Когда мы остались одни, Шереметьев быстро закрыл дверь на ключ, бросил плащ на стул. Расстегнул душный камзол.
– Завтра же устрою выволочку Лазареву и его гвардейцам, – недовольно процедил он. – Я не для того нанимал их, чтобы они пускали в усадьбу всех подряд.
– Как ты здесь очутился? Я не ждала тебя, – спросила я.
– Следил за Салтыковым. Мой человек доложил, что он направляется по дороге в этот уезд.
– И ты понял, что ко мне?
– Да. Вряд ли бы этот хлыщ поехал в такую даль к кому-то другому, – объяснил муж, быстро приближаясь ко мне и целуя руку. – Хотел выяснить, чего он хочет. Думал, что он убийца, тот, что подкидывал записки. Лизавета устроила мне скандал. Она откуда-то узнала, что я до сих пор люблю тебя. Потому и подумал, что Салтыкова послала брата, чтобы разделаться с тобой. Тайно следил за Салтыковым, чтобы он не смог причинить вреда тебе и Анне. Но оказалось, все до боли банально – он приехал домогаться тебя.
– И не говори, – поморщилась я, печально улыбнувшись. – Но как ты оказался за зеркалом? Тайный ход какой-то?
– Ты права, Любаша, – ответил ласково Григорий, улыбаясь. В следующий миг он обнял меня, склоняясь, и уже шепотом добавил: – Он ведет к нескольким зеркалам в гостиной, столовой и паре спален.
Я не стала сопротивляться объятьям мужа, а наоборот, положила руки на его широкие плечи. Он поцеловал меня в губы, легко и очень нежно. И тут же отстранился, пытаясь понять мою реакцию.
Похоже, до сих пор не мог поверить в то, что я спокойно воспринимаю его близость. Но я лишь улыбнулась в ответ.
– Однако, когда мы обновляли стены, я не заметила, что есть какие-то тайные ходы и открывающиеся стеновые панели с зеркалами.
– Все правильно. Я дал четкие указания Михею, как все скрыть. Через эти зеркала прекрасно проходит звук.
– Ты хочешь сказать, что все слышал и видел, когда мы ужинали с Салтыковым и потом здесь в спальне? – удивленно округлила я глаза.
– Да. Я предполагал, что, если Салтыков не убийца, то пожаловал он сюда, чтобы соблазнить тебя, и оказался прав. Потому и хотел сам все проверить.
– Я прошла проверку?
– Да, Любаша, – улыбнулся граф, снова склоняясь к моим губам, и уже страстно выдохнул: – Ты вела себя достойно, чему я очень рад. Хотя…
Он снова поцеловал меня, но уже долго, жадно, горячо, притиснув с силой к своей груди. Я ответила на его поцелуй. В этот миг я удивленно осознала, что втайне надеялась на то, что Григорий приедет сюда к нам с Анечкой. Оттого сейчас обрадовалась его неожиданному появлению в усадьбе.
Наконец муж чуть отстранился от моих губ. В его глазах бушевало темное пламя, а дыхание стало сбивчивым.
– Хотя что? – спросила я, чувствуя, как мое сердце сильно бьется от его близости.
– Мне кажется, что в последнее время ты изменилась ко мне, Любаша. Стала более открытой и ласковой.
– Тебе не кажется, Гриша, – тихо ответила я, ощущая, что в эту минуту действительно испытывала к Шереметьеву любовное чувство.
Григорий долго вглядывался в мои глаза и все понял без слов. Тут же глухо выдохнул и с нежностью прошептал:
– Сердечко мое.
Я не поняла, как мы оказались на кровати, но все произошло быстро, чувственно и страстно. Я тоже хотела этого соития и отвечала на ласки Григория с таком же пылом и радостью. Опомнилась я, только когда все закончилось и Шереметьев обессиленно упал на спину, увлекая меня к себе на грудь. Я же, прислонившись щекой к его теплому плечу, тихо лежала, прислушиваясь к стуку его сердца.
– Благодарю тебя, Любушка, – грудным голосом произнес вдруг Григорий, нежно перебирая рукой мои волосы. – Ты еще никогда так не отдавалась мне.
«Я вообще тебе не отдавалась», – подумала я про себя. Имея в виду свои чувства и мысли, кружившие вокруг образа Шереметьева. Тело было не в счет. Оно теперь принадлежало мне, а воспоминаний настоящей Любаши о близости с мужем у меня не было.
– Я благодарна тебе, что не стал вызывать Евгения на дуэль, – сказала я, ласково поглаживая кожу на его груди.
– Тебе не надо было вмешиваться. Но раз так вышло, то придется мне смирить свой гнев. Хотя у меня руки чешутся снова бросить этому наглецу перчатку.
– Мы же уже все решили. Забудь о нем.
– Говорю тебе, он струсил, – мрачно заявил муж. – Знает, что я превосходный стрелок! Все же в армии столько лет. А он наверняка и пистолет-то ни разу не держал.
– Тем более не стоило устраивать эту дуэль, потому что это уже будет убийство.
– Ты слишком чувствительна и жалостлива, Любаша. А этого мерзавца надо проучить, чтобы знал, как опасно волочиться за чужими женами!
– Гриша, Салтыков уедет завтра, потому давай забудем о нем.
– Ладно, но делаю это только ради тебя, – вздохнул Шереметьев.
– Я хотела поговорить с тобой. Ты ведь еще не получил мое письмо? – спросила я, приподнявшись на локте и внимательно смотря ему в глаза.
– Какое письмо?
– Наверное, оно еще в пути. Тогда я так расскажу. У меня есть подозрение… кто мог убить наших мальчиков.
– Убить? Ты все же веришь мне, что малыши погибли?
– Да. Я думаю, что ты все же был прав.
– Ты что-то знаешь, Любаша? Не томи, говори уже, – напряженно потребовал Григорий, садясь на постели.
– Ульяна, моя горничная, во всем призналась…
Григорий уехал так же тихо и тайно, как и явился.
Его никто не видел, кроме подпоручика Лазарева, с которым перед отъездом Шереметьев имел неприятный разговор. После этого двое гвардейцев, пропустивших Салтыкова в мою спальню, незамедлительно покинули Дивное. Поручик же заявил, что они справятся с охраной и меньшим количеством. В крайнем случае он пошлет сообщение в полк, чтобы прислали еще гвардейцев.
Григорий покинул усадьбу взволнованным и мрачным. То, что, я рассказала ему, произвело на него сильное впечатление. Он обещал разобраться во всем и найти доказательства вины Мясникова, конечно, если таковые имеются.
Я же, окрыленная предстоящей новой жизнью, влюбленная в мужа и довольная обновленным домом, с рвением занялась обустройством поместья. Конечно, не забывая большую часть времени посвящать Анечке.