет произвести впечатление.

Ной сидит рядом с ней, он спокоен и внимателен. Он кладет руку ей на запястье, и мама будто становится мягче.

— Ну что, когда комиссия? — спрашивает мама обычным тоном.

Я открываю рот, но Тони меня опережает:

— Назначили через две недели.

Он говорит уверенно и смотрит на меня, но я отвожу взгляд. Не хочу видеть в его глазах жалость. Или то, что он считает себя моим спасителем.

— Хорошо, — мама кивает и делает глоток вина. — Главное, что не затягивают. Все решится.

Я ковыряюсь вилкой в тарелке. Еда вкусная, пахнет специями, но кусок не лезет в горло. Мама это сразу замечает.

— Что, невкусно?

— Вкусно, — отвечаю быстро.

Она усмехается.

— Я же сама не готовлю. Мы заказываем еду из ресторана, — она кивает на Ноя. — Он не против.

— Конечно не против, — мягко говорит Ной и целует мамину руку.

Я наблюдаю за ними и впервые за долгое время вижу, что мама счастлива по-настоящему.

— Они тебя обязательно оправдают, доченька, — мама смотрит на меня с улыбкой.

— Угу, — слегка киваю я.

Тишина растягивается за столом. Тони делает вид, что увлечен салатом. Мама поправляет локон. А я считаю в голове секунды до конца ужина, чтобы наконец остаться одной.

И вот после ужина я сбегаю почти сразу, сославшись на усталость.

Мама, конечно, недовольно вздыхает, но отпускает. Ной вежливо улыбается. Тони, разумеется, увязывается за мной.

Гостевая комната маленькая, но уютная: белые стены, мягкий плед, аромат свежего белья. Я сажусь на кровать и вытягиваю ноги. Хочу обычной тишины без разговоров, без лиц и без прошлого.

Но Тони не унимается. Он закрывает за собой дверь и, опираясь на косяк, начинает своим привычным бодрым голосом:

— Полли, я тут подумал… ну, что, может, все это к лучшему. Представь, когда тебя оправдают, мы можем снова выйти на лед. Все по-новому, без давления и без шума. Только ты и я.

Он говорит, а я смотрю на него и вижу старую запись, которая крутится уже в сотый раз. Те же слова, тот же блеск в глазах, те же «мы». Только теперь они не греют, а давят.

— Мы будем тренироваться вместе, — продолжает он. — Я знаю, ты в форме. Немного восстановишь прыжки, и все вернется. Ты ведь все еще любишь лед, Полли?

Он садится рядом, его рука ложится на мою, и я чувствую, как внутри поднимается раздражение.

Люблю ли я лед? Да.

Но не этот разговор, не эту искусственную уверенность. Тони не понимает, что я больше не та девчонка, которая ловила его каждое слово, как приказ.

Я киваю, потому что не знаю, что сказать. А в сердце сидит Ярослав с его живыми глазами, вечно растрепанными волосами и тем персональным смехом, когда он притворяется, что ему пофиг.

Его ледяные пальцы на моей коже. Его низкий, но настоящий голос.

«Да почему ты постоянно во всем ищешь подвохи?».

Сейчас бы услышать это снова. Просто, чтобы убедиться, что он правда был, а не приснился.

— Ты меня слушаешь? — Тони наклоняется и ловит мой взгляд.

— Да, — выдыхаю я, хотя не уверена, что хоть одно слово из его речи дошло до моего сознания.

Он улыбается и ничего не замечает.

— Знаешь, все будет круто. Главное, снова выйти на лед. Мы справимся.

Я улыбаюсь в ответ, чтобы не обидеть его. Но где-то глубоко, под этим вежливым выражением, все уже решено.

Я больше не хочу «мы». Хочу себя.

И, возможно… его.