Я провожу рукой по лицу и отбрасываю волосы назад, чтобы вода не стекала в глаза. Эми продолжает меня рассматривать. С немым и в то же время слишком красноречивым вопросом во взгляде – неужели мы сейчас думаем об одном и том же? Совершим ли мы ошибку, если быстро позабудем, что произошло в последние двадцать четыре часа и зачем судьба вообще свела нас? А не лучше ли просто стать телами без мыслей, чтобы касаться друг друга и не сожалеть об этом?
Было бы так легко – ухватить ее за талию и прижать к себе. Было бы так легко – наклониться, накрыть своим ртом ее дрожащие от холода губы и стоять так, пока обоих не бросит в жар. Однако есть и другая сторона вопроса. Та неопределенность, которая висит между нами с самого начала.
Эми сглатывает. Я понимаю. Я все понимаю. И в то же самое время я не понимаю ничего. Потому что мои спонтанные идеи – не всегда лучшие. И поскольку я не хочу совершить что-то такое, в чем позднее раскаюсь, я опять падаю навзничь в воду, чтобы создать дистанцию между нами и нашими фантазиями. Вероятно, они разыгрались лишь оттого, что мы оба запыхались, вымокли насквозь и к тому же почти голые.
Удар о воду оказался жестче, чем я думал. Секундой ранее я слышу, как Эми изумленно ахает, и неизбежно прихожу к мысли, что она, вероятно, сделала бы то же самое, если бы я шагнул не назад, а, наоборот, вперед. Впрочем, громкий всплеск гасит все. Летят брызги, спину обжигает, и я рад, что вода, ледяная до жути, увела меня в сторону от «почти». Потому что «почти» стало бы ошибкой.
Утром, лежа на ковре в гостиной, я хотел лишь, чтобы эта история со «Статусом» как можно скорее закончилась. И по-прежнему хочу этого. Совместная работа и без того довольно сложна. Было бы непрофессионально раздеть девушку. Даже более непрофессионально, чем накричать на нее на кухне, игнорировать ее или возложить на нее вину за угрозы Ричарда. К тому же Льюис прямиком пошлет меня в ад к чертям, если утром застукает в постели с Эми. И в первую очередь потому, что мы развлекаемся, а работа стоит.
Я распрямляюсь и ищу дно, однако меня отнесло далеко от берега. Вода затекает в рот, прежде чем я спохватываюсь и начинаю шевелить руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности. В прямом смысле увяз по горло! Увяз в том хаосе, который принесла с собой Эми.
Она уже почти вышла из озера, освободила волосы от резинки и отжимает их, невольно переключив на себя все мое внимание. Не видя другого способа оторваться от зрелища, я делаю глубокий вдох, ныряю и вцепляюсь в корень дерева, стараясь продержаться как можно дольше, пока мозг не начинает думать лишь об одном – а именно о кислороде. Тогда я отталкиваюсь ногами ото дна, вырываюсь на поверхность и вдыхаю воздух. Плыву к берегу и ложусь на траву рядом с Эми, хотя более охотно лег бы сейчас на нее. Чтобы отвлечься, думаю, что все равно гостья пробудет здесь недолго. День или два максимум. А день или два я выдержу. Максимум.
– Я уже было хотела тебя спасать, – говорит Эми. Она зажмурила глаза и по-прежнему прикрывается руками от брызг, летящих от меня.
– Ты даже не взглянула в мою сторону, – криво усмехаюсь я и смотрю в небо – иначе буду смотреть на покрытую мурашками кожу девушки. Хватаю руками сухую траву – лишь бы не тянулись к чему-то другому. Стебли хищно впиваются в ладони – мы выбрали место, куда не добирается тень деревьев, здесь дерн пожелтевший и колючий. Зато на нем тепло.
Спустя какое-то время я поворачиваю голову, потому что Эми как-то странно притихла; и поскольку глаза девушки все еще закрыты, ищу место на купальнике, которое она зашивала. На поиски потребовалось несколько секунд – это просто крошечный шов, где материя немного толще. А чуть ниже… Прежде чем я успеваю отвести взгляд, Эми поворачивает голову ко мне. Хотя она не поднимает веки, улыбка не даст соврать – знает, что я ей любовался. И не могу перестать любоваться. На солнце влажная хна сверкает, как медь. Это нечто нереальное – девушка вся будто светится.
– Почему ты мне все рассказываешь?
Эми открывает один глаз и тут же закрывает его – свет бьет ей в лицо. Или тоже хотела убедиться, что между нами достаточное расстояние и можно лечь посвободнее. Она закидывает руки за голову, расставляет ступни, потягивается и, резко спохватившись, замирает без движения. Однако в этой позе грудь слегка вздернута и сверху чуть выглядывает из выреза купальника, словно на девушке бюстгальтер пуш-ап.
– Ты тоже рассказываешь мне много всякого, – говорю я, и из горла Эми вырывается легкий вздох. Как будто сожаление о том, что слишком много о себе наболтала.
– Не привыкла, что меня слушают.
Эми смотрит прямо на меня. В медовых глазах читается вопрос: «А ты знаешь?» Я охотно ответил бы, что уже ничего не знаю. И потому спрашиваю уклончиво:
– Тебе холодно?
– Нет, – врет она.
Я с ухмылкой поднимаюсь с земли, отчетливо видя, как Эми вздрагивает от очередного приступа озноба.
– Не пора ли нам возвращаться?
На самом деле я не хочу уходить, но она уже замерзла, да и вечер близок. Если солнце зайдет прежде, чем мы спустимся с горы, прогулка по лесу станет некомфортной.
Эми хочет что-то возразить… и тут вибрирует телефон. Ее телефон. Она достает трубку из кармана, и мы оба смотрим на экран, где высветилось уведомление от MatchMe. Затем снова одновременно переводим взгляды друг на друга. Не успеваю я сказать, что это идиотизм, как Эми с широкой ухмылкой открывает сообщение.
– Две рыбы попались на крючок!
Ее голос звучит настолько высоко, что ассоциируется не с медом, а со скачком сахара в крови. Потом Эми, внезапно умолкнув, фыркает и морщит лоб.
– Что там?
Она ничего не объясняет, и поскольку наша общая задумка не имеет ничего общего с приватностью, я просто выхватываю телефон, чтобы прочесть самому.
Привет, серфингисточка! Похоже, волны сегодня так себе? Ты не против покататься на мне? ;)
– Кто только пишет такое?! – Я возвращаю Эми телефон, и она небрежно роняет его в траву.
– Так знакомится наше поколение?.. Интересно, что скажет Ричард, если я процитирую… вот это. Абсолютно неромантично.
– Непохоже, чтобы на MatchMe ловились приличные рыбы, – отвечаю я. Интересно, что из себя представляет этот любитель серфингисток? – Максимум мидии, – добавляю я и не удерживаюсь от ухмылки. Однако Эми немедленно становится в позу – распрямила плечи и грозит мне пальцем.
– Мидии чувствуют боль! Как и насекомые, пауки, ракообразные и спруты. Впрочем, наука выяснила это совсем недавно; раньше исходили из того, что они совершенно невосприимчивы. Полнейшая ерунда, по-моему. Потребовалось рассуждать от противного, чтобы опровергнуть теорию. Почему живое существо, обладающее центральной нервной системой, не должно ничего чувствовать? К сожалению, люди уверены, будто они единственные, чья боль имеет значение. Кроме того, моллюски – потрясающие животные; они фильтруют воду. Один крошечный моллюск, вот такусенький, – Эми показывает размер указательным и большим пальцем, – производит до двухсот литров чистой воды в день! В сто раз больше, чем человек выпивает за сутки! – Она встает и подхватывает с камня свои джинсы. – Например, подсчитано, что в мелких морях на севере Европы мидии полностью отфильтровывают всю воду за десять-тридцать дней. И потому их противно есть – они, по сути, являются пылесосами и накапливают вредные вещества.
Эми собирается нырнуть в джинсы, внезапно роняет их и энергично трясет рукой, на которой вроде бы ничего нет.
– Все в порядке, профессор?
– Паутина…
Эми, опустив глаза, продолжает вытирать руку. Я тихонько смеюсь.
– Как думаешь, пауки чувствуют боль? Теперь они на тебя в обиде – подвергла их сети дискриминации, – шучу я. Вот уж не предполагал, что Эми боится пауков!
– Я… я ничего не имею против пауков. Но паутина напоминает мне…
Эми отстраненно покусывает губы. Взвешивает ответ.
– О чем? Что пора делать весеннюю уборку?
– Нет. – Она подбирает с земли джинсы. – Это… довольно личная история.
Я поспешно хватаюсь за свою одежду, чтобы отвлечься от зрелища – Эми натягивает узкие джинсы с пятном от гренок на выпуклую попку.
– На мой взгляд, мы перешли личные границы, когда ты вломилась в мой дом и против моей воли там поселилась. А если ты тайно запала на человека-паука, все окей.
Эми смеется.
– Паутина напоминает мне про первый раз.
– Погоди… У тебя был секс со спайдерменом?
Эми смеется еще громче и мотает головой, словно не может сообразить, как со мной разговаривать.
– Увы, нет; вот это уж точно было бы захватывающим приключением!.. Все произошло в подвале отеля, когда мы ездили классом на экскурсию. И там висела паутина. Между сушилками в постирочной комнате. Я пялилась на нее и спрашивала себя: чувствую ли разочарование? Из-за того, что не дождалась кого-то другого. Или более идеальной ситуации.
– И? Разочаровалась?
Она надевает рубашку – кстати, мою, – завязывает на животе и пожимает плечами.
– Не знаю. В любом случае это был опыт. Тогда я думала, что все дело во мне самой. Однако всякий раз при виде паутины вспоминаю тот день.
Не знаю, что и сказать. Поэтому сперва молча прислоняюсь спиной к скале, снова разуваюсь и вытряхиваю из кроссовок пару камешков. Они с глухим стуком падают в траву.
Эми следит за ними взглядом. На ее рубашке проступают темные пятна от мокрого купальника.
– Вряд ли с кем-то другим все прошло бы идеально, – говорю я. – Вот проблема глянцевых журналов, подобных «Статусу». Они убеждают тебя, что ты оказалась несостоятельной, если что-то идет неидеально, а в качестве единственного совета рекомендуют, какие свечи нужно непременно зажечь. Я пролистал последний номер – Льюис заставил. На каждой второй странице свеча, словно мы попали в Средние века. Электричество теперь не в тренде, что ли?
– Ну, – ухмыляется Эми. – Паутина, конечно, не сравнится со свечами. Меня устроило бы что-нибудь среднее между ними. Лишнее доказательство, что я не лучший выбор для написания спецвыпуска к Валентинову дню.
А я рад, что спецвыпуск поручен ей. Я рад, что «Статус» прислал именно Эми. А еще рад, что способен рассмешить ее, вырвать из глубокой задумчивости.
– Я могу нарисовать шикарную паутину.
– Ха-ха.
Эми смотрит на меня снизу вверх – она села, чтобы обуться.
– Ты понимаешь, что не обязана это делать?
– Что именно?
– Встречаться со всякими типами, которые, вероятно, не соответствуют твоим ожиданиям. Лучше придумать для спецвыпуска что-нибудь другое.
– Может быть. А может, и нет. И у нас не так много времени. Кроме того, я не ищу какого-то особенного мужчину. Парочку более-менее приличных, чтобы написать хоть что-то на эту дурацкую тему. Другие журналистки из «Статуса» практикуют более странные вещи. Например, Кэрол сделала лифтинг ради репортажа о новой бьюти-клинике. С тех пор у нее одно веко закрывается не до конца. – Эми оттягивает пальцами кожу на лбу и пытается закрыть глаза – зрелище не для слабонервных. – А другой коллеге пришлось посещать студию горячей йоги, хотя у нее пониженное давление. Пыталась из позы воина номер один перейти в позу воина номер три и упала. Заработала растяжение бедра, месяц ходила со скрюченной ногой.
– Я не специалист, но могу предположить, что ей не стоило пропускать позу воина два. А еще спорим, что Ричард Харт вам недоплачивает за то, что вы вынуждены заниматься всякой хренью. Подумаешь, выделил одну страницу в распоряжение! Давай принесем из мастерской плакат. Он фактически пустой. Мы слишком рано закончили мозговой штурм.
Эми кивает, однако комментирует лишь мое невежество по части йоги – мол, из позы воина номер два переходят не в позу воина номер три, а в полумесяц, или как там это называют; я ничего не понял, хотя она продемонстрировала. Но то, что этот спецвыпуск и предложение Ричарда смехотворны, знаем мы оба. Если бы Эми привлекала тема статьи… Но все, что ее реально интересует, имеет отношение к океану. А все, что реально интересует меня, – как помочь ей. Не хочу, чтобы она в который раз опять разочаровалась.
– А зачем ты собрался в Сидней? – спрашивает Эми и бросает взгляд на цифровое табло рядом с холодильником. Полвосьмого вечера.
– Я несколько месяцев ожидал вызова. Мы затеяли с тамошним художником совместный проект. Буду отсутствовать пару дней. Поэтому до отъезда непременно нужно покончить со спецвыпуском.
Эми задает еще пару вопросов насчет Сиднея, а затем направляется к пищащей кофемашине. Я говорю, что она может спокойно идти в душ, а я уберу посуду, которую мы оставили на кухне после завтрака, поспешив взяться за работу. Всего лишь сегодня утром… Сейчас, когда солнце медленно клонится к закату, такое впечатление, что прошла целая неделя – а может, всего минута…
Однако чертова кофемашина регулярно откалывает одни и те же номера. Пищит, мигает, и ничего нельзя с ней поделать. То «недостаточно воды», то «нет фильтра», то «мне скучно»… Попробуй ее пойми! Обычно я нажимаю рандомно какую-нибудь кнопку, а если не помогает, просто выдергиваю вилку из розетки. Наверное, Эми тоже решила как-нибудь усмирить технику… Обернувшись, вижу – девушка стоит у довольно подмигивающего зелеными светодиодами автомата, выкладывает в миску кофейную гущу и подмешивает в нее оливковое масло.
Я скептически поднимаю уголок рта.
– Что ты делаешь? Только, пожалуйста, не говори, что готовишь ужин!
Медовый смех наполняет кухню. Эми объясняет, что задумала; объясняет слишком мудрено, я схватываю лишь половину. В основном потому, что внезапно навалилась усталость. Я мою сковородку, убираю тарелки и только теперь понимаю, что Эми после «я сейчас вернусь» не ушла на второй этаж, а зовет меня из сада. Причем с некоторой долей отчаяния в голосе. Я вытираю руки, иду на террасу и вижу Эми в уличном душе у бассейна. Давно уже стемнело, территорию освещают садовые светильники на солнечных батареях.
Джинсы Эми, рубашка и купальник висят на стене кабинки, скрывающей ее по плечи, из чего я делаю заключение, что девушка полностью раздета. По всему лицу размазана кофейная гуща. Пальцы, которыми Эми проводит по губам, тоже испачканы черной субстанцией.
– Полотенце, – произносит она, глядя на меня умоляюще.
Я едва удерживаюсь, чтобы не расхохотаться.
– Почему ты не помылась в ванной?
– Не хотела свинячить, – говорит она. Напрашивается предположение, что она перемазалась в гуще с головы до пят.
– Что, черт возьми, ты делаешь? – Я смеюсь уже в открытую.
– Я ведь объясняла. Пилинг. У тебя полно кофейной гущи.
– Э‐э… – Надо же, а я понятия не имел. Ну, раз ей надо… – Сейчас, – бормочу я и бегу выполнять поручение. Иду обратно. Эми высовывает руку, чтобы взять полотенце. Рука чистая. Никакой кофейной гущи, а вот кожа благодаря оливковому маслу ярко мерцает в свете луны и садовых светильников. До того, что хочется ее потрогать! Не знаю, мои фантазии или запах кофе тому причиной, однако дремоту как рукой сняло. Я торопливо выбрасываю из головы ненужные мысли, подаю Эми полотенце и уже готов вернуться в дом, когда вдруг вспоминаю, что хотел забрать из мастерской плакат. Опять разворачиваюсь, и… И как раз в эту долю секунды Эми выходит из душа, промокает лицо полотенцем и смотрит на меня, расширив глаза, прежде чем поспешно прикрыться. Похоже, она даже губы натерла средством для пилинга, или как там оно называется, – выглядит так, будто всю ночь целовалась. Губы алые и полные. Прогулка в горах спровоцировала взрывной рост количества веснушек на переносице и щеках. Они покрывают лицо узором. Хаотичным узором. Впрочем, я люблю хаос. Всегда любил. И Эми… в каком-то смысле тоже.
– Я ничего не видел! – выкрикиваю я поспешно. Затем бегу мимо бассейна, ныряю в мастерскую, прислоняюсь спиной к двери и, стиснув зубы, смотрю вверх, где через окошко под самой крышей на меня падает тот же самый лунный свет, что окутывал Эми.
Я такой твердый, что приходится поддернуть джинсы. Не помогает. Я по-прежнему вижу перед собой Эми, ее тело – я хорошо помню, как оно умеет двигаться в воде. Эми так чертовски сексуальна, что я готов бежать обратно, прижать ее к стене душевой, запустить руку в ведьмовские рыжие кудри, запрокинуть ей голову и целовать в шею, целовать, пока она не начнет умолять меня пойти дальше. Но я не трогаюсь с места. Сейчас, когда ее нет рядом, в голову лезут самые паршивые мысли, которые только можно вообразить. Что женщина, в которой я прямо сейчас желал бы утонуть, готовится пойти на свидания с другими. С типами, которые, вне всякого сомнения, хотят того же, что и я. С той лишь разницей, что я не предвидел, чем обернется визит Эми. Я не предвидел, что захочу ее. Я вообще не отличаюсь особой эмфатичностью… Однако эрекция однозначно показывает, как плохо я контролирую себя и свои желания.
Я энергично откалываю плакат от доски, сминаю, вместо того чтобы сложить аккуратно, и возвращаюсь в дом кружным путем, чтобы дать Эми время одеться. И чтобы вернуть себе способность ясно мыслить.