Начало пути (СИ)

10

Пройдя по лугу, вся кампания подошла к очень большой горной деревне, скорее даже городку, каменные дома, которого прилепились к уступам горы. Их сразу же повели в самый большой дом, названный Старком общинным, а лошадей куда-то увели.

Путникам дали умыться с дороги, пообещав, что потом они смогут, если захотят полностью вымыться. Захотели все, поскольку они давно не имели такой возможности. Особенно обрадовались этому девушки. Но более всех Вил и Лера. Ну а пока их пригласили к столу, который накрыли очень быстро.

И чего на нем только ни было! Они уже давно не видели такого изобилия, а некоторые из них вообще не видели никогда. Блюда в основном были мясные, но какие разнообразные: и вареное мясо, и жареное со специями, и печеное, и парное, и более пресное, и перченое. Только копченого не было, но оно всем за время путешествия по Долине мертвых итак изрядно надоело. И, видимо горцы об этом знали или догадывались.

Эдвин с друзьями, увидев такое застолье, обеспокоились, не объедят ли они хозяев, но горцы только добродушно засмеялись и сказали, что мяса у них много. Гостям подали даже мед, ягоды и лепешки, хотя последних как раз было мало — по одной на двух человек. Видимо с хлебом все обстояло не так благополучно. Еда оказалась не только на вид и запах хороша. Она была просто удивительно вкусна. Горцы были довольны тем, что гости отдают дань тому, как о них заботятся.

В самый разгар пира, когда ребята и девушки перезнакомились с хозяевами, тоже подсевшими за стол, в общинный дом зашла женщина средних лет. Леорнийцы до сих пор видели только мужчин, которые были немного похожи между собой, как могут быть похожи члены одного, изолированного племени. А горянку они увидели в первый раз и с любопытством смотрели на нее. Она была уже не молода, но чувствовалось, что в молодости она была чудо, как хороша собой. Женщина поздоровалась со всеми и сказала, что зовут ее Тэрена и что она является матерью племени. Все присутствующие уважительно склонили перед ней головы. Горцы пододвинулись, давая ей место. Они сидели за столом напротив гостей, так что разговаривать им было удобно. Заинтригованный Лоран поинтересовался:

— Значит, вы вождь племени?

— Нет, — улыбнувшись, ответила Тэрена — я мать племени, а военный вождь у нас другой человек. Он скоро придет познакомиться с вами. Он решает все вопросы, связанные с войной. А я все, что связано с мирной, повседневной жизнью.

Эдвин заметил, что горцы говорят на всеобщем с некоторым акцентом и делают это медленно, как будто подбирают слова. Значит, они не часто пользуются для всех остальных привычным языком и обычно говорят на своем.

— А что, вам приходится воевать? — спросил принц.

— К сожалению, иногда приходится, — вздохнула мать племени.

— Но с кем? Если это не секрет. Кто на вас нападает? — удивился Нэт.

— Соседние племена, — ответила женщина, — и в связи с этим, у нас есть к вам просьба.

— Какая? — спросил Эдвин, — вы хотите, чтобы мы помогли вам в войне с врагами?

— Нет, — покачала головой Тэрена, — с этим мы и сами справимся. Наши мужчины сильны и смелы. Они настоящие воины. Так что речь идет о другом. Но прежде чем я расскажу о наших трудностях, мне бы хотелось знать, что необходимо вам.

Эдвин заметил, что горцы очень непосредственны. Они сразу же заулыбались, услышав, что сказала о них мать племени.

— Нам нужны припасы на всех на три-четыре дня и корм лошадям, а то мы уже давно в пути и наши запасы почти закончились. Мы можем хорошо заплатить вам золотом. — Ответил он.

— Деньги нам нужны, ведь мы покупаем муку, крупы и кое-что еще у людей внизу. Но в основном мы все создаем сами. Например, мы делаем, без хвастовства скажу, потому что это правда, самый лучший овечий сыр, ведь у нас растут самые сочные травы и молоко у коз превосходно. Вам скоро принесут и то и другое, и вы сможете опробовать наши продукты, и убедиться в правоте моих слов. А так же советую вам не отказываться от травяного настоя, он тоже очень вкусный. И все же от вас нам нужны не деньги, а нечто другое, что именно, я скажу вам немного позже. — Пояснила Тэрена.

Затем она неожиданно звучно хлопнула в ладони, и в общинный дом вошло несколько девушек. Они были молоденькими и почти все красивыми или миловидными. Их длинные, черные волосы были заплетены в косы, у кого в одну-две, а у кого и больше. Черные и карие глаза лукаво смотрели из-под пушистых ресниц, а черные брови выгибались дугой на смуглых лицах. От них пахло чем-то очень приятным и свежим, как будто они только что гуляли в цветущем, весеннем саду или плели венки в летних, луговых травах. Они подошли к столу и обойдя его, сели между гостями. Их было тринадцать человек — столько же, сколько и прибывших в деревню мужчин, которые сначала слегка удивились, а потом обрадовались такому приятному соседству. Зато девушки отряда ревниво смотрели на горянок, не испытывая от их появления никакого удовольствия. Тем не менее, они все перезнакомились и вечер окутавший землю, пошел еще веселее. Когда гости насытились, им принесли обещанный травяной настой. Он был теплым и восхитительно вкусным, и Эдвин попросил включить его в список продуктов, которые предоставят им хозяева.

— А теперь, когда вы поели и немного отдохнули, я могу, наконец, рассказать вам, в чем мы нуждаемся. Но для этого я обязательно должна объяснить, почему у нас вообще возникла необходимость в вашей особой помощи. Иначе, боюсь, вы не поймёте нас. Прошу набраться терпения. — Сказала мать племени и продолжила. — Дело в том, что раньше наше племя жило в мире со своими соседями. Но потом, около двухсот лет назад, по вине тогдашнего вождя, оно сильно поссорилось с ними. По какой причине, сейчас уже не важно, главное, это случилось. Наши предки хотели уйти из нашей деревни, несмотря на то, что каменные дома строить очень трудно и долго, ведь приходиться выламывать камень, а деревья у нас не растут.

Конечно, бревна можно поднимать и снизу, но это не менее долго и трудно. И все же племя готово было переселиться, постараться найти более дружелюбно настроенных к нему соседей, но пригодных мест для обитания не так уж и много и все они были заняты. Во всяком случае, в обозримом пространстве. А уходить далеко, совсем покидать родные места не хотелось и сейчас не хочется. Тем более, что мы совсем не знаем, что встретим там. Можно, конечно отправить кого-нибудь, чтобы он разведал что там и как, но пока совсем уж острой в том нужды не возникло. Хотя мы уверены, что свободного места для нашего поселения не найдем. И вот из-за этой ссоры у нас начались трудности.

Наше племя очень сильно и непоправимо обидело соседей, и хотя мы все время пытаемся помириться с ними, они до сих пор не могут простить нас и все забыть. И поэтому они иногда идут на нас войной. Повезло еще, что для этого они пока не объединяются между собой. Но все равно — война есть война и на ней гибнут наши люди, особенно воины. Хорошо, хоть, что это случается не слишком часто и у нас между войнами успевают подрасти мальчики, а то мы, в конце концов, вообще остались бы без мужчин. Нас всех ведь не так уж и много. И еще одна беда случилась из-за той давней ссоры. Раньше, до нее, наши женщины выходили замуж за мужчин из соседних племен, а наши мужчины женились на их девушках. Конечно, бывало, что мужчина и женщина нашего племени испытывали любовь друг к другу и хотели пожениться, но это не приветствовалось, и не было повсеместным явлением. Тем более, что о браке своих детей как правило, за редким исключением, договаривались между собой их родители.

Потом все изменилось. Матери соседних племен запретили своим мужчинам и женщинам сочетаться браком с кем-либо из нашего племени. И теперь нам приходиться жениться и выходить замуж только между собой. Мы уже давно стали друг другу родственниками, кто ближе, кто немного дальше, но мы все стали одним родом. Хотя раньше у нас было несколько родов. Теперь мы все слились в один и это очень плохо. Мы начали вырождаться. У нас все чаще стали рождаться больные, уродливые или слабоумные дети. Пока их не чересчур много, но мы боимся, что потом их будет появляться все больше и больше.

Наверное, вы уже догадались, чего я хочу от вас. Нам нужна свежая кровь, не связанная с нами родством. Иногда, правда, к нам приходят жить женщины снизу, выходя замуж за наших мужчин, но это случается крайне редко, слишком уж для них не привычен наш образ жизни. И это почти ни на что не влияет. Только такие путники как вы не дают нам окончательно выродиться и позволяют сохранять надежду на то, что мы со временем не исчезнем, или не превратимся в каких-нибудь уродливых монстров. Вот и на вас мы тоже надеемся! Вас конечно мало, но мы будем довольны и таким количеством детей. Мы подобрали девушек, которые смогут этой ночью зачать от вас. Прошу вас не отказывать нам в этом, — закончила Тэрена.

Мужчины отряда сидели, раскрыв рты от удивления. Они даже оторопели и смутились от такой откровенности матери племени. Эдвин посмотрел на своих друзей, чтобы узнать, как они относятся к предложению Тэрены и увидел, что все, кроме двоих из них, кивнули соглашаясь. Ник, глубоко любящий Делию и считающий себя её женихом, и Ален, у которого возникли отношения с Сандрой, ответили отказом, не желая обижать своих любимых и изменять им. Хотя изменой, в известном смысле этого слова, выполнение такого необычного предложения все же не было бы. Тем более, что в их походной жизни ни о какой физической близости между ними и их подругами и речи не могло идти. Тем не менее, рисковать они не стали. Выяснив, что думают по этому поводу его друзья, Эдвин ответил:

— Мы, кроме трех человек, согласны сделать то, о чем вы нас просите.

Мать племени обрадовано улыбнулась, хотя Эдвин заметил, что она слегка недовольно поджала губы, когда он сказал, что не все члены их отряда смогут выполнить ее просьбу. Не только двое из друзей принца, но и он сам не собирался идти на это. Он и сам до конца не понимал себя, не знал, почему решил уклониться от этого приятного, как он догадывался, занятия.

Ну, на поверхности лежало то, что он никогда еще не был ни с одной женщиной. И он не то, чтобы не был в себе уверен и опасался, что у него не получится. Нет с этим проблем не было, хотя в первый раз, кажется, боятся, или, по крайней мере, волнуются из-за этого почти все. Но он не хотел, чтобы первый раз у него был таким — в качестве платы за гостеприимство и необходимые отряду припасы, чтобы это было чем-то обязательным. Эдвин был еще очень юн и хотел, чтоб все было обставлено более романтично, и чтобы выбор подруги сделал он сам. Но имелась причина и более глубокая. И может быть именно из-за этого он на самом деле решил отказаться от близости с девушкой, сидящей рядом с ним. Потому что она сама ему очень понравилась, и он ощутил нормальное и здоровое желание обладать женщиной. Его вожделение было сильным, но другое чувство было гораздо сильнее.

Юношу мучил нестерпимый стыд за то, что произошло в доме колдуна. Он не мог не вспоминать и не думать об этом. Он сам себе казался отвратительно грязным, и эту грязь невозможно было смыть ничем, даже если бы он содрал с себя всю кожу. И поэтому он не хотел пачкать собой хорошую, чистую девушку. Он непрестанно страдал из-за того надругательства над ним. И хуже всего было то, что он не сопротивлялся этому, не боролся до конца. Если бы он делал это, у него было бы, хотя бы, крошечное оправдание перед самим собой. Но он вынужден был пойти на это добровольно, и это жгло его больнее, чем это делал Тэд в пыточной камере.

Эдвин чувствовал себя на всю жизнь опозоренным, осознание этого отравляло ему жизнь, но при этом, он знал, что повторись ситуация, он сделал бы ради друзей тоже самое, с теми же для себя последствиями. Это было нелогично, но разве в чувствах и ощущениях присутствует логика? Когда случались какие-то события или он о чем-то с кем-нибудь разговаривал, он отвлекался, но потом все возвращалось вновь. И то, что его друзья ничего не знают и даже ни о чем не догадываются, не только не помогало ему, а напротив едва ли ни мучило его еще больше. Ведь у него теперь имелась от них мерзкая тайна, он был мерзок, а они ничего не подозревая, продолжали считать его хорошим, чистым человеком, уважая его. И от этого ему становилось только хуже, и он испытывал жгучий стыд перед друзьями.

И в то же время он знал, что никогда не признается им, никогда не расскажет об этом изнасиловании. Потому что тогда он просто умрет на месте от стыда, провалится сквозь землю! Но сколько раз ему хотелось, когда он слышал от ребят и девушек в свой адрес что-то хорошее, крикнуть — не такой я, не такой! Гаже меня теперь никого нет, и ему приходилось буквально прикусывать язык, чтобы эти слова не слетели с его губ. Ведь тогда пришлось бы все объяснять, а он не мог.

Друзья видели, что с Эдвином что-то происходит, что его что-то угнетает. При том, что юноша был исключительно собран, внимателен, обладал хорошей наблюдательностью и такой же памятью, он иногда становился странно задумчив, рассеян и отрешен, и мрачнел буквально на глазах. Ребята не понимали причины его мрачности или его крайнего смущения, когда он становился чуть ли ни пунцовым, если кто-нибудь его за что- то благодарил или хвалил. Раньше он таким не был, и друзья терялись в догадках, что с ним такое. Хотя он всегда был застенчив, и испытывал сильное замешательство, когда его хвалили, но не до такой же степени, чтобы мрачнеть из-за этого! Но лезть к нему в душу они не могли, хотя им очень хотелось помочь ему или, по крайней мере, попытаться это сделать. Но чтобы исполнить свое желание, для начала надо было хотя бы узнать, что с ним случилось, что его так мучает, а этого они как раз-таки и не знали.

Когда пришло время выполнять обещанное, Тэрена сказала:

— Поскольку несколько человек из вас отказались от близости с нашими девушками, то с ними должны провести время остальные. Это необходимо сделать!

Мужчины заверили ее, что они постараются, приложат для этого все свои силы. Впрочем, и стараться особо не пришлось бы. Они испытывали сильный голод такого рода и рады были получить удовлетворение. В какой-то подходящий для этого момент, Лера подошла к Геору и, отведя его в сторону, смущенно сказала:

— Геор, я не говорила тебе этого раньше, потому что надеялась, что ты сам догадаешься, но теперь скажу, что ты мне нравишься, очень нравишься. И мне будет страшно обидно, если ты пойдешь в дом к предназначенной тебе девушке. Хотя я понимаю, что ты уже настроился на это.

Геор несколько мгновений смотрел на Леру, ничего не говоря, а потом широко улыбнулся и ответил:

— Ты мне тоже очень нравишься, и если все так, как ты сказала, то я сегодня никуда не пойду.

— Правда?! — Воскликнула девушка, боясь поверить в свое счастье.

Геор в ответ только обнял ее и поцеловал. Он влюбленными глазами смотрел на свое чудо. На свою рыжеволосую, изящную и стройную красавицу с голубыми озерами глаз. И для него не было женщины лучше, чем она. Нет! Для него вообще во всем мире не существовало других женщин, кроме нее! И она смотрела на Геора также. Похожий разговор состоялся в другом месте общинного дома. Только на этот раз инициатором выступил мужчина. Вил подошел к Диане и с ходу признался:

— Дина, хотя прошло совсем немного времени со дня нашего знакомства, я успел полюбить тебя и хочу, чтоб мы были вместе. Если ты согласна, то я буду только твоим.

Девушка засияла от радости и с глубоким чувством ответила:

— Я уже давно догадывалась об этом, но не была уверена до конца. Я ждала, когда ты сам скажешь мне это. Но твоя любовь ко мне, разожгла мою. Я тоже люблю тебя!

И Вил, засиявший не менее сильно, чем Диана заключил любимую в объятья, и они слились в долгом поцелуе. А счастливая девушка вспоминала, хотя эти воспоминания постепенно начали стираться из ее памяти, что Вил, почти с самого ее прихода в отряд, проявил к ней особое внимание. Сначала он просто сочувствовал ей, как и все остальные. Но вскоре, она даже в том состоянии, в каком тогда прибывала, стала замечать, что нравится ему. Он видел в ней не умертвие, а живого человека. И когда она, по настоящему, ожила, и в ней начали просыпаться, угасшие было, чувства, он тоже очень понравился ей. Она вспомнила, каким увидела его первый раз после того, как вновь стала человеком — очень симпатичным, высоким, стройным и крепким парнем с копной светло-каштановых, кудрявых волос и теплыми, темно-карими глазами. А сейчас, когда она была влюблена в него, он казался ей еще лучше. К тому же она считала его очень хорошим человеком. И она знала, что это мнение разделяют все ее друзья. А они, увидев эти поцелуи, поняли, что этой ночью у них будет еще больше приятной работы, чем они думали. Теперь все узнали, что в их отряде к двум уже существующим прибавились еще две влюбленные парочки, и все были очень рады за них.

Прежде, чем гостей развели по домам горцев, им дали, как и обещали, возможность помыться. Девушек отвели в женскую купальню, а мужчин в другую. Купальни были сложены, разумеется, из камня и в них были небольшие бассейны. Их наполнили горячей водой, а гостям раздали мыло, которое горцы варили сами. Это было блаженство! После такой опасной Долины мертвых и тяжелого подъема в горы и перед неизвестностью, сулившей может быть не меньшие трудности и опасности, получить недолгий, но такой необходимый отдых в пути! Это дорогого стоило, и путешественники были очень благодарны хозяевам за это.

А потом для всех друзей Эдвина, кроме него самого и, пожалуй, Аманды, наступила горячая ночь, полная любви и удовольствия. Утром все девушки были вполне довольны и радостно улыбались, и не только горянки, но и четыре красавицы отряда. Правда, на лица молоденьких хозяек здешних мест иногда набегала грусть из-за расставания со своими временными любовниками, но с этим ничего нельзя было поделать. Так думали все жительницы горной деревни, побывавшие в теплых и ласковых руках пришельцев, все, кроме одной, самой красивой и самой юной из них.

Танира, несмотря на то, что ей только-только исполнилось всего пятнадцать лет, и она являлась круглой сиротой, а может, наоборот, именно благодаря этому, была решительной и уверенной в себе девушкой. Она этой ночью впервые познала мужчину и стала женщиной, единственной женщиной гостя. Свою подругу-соперницу она прогнала к другому мужчине, которому пришлось поработать за троих. Впрочем, судя по всему, та в накладе не осталась, и ее любовник оказался на высоте и сделал все как надо. Ну а Танира поступила так, потому что ей ужасно понравился предназначенный ей парень, и она не пожелала делить его с кем-то еще. Ей не хотелось, чтоб в эту единственную у них ночь рядом с ним была еще и другая девушка, и чтоб он делил свое внимание между ними!

Нет, она вовсе не была жадна, но уже во время застолья она почувствовала зарождающуюся в ней любовь. И, хотя Танира догадывалась, что потом, когда он уедет, и она останется одна, зная, что никогда его больше не увидит, она будет тосковать по нему, и будет ей очень плохо, все равно лелеяла в своей душе этот крохотный пока росток любви, как хороший садовник лелеет капризный садовый цветок.

Ее любовником оказался Тэо, который, в отличие от местных парней, крепких, но коренастых, ширококостных и тяжелых, был хоть и не очень высоким, но тонким, легким и гибким. Кроме того, горцы были просты и грубоваты, а Тео был совсем другим, от него веяло чем-то нездешним и будило дремавшую в ней с детства жажду странствий. Ну и к тому же он был привлекательным молодым мужчиной, хоть и не красавцем. У него были густые длинные темные волосы, затянутые в хвост и большие, красивые, серо-голубые глаза, в которые она за ночь насмерть влюбилась, согреваясь их ласковым и нежным выражением и любуясь их завораживающей глубиной. Ничего удивительного в том, что она их видела, не было — в комнате все время, горела масляная лампа, потому что Тэо и Танире хотелось смотреть друг на друга. И они не только жарко отдавались любви, но и разговаривали. И Тэо рассказывал о незнакомом ей мире, а она об обычаях в ее племени, не похожих на обычаи других, нижних, как горцы называли людей, живущих на равнине, и о своей коротенькой пока жизни тоже.

О том, что ее отец погиб во время войны с одним из соседних племен, еще до ее рождения, а мать убилась попав под камнепад отправившись разыскивать пропавшую козу, хотя ей говорили не делать этого. Танире тогда было всего три года и ее вырастило племя. Мать она почти не помнит, но она выросла такая же, упрямая и решительная. И к утру Тарина знала, что успела всей душой полюбить Тэо, и что он тоже влюблен в нее. Поэтому она не собиралась оставаться в деревне и всю жизнь страдать, вспоминая свою первую и единственную любовь, и думать о несостоявшемся счастье. Она готова была бороться за него, и она ничего не боялась. Ни покинуть уютный и привычный мирок, сменив его, быть может, на полное опасностей путешествие, ни жизни потом в совсем незнакомой обстановке с совершенно другими обычаями, ни, даже гнева матери племени, которая могла быть в случае чего весьма грозной, потому что имела крутой нрав.

И когда вся деревня высыпала на центральную улицу, чтоб проводить гостей, и среди них, конечно, стояла Тэрена, девушка решительно взяла за руку возлюбленного и, подойдя к ней, твердо заявила, что любит Тэо. И хотят ее односельчане того и мать племени в том числе или не хотят, но она уходит из деревни и ничто ее не остановит. И уговаривать ее не надо — это бесполезно. А если ее запрут, то она все равно убежит, даже в чем мать родила и догонит своего возлюбленного, который, конечно же, будет ее ждать. Тэрена даже поначалу опешила от такого напора и неожиданности, хотя обычно не терялась в гораздо более серьезных ситуациях, а потом спросила:

— Значит, хочешь уйти? А вы сударь, что на это ответите? — И она с надеждой посмотрела на Тэо, ожидая, что взрослый, хоть и молодой еще мужчина скажет ей, чтоб она не обращала внимания на слова Тарины, и что это всего лишь блажь и пустые фантазии девчонки, что она выдумала их не существующую любовь. Но, увы, ее надеждам не дано было осуществиться, потому что Тэо так, же твердо, как и Тарина сказал:

— Я тоже люблю ее и хочу забрать Тарину с собой.

— А что будет с ней потом? Поиграете ею и выбросите, как это делают многие мужчины? Не наши, но мне рассказывали об этом женщины внизу. А Тарина пропадет потом одна в незнакомом и чужом для нее мире с ребенком на руках.

— Я не таков, как вы рассказываете. И я никогда не оставлю ее и тем более моего малыша. Когда я вернусь домой, я женюсь на ней. Порукой тому моя честь, а я никогда слов на ветер не бросал. Так что вам не о чем беспокоиться.

Мать племени разочаровано вздохнула, кивнула головой, принимая слова Тэо, а потом посмотрела долгим взглядом на девушку, так что та даже покраснела от смущения, а потом проворчала:

— Поди, хоть вещи какие собери, а то ведь, в самом деле, безо всего уйдешь. Скажи там, чтобы тебе помогли, и теплое не забудь взять — застудишься и ребенка выкинешь.

Девушка пару мгновений, молча, смотрела на Терену, а потом взвизгнула и кинулась на шею матери племени, счастливая и словами своего любимого и тем, что ее так просто отпускают, хотя она настроена была на долгую борьбу. А потом опрометью бросилась в дом собираться. Тэрена с легкой и немного грустной улыбкой посмотрела ей вслед и сказала напоследок Тэо:

— Берегите ее.

На что тот серьезно и кратко ответил:

— Непременно.

Так в отряде появился еще один человек. И еще одна влюбленная пара.

Горцы уже успели собрать припасы. И среди мешков с продуктами находились кожаные бурдюки с травяным настоем. Гости задерживаться лишнего не стали. Они уже успели позавтракать, каждый в своем доме. Оставалось только навьючить мешки с провизией на лошадей и отправиться в дальнейший путь. Но прежде чем попрощаться с хозяевами, Эдвин подошел к матери племени и настоял на том, чтобы она приняла горсть золотых монет.

Горцы очень щедро поделились с отрядом продуктами и фуражом, отдав даже очень дорогой для них хлеб и ему неудобно было оставлять их совсем без оплаты, как бы они сами к этому ни относились. К тому же они отдали путешественникам несколько недостающих им лошадей. Тэрена от души поблагодарила Эдвина, гости вскочили на лошадей, поблагодарили в свою очередь хозяев за их радушие, попрощались и тронулись в путь. Горцы выделили им проводника, который должен был отвести их на перевал более короткой и легкой дорогой, если так можно назвать горную тропу.

Через некоторое время они подъехали к началу ледника. Хорошо, что он был достаточно пологим, чтобы на него можно было забраться с лошадьми, ведя их в поводу. Погода, с утра хорошая, постепенно стала портиться. И теперь небо грозно хмурилось. Проводник, посмотрев на него, только покачал головой, но ничего не сказал. Он попрощался со всеми и, сказав, что дальше он с ними не пойдет, развернулся и уехал. Остальные, понадеявшись на то, что успеют подняться на перевал и перейти через него до того, как пойдет снег, спешились и начали подъем. Но они не успели.

Когда все уже подходили к вершине ледника, резко подул ветер и появились первые снежинки, которые стали падать все гуще и гуще и, наконец, повалил снег. Но ветер усилился и вскоре, когда они брели, с трудом преодолевая его напор, по довольно длинному перевалу, поднялась метель, которая очень быстро стала такой, что ветер буквально сбивал людей с ног. И видимость ухудшилась настолько, что можно было видеть только чуть дальше, чем вытянутая рука, да и то плохо.

В таких условиях спускаться на другую сторону гор было нельзя, тем более, что проводник предупредил их, что другой склон горы гораздо более крутой, чем этот. Возвращаться назад без проводника по незнакомой узкой тропе тоже было невозможно. Надо было срочно искать какое-нибудь укрытие, которого могло здесь и не оказаться. Впрочем, оно, с равным успехом могло быть у них перед носом, но они бы прошли мимо, ничего не заметив. Резко похолодало, хотя и до этого было морозно, но теперь казалось, что ветер выдувает из каждого человека саму его душу и тепло из тела. Хорошо еще, что горцы подарили Лере и Вилу и Эвену очень теплые меховые телогрейки с глубоким капюшоном и все остальные смогли натянуть на себя поверх курток плащи, защитив головы и лица. Впрочем, сейчас это мало помогало. Все постепенно начинали все больше мерзнуть, особенно их ноги.

А метель даже и не думала стихать, наоборот, она переходила в настоящий ураган. Положение становилось все более угрожающим — если они так и не найдут никакого укрытия, то рискуют замерзнуть до смерти. Но им повезло. Они в буквальном смысле слова наткнулись на свою цель. Это случилось с Торном, шедшим впереди всех, который едва не расшиб себе лоб, только в последний момент, разглядев сквозь густой снег выступающую обледенелую скалу. Обойдя ее, они обнаружили еще один такой же выступ и пространство между ними, достаточно широкое, чтобы они все, вместе с лошадьми, могли протиснуться в него, но все же слишком узкое, для того, чтобы после этого можно было где-нибудь разжечь костер, даже небольшой.

По началу, когда они укрылись от урагана, хотя ветер задувал и в этой щели, но был намного слабее, им показалось, что стало теплее, но ненадолго. И через некоторое время они вновь начали мерзнуть. Люди сгрудились рядом с лошадьми, чтобы создать хоть какую-то защиту от мороза, но особо теплее не стало. Эдвин знал, что в таких случаях главное не заснуть, иначе можно и не проснуться. И он предупредил друзей об этом. Поэтому они и не думали спать, разговаривая на разные темы. Но со временем это все труднее и труднее стало делать из-за холода и проникающего ветра, хотя и не такого свирепого, как на открытом месте. Но вьюга продолжала бушевать. Прошло много времени, наступили сумерки, а потом окончательно стемнело, и они попали в ситуацию, о которой предупреждал их Старк — остались на ночь на перевале.

В конце концов, усталость начала давать о себе знать и люди постепенно стали засыпать, согреваясь при этом. Эдвин время от времени говорил им, чтобы они не спали, но это не помогало. Тогда он растолкал тех, кто сидел рядом с ним и попросил их разбудить остальных. А после этого, хотя ему самому ужасно хотелось спать, он начал рассказывать своим друзьям интересные истории, которые он либо когда-то прочитал, либо услышал, или сочинил прямо здесь. Ему приходилось сильно повышать голос, почти кричать, а частенько и не почти, чтоб преодолеть завывание ветра. Он говорил без пауз, разве что, останавливаясь на мгновение, чтоб перевести дух, и продолжал свои рассказы снова, переходя с одной истории на другую. И не мудрено, что через некоторое время он на таком морозе охрип. Ну а когда и это перестало помогать принц начал петь, тоже стараясь делать это очень громко, чтоб слышали все, в том числе и те, кто сидел дальше от него.

Он постоянно расталкивал засыпающих спутников, не давая им заснуть окончательно, и все это время продолжал петь отчаянно хриплым голосом. Так прошла, пожалуй, самая ужасная ночь в этом походе. К утру ураган стих. Постепенно развиднелось, выглянуло солнце. Все сразу стало приветливее, и хотя на леднике все равно было морозно, всем показалось, что немного потеплело, впрочем, так оно и было. Каждому страшно хотелось спать, ведь в эту сумасшедшую ночь они не только не отдохнули, а наоборот очень устали. И все же на душе у них полегчало. Тем более что все, кроме одной лошади, простоявшей в начале их расщелины, остались живы. Но не все здоровы. Эдвин заболел.

К утру у него поднялась температура, появился жар. Голос сильно сел и он мог только едва слышно хрипеть, да и то с трудом. Натруженное горло сильно болело, их носа текло. Его все больше и больше сотрясал кашель, появившийся еще ночью. Грудь жгло, и чувствовал он себя преотвратно. Но как всегда не обращал внимания на свое самочувствие. И сейчас, к сожалению, даже Дэлия не могла ему помочь. Отсюда надо было убираться. Мало ли какие еще неприятные сюрпризы преподнесёт им природа. Да и сам ледник как-то не способствовал здоровью. Поэтому они начали спуск. Склон и в самом деле был гораздо круче противоположного, и им с трудом удавалось вести лошадей, зато тропа здесь была на много шире предыдущих. Спускались они медленно и осторожно. Сильно простуженному Эдвину было особенно тяжело, но что делать, приходилось заставлять себя идти. Он и шел, но постепенно у него начало возникать стойкое предчувствие, что внизу их ждет какая-то серьёзная неприятность. Он и сам не понимал, откуда это взялось, но это опасение не оставляло его. И в какой-то момент, когда они остановились передохнуть, Эдвин поделился с друзьями своими ощущениями, с трудом прохрипев:

— У меня появилось какое-то странное чувство, что внизу нас ждет засада. Сам не знаю, отчего мне так кажется, но это чувство не уходит.

— Твои предчувствия не редко оправдываются. Я бы не стал от них отмахиваться. Хорошо если ты ошибаешься, а вдруг нет? Лучше поостеречься, — задумался Лоран.

— Тогда давайте спустимся еще пониже, а потом, когда останется пройти немного, я оставлю вам свою лошадь и схожу разведать обстановку, а вы будете ждать моего сигнала. Только надо о нем договориться. — Предложил Эдвин.

— Все так и сделаем, но только пойдешь не ты, а кто-то из нас, я например. Ты простужен, тебе и так тяжело и ты кашляешь, и враги, если они там есть, твоим кашлем заинтересуются, обнаружат тебя и убьют. — Возразил Нэт.

Эдвин был вынужден признать, что друг прав. Решено было, что на разведку пойдут Якоб, Керт и Геор с луками. Потом они условились о сигнале, если их действительно ждет засада. В этом случае все воины, оставив с остальными лошадей, должны будут побыстрее спуститься к лучникам, которые, если им представится такая возможность, постараются начать отстрел врагов. Поэтому лучники взяли дополнительные колчаны со стелами, чтобы у них был большой запас, впрочем, никто не сомневался, что они с любым запасом нанесут неприятелю максимальный урон. Итак, все было обговорено, и вся группа продолжила спуск и остановилась там, где можно было бы услышать условный сигнал, если он поступит. Воины сначала облачились в доспехи, до этого лежащие в их седельных мешках. После этого разведчики ушли вперед, а все остальные напрягли слух. И услышали, то, чего услышать не хотели. К сожалению предчувствия принца не обманули и на этот раз.

Воины быстро передали остающимся поводья своих лошадей и побежали вниз, благо тропа постепенно стала довольно пологой, и они не рисковали упасть и что-нибудь переломать себе. Эдвин, как всегда, махнул рукой на все предложения ребят остаться с девушками из-за своей болезни сказав, что болеть будет потом, а сейчас он не может себе этого позволить, и побежал вслед за остальными, изо-всех сил стараясь не отставать от них, по крайней мере, намного. И у него это получилось. Когда основная группа воинов добралась до подножия горы, там уже вовсю кипел бой.

Отряду повезло в очередной раз, потому что почти у самого начала тропы рос очень густой и высокий кустарник, в котором и прятались лучники. Хотя враги тоже воспользовались им. Устроив засаду именно возле него с другой его стороны, уверенные в том, что с очень пологой в этом месте тропы их невозможно будет увидеть, и они легко захватят неприятеля врасплох. И так бы оно и вышло не отправь отряд разведку, которая устроила засаду на ошеломленную этим засаду врагов. Кустарник был не только высоким, но и широким и лучники, забравшись в разные его концы, быстро и метко выпускали стрелы, устроив перекрестный обстрел противника сквозь него, и не подпуская его к себе, тем более, что сами враги их не видели и не могли в свою очередь обстрелять. Вернее обстрелять то они могли и делали это, но толку от этого не было. Пришлось неприятелю уйти из зоны поражения, но далеко они не ушли, так что воинам отряда волей неволей, но нужно было принимать бой. Да и у ребят стрел почти не осталось, их и так было не слишком много после боя с городской стражей Церена и нападения гарпий. И все же парни хорошо проредили врагов, но их все равно оставалось еще очень много. На этот раз колдуны особо не поскупились.

Впрочем, Эдвин с друзьями настолько привыкли и поднаторели вступать в сражения в таких неравных условиях, что особый трепет на этот счет не испытывали. Индивидуальное мастерство каждого из них во столько же раз превосходило такое же мастерство их врагов, во сколько раз те превосходили их количеством. Среди врагов обретался и гильдейский колдун с медальоном на груди. Лучники старались в первую очередь поразить его, и он, видимо, быстро понял это и, наверное, не имея защитного амулета против стрел, отступил за спины мечников, находясь на задворках нанятого им отряда и поэтому не смог издали подпалить кустарник. И вот сражение началось. Наши герои-воины пошли в атаку на наемников, дезорганизованных предыдущим совершенно неожиданным обстрелом и нынешней наглостью своих врагов, посмевших жалкой кучкой напасть на превосходящего его в несколько раз противника, вместо того чтобы обороняться дрожа от страха. Впрочем, как оказалось впоследствии, это была регулярная сотня имперской гвардии. Ну а Эдвин, как бы ни было ему плохо из-за тяжелой бессонной ночи и сильной простуды с очень высокой температурой, взял на себя колдуна.

Гильдеец был хорош, но принц оказался намного лучше, даже в таком состоянии. Когда колдун погиб, Эдвин огляделся, чтоб понять, как идет бой у других и узнать, ни нужна ли кому из них его помощь. Оказалось, что пока он сражался с колдуном, его спину прикрывали Нэт и Керт, а остальные девятеро, вместе с Вилом успели создать в разных местах три пары и тройку бойцов и пока успешно отражали натиск врагов. А вот вокруг Эдвина Керта и Нэта неожиданно образовалось недолгое затишье, чем они и воспользовались, поспешив на помощь Лорану и Геору, которым приходилось гораздо труднее, чем остальным. И не только потому, что они были вдвоем, но и потому, что Сандра и Ален своими двуручными мечами могли держать врагов на более дальней дистанции и не подпускать их к себе на расстояние удара.

Подбежав, принц с соратниками ударили по имперцам с тыла, чего те, кажется, не ожидали. Но и на них самих со спины набросился оставшийся сзади противник. Так что тройка отважных воинов тоже встала в круг и сдерживала атаки врагов, а при случае контратаковала, тем более, что враги иногда сами мешали друг другу нападая в большом количестве на одного своего противника. И вот во время одной из контратак Нэта несколько оттеснили в сторону. И на него сразу набросилось четверо врагов. Все бы ничего, Нэт справился бы с этим, но вдруг он оступился. Нога попала в какую-то ямку и подогнулась. Нэт потерял равновесие и покачнулся. Этим воспользовались имперцы. Один из них, здоровенный детина, на локоть выше не очень рослого Нэта, зашедший в этот момент ему за спину, поднял меч, собираясь срубить леорнийцу голову. Все это произошло очень быстро и Эдвин, который успел увидеть случившееся, но уже не успевал прийти другу на помощь, не долго думая, метнул свой меч как копье в великана и с точностью попал ему в зазор между доспехом и шлемом. Но сам он остался без оружия, потому что свой кинжал он оставил на всякий случай Тэо, и ему сразу же пронзили грудь, задев и без того воспаленное легкое. Эдвина пронзила сильная боль.

Его рот наполнился кровью, он зашатался и упал на колени. Накатила страшная слабость, хотелось лечь и забыться. В голове мутилось, и он чувствовал, что почти теряет сознание, огромным усилием воли не позволяя себе отключится. И тут ему на глаза попался меч одного из убитых имперцев. Он лежал совсем рядом, и Эдвин потянул его на себя. В первое мгновение ему показалось, что меч, какой-то уж слишком тяжелый, но принц упорно подтягивал его к себе и наконец, опершись на него, встал пошатываясь. И враги, которые уже списали его со счетов, крупно просчитались. Эдвин, обливаясь кровью, текущей из раны под доспехами и пузырящейся на губах, то и дело кашляя, постарался присоединиться к друзьям. А они уже сражались вместе, после того как Нэт восстановив равновесие, очень быстро расправился с двумя оставшимися имперцами и поспешил на помощь Керту, не дававшему врагам добить принца. Но бой к этому времени уже почти затих.

Имперцы стали сдаваться в плен. Как оказалось, великан, которого убил Эдвин, был их командиром, и когда они поняли, что и колдун и командир, а так же многие десятники погибли, им резко расхотелось сражаться. Тем более, что их враги были словно заколдованные — их было мало, но убить их не получалось, даже ранили с трудом, а сами они сеяли смерть в ряды имперских солдат. И все же, к огромному сожалению всех друзей, чуть ли не в самые последние мгновения битвы погиб Торн, которого меч имперца поразил прямо в сердце, пробив его кольчужный доспех, и ни один целитель, даже Эдвин, если бы он сейчас в состоянии был бы сделать это, не смог бы ему помочь. Смерть Торна была мгновенной, а его товарищам в скором времени предстояло хоронить и оплакивать еще одного дорогого друга.

После того как все солдаты сложили свое оружие, Ален спросил, есть ли у них целитель, с тревогой ожидая ответа. Они снова все были ранены, кто легче, кто тяжелее, но хуже всех опять было Эдвину. Он, получив смертельную рану и, отдав последние силы, потерял сознание и теперь был на пороге смерти. Его надо было срочно спасать. И когда пленные сказали, что целитель у них имеется, и он находится в своей палатке, все друзья принца испытали огромное облегчение, ведь они бы его и довезти никуда не успели. Он бы умер в течение часа.

Лоран с Нэтом, которому Эдвин спас жизнь и уже не в первый раз, как впрочем, и остальным, пошли за целителем. Ник, раненый легче других, отправился за оставшейся на тропе группой, наверняка изнывающей от тревоги за сражающихся любимых и друзей. Все прочие продолжали охранять Эдвина и стеречь пленных. Когда Лоран и Нэт пришли к целителю и попросили его пойти с ними, чтобы он исцелил их друга, тот сперва заартачился, сказав, что он сначала вылечит своих людей, а потом уж, если у него останутся силы и амулеты, он поможет и им.

Пришлось Лорану напомнить целителю, что именно они, то есть имперцы являются проигравшей стороной, и не им ставить леорнийцам условия. И что он непременно должен сейчас же пойти и спасти их командира и друга, а потом и всех остальных воинов их отряда, если это, не дай бог, понадобится. И вот только после этого он сможет заняться своими людьми. А пока солдат будет пользовать знахарка, которая имеется в их отряде. И если господин целитель все же откажется с ними идти, то они его отнесут, несмотря на то, что они тоже ранены. Целителю ничего не оставалось, как последовать за победителями к их командиру. Им оказался очень молоденький паренек, который был совсем плох и, по правде говоря, умирал.

«Тяжелый случай, — сказал целитель, — но я попытаюсь его вытащить, хотя ничего не обещаю». И приступил к своему делу. Провозился он довольно долго, сводя с ума от ожидания и неопределенности всех членов отряда. Но они готовы были ждать вечность, лишь бы не услышать приговор — простите, но я ничего не могу сделать, или еще того хуже — простите, но он умер. Наконец тягостное ожидание закончилось. Сначала кровь перестала сочиться с губ и из раны, затем она совсем закрылась, оставив как напоминание о себе, еще один шрам, присоединившийся ко множеству остальных, больших и маленьких. Смертельная бледность принца постепенно сменилась юношеским румянцем. И Эдвин, к огромной радости всех друзей открыл свои чудесные глаза. Чувствовал он себя превосходно, как и всегда бывало после встречи с целителем. Тот исцелил не только свежую рану в груди, но и другие, прежние, не долеченные, повреждения, а также простуду.

Давно уже Эдвин так хорошо себя не чувствовал, хотя он еще испытывал некоторую слабость, но это должно было скоро пройти. Достаточно было немного отдохнуть. Принц от души поблагодарил целителя, и по себе зная какой это нелегкий труд, щедро заплатил ему, чем изрядно его удивил и обрадовал, потому что вот этого он уж точно не ожидал. Эдвин отпустил его к своим людям, которым тоже нужна была его помощь, а сам незамедлительно приступил к исцелению своих друзей. Вскоре все снова были здоровы.

Теперь встал вопрос, что делать с пленными. Леорнийцам они были совершенно не нужны, и девать их было некуда. Но с другой стороны, а вдруг они снова поднимут против своих победителей оружие, чего Эдвину с друзьями тоже было не нужно. Они уже знали, что эти воины являлись солдатами имперской гвардии, и им могли приказать вновь напасть на леорнийцев и солдаты не посмеют ослушаться. В любом случае их надо было допросить. Эдвин очень жалел, что ему пришлось убить и этого колдуна, как того, который был с наемниками еще в Леорнии, а также церенца. Вот уж кого бы следовало допросить, уж они-то знали побольше рядовых солдат. Но, увы, и этот колдун был мертв. До таких высот некромантии, как поднятие трупа юный маг не дошел и не собирался когда-либо доходить. Так что оставалось расспросить живых. Но сначала Эдвин помог целителю долечить раненых, а уже только потом приступил к допросу.

Пленные подтвердили, что они действительно, как и говорили, солдаты имперской гвардии, но уточнили, что являются при этом вольнонаемным отрядом, в который до этого боя входило сто двадцать человек. Эдвин поинтересовался, что это за вольнонаемный отряд в гвардии. Пленные пояснили ему, что у них есть такие части — нечто среднее между собственно регулярными частями и вольными наемниками. Далее они сказали, что их отряд расквартирован совсем неподалеку отсюда в гарнизоне, расположенном в городе Кардаве. И что позавчера к ним приехал, теперь уже мертвый, колдун и привез приказ от гильдии колдунов, которой их отряд тоже обязан подчиняться.

И в этом приказе было сказано, что они должны устроить засаду на группу людей, которая вскоре спустится с перевала. И в эту группу входят восемнадцать человек — тринадцать мужчин и пять женщин, но только одиннадцать из них воины, а из тех одна — девушка. И их отряд должен взять этих людей живыми, а если не получится то убить. Больше они ничего не знают. Эдвин спросил, большой ли город Кардав, и солдаты ответили, что да, очень большой. После этого принц задал им вопрос: если он отпустит их и даже разрешит забрать оружие, дадут ли они клятву, никогда более не нападать на их группу, но клятву не простую, а зачарованную. Пленники поинтересовались тем, что это значит:

— Что с нами будет в случае нарушения клятвы?

— Тогда, — ответил Эдвин, — любое ваше оружие начнет сильно жечь вам руки, так, будто вы засунули их в огонь.

— Это случится с нами, только если мы нападем на вас, а на других нет? — спросили принца имперцы.

— Да. — Ответил он.

Бывшие враги подумали немного, посовещались и ответили, что согласны. И тогда Эдвин приступил к чарованью. На самом деле, он совсем не был уверен в том, что у него что-нибудь получится, потому что он вступил в новую для себя область ментальной или духовной магии, которую до сих пор изучал только в теории, но никогда не применял на практике. А тут еще эта магия отчасти должна была переплестись с иллюзорной, которой Эдвин немного занимался практически, но не очень глубоко. Имперцам, в случае нарушения клятвы, будет только казаться, что их руки жжет, но ощущения будут такими же, как если бы это было в действительности. Так что задача перед юношей стояла сложная, но он с ней справился, так же, как всегда справлялся с другими.

После того, как пленники, все до единого, произнесли нужную клятву, они стали свободны. И Эдвин разрешил им разобрать оружие. Они остались, чтобы похоронить своих погибших товарищей, а леорнийцы и их друзья собрались в путь. Пока принц занимался имперцами, Нэт разыскал его меч, очистил его от засохшей крови, и когда Эдвин освободился, вручил ему его оружие. Юноша поблагодарил друга и вложил меч в ножны. Он снова был со своим родным клинком, который ему достался от отца, а тому от деда Эдвина. Он переходил в его семье от отца к старшему сыну вот уже в течение нескольких сотен лет и был сделан в свое время непревзойденными оружейниками кобольдами. Он был единственным в своем роде и имел собственное имя на древнем форнейском языке — Аррак, что в переводе на всеобщий означало — яростный. Принцу было бы очень жаль потерять его, он уже давно, задолго до этого похода, сроднился с ним, занимаясь, спарринг-боями в фехтовальной школе на настоящем оружии. Не говоря уж о том, что это была семейная реликвия, которую он когда-нибудь передаст своему старшему сыну-наследнику.

После того, как Эдвин принял клятву гвардейцев империи, все члены отряда похоронили своего погибшего товарища и отправились дальше. До Гелиса, о котором пока никто, кроме Эдвина и Лорана не знал, оставалось всего чуть больше двух недель пути и все очень надеялись, что хотя бы в эти дни ничего плохого с ними больше не случится, и они благополучно доберутся до цели. Но по дороге надо будет заехать в Ризан, хоть это и опасно, и узнать о лекарстве для сына Аманды. Вот там, а так же в том городе, куда они стремятся, могут возникнуть проблемы, но они решили пока об этом не думать. Вот когда будут на месте, тогда и поразмыслят обо всем.

Накануне наступила зима, шел ее первый месяц студень. Наверное, еще в прошлом месяце, в конце осени, выпал снег и перестал таять. Было холодно, впрочем, в сравнении с тем морозом, который они испытали и пережили в буквальном смысле этого слова на леднике перевала, такой холод не казался особо серьезным. Вернее не казался бы, если б не необходимость отказаться от ночевок в лесу. Воины, да и другие мужчины смогли бы делать и это, но, по их мнению, девушек следовало поберечь. А это значило, что им пришлось теперь передвигаться по дорогам и ночевать в придорожных трактирах, рискуя обратить на себя чье-нибудь недоброе внимание. Слишком уж большая кампания у них была, не говоря о том, что описание Леорийцев с обещанной большой наградой, которую волне возможно уже повысили, было разослано по всей империи и кто-нибудь вполне мог их узнать и донести колдунам. Да и сами гильдейцы на этих дорогах могли столкнуться с ними где-нибудь ненароком.

Одно было хорошо — во внутренней части империи имелась большая и разветвленная сеть дорог, частично оставшихся с прежних времен и только обновленных, а частично сделанных уже во времена Велерина. Они пересекались друг с другом, расходились в стороны, разбегались на развилках. И можно было надеяться, что колдуны, неведомо каким способом отыскивающие их, потеряют отряд на этих трактах, и не будут знать, куда именно они направляются. И не смогут или не успеют подготовить очередную встречу, а когда разберутся, будет уже поздно — леорнийцы сумеют сделать то, за чем их послали, и уехать оттуда. До Ризана доехали без приключений, через три дня после боя у Заоблачных гор.

Все это время, пока было еще не слишком холодно, они ехали и ночевали в лесу, но потом ударили настоящие, хотя пока и не сильные морозы и от таких ночевок пришлось окончательно отказаться. Да и припасы у них практически подошли к концу, осталось совсем немного. Все, и лошади в том числе, на холоде стали есть несколько больше, чем рассчитывали горцы, собирая им продукты и фураж. В город всей кампанией решили не заезжать, остановиться в последнем перед ним трактиром, а с Амандой послать самых неприметных воинов — Керта и Геора. Они взяли у Вила и Эвена их телогрейки с глубокими капюшонами, полностью закрывающими лица, и отправились вместе с Амандой в Ризан.

Ни в самом городе, ни по дороге в него ничего плохого с ними не произошло. Вернулись с сообщением, что ни названной улицы, ни тем более нужного им колдуна-целителя в этом маленьком городишке нет, и вся история целиком сочинена. Все было подстроено так, чтобы убить Аманду в Долине мертвых, и только случайность уберегла ее. Зато сама Аманда, наконец, полностью успокоилась. Раз все было подстроено, значит, ее малыш не болен и с ним все в порядке. Ведь Патрин имел те же симптомы поддельной болезни, а своим драгоценным здоровьем, даже ради того, чтоб избавиться от нее он по-настоящему рисковать бы не стал. Слишком он себя для этого любит. Конечно, существовала вероятность того, что после Аманды он захочет сразу же избавиться и от маленького маркиза. Но Аманда считала, что он не станет этого делать, поостережется, ведь тогда слухи возникнут неизбежно — слишком уж это подозрительно, что мать и ребенок умирают почти одновременно.

Хотя внешне вроде и не придерешься — мать не смогла выбраться из Долины мертвых, а дитя умерло от неведомой болезни. Но, ведь сам Патрин выздоровеет от нее же, и без всякого лекарства, за которым отправилась маркиза. Это тоже подозрительно. А учитывая его репутацию, это для него было еще более опасно. Так что он, скорее всего, будет выжидать, надеясь, что через несколько лет, когда вся та история забудется, он сможет подстроить племяннику несчастный случай или еще как-нибудь избавится от него. Время у него еще есть, а пока он удовлетворится ролью опекуна. И она представляла себе с немного мстительной радостью, какой его ждет удар, когда она явится к нему, как снег на голову в разгар теплого летнего дня — живая и здоровая. И это после того, как он уже давно мысленно ее похоронил, получив сообщение своих слуг, о том, что ее и вправду задрал какой-то монстр. После всего пережитого все это согревало Аманде душу.

Ну а отряд поехал дальше. Друзья старались выбирать менее торные дороги, по которым ходит и ездит меньше народа. Главное, чтобы они вели в нужном им направлении, благо выбор путей был широк. И эта тактика до поры до времени срабатывавшая, однажды довела их до беды. Правда, поняли они это не сразу. Случилось все через несколько дней после посещения Ризана.

Отряд уже четыре дня, как ехал после развилки, по дороге, на которой, судя по подробной карте этой части империи, полученной принцем еще в Эламе, наряду с другими, стояло очень мало городов. Значит, по ней должно было ездить гораздо меньше народа, чем по другой, по какой-то прихоти истории, пролегавшей от одного более-менее крупного города к другому, которые стояли довольно близко друг от друга. Выбранная же отрядом дорога в основном вела от села к селу, но поскольку небольшие городки на ней все же встречались, то можно было надеяться, что и придорожные трактиры будут тоже. Но в конце концов ночевать можно было и в деревнях, напросившись к кому-нибудь на постой, посулив звонкую монету. Крестьянам она всегда нужна. А в крупном селе могла быть и харчевня. Так что особых проблем с этим не должно было возникнуть. Они и не возникали. Правда эта дорога несколько уводила их в сторону, но совсем немного, и, по словам принца, в общем-целом вела их к цели. Так что по ней они и собирались ехать большую часть пути. И только дня за три до нужного им города, они должны будут тоже на развилке, перейти на другую дорогу, ведущую уже прямиком к Гелису.