Нарушая правила

Глава 19

По шкале отстоя работа с Натали не так плоха, как, скажем, удар молотком по большому пальцу руки. Она также не так отстойна, как удар коленом по развлекательному центру, который я только что установил в недавно отремонтированном лофте для знаменитого режиссера и его жены актрисы, известной суперзвезды.

Несомненно, удары и ушибы — это профессиональный риск, но в последний раз я трахнулся дважды за день… боже, как же пошло это прозвучало. Во всяком случае, достаточно сказать, что ледниковый период с Натали, которым я не наслаждаюсь, пускает под откос мою работу. Но я изо всех сил стараюсь выкинуть из головы все мысли о ней, чтобы закончить работу вовремя.

Это нелегко. Кажется, теперь Натали занимает досадно большую часть моей «ментальной недвижимости», а мне бы хотелось ее выселить.

Как минимум, мне бы хотелось переселить ее в отделение моего мозга под названием «Просто коллеги».

Когда я возвращаюсь в офис, чтобы оставить инструменты, Натали разговаривает по телефону.

— Отлично. Я буду на месте сегодня вечером. Шестьдесят четвертая и Лекс. Я очень ценю, что ты думаешь обо мне, когда хочешь провести дополнительное занятие.

Я приподнимаю бровь и поднимаю большие пальцы. Предполагаю, что Натали получила еще одну работу по проведению занятия по каратэ. Когда она вешает трубку, я широко раскрываю руки.

— Надираешь задницы и сражаешь наповал?

Натали улыбается, и все в мире становится правильным. В ее улыбке я чувствую напряжение, которое возникло между нами с тех пор, как мы натворили дел в Вегасе. Но потихоньку мы возвращаемся к тому, кем были раньше. Мы — коллеги, которые поддерживают друг друга. Мы — коллеги, которые едят вместе острую пищу. У нас все хорошо.

— Да. Еще в одном додзе я нахожусь в списке преподавателей на замену. Я в восторге.

Я прищуриваюсь.

— В списке преподавателей на замену? Ты должна вести свои собственные занятия.

Натали пожимает плечами.

— Все нормально. Меня это устраивает.

— Но как это помогает с твоими видео, и как создает тебе репутацию преподавателя? Люди должны хотеть прийти на твои занятия, а не натыкаться на тебя, когда ты заменяешь кого-то, кто не может провести свое собственное занятие.

— Меня это устраивает, Уайат, — решительно говорит Натали, и, возможно, я так и не верну себе ее благосклонность.

— Я просто думаю, что ты себя недооцениваешь.

— Не беспокойся об этом. У меня, правда, все хорошо. — Натали стучит стопкой чеков по своему столу. — Нужно оплатить кое-какие счета. Я заполнила чеки. Если ты их подпишешь, то я смогу завезти их на почту, когда буду уходить.

Натали передает мне ручку, и у меня появляется такое чувство, что меня обругали и отправили спать без ужина. Возможно, я сказал что-то не то. Я больше не могу понять Натали. Я наклоняюсь ниже, чтобы подписать чеки, и я так близко, что чувствую ее запах. Сглатываю сухость во рту, вспоминая, каково это: провести носом по ее волосам, губами по ее коже, вдыхать ее запах. Я проклинаю себя за то, что той ночью так и не занялся с ней оральным сексом. О чем я только думал? Рот наполняется слюной, и пока подписываю чеки, я мечтаю опуститься на колени под столом, утроиться между ее ногами и похоронить лицо под этой юбкой. Испробовать ее сладкое тепло. Лизать ее, сосать, жадно поглощать.

— Бля, — бормочу я.

— В чем проблема?

Мой член — железный кол, а в голове карусель образов твоего чрезвычайно соблазнительного обнаженного тела, — вот что случилось. Но мы можем легко это исправить, если прямо сейчас ты раздвинешь ноги и позволишь мне отведать тебя.

— Никаких проблем. Все хорошо. — Я пренебрежительно отмахиваюсь рукой.

Стараюсь встать таким образом, чтобы не было видно мой стояк. Вспышка воспоминания проносится в голове: у пинбольного автомата Натали рассказывает о том, что она рассматривает меня на работе. Интересно, она все еще это делает или нет? Если бы ее взгляд снова опустился к моему паху, была бы она довольна тем эффектом, который на меня оказывает? Интересно, она захотела бы что-нибудь сделать, чтобы облегчить ту боль, которую я чувствую прямо сейчас? И больше всего мне интересно, чувствует ли она то же самое?

— Последний чек, — говорит Натали, сдвигая последний лист передо мной, ее руки находятся в опасной близости от моего члена. — Это моя зарплата.

Я поднимаю ручку над строкой подписи и начинаю ставить свою подпись, когда вздрагиваю. Сумма неправильная.

— Что это? — Я указываю на чек. Я больше не думаю о том, что у нее между ног. А думаю о том, что она делает с моим бизнесом.

— Мы называем это «чеком». Это как обещание денег. Ты идешь с ним в банк, и они выдают тебе ту сумму наличных, которая указана в чеке, — говорит Натали, ее тон наполовину игривый, как будто мы снова начали ладить.

Но мой вопрос не был таким фундаментальным.

— Я имел в виду, почему такая сумма? Она неправильная, — говорю я, постукивая по цифрам, которыми Натали ранее заполнила чек.

— Это моя обычная зарплата.

Я вздыхаю, когда незнакомый гнев пронзает меня. Я не вспыльчивый. Обычно я не злюсь. Но если она делает то, что я думаю, то это меня чертовски сильно бесит.

— Я дал тебе прибавку, Натали, — мой голос, как натянутая струна. — Ты забыла?

Она поднимает голову. Натали выглядит виноватой, но уверенно говорит:

— Я не забыла. Просто решила, что это больше не считается.

Я опираюсь руками в стол и смотрю на нее сверху вниз.

— Мы аннулировали брак, а не отменили то, что касается твоей работы.

— Я просто подумала, что это одна из тех вещей.

— Одна из каких вещей?

— Одна из тех вещей, которые ты говоришь, когда пьян, — парирует она.

Я скриплю зубами и тяжело дышу через нос.

— И все же, я говорил серьезно.

Натали откидывается на спинку кресла.

— Послушай, я не хотела быть самонадеянной и предполагать, что прибавка все еще в силе. Мне не хотелось ставить тебя в такое положение, в котором ты считал бы себя обязанным, — говорит Натали, четко выговаривая последнее слово, и мне кажется, что она подразумевает под ним нечто большее.

И это еще больше меня злит. Эти последние несколько недель мы только и делали, что ходили на цыпочках вокруг друг друга, и теперь она принимает оскорбительные для моего бизнеса решения, которые не уполномочена принимать.

— Это моя компания. И я решаю, сколько тебе платить. — Я не поднимаю голоса, но Натали осознает, в каком я бешенстве, по моему холодному тону и по тому, как я поднимаю чек и разрываю его посередине.

Я беру новый чек и вписываю правильную сумму. Побольше. Затем передаю его ей.

— Я тебе говорил, что дам десятипроцентную прибавку к зарплате, именно это я и имел в виду. Я дал тебе обещание, и, черт возьми, намерен его выполнить, неважно, выпил ли я несколько кружек пива, или нет. Я — человек слова, и ожидаю, что люди, с которыми работаю, будут относиться ко мне именно так, и будут вести себя так же.

— Спасибо. — Натали берет чек дрожащими руками, опускает голову, хватает свою сумочку и стремительно уносится прочь от меня. Я опускаюсь в кресло Натали, меня пронзает гнев, и я опускаю голову на руки.

— Черт, черт, черт.

Я не должен так злиться. Я это знаю. Но скажите это ярости, которая сейчас пронзает мое тело. Ненавижу это чувство. Я горжусь тем, что я спокойный парень, но сейчас я его полная противоположность.

Я отправляюсь домой, переодеваюсь в шорты и тренируюсь в тренажерном зале, находящемся в моем здании. Поднимаю бо́льший вес, чем следовало бы, и бегаю быстрее, чем обычно, и вообще загоняю себя в зону глупых парней, потому что злюсь.

И я не знаю почему.

Но после горячего душа запутанные в узел мысли начинают распутываться. Достаточно скоро я осознаю, почему злюсь.

Дело не в том, что Натали пыталась подорвать мои моральные устои тем, что вписала в чек меньшую зарплату. Это нелепо.

Дело не в том, что мы были пьяны, а кое-что из той ночи все еще как дымка для меня. Все дело в том, что мы не такие, как раньше. Мы не вернулись к тому, чтобы быть Натали и Уайатом. Мы перешли на полный режим «босс — помощник», а мне гораздо больше нравилось, когда мы хорошо проводили вместе время на работе, до того как работа стала такой же приятной, как поход к стоматологу.

Я натягиваю джинсы и футболку, провожу пальцами по уже практически сухим волосам и ухожу из дома на Вест-Фифтис. Я иду пешком через город и надеюсь, что Натали все еще в додзе на Шестьдесят четвертой. На часах около девяти, когда я подхожу к студии. В окнах ярко горит свет, и я замечаю внутри Натали, закрывающую зал. Я жду, засунув большие пальцы в карманы джинсов.

Через несколько минут свет мерцает и выключается. Дверь открывается, Натали запирает ее, а затем поворачивается.

— О, — ее глаза округляются.

— Привет, — тихо говорю я.

— Привет, — говорит она таким же тоном, и эта мгновенная нежность похожа на ласку.

— Я был мудаком. Прости.

Натали улыбается.

— Все в порядке. Я не должна была...

Я прерываю ее. Именно я виноват.

— Нет. На твоем месте я бы сделал то же самое. Я не должен был ставить тебя в такое положение, чтобы ты сомневалась в моих словах о прибавке. Поэтому ты взяла эту работу с подменой? Потому что не была уверена в том, что прибавка действительно будет?

Натали виновато кивает.

— Мне нужны дополнительные деньги.

У меня буквально разбивается сердце.

— Прости, Нат. Я серьезно. Я не хочу, чтобы ты сомневалась в своей ценности или в моих словах, или в том, что я тебе обещаю. Мне нужно сделать больше. Я хочу сделать больше. И хочу платить тебе столько, сколько ты заслуживаешь за удивительную работу, которую делаешь.

— Спасибо.

— Без тебя я не смог бы управлять делами. Вот почему ты получила прибавку. А не по каким-то другим причинам.

— Спасибо. Я очень это ценю.

— Ты этого действительно заслуживаешь, — вздыхаю я. — Так у нас все хорошо?

— У нас все хорошо, — говорит она, и впервые после того, как проснулся с похмелья, я чувствую, что это может быть правдой.

В желудке у Натали урчит, и я улыбаюсь.

— Думаю, тебе может понадобиться что-то еще. Ужин? Я угощаю. Бургеры и пиво?

Улыбка, которая появляется на ее губах, — первая с тех пор, как мы вернулись из Вегаса, и Натали кажется самой собой. Той женщиной, которую я знаю.

— Я в деле.

Еще ее улыбка успокаивает меня — она говорит о том, что вернуться к тому, кем мы были раньше, будет чертовски легко.

Я просто это знаю.