Начало пути (СИ)

14

На следующий день после нападения «птиц» отряд въехал в район древних курганов, и он тянулся, казалось, бесконечно во все стороны. Заночевать пришлось тоже среди них. Это было очень плохо, потому что в таких курганах любила жить различная нежить, и неизвестно кто мог поджидать их здесь. Да и умертвия вполне могли прийти по их души. Ведь эти курганы насыпали над павшими в битвах воинами. В общем, ночевать здесь было очень опасно. Но делать было нечего. Объезжать их было немыслимо, они бы только время на этом потеряли и лишнего задержались бы в долине. Ведь неизвестно, насколько далеко эти курганы тянулись. Так же как неизвестно было, с кем бы они столкнулись там, даже если бы курганы объехали.

К сожалению, Эдвин все еще был магически опустошен и настолько, что впервые не смог поставить защиту вокруг их лагеря и это в таком опасном месте! Он очень переживал из-за этого, и не за себя, а за друзей, но сделать с этим ничего не мог. И отряд впервые остался без магической защиты! Если этой ночью на них нападет кто-то, с кем можно справиться только магией, они все будут обречены. Все пребывали в страшной тревоге. И в таком состоянии легли спать, ограничившись только стражей. И, конечно же, по закону подлости на них напали. Напали весьма странные существа, похожие на морских спрутов, только большего размера. Тело у них было некрупное, но от него отходили пять очень сильных щупалец, которыми они при желании могли убить взрослого мужчину, обхватив и сдавив его. Но это было скорее средство защиты. А нападали они не так.

Эти существа были кровососами. Каждое их щупальце заканчивалось ртом с острыми зубами, которыми они прокалывали плоть жертвы, а затем присасывались к ране. Но и это было ещё не всё. Перед нападением, из особых желез расположенных на теле они выпускали феромоны, что-то вроде наркоза, которыми усыпляли жертву. А во рту была другая железа, из которой в ранки оставленные зубами вбрасывалась жидкость снимающая боль, так что жертва спала и совершенно ничего не чувствовала, а эти существа вытягивали из нее кровь, полностью обескровливая ее. Присасываться они могли всеми пятью щупальцами, если в пределах их длины было достаточное количество жертв. Передвигались они тоже на щупальцах, длиной в четыре шага и делали это так быстро, что скорее бегали, а не ходили.

Вот шесть таких существ и набросились на спящий лагерь, предварительно еще сильнее усыпив людей, в том числе и стражника, который ничего не успел заметить, потому что близко эти твари не подходили, и окрасом они были очень темными, растворяясь в ночи. И вряд ли кто-нибудь из людей утром смог бы проснуться, но спасла всех Ляна. Уехав из замка вместе с приемной и уже горячо любимой и любящей матерью, девочка постепенно начала приходить в норму, и ее все реже мучили кошмары. Но после того, как на нее напали «скорпионы» и сильно обожгли, все ее прежние страхи вернулись, и появились новые. К тому же на нее воздействовала общая тревожность взрослых, особенно матери, которая боялась за свою дочь. Ляна воспринимала эту атмосферу особенно сильно из-за обостренного состояния нервной системы, только-только начавшей успокаиваться по дороге к Долине мертвых.

А в этот вечер все еще более усилилось, и ночью ей приснился настолько жуткий кошмар, что она проснулась с диким криком, переполошив всех людей, несмотря на все ухищрения напавших на них тварей. И вовремя!

Твари уже присосались к своей добыче, но произошло это недавно, и большой вред они принести не успели. Правда, люди со сна не сразу смогли разобраться, что происходит. Но им невольно помогли сами кровососы, которые поняв или почувствовав, что как-то все пошло не так, как обычно и добыча проснулась и сама может стать опасной для них, встали на пару своих щупалец, приподнявшись над землей, а остальные угрожающе выставили на своих врагов. Начался новый бой. С этим врагом справились довольно быстро, несмотря на все их проворство и силу щупалец, которыми они хватали людей, стараясь раздавить их.

На этот раз обошлось без ран, и, слава богу! Эдвин не смог бы никому помочь, силы в нем еще не было. Но твари не смогли никому сломать ребра, сжимая того или иного человека, потому что товарищи вовремя приходили на помощь своим друзьям, разя противников мечами и кинжалами и кромсая их щупальца. К тому же, тварей было всего шесть, а в драке приняли участие все мужчины, включая Эдвина, невзирая на всю его слабость. В эту ночь более никто не заснул, не рискнули. И на следующий день не выспавшиеся, двинулись дальше, молясь о том, чтобы в этот день никаких происшествий с ними не было. О будущем не загадывали, жили одним днем — его бы благополучно пережить, и то ладно, а там уж посмотрим, как кривая вывезет. Бог ли услышал их молитвы, или еще по какой причине, но этот день пошел мирно. Отряд так и продолжал ехать среди курганов целый день до темноты, и заночевать пришлось тоже среди них. Эдвин начал потихонечку приходить в себя, молодость и пока еще, по-прежнему, крепкое здоровье брали свое. И ближе к вечеру он начал медитировать, сидя вместе с Аленом на его лошади и, потому имея возможность полностью отдаться этому занятию, не следя за дорогой. Он постепенно, очень осторожно и медленно начал втягивать в себя ману, наполняя свой резервуар, и к ночи вобрал в него достаточное количество, чтобы поставить купол вместо обычного защитного круга — береженого бог бережет.

Недостаток этой защиты был в том, что когда Эдвин спал и не подпитывал его, а по-другому он пока еще не умел, купол постепенно развеивался. После того, как был устроен лагерь, все легли спать, и в эту ночь, благодаря куполу, караульных не выставляли и нормально поспать после прошлой бессонной ночи могли все, насколько это вообще было возможно, лежа на расстеленном на голой земле одеяле. Но Эдвину не спалось, ведь он выспался днем и принц единственный из всех увидел, что их лагерь окружают призраки павших в незапамятные времена в этих местах воинов. Юноша особо не обеспокоился, зная, что с восходом солнца они исчезнут. Но эти призраки неожиданно опровергли все представление Эдвина, и скорее всего всех остальных современных магов о куполах, начав проникать сквозь незримый барьер, подступаясь к спящим людям. Эти фантомы были опасны тем, что они питались жизненной энергией живых, а бороться с ними было очень трудно, ведь они были эфемерными существами, и поразить их мечем или другим оружием было невозможно. Оставалась только магия. Но мало того, что призраки начали быстро перемешиваться с людьми, плывя среди них, так их было так много, что Эдвин не был уверен в своей способности справиться с ними со всеми до того, как они кого-нибудь из его спутников полностью не выпьют, а он еще при этом и сам не повредит им своими заклинаниями.

Поэтому он решил пойти другим путем. Сначала, он громким криком разбудил уснувших, но даже во сне настороженных и от этого чутко спящих людей и быстро объяснил им, что происходит. А затем постарался сделать так, чтобы призраки стали более материальными, и в бой смогли вступить все воины отряда. У него это, как и все, что он до сих пор задумывал, получилось, и перед людьми предстали древние воины в старинных доспехах и с такими же мечами и другими орудиями убийства. И закипело новое сражение. Но толи из-за того, что бывшим призракам было слишком неудобно действовать теперь, когда они обрели тела, которые, кстати, имели серьезные раны, убившие их в свое время, но сейчас, поскольку они все же оставались нежитью, не позволяющие им сразу от них умереть, толи из-за того, что они уже давно не сражались настоящим оружием, но бой, несмотря на то, что противников принца и его соратников было много больше, закончился в пользу последних. Хотя и тянулся почти всю ночь. Поэтому после этой долгой битвы решено было выехать из курганника и после этого все же встать на дневную стоянку, поскольку это была уже вторая почти бессонная ночь, и люди изрядно устали. А такая усталость могла быть чревата, и дорого им обойтись.

Через некоторое время все поняли, что им вчера до ночи не хватило всего часа три, чтобы выехать с территории, занимаемой курганами. И теперь, снова попав на открытое пространство, вся группа быстро разбила лагерь и повалилась спать, опять не выставив часового, понадеявшись на то, что купол их на этот раз не подведет. Купол, в самом деле, не подвел, хотя пока все спали, снова произошло очередное нападение, не столько опасное, сколько курьезное. И когда все во второй половине дня начали просыпаться, люди обнаружили, что окружены множеством человечков примерно в два локтя высотой. Малыши угрожающе кричали и потрясали своими крошечными луками. Потом они наложили еще более крошечные стрелы и выпустили их в людей. Эдвин, проснувшись и увидев неизвестно откуда взявшийся маленький народец, тотчас подпитал купол маной и стрелы малышей встретившись с ним, бессильно опали. Человечки еще более злобно вскричали, снова потрясая луками, и опять выпустили рой стрел. Хотя не сложно было догадаться, о чем они кричали, их языка никто не знал. А малютки явно не знали всеобщего. Так что договориться с ними было трудно. И совершенно было непонятно, что с ними делать. Убивать их не хотелось. Даже представлять себе было неловко, что вот они такие большие будут уничтожать таких малышей. Даже вырваться из кольца человечков, окруживших их, было невозможно. Вернее, конечно, можно было — но, сколько при этом погибнет крошечных воинов под копытами лошадей! А просто выходить из-под защиты купола, выводя лошадей, тоже нельзя было, потому что хоть стрелы у коротышек были маленькие, но их было очень, очень много.

Конечно, доспехи и толстую верхнюю одежду они бы вряд ли пробили, но оставались еще и незащищенные части тела, лицо например, и никому не хотелось получить стрелу в глаз. Для этих человечков люди явно были не добычей, а конкурентами, которые нагло залезли в их земли, в их охотничьи угодья. И человечки вознамерились их прогнать. Объяснить им, что люди сюда пришли ненадолго и вскоре сами уйдут, их надо только мирно пропустить, не зная их языка, было невозможно. А для самих малышей их земли были такой ценностью, что представить себе кого-то, кто добровольно может оставить их, они не могли. Может, если предложить им что-нибудь для них интересное, они уйдут? Особенно, если поймут, что люди тоже уходят? Стали думать, что предложить человечкам и придумали.

Тарина заметила, что одежда у малышей поношенная, залатанная, а местами и рваная. Одеты они были в разноцветные курточки, штанишки и колпачки. На ногах у них была плетеная из травы обувь. И девушка предложила друзьям отдать крошкам плащи. У всех были теплые куртки, а щедрые горцы во время их второй встречи подарили своим друзьям теплые одеяла, завернувшись в которые не холодно было ночевать даже зимой в лесу. Поэтому, кстати, у них отпала необходимость ехать по дорогам и ночевать непременно в трактирах, рискуя нарваться на колдуна или на того кто их узнает и донесет колдунам. И они снова могли путешествовать по лесам, только иногда заезжая в села, чтобы пополнить свои припасы. Так что плащи им сейчас были не нужны. А у человечков явно была проблема с одеждой. Все согласились с этим предложением. Отобрали несколько самых хороших плащей и один бросили малышам. Крики стихли. Человечки сгрудились возле огромной для них одежды и начали трогать ее, при этом бурно вереща. Люди привлекли их внимание, показав им еще несколько плащей, и жестами начали пояснять, что отдадут им эти вещи и уйдут, если человечки их пропустят. Малыши их прекрасно поняли, опустили оружие и расступились. Люди быстро собрались и покинули стоянку, оставив человечкам отобранные вещи.

Остаток дня, как и вчерашний поначалу, не считая немного смешного происшествия с коротышками, проходил спокойно, но ближе к ночи они подверглись новой атаке, во время которой погиб Тим.

Они как раз в этот момент проезжали мимо большого холма, возвышающегося немного в стороне от них. И вот из-за него совершенно неожиданно для всех выскочил какой-то зверь, настоящее чудовище — огромное как гора, очень похожее на гигантского барана, с такой же кудрявой, только грязно-коричневой, свалявшейся шерстью. У него были закрученные по спирали, ощетинившиеся острыми и длинными шипами, рога, и длинные, выступающие вперед, явно плотоядные зубы. А ноги у него оканчивались копытами в два шага шириной. Один удар таким копытом и человеку, да и кому покрепче и покрупнее, придет конец, а зверь ко всему прочему, несмотря на такие размеры, был еще и очень проворен. Как справится с таким монстром, никто не представлял. Он несся на них, покрывая сразу за один свой шаг огромное расстояние.

Весь отряд, не сговариваясь, ринулся от чудища прочь, притом, что ехать здесь следовало почти шагом. Как люди ни торопились, но «баран» явно настигал их. И конечно, не обошлось без трагедии. Лошадь Тима попала ногой в чью-то нору и Тим на всем скаку вылетел из седла. Может в обычной обстановке ничего бы и не случилось. Тимус был опытным всадником и даже падая, сумел сгруппироваться, чтобы не сломать себе шею или еще чего-нибудь, но тут его настиг зверь и ударом копыта выбил из него дух. Тим отлетел далеко от монстра и остался лежать неподвижно, как изломанная кукла. Эдвин, мчавшийся чуть позади и немного в стороне от своего друга, успел увидеть все, что произошло, хотя случилось это очень быстро, и понял, что убегать от чудовища не выход — он все равно рано или поздно настигнет их и каждого убьет.

Надо останавливаться и принимать бой. Что он и прокричал своим соратникам и друзьям. Они еще немного проскакали по инерции вперед, но затем остановили своих лошадей и спрыгнули на землю. «Баран» тоже притормозил и бешено зарычал. Раздался громогласный рев такой силы, что у всех невольно заложило уши. Эдвин хотел было крикнуть всем, кто не будет принимать участия в бою, чтобы они уезжали подальше от зверя, но в последний момент передумал. Никто не гарантировал им, что громадина не кинется вслед за всадниками, оставив воинов не у дел. Так что весь отряд остался вместе. Но каждому было неясно, как можно сражаться, а главное победить этого монстра. А решать этот вопрос надо было быстро. Зверь, не прекращая реветь, начал бить копытом об землю, отчего та, казалось, явственно содрогается. А чудовище ярилось все больше и больше. Понятно было, что оно в любой момент может броситься на свою добычу. Эдвин решил пустить в монстра мощную струю огня, но у того, видимо была огнеупорная шкура и она не загорелась, только в нескольких местах слегка затлела. Принц попробовал задействовать против огромного врага весь свой магический арсенал заклинаний, но оказалось, что они на него почти не действуют, только немного задерживают, не позволяя ему вновь кинуться на свою добычу. А зверь после такого массированного нападения некоторое время приходил в себя, но передышка была явно недолгой. Казалось, выхода у жалкой группки людей нет, и на этот раз они все обречены на гибель.

Но им невероятно, просто сказочно повезло. Как уже было сказано ранее, в долине мертвых было очень много водоемов. И в том месте, где люди встали против «барана», не зная, что с ним делать, располагалось небольшое озеро-гейзер, из которого то и дело била струя очень высокого фонтана. И в какой-то момент Лоран заметил, что он выстрелил точно в пролетающую мимо небольшую толи нежить, толи птицу и та с криком рухнула прямо в воду. И она явно обварилась, так как вода в озере была такая горячая, что выжить в ней было невозможно — там был настоящий кипяток. Граф указал на этот факт Эдвину и принц, пока зверь продолжал реветь, начал лихорадочно думать, как заманить, или скорее отогнать его в это озеро. Потому что мечами, да и стрелами воины не смогли бы причинить монстру большого вреда. Так как во-первых из мечников он бы просто никого не подпустил к себе, а во-вторых у него была очень густая шерсть, которая уберегала бы его от стрел — они бы просто путались в ней. Поэтому все же оставалась только магия. И хотя измененный зверь был почти не восприимчив к ней, и убить с ее помощью его было невозможно, все же какое-то воздействие она на него оказывала. А зверь после работы мага, некоторое время оставался на месте, наверное, уже немного опасаясь несговорчивой добычи, хотя и продолжал яриться — реветь и бить копытом землю.

Весь отряд собрался вокруг своего юного предводителя, с надеждой смотря на него — может он придумает, как им избавится от этой страшной напасти. И он не обманул их ожиданий. Эдвин быстро рассказал, а вернее прокричал всем свой план:

— Я буду с помощью заклинаний отгонять зверя к озеру с кипящей водой, а вы должны постараться ни в коем случае не подпускать его к себе. Здесь на наше счастье полно камней. Берите самые большие, какие только сможете поднять и кидайте в него. Так же Керт и Геор посылайте в него стрелы. Вряд ли они причинят ему существенный вред, но будут раздражать. Он как раз стоит между нами и озером…, — Эдвин не успел договорить, потому что зверь, наконец, прекратил реветь и бросился на них. Принц поспешно воздвиг над отрядом купол, неуверенный, что он выдержит такую тушу и не лопнет. Но когда зверь врезался в него, все оказалось в порядке. Все лошади вели себя очень неспокойно и люди еле-еле удерживали их за поводья, поэтому Эдвин в первую очередь магически стреножил их, чтобы те не разбежались, а затем сказал:

— Собирайте камни и по моей команде, когда я сниму купол, начинайте метать их в него.

Что все и сделали. И когда Эдвин развеял купол, они начали швырять в чудовище валуны (девушки брали их по двое-трое), щедро рассыпанные вокруг, лучники стали безостановочно обстреливать его, а Эдвин все-таки сумел подпалить ему шкуру, которая опять скорее затлела, чем загорелась. Все это вызвало громоподобный рев монстра. И все невольно подумали, что если им суждено сегодня остаться в живых, то они наверняка навсегда оглохнут, и даже их целитель ничего не сможет с этим поделать. И надо сказать, забегая вперед, все и в самом деле потом некоторое время скорее орали что-нибудь друг другу, нежели нормально разговаривали.

Так и продолжался их бой. Люди кидали в бараноподобное существо камни, стреляли из луков и пускали то огненные шары, то ледяные стрелы, то молнии и воздушные лезвия. Впрочем, в арсенале у Эдвина было припасено намного больше всяких боевых заклинаний. Зверь поначалу пытался нападать на них, но все чаще стал отступать прямо к воде, тем более, что его шкура уже кое-где все-таки занялась огнем, и зверя этот огонь жег. Людям удалось-таки загнать его в кипящее озеро. Вернее он сам оступился на весьма крутом берегу и сразу же ушел под воду, поскольку глубина у озера была приличная и начиналась сразу у берега. Все с напряженным вниманием следили за тем, что происходит и даже застонали от разочарования, когда увидели, что он всплыл живым. Но монстр еще некоторое время с ревом побарахтался в воде, выплескивая на берег целые волны, но не в силах вылезти наверх, а потом, наконец, затих на счастье людей.

— Да, никогда не думал, что однажды я приготовлю себе на обед такого барашка, которым можно будет накормить целый город! — с чувством прокомментировал смерть гиганта Ник.

Все немного нервно рассмеялись. Остаток дня отряд просто отдыхал и только на следующее утро отправился дальше. Труп Тима решено было взять с собой. Никому не хотелось хоронить его здесь. А вдруг он восстанет каким-нибудь умертвием и ему сотни лет придется таким существовать в своем посмертии, пока его кто-нибудь окончательно не упокоит? Никто не хотел такой судьбы для себя, не желал ее и для своего друга.

На следующий день, примерно в два часа пополудни, уже для разнообразия, без всяких происшествий, люди, наконец, смогли покинуть смертельно надоевшую им, и унесшую жизнь их товарища, негостеприимную Долину мертвых.

Всем друзьям было известно, что Сандра оставила в Церене, в городской конюшне своего коня, и дала самой себе слово вернуться за ним, и если его еще к тому времени не продали, забрать. Всем ехать в Церен было опасно и совершенно не нужно, но чтобы не потерять друг друга, они решили, что отряд останется прямо тут, в том месте, где он вышел из Долины мертвых, пользуясь тем, что в эту сторону церенцы не ездят, и будет дожидаться Сандру. Пока все они дожидались свою подругу, решили захоронить Тимуса, немного в стороне от долины смерти, что и сделали в торжественном молчании, после того, как принц произнес короткую, но приличествующую моменту речь.

Девушка вернулась к вечеру следующего дня, приехав с обеими лошадьми, и потрясающей новостью, о которой судачил весь город, а Сандра узнала об этом в трактире, куда зашла перекусить и переночевать. Оказывается колдуна — дознавателя Болдуина выгнали из гильдии, лишили звания колдуна и запретили колдовать под страхом смертной казни. Должности дознавателя тюрьмы он тоже лишился. Принц только скупо улыбнулся, услышав это сообщение, а все остальные, возненавидевшие Болдуина за то, что он сделал с их любимым другом, очень обрадовались.

— Что ж, достойное наказание для такого мерзавца, — констатировал Лоран, — правда, наказали его не за то, за что он заслуживал, но это не важно. Думаю это даже хуже, чем смерть. Умирают один раз, а ему придется терпеть всю оставшуюся жизнь. Для таких тщеславных людей как колдуны, лишения этого звания должно быть страшным ударом. К тому же, он вряд ли умеет делать что-то кроме колдовства и пыток людей, а теперь ему придется подыскивать себе работу и отказаться от многих «милых» привычек. А еще, я уверен, многие захотят посчитаться с ним за все хорошее, и скорее всего, ему придется прятаться и дрожать от страха, забившись в какую-нибудь щель. И переезд в другой город ему не поможет. Слишком уж многим он насолил с такой должностью и с такими привычками.

Объехав Церен, куда решили не заезжать, поскольку Болдуин хоть больше и не был опасен, но другие-то колдуны остались, да и на его место наверняка кого-нибудь прислали, и они скорее всего не оставили надежды заловить леорнийцев, отряд отправился на юг. И, несмотря на то, что время поджимало, нужно было еще заехать в Адин, город Теодора, чтобы он мог передать своему хозяину купленное для него украшение и оставшиеся деньги, а также забрать накопленный им капитал. Дело в том, что Тэо не захотел больше оставаться приказчиком у господина Делира. Он встретил замечательных людей, которые стали его друзьями и не хотел расставаться с ними. У него самого настоящих друзей до этого не было, имелось только несколько приятелей. Тэо слишком много работал, и на дружбу не хватало времени. А сейчас совместно пережитые опасности сблизили его с остальными членами отряда, и он не желал уходить от них. Так же как и Тарина, которая тоже со всеми подружилась. Они сказали об этом своим друзьям и попросили разрешения поехать с ними в Леорнию. Все очень обрадовались, потому что ребята успели им полюбиться, и никто не хотел терять их.

Адин находился недалеко от Церена, и путники остановились рядом с ним, в леске и настроились на ожидание друга. Он вернулся только часа через три и, прибыв на место, извинился за задержку и сказал, что еле вырвался, что купец ни за что не хотел упускать ценного работника и уговаривал его остаться. Он даже предложил Тэо стать его совладельцем. Ну а когда торговец окончательно понял, что юноша не останется, отдал ему в качестве премии за отличную работу, все деньги, которые его бывший приказчик сэкономил на сделке с аристократом. Теперь можно было продолжить свой путь на юг. Они опять поехали лесными тропами, только заглянув в одну деревню, чтобы купить провизию. Стоял небольшой морозец, и ночевать на земле даже завернувшись в теплые одеяла, никому не хотелось, но это было безопасней, чем останавливаться в трактирах. Особенно теперь, когда у них с собой был столь ценный груз, который никто не желал отдавать в руки колдунов.

По дороге вся многочисленная компания обсуждала свой дальнейший маршрут. Можно было возвращаться прежним путем, но лезть в стылое, никогда не замерзающее болото никому не хотелось. Одно дело идти по нему в начале осени, в еще относительно теплую погоду и совсем другое — зимой в мороз. Тем более, что теперь в отряде имелись девушки, трое из которых были беременны и ребенок. Но это огромное болото простиралось вдоль всего озерного края, смыкаясь с Серыми горами и миновать его было невозможно. Вернее, его можно было обойти с запада по большому торговому тракту, но тогда бы пришлось делать очень большой крюк, а времени на это не было. Мэтр Сибелиус на днях опять связался с принцем и попросил его поторопиться. Артефакт был крайне нестабилен. Эдвин и сам начал чувствовать излучаемые им могучие магические эманации и смог теперь без труда найти его среди других волшебных вещиц. Им оказалась та самая статуэтка девушки, которой он и его друзья любовались в хранилище. Эдвин напитал ее энергией свой резервуар и теперь чувствовал себя значительно лучше, хотя его многочисленные раны еще болели. Дэлия каждое утро и вечер обрабатывала их и делала перевязку, и они постепенно затягивались.

Так вот, обсуждая свой дальнейший маршрут, друзья пришли к согласию в том, что ни через болото, ни в обход с западного края, они идти не могут. Что надо прямо сейчас забрать восточнее и идти через горы, хотя это тоже был плохой выбор. Ведь здешних перевалов они не знали. Но таковые должны были существовать, и они надеялись найти где-нибудь поблизости проводника. Правда, может быть, им придется расстаться с лошадьми, но это не было большой проблемой. На той стороне в Леорнии можно было бы купить новых. А скорее всего этого делать не придется. Если уж они смогли перейти с лошадьми через седловину значительно более высоких Заоблачных гор, то и в Серых горах с лошадьми не расстанутся, ведь это очень старый хребет. Этот маршрут тоже довольно длинный, все же был значительно короче западного. И существовала еще одна причина идти именно так. Лоран и Аманда полюбили друг друга и собирались пожениться, так же как и остальные пары. И они должны были забрать Генри, сына Аманды, оставив в землях маленького маркиза управляющего, который будет заниматься всеми делами маркизата. И еще Лоран очень хотел наказать родственника любимой за то, что тот хотел убить ее. Маркизат находился рядом с Серыми горами, и отряд мог поехать через него.

Решение было принято, но в нем тоже были свои два подводных камня. Эти горы населяли многочисленные племена кобольдов-карликов. Они были пониже гномов, приблизительно в четыре локтя и ладонь[7] высотой. Но, несмотря на свой рост, они представляли собой серьезную угрозу из-за своей воинственности, и превосходного оружия. А главное, они по какой-то причине ненавидели людей. А также в этих горах стояли две крепости имперцев, и в них могли быть и, скорее всего, были колдуны. И попадать в руки тех или других было крайне нежелательно. Оставалось только надеяться, что этого не произойдет. А если даже они встретятся с кем-то из них, то сумеют отбиться, как отбивались от всех своих врагов до сих пор.

Впрочем, с имперскими воинами вообще можно было бы договориться, ведь войны сейчас между двумя странами нет. Хотя, если им тоже известны приметы разыскиваемых колдунами людей, то сделать этого не получится. Но зачем гадать сейчас? Придет время, будет видно. До гор еще нужно доехать. Чем они и занимались. Их путь проходил спокойно. До поры до времени никаких приключений не было, чему все были очень рады. Все даже немного расслабились. В отряде царила сплошная любовь. Семь влюбленных пар! Это не шутка! Поэтому в дороге постоянно слышались шутки, и звучал задорный, веселый смех. И Эдвин, когда избавился от мучающей его душевной неурядицы, несмотря на его тревогу из-за артефакта, оказался очень по-доброму остроумным человеком. И его шутки часто вызывали у всей кампании хохот. Причем он их не вымучивал, они слетали с его губ легко, были умны и, всегда к месту.

И Ляна, которую все очень полюбили, снова к общей радости, начала приходить в норму. И не раз среди общего веселья звучал и ее смех. Хотя она далеко не всегда понимала над чем смеются взрослые, на нее действовала общая атмосфера. А еще она была счастлива, что теперь у нее кроме мамы снова появился отец, к которому она успела привязаться всем своим маленьким сердцем. Конечно, своего родного отца она еще не забыла, и по-прежнему скучала по нему и сестре, и случалось еще плакала, вспоминая их. Но все же, она была еще мала, и эти воспоминания постепенно тускнели. Их место занимали новые впечатления, и добрый, отзывчивый Нэт, искренне и горячо полюбивший как Милину, так и, теперь их общую с любимой, приемную дочь, был среди них одним из главных.

Все наслаждались прекрасной, хоть и холодной, с легким морозцем, погодой и тишиной леса, по опушке которого передвигался отряд. Так что эта часть дороги протекала очень приятно.

Если им на пути попадались город или деревня, они на всякий случай углублялись в лес. Вообще, империя в этих местах была лесистым краем, и лес подступал прямо к городам, не говоря уж о деревнях. Правда, чаще всего, вокруг городов устраивали полосу отчуждения, вырубая деревья, но так было не везде, а вокруг деревень и маленьких городков никогда не было.

Хотя гильдия, видимо, потеряла их, и вряд ли отряд ждали засады, они все равно, на всякий случай, высылали вперед дозор, особенно вблизи населенных пунктов. В дозор уходили по двое. И не только леорнийские воины, но и остальные мужчины, которые не хотели чувствовать себя балластом. Да они уже им и не были. К этому времени все трое научились неплохо орудовать своими кинжалами. И вот однажды путь отряда проходил, как всегда, вдоль леса, мимо маленького городка, но в некотором отдалении от него, поэтому с дороги решили не съезжать. В этот раз в дозор ушли Нэт и Эвен и последний, оторвавшись от друга, ехал немного впереди. И вдруг отставший Нэт услышал вскрик Эвена. Думая, что друг нарвался-таки на засаду, он пришпорил коня и погнал его вперед, поспешив на помощь Эвену. И вскоре появился на месте происшествия. Никакой засады, как и следовало ожидать, не обнаружилось, но перед глазами Нэта предстала такая картина: на опушке леса, возле проселочной дороги, по которой ехал отряд, прямо на заснеженной земле лежала сильно беременная девушка с закрытыми глазами. Вокруг ее горла была затянута толстая веревка, и Эвен кинжалом спешно разрезал ее. А на крепком суку ближайшего дерева болтался перерезанный обрывок каната.

— Боже мой, что тут произошло?! — воскликнул добросердечный Нэт, — хотя и так ясно! Она еще жива?

— Дышит! Я вовремя успел! Наверное, она совсем недавно веревку затянула. Но пришла сюда раньше. Иначе я бы ее на дороге увидел. Видимо, не сразу решилась повеситься. Или, скорее, подходящий сук искала. Видишь, вокруг деревьев снег притоптан? А потом она сук нашла — невысокий. К высокому, с таким животом, она бы не дотянулась. Я, когда ее сквозь деревья разглядел, она еще дергалась и не висела полностью, а подвисала. Ноги у нее согнуты были и на земле стояли. Поэтому шею она сразу и не сломала. Я веревку обрезал, а она уже чувств лишилась. Хорошо, жива осталась. Это что ж она такое удумала — с дитем жизни себя лишать! Хотя и без дитя тоже не след!

— Интересно, что с ней произошло?

— Придет в себя, расскажет, если пожелает. А сейчас ее надо к нашим отвезти. В одеяло завернуть, отогреть. Как бы она не застудилась. Одежонка то на ней, видишь, какая худая. Я ее Дэлии отдам, пусть обиходит ее какими травками. Эх, бедняжка.

Эвен, в это время, подняв довольно тяжелую девушку, подошел к лошади, смирно стоящей на дороге и, передав свою находку на руки Нэта, взобрался на коня и с некоторым трудом принял будущую мать обратно. И дозорные поскакали назад. Все еще издали заметили возвращающихся Нэта и Эвена и сначала встревожились. Но, каково же, было общее изумление, когда они увидели, что Эвен кого-то везет и, в особенности, когда поняли кого. Они сразу же решили сделать длительный привал, а если понадобится, то и вовсе развернуть лагерь. Только съехали с дороги, углубившись в лес и, найдя подходящее место, остановились. И вокруг несчастной захлопотали девушки. Через некоторое время недавняя удавленница пришла в себя и, открыв глаза, очень удивилась, увидев вокруг себя много незнакомых людей.

— Где я? И кто вы? — тихо, хрипловатым голосом спросила она.

— Вы среди друзей, — ответила Дэлия.

— Значит, я жива? — так же тихо продолжила спрашивать девушка.

— Жива и вот ваш спаситель, — сказала знахарка, подталкивая к спасенной девушке Эвена. На что последовала странная реакция. Девушка посмотрела на Эвена и сожалеюще вздохнув, сказала:

— Не надо было меня из петли вытаскивать. Я вас об этом не просила. Мне итак трудно было на это решиться!

— Вот так раз! И это вместо спасибо! — обескуражено произнес Эвен.

— Вы не понимаете! И ничего не знаете. А что мне еще делать?! Придется во второй раз в петлю лезть! — горько воскликнула несчастная.

— Ну, вот что! Ну-ка, давай рассказывай свою историю. Повеситься всегда успеешь, веревка от тебя не убежит и деревьев вокруг хватает. — Решительно сказала Дэлия, — и, кстати, как тебя звать?

— Зовут меня Улита. А история? Что ж, история у меня обыкновенная.

И она начала рассказывать. Все началось меньше года назад. Ей тогда только шестнадцать лет было. Самый возраст, когда девушки о любви мечтать начинают. А она, еще, когда с матерью жила, на свою беду читать научилась. Мама ее до конца жизни книги любила и денег на них не жалела. Хотя они дорого стоили. Купцова дочь, она замуж по любви вышла, да еще с хорошим приданым и тоже за богатого купца. Вот и читала, в основном рыцарские романы, а в них подвиги всякие описывались, битвы разные и любовь, куда же без любви? И дочь свою единственную к романам приохотила. Она вообще для своего ребенка ничего не жалела, образование ей дала. Но больше всего привила любовь к книгам, а в них все так романтично было. Ну, маму понять можно. Она своего любимого мужа всего через два года после свадьбы лишилась. Его грабители ночью прирезали, когда он домой возвращался. Улите в ту пору всего год исполнился, так что своего отца она не помнит.

А мать тогда от переживания второго ребенка выкинула, четырех месяцев до родов не дотянула. Вот она книгами от тоски по мужу и спасалась, настоящую любовь книжной заменила, в них ее и искала. И дочь свою такой же романтичной вырастила. А лет через девять-десять после того, как овдовела, мать Улиты уже успокоилась и о новой любви мечтать начала. В молодости она миловидной была, хоть и не красавицей. Но к тому времени как Улите десять лет исполнилось, от ее былой миловидности почти ничего не осталось. Тогда еще никто не знал о том, что мать Улиты серьезно больна была, и она довольно быстро старела, хотя по возрасту была еще не старой. Но ее как-будто червь изнутри подтачивал, это ее болезнь съедала. Но сама она ничего не замечала. То есть свое плохое самочувствие она, конечно, ощущала, но вот то, что постарела да некрасивой стала, видеть не желала. Мать, несмотря, на всю свою романтичность и переживания от жизни совсем уж не оторвалась, и после смерти мужа делами его торгового дома интересовалась. Хотя в нем всем опытный управляющий занимался. Он еще у отца Улиты помощником был и после его гибели все дела вести стал.

И вот в ту пору в торговый дом новый приказчик пришел. Молодой, красивый, высокий, статный. И мать в него влюбилась, и он, кажется, ей взаимностью отвечал, хотя на несколько лет ее моложе был. Улита тогда еще мало что понимала и за свою маму рада была. Это она потом поняла, что никогда он ее мать не любил, его ее деньги соблазнили, он только притворялся, да обманывал ее. А мама ничего не замечала и не понимала, она была ослеплена своей любовью. Через короткое время мать уволила старого управляющего, который весь воз вез, ни за что обидела человека. И на его место поставила своего возлюбленного. А еще через некоторое время они поженились. И, заполучив все в свои руки, новый муж матери очень быстро показал свой истинный норов и свое отношение к жене. Он, не стесняясь, дал ей понять, что не любит ее и никогда не любил, а нужен ему был только ее торговый дом. И он ее даже начал избивать, раздражаясь на то, что у него такая старая и некрасивая жена. Как-будто кто-то заставлял его женится.

Мама, конечно, скрывала побои от дочери, а если Улита замечала синяки, то мать говорила, что упала. Улита тогда верила этому, это сейчас она понимает, что отчим ее бил. А еще он начал ей изменять, вернее он всегда это делал, но раньше скрывал, а теперь перестал. И Улита однажды услышала разговор мамы и отчима. В те года она мало что поняла, но став старше, этот разговор припомнила и догадалась о чем в нём шла речь. Все это: и болезнь, и разочарование в любви, измены мужа и его побои сократили жизнь ее матери и меньше, чем через год после свадьбы, она умерла. А еще, примерно, через год отчим женился еще раз на молодой и очень красивой девушке, даже не дождавшись окончания траура. А Улита осталась при них, хорошо еще они ее на улицу не выкинули или в приют не сдали, наверное, тогда соседей постеснялись.

Но жизнь у нее стала плохой, нет, ее не лишали еды и не избивали, но она после смерти матери лишилась главного — любви. Она страшно тосковала по маме и тянулась к другим близким взрослым за сочувствием, утешением и теплом, но встречала только равнодушие. До нее никому не было дела, и она была очень одинока. Так, как-будто ее совсем нет. Может, лучше бы отчим с мачехой ругались, кричали, били — хоть какое-то внимание. А когда тебя просто не замечают, не разговаривают, чувствуешь себя вещью, предметом обстановки, который просто, молча, обходят не замечая. А если она пыталась с ними заговорить, они так удивлялись этому, как если бы, скажем, их спросила о чем-то ваза, стоящая в углу. И Улита была даже рада, если на нее все же раздражались и давали подзатыльник. Даже ела она в своей комнате, а не в столовой со всеми и в семейных праздниках не участвовала, ее просто не звали. Им и в голову это не приходило.

И лишь, когда в гости кто-то приходил, особенно соседи, они звали ее и делали вид, что они одна семья. Но это вызывало лишь еще большую горечь и не только потому, что приходилось притворяться, но и потому, что она знала — это не так и все скоро закончится, и она для всех снова исчезнет. Но хуже всего стало, когда у отчима с мачехой родился сын. Теперь у них была полная семья и Улита и вовсе стала мешать. А она всегда любила маленьких детей, но ее до малыша не допускали. Не дай бог, если она дотронется до него, тогда на нее могли наорать или ударить, причем и мать и отец. Но чаще, демонстративно, прямо при ней это место на ребенке мыли с мылом, как-будто она грязная или заразная. И она перестала, и трогать и подходить к нему. Она вообще старалась поменьше выходить из своей комнаты, чтоб не натыкаться на холодный и равнодушный взгляд, как на пустое место. Тем более видя, как они смотрят друг на друга и, особенно на своего сына, какая между ними царит любовь. И она окончательно ушла с головой в книги. По крайней мере, этого у нее не отняли, ей отдали все материнские рукописи, а их было много. Сами они этим не увлекались.

А Улита мечтала о любви, сначала материнской и отцовской, а когда подросла, то о взаимной любви с мужчиной. И чем больше ее лишали этого, тем больше она о ней мечтала. Теперь она понимает, что просто страшно устала от одиночества и пустоты существования, но под влиянием книг ее мечта приняла романтический характер. И она стала мечтать о любви прекрасного рыцаря, но вокруг такого не было. Но однажды она его встретила и пусть будет проклят тот день! Но тогда она его благословила! Как-то раз она зашла в храм, и там стоял он — такой красивый и не похожий ни на кого из тех, кого она до сих пор видела. Настоящий прекрасный рыцарь нет, даже принц. И она смотрела на него, не отрываясь, и не слышала, что говорил священник. И мужчина, наконец, заметил ее и подошел. Теперь она знает, что ему было просто скучно в маленьком городке. И он увидел молоденькую, хорошенькую дурочку, так почему бы не подойти и не познакомиться? И он подошел, а потом проводил ее до дома, и по дороге они разговаривали. Он много знал и был очень тщеславен, ему нравился восторг даже провинциальной глупышки. И он распустил перед ней хвост. Они стали встречаться, и он был с ней ласков или казался таковым. И она потянулась к нему всем своим исстрадавшимся, иссохшим, уставшим от одиночества и токующим по любви сердцем. Улита полюбила его, и пришел день, когда он тоже сказал, что любит ее. Как она была счастлива тогда!

А потом она стал женщиной. На самом деле это произошло очень, очень рано. Но это она потом поняла, что прошло меньше двух недель со дня их знакомства, и он соблазнил ее. Теперь она знает, что все дело было в том, что она являлась девственницей. В тот день, когда они навсегда расстались, он с циничной улыбкой признался ей, что любит портить юных девственниц, в этом есть особое удовольствие. Хотя чаще ему приходится иметь дело с гулящими девками. Но до того последнего с ним разговора она еще этого не знала и каждый день с того момента, как они познакомились, был для нее наполнен счастьем и растягивался для нее на год. Особенно после пустоты предыдущей жизни. Поэтому, когда она стала женщиной, ей показалось что они давно, давно любят друг друга. Она рассказала ему, что она дочь богатого купца, а сейчас живет с отчимом и мачехой. Он навел справки и узнал, что торговый дом, которым владел ее отчим, один из самых богатых во всей империи, несмотря, на то, что находится в маленьком городке. Во время их последней встречи он ничего от нее не скрывал, наверное, от злости и разочарования. Он оказался таким же охотником за приданным, как в свое время ее отчим. А она наступила на те же грабли, что и ее мать, только замуж не вышла. Потому что отчим с мачехой ничего не захотели давать за ней, собираясь все оставить своему обожаемому сыну.

Об этом они ему и сказали, когда он пришел к ним просить руки Улиты. Они как раз подыскивали для нее богатого престарелого жениха, который может прельститься ее юностью и миловидным личиком и не потребует приданого. А ее любимому она без приданого и даром была не нужна. Мало ли таких хорошеньких девчонок, как она на свете живет, на его век хватит. Хотя она к этому времени уже беременная была, и он об этом знал. Он уехал, а она осталась как громом пораженная от открывшейся ей истины: и от его обмана, и притворства, и от того, что он бросил ее беременной. И все равно она продолжала любить его и страшно тосковала по нему, и ее одиночество после недолгого счастья оказалось совсем нестерпимым. Она еще тогда захотела наложить на себя руки, но не решилась. Мысль о ребенке от любимого остановила ее. Но проходило время, и она все с большим беспокойством думала о своей беременности. И о том, что ей делать, и о том, что это скоро станет заметно.

И это время наступило! Тогда мачеха и отчим впервые по настоящему заметили Улиту и вспомнили о ее существовании. В тот раз мачеха сильно наорала на нее и надавала болезненных оплеух, и отчим тоже руку приложил. Сейчас она думает, что они специально разогревали себя перед дальнейшим. И соседям, пришедшим в тот день в гости, надо было показать, как они потрясены неблагодарностью падчерицы. Улиту, как всегда в таких случаях, позвали в гостиную, и соседи обратили внимание на ее живот, сказав хозяевам, что почему-то не слышали о ее свадьбе. Как же мачеха кричала, как оскорбляла Улиту, слышали бы вы, какими словами! Самым мягким выражением было — гулящая девка. А потом они выгнали ее из дома без гроша в кармане, в самом буквальном смысле. Улита только свою одежду взяла и несколько материнских книг, сколько смогла унести. Сейчас она знает, что они всегда хотели избавиться от нее, только искали подходящего случая, и ее беременность стала таким удобным поводом. Соседи их одобрили, теперь в их глазах она была не несчастной сироткой, а парией, которая опозорила приемных родителей. И никто из них не подумал о том, как она выживет беременная без денег, никто не пожалел ее!

Сначала она книги и свою одежду стала продавать, заменяя ее на все более худую. Одежда у нее была хорошая, мачеха с отчимом, чтобы избежать кривотолков, что, мол, обижают сироту, одевали ее богато. Вот она и продавала, на то и жила. Последнюю свою одежонку она у старьевщика купила. Потом, когда продавать стало нечего, начала перебиваться случайными заработками. А когда живот совсем большим стал, то и таких не осталось, и она начала голодать. Как нищенка сидеть и просить подаяние, было и стыдно, и холодно, тем более в своем городке, где все ее знали. Пришлось уйти в соседний город и встать-таки на паперть. А куда деваться было? Стыдно, не стыдно, а есть-то хочется, и за угол платить надо. Вот и стала она подаяние просить. Но однажды ее нищие сильно избили, ногами даже по животу надавали. Как она ребенка тогда не выкинула, не понятно. Оказалось, что у нищих все места распределены и лишний человек им не нужен.

Тогда она стала копаться в мусорных кучах и спать на улице, ведь ей нечем стало платить хозяйке за комнатенку, и та ее выгнала. Улита отчаянно мерзла, но пока была еда, хоть такая полугнилая, она терпела. Но неделю назад ее снова избили, на этот раз нищие мальчишки, целая банда. Они сказали, что это их еда, и что она должна убираться из города, если хочет жить. Так она и ушла. Хотела сначала в другой город пойти, но поняла, что не дойдет, слишком она устала от всего, в последнее время почти не ела, вот сил и не осталось, да и живот стал очень большим. А главное, она знала, что в соседнем городе то же самое повторится, и она ушла в лес. У нее даже нечем было костер разжечь, и она уже несколько дней от холода не спала, и не ела столько же, совсем ничего, снег только. Правда, три дня назад она хлебную корку на дороге подобрала, кто-то обронил.

И вот вчера она поняла, что все равно умрет, так зачем мучится и продлевать агонию? И она отправилась в город, и украла там веревку, а потом вернулась в лес. Но ей все же, нелегко было решиться голову в петлю сунуть, своего ребенка жизни лишить, он почему то, наверное чудом, был еще жив, хотя она его уже столько времени не кормила. А ведь ей всего неделя-две до родов осталось, малыш в ней бьется, в этот недобрый мир просится. А как Улите его прокормить, когда ей самой есть нечего? У нее молока не будет, и завернуть его не во что. Он все равно от голода, да от холода помрет, так уж лучше вместе с ней, пока она его не видит, вот и решилась. А они ее зачем-то из петли вынули. Теперь опять придется на шее веревку затягивать.

Все слушатели несколько мгновений молчали, потрясенные рассказом девушки, а потом Дэлия всплеснула руками и воскликнула:

— Что ж ты, дурочка, сразу не сказала, что смертельно голодная? С этого и надо было начинать! Сейчас мы тебя накормим. Только много есть сразу нельзя. Только капельку бульона. А потом, чуть попозже еще немного, так тебя и раскормим. Ты не волнуйся, мы уже таких оголодавших выхаживали, так что опыт имеем. Тебе сейчас голодать никак нельзя, ребенок от этого страдает. Я вот тоже беременная сейчас, так я знаешь, сколько ем? О-го-го. Правда, если не тошнит.

— Вы меня, что же кормить будете? — растерялась Улита.

— А как же иначе? — удивилась Делия.

— Но зачем? Кто я вам? — Слабым и хриплым голосом спросила девушка.

— Пока никто, но ты что же, совсем в человеческую доброту не веришь?

— Нет, добрых людей не существует.

— Напрасно ты, милая, так думаешь. И мы тебе это докажем. Мальчики, сегодня никуда не поедем.

Эдвин вздохнул и сказал:

— Конечно, на неделю останемся или даже больше, пока Улита не родит. Ей в таком состоянии никуда ехать нельзя. Надеюсь никто не против?

Никто против не был, только Лоран спросил:

— А как же артефакт?

Эдвин еще раз вздохнул и ответил:

— Ну, будем надеяться, что успеем. Как время родов подойдет, в город поедем, надо будет заранее повитуху найти. Правда, это опасно, но что делать?

— Ты, Улита не волнуйся. Мы о тебе и ребенке позаботимся. Одежду вам справную купим, и голодать тебе не придется. А если у тебя молока не будет, станем его в деревнях покупать. На морозе оно долго не испортится. Теперь тебе в одиночку выживать не придется. — Добавила Лера.

А Улита ничего не понимала. Ее из петли вытащили, но она не была благодарна за спасение. Наоборот, она разозлилась. Вернее, она бы сделала это, если бы у нее были на это силы. Но она чувствовала только усталость, горечь и сожаление, что придется все начинать сначала. И вдруг она услышала, что ее собираются кормить. А еще она поняла, что эти совсем чужие, незнакомые люди готовы ради нее оставить какие-то свои очень важные дела, чтобы помочь ей и ее малышу. Хотя для них это почему-то опасно. Она привыкла к человеческой жестокости и равнодушию, но доброты ее исстрадавшееся сердце выдержать не смогло и она, закрыв лицо руками, тихо заплакала. К ней тут же кинулись девушки и стали утешать, гладить по голове, говорить какие-то ласковые слова. А когда она немного успокоилась, ее покормили поспевшим супом. И она накормленная, завернутая в теплое одеяло, согревшаяся и телом и душой, наконец-то почувствовала себя в безопасности, и глубоко заснула. А Эвен, глядя на девушку, мрачно сказал:

— Бедняжка, сколько ей перенести довелось! Сколько же скотов на свете! Мне, когда я слышу подобные истории, стыдно становится, что я мужчиной родился!

— Ну, среди женщин тоже есть не лучше! Одна эта мачеха чего стоит! — Объективности ради, возразила Аманда.

— Да это и не важно — мужчины или женщины. Просто есть хорошие люди, а есть дурные. — Заметила Милина.

— И все же я думаю, что хороших людей гораздо больше, чем плохих. Я верю в это! — Горячо воскликнул Эдвин.

— Это так, но ты Эдди других по себе не мерь. Помни, что и мерзавцев кругом полно, — заметил Лоран.

Постепенно Улита приходила в себя. Она стала потихонечку отъедаться. И привыкать к тому, что ее окружают хорошие, добрые, заботливые люди. И мужчины и женщины. Она постепенно начинала чувствовать себя среди них своей. Все люди ей очень нравились своей открытостью и душевностью, но более всего ее привлекал один из них — ее спаситель Эвен. Теперь ей было стыдно, что она не поблагодарила его за то, что он для нее сделал, а напротив, выказала недовольство. Но как исправить допущенную ошибку она не знала. Улита стеснялась подойти к нему и сказать об этом. Может быть еще и потому, что он ей нравился как мужчина. Это вообще пугало её. И не только потому, что она была беременна, и должна была вот-вот родить, а зачем она ему с чужим ребенком, но и вообще — слишком уж она обожглась! И все же он ей нравился, и она украдкой поглядывала на него.

Он был высоким, плотным, но не полным, очень симпатичным, похожим на свою сестру, с такими же, как у нее, серо-зелеными глазами. Только цвет волос отличался. Волосы были соломенного цвета с легкой рыжинкой. Но она не знала, что тоже нравится ему, такая еще юная, на десять лет моложе его, и такая мужественная и очень, очень хорошенькая. В отряде вообще витала атмосфера полной гармонии и любви. И он, против любви никогда ничего не имевший, но раньше занимающийся своим делом, не думавший о ней, сейчас невольно поддался этой атмосфере и, глядя на счастье друзей, захотел того же. Он в какой-то мере, по праву спасителя, чувствовал свою особую ответственность за этого, едва начавшего жить, и едва не погибшего по вине людей человечка. Ему было очень жаль ее, и он сам не знал, как так получилось, но он стал чувствовать свою вину перед ней за всех людей и особенно за мужчин. И ему хотелось загладить эту вину и отогреть ее душу. И его душа потянулась к ней.

И Эвен сам не заметил, как всего за несколько дней глубоко полюбил ее. А то, что она ждала ребёнка, его нисколько не волновало. Вернее волновало, но он был только рад этому. Эвен всегда любил детей и сейчас он уже смутно ощущал ее малыша своим. Ему только надо было для возникновения полного чувства, увидеть его и взять на руки. Он украдкой любовался любимой, которой, по его мнению, очень шла беременность. Но он пытался представить ее такой, какой она станет, когда родит, и знал, что совсем скоро он это увидит. Улита была маленького роста, и едва доходила ему до груди, что почему-то очень умиляло его. У нее были густые, темные, короткие кудряшки, большие светло-серые глаза и ямочки на щечках, которые ему ужасно хотелось перецеловать, и красивый рот с пухлыми губками, на которых все чаще и чаще расцветала улыбка. И ему до смерти хотелось прижаться своими губами к этому прелестному ротику, но он пока не смел. И однажды его сильно ранил и одновременно обрадовал услышанный им обмен репликами между Улитой и Дианой, которая спросила его любимую, продолжая какой-то разговор:

— Ты все еще любишь его?

— Ненавижу, и вообще никакой любви нет! Не существует!

— С чего ты это взяла?

— Потому что кругом одно притворство и обман!

— Вот так, так! Неужели ты не чувствуешь, как мы все любим друг друга, и как возлюбленные и как друзья.

— Чувствую, но вы просто особенные! А другие, обыкновенные люди любить не умеют, только делают вид, что любят.

— Тебе просто не повезло. Ты раньше не встретила хороших, обычных людей. Но поверь, они есть. И любовь, настоящая любовь, тоже есть. Ведь ты сама говорила, что даже твои отчим и мачеха, люди плохие, и то любят друг друга. Даже они!

И горемычная девушка задумалась над этим. Незаметно проходили дни. Улита немного обсчиталась, поэтому ей пришло время рожать только через две с половиной недели. Еще до этого девушки в сопровождении ребят съездили в город и, походив по лавкам и местному рынку, закупили все, что может потребоваться роженице и ребенку. И в первую очередь хорошую, теплую одежду для Улиты и пеленки с одеяльцами для малыша, увидев которые будущая мать снова прослезилась — вон, как жизнь в последний момент повернулась, а она уже помирать собралась, и ребенка своего убить!

Так же для Улиты подыскали послушную смирную лошадку, ну и, конечно, нашли опытную повитуху и в тот день, когда у девушки начались схватки, ее повезли в город, в трактир. Вместе с ней туда поехала не вся кампания, чтоб не привлекать к себе излишнего внимания, а лишь несколько человек и среди них Эвен, который сильно переживал за любимую. Но все прошло благополучно. Улита родила мальчика, правда, из-за ее длительного недоедания, очень маленького и худого. И хотя все волновались за малыша, но постарались успокоить обеспокоенную мать, что, мол, ничего страшного, откормим. И вырастет на славу! На тот случай, если у Улиты не будет своего молока, заранее купили грудное молоко у одной горожанки, у которой его было много. И оно пригодилось. В первые два дня молока у юной матери и впрямь не было, но потом к общему облегчению и радости оно появилось. Сына Улита решила назвать в честь своего отца Беннетом. Так в отряде появился ещё один ребенок.

В лагере задержались еще на пять дней, чтобы Улита оправилась от родов, и только после этого отправились, наконец, в путь. Эдвина очень волновал артефакт. Юноша чувствовал, как с каждым днем возрастает его мощь. Это означало, что он стремительно просыпается, хотя как раз отряду, если он проснется, в самом эпицентре ничего не грозило. Но со всеми остальными случится катастрофа, чего Эдвин, конечно же, допустить не мог. Но изо всей истории с Улитой, они страшно задержались, проведя в этом лагере больше трех недель, и теперь принц чувствовал, а, пожалуй, что и знал, что довезти его до магов вовремя они не успеют. Но еще примерно, за неделю до встречи с Улитой, мэтр Сибелиус во время очередной связи с Эдвином сообщил ему, что ковену стал известен способ экстренного запечатывания артефакта, если возникнет такая необходимость. Но, как же, принцу не хотелось прибегать к нему, и он горячо надеялся, что до этого не дойдет, потому что способ этот был очень неприятным, если не сказать больше.

Дальше отряд поехал по той же проселочной дороге, по которой следовал до встречи с Улитой. Но скорость их передвижения была очень низка, потому что Улита всадница была крайне не опытная, она впервые села верхом, да еще и держала в руках ребенка. Поэтому они ехали почти шагом. К тому же им приходилось часто останавливаться и ждать пока девушка малыша покормит и перепеленает, для чего Эдвин вокруг ребенка создавал теплую воздушную завесу. Но на ходу это делать было не возможно. Но никто не сердился, все прекрасно все понимали, хотя Улита чувствовала себя от этого неловко. Пришлось с ней даже поговорить об этом. Эту беседу с девушкой провел принц, как глава отряда. И ему, несмотря на снедавшую его самого тревогу, удалось успокоить ее.