Глава 26 Эзра

Книгу я начал использовать несколько месяцев назад, и потому в ней почти не осталось пустых страниц. Она выглядит пухлой и потрепанной жизнью. Если уж на то пошло, даже убитой. Края листов загнуты, многие в пятнах – не от краски, а от кофе, – страницы разбухли, потому что я вкладывал внутрь другие бумаги, порой целыми стопками. Из книги выпадает почтовая открытка из Мадрида. Вообще-то я собирался отправить ее родителям, но потом забыл. Беру открытку за два уголка по диагонали и начинаю крутить между пальцами, пока она не надламывается, а затем складываю в несколько раз. Сперва сворачиваю самолетик, однако бумага слишком плотная. Я прикидываю, смогу ли сделать кита, не изучая руководство по оригами, но прежде чем успеваю снова распрямить открытку, самолетик выпархивает из рук и пикирует на пол. Что ж, не судьба.

Как назло, эскиз, который я хотел показать Эми, находится в самом конце книги. Надо было сразу ей сказать: «Открой на последней странице». Я не беспокоюсь, что Эми увидит другие наброски – там нет ничего особенного, просто эскизы и сырые идеи, многие перечеркнуты или стерты ластиком. Эми перелистывает страницы, как в замедленной съемке – во всяком случае, мне так кажется.

Чем больше времени проходит, тем сосредоточеннее становится Эми. Пока ее взгляд увлеченно скользит по моим каракулям, мой взор сфокусирован на ней – я даже позабыл, что планировал сделать. Что хотел ей показать. Хотя эскиз еще не закончен. Однако я уверен – сейчас ей пойдет на пользу взглянуть на себя моими глазами. А возможно, я сам слишком нетерпелив – нет чтобы подождать неделю.

– Ну очень хорошо, Эзра, – произносит она примерно на середине книги, рассматривая коллекцию глаз, прорисованных карандашом; как-то я решил попробовать изображения с разных углов зрения. – А вот здесь… – Эми указывает пальцем на вклеенное фото готового холста. Расплывчатый силуэт ребенка: мальчик сидит на воде и растворяется в ней. По сути, только очертания, почти абстракция. Мне следовало бы вместо угольного карандаша взять акварель или гуашь. Или даже акриловые краски, только развести их пожиже. Вообще-то все прочее было бы уместнее коротких грубых штрихов, во многих местах смазанных – я не закрепил уголь фиксирующим спреем. И в любом случае надо было добавить немного цвета, для контраста. Все мои грустные сюжеты нарисованы в цвете – компромисс, с помощью которого я кое-что предлагаю людям. Я даю возможность уродливым вещам выглядеть красиво; глядишь, и у зрителей появится повод рассмотреть картину.

А Эми застряла на одном рисунке и не листает дальше.

– …кое-что напоминает. У меня есть старый поляроидный снимок, на нем я в возрасте примерно восьми лет. Как раз перед тем, как мои родители развелись. Один из последних дней, когда я еще испытывала непоколебимую уверенность: взрослые знают, что делают.

– Никто не знает, что он делает, – говорю я. Факт есть факт. Жизнь рано или поздно научит любого, потому что без ошибок опыта не приобретешь.

Эми со вздохом кивает.

– Полагаю, им следовало развестись намного раньше. Я всегда думала, что они всемогущи, представляешь? А они не справились. И после я внезапно стала видеть это везде. Именно те люди, которые заверяют тебя, что беспокоиться не о чем, у них, мол, все под контролем, на деле не контролируют ничего.

– А что на поляроидном снимке?

– Я и двое моих друзей. Фото снято в бухте. Именно туда я прихожу, когда не знаю, что делать дальше. Там остались мои лучшие воспоминания. Самые беззаботные дни. И мне кажется, что каждое из них можно вернуть к жизни, если погрузиться в воду.

Эми проводит кончиками прядей волос по коленям, словно держит в руках кисть, и задумчиво смотрит на ночное море позади моего сада. Впрочем, моря никто бы и не различил, если бы не доносящиеся с берега всплески и пена на гребнях волн, которая в лунном свете пульсирует подобно кардиограмме.

– Бухта и океан всегда со мной.

Я замечаю мурашки на плечах Эми. Ей холодно или дрожь вызвали эти слова? И тут внезапно тот же озноб начинает распространяться от моего затылка, хотя я и игнорирую неприятное покалывание.

Эми откладывает книгу в сторону и потирает плечи.

– Бездонные глубины за рифами никогда меня не страшили. Я знала, что меня там ждет.

Одного упоминания о подводных ущельях достаточно, чтобы неприятное покалывание распространилось на мою спину. Да еще сейчас, когда море выглядит как черная дыра…

– Как ты можешь знать, что там ждет? – скептически спрашиваю я. – За рифами, в открытом море, водятся акулы. Если однажды какая-нибудь акула всплывет рядом со мной… Бр-р‐р, даже подумать страшно!

Я потираю шею, чтобы избавиться от озноба, а Эми склоняет голову набок, улыбается уголком рта и возражает:

– Когда мимо проплывает акула, я знаю, как себя вести. Знаю, что она, по сути, неагрессивна, она просто действует на уровне инстинктов. – Эми обхватывает колени руками и смотрит на пальцы ног. На ее лодыжке маленькая татуировка, которую я замечаю только сейчас. Я провожу большим пальцем вдоль линии, изображающей волну, из которой торчит схематично, всего парой штрихов, нарисованный плавник. Невозможно понять, кому он принадлежит – рыбе или русалке. Оба варианта допустимы. И все же я почти уверен – если бы Эми могла, то не раздумывая обменяла бы свои ноги на плавники, чтобы навсегда поселиться в море.

– Мне проще плавать с акулами, чем стоять в мэрии рядом с людьми, которые не смогли взглянуть мне в глаза, потому что в них отразилась бы вся их лживость. Нелицеприятная правда… Зато акулы, хотя и выглядят опасными, на деле неагрессивны.

– Люди опаснее акул, – делаю я вывод и отпускаю ступню Эми, сперва чуть подтянув ее к себе поближе. Подбородок Эми, которым она опиралась на согнутые колени, соскальзывает; теперь на меня обиженно смотрят снизу вверх глаза девушки. В них нет лжи. В них плещется только правда, которая и образует вместе с ее надеждами безумный калейдоскоп. Подобного контраста я никогда еще не рисовал. Горькая правда, растворенная в золотистом нектаре.

– Мне иногда хочется, чтобы люди не взрослели, – шепчет Эми. Голос звучит безмерно устало. – Возможно, дети наивны, зато по крайней мере искренни. – Она подавляет зевоту. – Я раньше думала: вот вырасту, и жизнь обретет для меня смысл. Однако чем старше становлюсь, тем меньше понимаю большинство окружающих. Словно они обитают на какой-то другой планете, где всем наплевать на действительно важные вещи, а бесполезный хлам непонятно почему вдруг объявляется нужным.

– Например, свечи?

Эми со смехом откидывается на подушки.

– Например, свечи.

– Тебе повезло.

– В чем же? – На сей раз Эми, не сдержав зевок, прикрывает рот ладонью.

Я закидываю руку ей за спину.

– Я так и не стал взрослым. Дитя под метр девяносто. И мне ты можешь доверять.

Эми смеется еще громче, потом вдруг резко замолкает – потому что в этот миг падающая звезда сверкающей точкой прорезает темное небо прямо над нами.

– Что-нибудь загадала? – спрашиваю я.

– Ничего. Это всего лишь метеорит или кусок металла, который сгорает вследствие трения в атмосфере и потому светится так ярко.

– Серьезно? – Я вскидываю брови и гляжу на нее с упреком. – И это говоришь ты? Девушка, которая способна долго смотреть на море и восхищаться его красотой? И не загадала желание, увидев падающую звезду?

Нонсенс какой-то…

– Просто я реалистка, – выдает она, дернув одним плечом. Другое зажато между подушками. Типа «такая уж я есть». Впрочем, что бы ни означал ее жест – я не мог в ней ошибиться! Эми просто обязана принадлежать к людям, которые минимум пять минут могут нести вздор на тему, как безумно прекрасны звезды, падающие с неба, и как счастливы те, кто решил, что это повод загадать желание.

– Порой твой реализм зашкаливает, – пытаюсь я возразить. – И все-таки? Что бы ты пожелала себе? Мир, в котором живут одни амебы? Голубей на Луне?

Эми прикусывает нижнюю губу и задумывается.

– Скорее я пожелала бы мир не такой мрачный. Не такой, как ночью.

Я на ощупь хватаю телефон. Требуется время, чтобы найти нужное приложение; очень давно им не пользовался. Наконец открываю и подсаживаюсь ближе к Эми.

– Знаешь, как это работает? – спрашиваю я и с радостью вижу, как она мотает головой.

– Тогда смотри внимательно. – Я направляю камеру в сторону сада. Сперва не видно ничего, кроме пары цифр и кнопок с краю экрана. Однако как только я поворачиваю камеру к небу, появляются названия отдельных звезд, планет и созвездий, многие из которых, по крайней мере сейчас, неразличимы невооруженным глазом. – Вот здесь… – я показываю сначала точку на экране, а затем ее же на небе, – яркая планета. Это Меркурий. Один час на нем равен двум с половиной земным суткам, – читаю я информацию во всплывающем поле. – Если бы мы были там, не пришлось бы уже через пару часов отправляться в дорогу.

Эми оживляется.

– Можно?

Я передаю ей телефон, и она привстает на коленях, словно желая быть на пару сантиметров ближе к небу. Мне нравится наблюдать, когда что-то приводит ее в восторг. Когда она забывает обо всем и просто веселится. И тем более когда сам являюсь причиной этого восторга.

На экране возникают бесчисленные фигуры, спирали и квадраты. Существует множество звезд, которые нам не видны. Большинство обозначены цифрами или носят забавные имена.

– Ночью не так уж и мрачно, верно?

– Да, не так мрачно, – соглашается Эми и направляет камеру на Луну. – На самом деле Луна имеет форму лимона, – читает она вслух и снова усаживается, – а с Земли кажется, что она идеально круглая.

– Многое на первый взгляд кажется не тем, что есть.

– Как думаешь, мы справимся со спецвыпуском? – Эми меняет тему и возвращает мне телефон. Я начинаю ненавидеть Ричарда еще сильнее – ну вот, опять его долбаный спецвыпуск уничтожил наше беззаботное настроение!

– А если тебе вообще не писать эту статью? – предлагаю я.

Эми опускает голову.

– Ты больше не хочешь этим заниматься, да? Ты… – Она массирует указательным и большим пальцами точку между бровей, а затем тычет указательным пальцем в мою сторону, словно я не понимаю очевидных вещей.

– Что? – спрашиваю я, потому что она затрудняется с выбором слов.

– Я вообще-то с самого начала должна была тебе сказать, что нельзя позволять Ричарду так с собой обращаться. – Она шумно выдыхает и продолжает чуть тише: – Однако не хотела рисковать. Вдруг ты соскочишь?

– Ты меня ни к чему не принуждаешь. Виноват твой босс. И Льюис, – смеюсь я. И как только у Льюиса терпение не лопнуло! – Не беспокойся.

– Ты уверен?..

– Совершенно уверен, – подтверждаю я, пока она не начала спорить.

– Тогда нам не хватает только моей части работы.

Эми мучает свой браслет, ее плечи по-прежнему напряжены. Мой ответ девушку ничуть не утешил.

– Возможно, тебя это успокоит: так вот, знай, что ты в любом случае будешь в выигрыше.

– С чего ты взял?

– Долистай до последней страницы.

Внимание Эми мгновенно переключается на книгу. Она кладет ее на колени, переворачивает обложку… и застывает.

Я попеременно смотрю то на Эми, то на свой проект. На Эми. На книгу. Обратно. Эми молчит, машинально тянет вверх вырез футболки и закрывает рот. Сквозь ткань угадываю по губам, что она смеется, и тогда я хватаюсь за ворот и рывком опускаю его вниз, чтобы видеть ее улыбку и убедиться, что это не приступ паники.

– Эскиз увеличат и изготовят с него множество шаблонов нужного размера, – поясняю я. – А то, что мы с тобой красили, это фон для мурала. После нас придут художники из фирмы, приложат к стене трафареты и заполнят красками. Получится вот это. – Я указываю пальцем на вклеенную распечатку из фотошопа, при помощи которого вдохнул жизнь в свой эскиз. – Конечно, я охотнее сам занялся бы стеной, однако меня несколько дней не будет в городе. Потому и пришлось обращаться за помощью. Иначе к дедлайну не успеть.

Эми по-прежнему молчит. Я вытираю слезы с ее щек, забираю книгу и кладу себе на колени.

– А как… как к этому отнесется Ричард? – спрашивает она обеспокоенно.

Так и знал, сперва думает о других. Вероятно, проигрывает в уме различные сценарии; ее замучает совесть, если у меня будут неприятности.

– Мне, честно говоря, плевать. Если он захочет предъявить очередной иск и одновременно станет наезжать, потому что я стер то, что на стене уже было, тогда… Нет, вряд ли он реально создаст проблемы. Нельзя получить все и не дать взамен ничего. Он сам просил меня изобразить на стене что-нибудь новое. Не понравится сюжет, пусть прикажет закрасить еще раз. Но пока он спохватится, мурал будет запечатлен на бесчисленных фото. И поскольку «Статус» озабочен только лишь рекламой, я могу поспорить – шансы на то, что мурал не тронут, велики.

– Не знаю, что и сказать.

– Ты решила пожертвовать собой ради команды. Я сделал то же самое.

– Эзра!

– М‐м? – Я пересел на другое место, чтобы Эми могла повернуться ко мне лицом. А затем обнял ее. Когда она задает вопрос, я ощущаю на своей шее дыхание и движения губ.

– Кто ты?

– Акула, – говорю я. Не потому, что не желаю отвечать, а потому что мне нравится, когда она смеется. И она хохочет, а затем набирает в грудь воздуха и… вздыхает.

Я смотрю на небо, где висит лимон. То, что происходит со мной и с Эми, – настоящий сюрреализм. Нам нереально хорошо.

– Паркер Темс, – произношу я наконец, и хотя это всего лишь буквы, Эми ясно: я доверяю тайну.

– Эзра Паркер Темс? – переспрашивает она.

– Эзра Паркер Темс, – повторяю я ей прямо в ухо и, прежде чем она начинает докапываться, как я выбрал псевдоним Афзал, рассказываю сам: – Искусство для меня всегда было областью, в которой я не обязан придерживаться определенных правил; наоборот, я выражаю себя, свое «я» на данный момент. Я был бунтарем, хотя и не всегда. Впрочем, неважно. Холсту мое бунтарство никогда не вредило. – Я тихонько смеюсь. – Я выплескивал на него свое восприятие мира – и сам становился лучше. Афзал в переводе с арабского означает «самый лучший».

– По-моему, ты специально подыскивал имя, которое означает «самый лучший», – шепчет Эми. Ее шепот вплетается в щебетание птиц, которые сидят в кронах деревьев и дожидаются, когда над миром взойдет солнце.

Я часто задавался вопросом: что делает птиц по утрам такими счастливыми?

Я в это время суток обычно чувствую себя усталым, а вот в течение дня, наоборот, в хорошей форме. Обычно. Но не сегодня.

Тело Эми становится все тяжелее. Я наблюдаю, как заходит луна, жду, пока солнце засияет над бухтой, а затем приношу из комнаты одеяло и укрываю Эми. После звоню художникам в фирму, желая удостовериться, что все идет по плану, и сообщаю им о дополнительной детали, которую хочу добавить в мурал. И сразу же отправляю эскиз.

Загрузка...