Научи меня дышать

Глава 31

Богдан

Прислонившись плечом к стене, наблюдаю за тем, как Мира готовит завтрак. Пританцовывая, она выливает яичную смесь в сковородку и ставит две кружки кофе на стол. Моя футболка доходит ей до середины бедра, волосы завязаны в высокий пучок, а пара прядей, выбившись, свисает вдоль лица.

Проснувшись я не обнаружил ее рядом и первая мысль, посетившая мою голову — она сбежала. Испугалась, произошедшего ночью, и по привычке сбежала. Но Мира всего лишь ушла готовить завтрак, а у меня видимо, развилась паранойя.

Она не замечает меня, а мне нравится за ней наблюдать. В моей футболке она выглядит еще миниатюрнее и пальцы покалывает от безумного желания вновь прикоснуться к ней.

Мира достает из холодильника пакет с апельсиновым соком, наливает в стакан и делает пару глотков. Затем все также пританцовывая, достает из тостера хлеб и быстро перекладывает его на тарелку. Правда один роняет на пол, в очередной раз обжигая пальцы и чертыхается себе под нос.

Я смеюсь и подхожу к ней. Обвиваю талию руками, отчего Мира вздрагивает и оставляю на шее мягкий поцелуй. Она вытаскивает наушники и кладет их на столешницу.

— Ты меня напугал, — Мира поворачивается ко мне и ее щеки покрывает легкий румянец. — Кажется в этот раз тебе все же придется попробовать приготовленную мной еду.

— Это звучит как угроза, — касаюсь кончика ее носа своим.

Она шлепает меня по плечу, с игривой улыбкой на губах.

Мои руки скользят по ее спине, пальцы сминают футболку, и она ползет вверх следом за моими движениями. Дыхание Миры сбивается, и она поднимает на меня смущенный взгляд.

— Сейчас все сгорит, — шепчет она, не сводя глаз с моих губ.

Наклоняюсь и провожу губами по уху, слегка его прикусываю и улыбаюсь, когда кожа под моими пальцами покрывается мурашками. Я продолжаю исследовать ее тело, совершенно не обращая внимания на то, что в сковороде начинает что-то шкварчать.

Берусь за резинку в ее волосах и тяну за нее. Они рассыпаются по плечам и груди.

— К черту еду, — подхватываю ее под бедра и усаживаю на столешницу.

Впиваюсь в ее губы жадным поцелуем и Мира ахает. Она обвивает мою талию ногами, и я прижимаюсь к ней. Мне хочется вновь касаться ее, узнать при свете дня и увидеть, как затуманивается ее взор, когда она доходит до вершины блаженства.

То, что произошло вчера между нами не описать словами. Я всегда любил секс. Любил разрядку и те короткие мгновение, когда адреналин проходил по венам. Я не был козлом и определенно доставлял партнерше удовольствие, но все же мое собственное наслаждение всегда было превыше всего. После мне не хотелось объятий или разговоров. Одно-единственное желание преобладало над всем — вновь погрузиться в одиночество.

Вчера же Мира была на первом месте. Мне хотелось дарить ей наслаждение, и я сам получал удовольствие от того, как она реагировала на каждое мое прикосновение. Как тихо выдыхала, когда я касался ее в самых сокровенных местах и с каким пылом отвечала после. Да, она была не уверена и на секунду мне даже показалось, что Мира девственна. Но вспомнив ее отношение к противоположному полу, я склоняюсь к тому, что она просто избирательна.

И после проведенной вместе ночи, я больше не собираюсь тратить время впустую и хочу наслаждаться ей каждую минуту.

— Богдан… — выдыхает Мира впиваясь в мои лопатки ногтями.

Веду рукой вдоль внутренней стороны бедра и дохожу до трусиков. Стоит мне провести по нежной плоти костяшками пальцев, как спина Миры выгибается, и я вновь слышу сладкий стон. Покрываю шею жаркими поцелуями и чувствую, как член от возбуждения упирается в боксеры.

— Мира, а что за коробка с пиццей у нас под дверью? — громко спрашивает Макс.

Мы застываем на месте и в кухню входит друг.

— Я ошибся квартирой? — в его голосе отчетливо слышен шок.

Утыкаюсь лицом в плечо Миры и тяжело выдыхаю. Я его ненавижу, честное слово.

— Ты же сказал, что переночуешь в клубе.

— Ага. Это было вчера. А сегодня я вернулся домой и увиденное будет преследовать меня в кошмарах до конца дней.

— Они наступят слишком быстро, — бормочу я.

Поднимаю голову и отстраняюсь от Миры. Она отводит взгляд и заправляет прядь волос за ухо.

Кухню заполняет запах гари и Мира спрыгивает со столешницы, чтобы открыть окно. Она поворачивается, переминается с ноги на ногу, натягивает мою футболку на бедра и смотрит сначала на меня, затем на Макса.

Мне хочется прижать ее к себе и не отпускать, а его выставить к чертовой матери.

— Я так понимаю, что нам лучше сходить куда-нибудь перекусить. Пойду переоденусь.

Мира проходит мимо меня и скрывается у себя в комнате. Прислоняюсь лбом к холодильнику и перевожу дыхание. Идея переехать в гостиницу все больше кажется мне заманчивой.

— Богдан, ты же помнишь, о чем я говорил? — серьезным тоном спрашивает Макс.

— Да, — огрызаюсь я. — Ты оторвешь мне голову, если я ее обижу. Но сейчас мне больше всего хочется, чтобы ты испарился.

— Я же не виноват. Могли бы не заниматься этим в кухне. Как я теперь тут есть буду?

— Например, делать это в другом месте.

Разворачиваюсь и прямиком иду в душ. Ледяной, мать его, душ.

— Значит, этот шрам оставила ему ты? — Мира заливается смехом.

— Конечно. Любой след, который ты найдешь на моем любимом братце — моя заслуженная победа в тяжелом детстве.

— Прости? — возмущенно смотрю на сестру. — Тяжелое детство? Да ты выжила меня из комнаты.

— Потому что ты, мне покоя не давал. Вечно щелкал своими затворами, проявлял пленку и что-то фотографировал, — Вика невозмутимо делает глоток кофе из кружки.

— В отличии от тебя, я никогда не дрался с тобой. А ты накинулась на меня из-за какой-то кисточки, — фыркнув, откидываюсь на спинку стула и не свожу с нахалки пристального взгляда.

— Это были мои любимые кисточки. А ты просто сломал их пополам, когда я нечаянно зацепила какую-то штуку на твоем столе, — она выдерживает мой взгляд, а затем вздернув подбородок и с улыбкой на губах, добавляет: — Дай угадаю, я невыносима?

Как же «нечаянно зацепила». Если в эту чушь поверила мама, то это не значит, что я тоже купился на большие оленьи глаза полные раскаяния. Вика просто взбесилась, что мама купила мне новый набор для проявления фотографий и когда я отвернулся всего на пару секунд, разбила одну из колб. Как можно сделать это «нечаянно», находясь в другом конце комнаты я не понимаю. В детстве она была жутко ревнивой и если мне что-то покупали, а ей это доставалось чуть позже, то она устраивала целое представление со слезами и жалобным взглядом. Даже когда после она швырнула в меня одним из тюбиков с краской и попала мне в бровь, не сильно изменило ситуацию.

Закрыв лицо ладонями, Мира заливисто смеется. Она вновь смотрит на нас и в уголках ее глаз, замечаю скопившиеся слезы. Она переводит дыхание, а затем качает головой.

— Я думала, что это у нас с Максом было невыносимое детство, но вы бьете все рекорды, — она машет ладонями на лицо.

— Тут я даже спорить не буду. Если у вас намечается что-то серьезное, то я искренне тебе сочувствую, — сестра бросает на меня драматичный взгляд.

— Вика, — шикаю я.

Она отмахивается от меня и разламывает маффин напополам.

Думаю, в следующий раз нас сюда точно не пустят. Мы уже час сидим в кафе на набережной и разговариваем обо всем на свете. Точнее сестра не затыкаясь рассказывает о своем отпуске, с какими парнями она познакомилась и как ей не повезло делить со мной свое ужасное детство.

— Когда нам было двенадцать, я разлила на приставку Макса воду и по его взгляду я поняла, что это была одна из самых больших потерь в его жизни. Он несколько дней дулся на меня несмотря на то, что папа все починил и он смог играть как раньше.

— Подожди, папа? — брови Вики хмурятся.

— Ну да, — Мира пожимает плечами.

— Просто это звучит так, будто они у вас общие. Насколько я знаю, вы просто жили рядом.

Я пинаю под столом ногу сестру, и она вскрикивает, прожигая меня взглядом. Вика никогда не славилась тактичностью и спрашивала все в лоб.

Мира немного напрягается и все же старается улыбаться.

— Я люблю их как родных. Некоторое время я жила у них, а потом мы с Максом уехали сюда.

— Я бы с радостью тоже уехала от нашей семейки куда-нибудь подальше, — выдает сестра.

— Поверь, это желание очень часто бывает обоюдным, — парирую я.

Она закатывает глаза и принимается за свой маффин, который уже превратился в крошки.

Мира с отстраненным взглядом пьет свой кофе. Протягиваю под столом руку и сжимаю ее колено. Она поворачивается ко мне и посылает теплую улыбку, все еще пребывая мыслями где-то далеко.

Я уже давно понял, что Мира что-то скрывает. Она держит со всеми дистанцию и людей, которым доверяет, можно пересчитать по пальцам одной руки. Она никогда не говорит о родных родителях, но с любовью отзывается о приемных. А еще она боится прикосновений.

Пусть вчера она подпустила меня к себе, доверилась намного больше, чем я ожидал и все же, когда я касаюсь ее, она невольно вздрагивает. У меня много вопросов на которые я хочу получить ответы, но не собираюсь давить на нее. В конце концов у каждого из нас есть скелеты в шкафу и всему свое время.

Невозможно отпустить своих призраков по щелчку пальцев.

— Кстати, раз уж я вернулась, то мы можем закончить твой ремонт. В Италии я так вдохновилась, что хочется сделать из твоей берлоги что-то светлое и яркое.

— На этот раз я обойдусь без тебя, — меряю ее взглядом. — После твоей последней идеи квартира превратилась в руины. Думаю, я даже выставлю тебе счет.

Она возмущенно смотрит на меня.

— Я же не знала, что прошлые мастера окажутся настолько неквалифицированными.

— Страшно представить, что ты предлагаешь клиентам в фирме отца, раз устроила такую подлянку родному брату, — цежу я сквозь зубы.

— Ты ходишь на грани моего доверия, дорогой братец, — она достает из сумки маленькое зеркальце и поправляет свой макияж. — И раз уж на то пошло, то если бы не я, то вы двое точно не были бы вместе, — она поочередно указывает на нас с Мирой указательным пальцем. — Я готова принимать благодарности.

— Даже не знаю с чего начать, — усмехаюсь я.

Сестра бросает на меня сердитый взгляд, в то время как Мира подавляет смешок.

— Вы же вместе придете на семейный ужин? — спрашивает Вика, закончив с едой.

Она вытирает пальцы салфетками.

— Какой еще ужин? — пристально смотрю на сестру.

— Я разве не сказала? — ее брови взлетают вверх. — Родители устраивают праздник по случаю твоего возвращения. Воссоединение семьи и все такое.

— Очень приятно быть приглашенными на вечеринку, посвященную самому себе в последнюю очередь. В моих планах ее не было.

— Богдан, — с упреком произносит сестра. — Мама уже несколько недель все подготавливает.

— Я заеду к ним, когда они вернуться, но участвовать в клоунаде не собираюсь.

— Ты не прав, — она сминает в раках салфетку.

— Мне не привыкать.

Вика хочет опять начать спорить, но закрывает рот, заметив мой взгляд. Удивительно, что хоть что-то может заставить ее замолчать.

— Вы похожи только внешне, — заключает Мира с улыбкой, как только мы отходим от кафе и прощаемся с Викой.

— Порой, шутки про перепутанных детей в роддоме очень актуальны, — обнимаю ее за плечи.

— И все же ты ее любишь.

— У меня нет выбора.

Мира смеется и, вздрогнув, прижимается ко мне, когда на нас налетает поток холодного ветра. Вчера ночью на город опустился настоящий ураган. Привычный путь до набережной оказался в два раза дольше из-за поломанных деревьев и техники, разгребающей завалы мусора, разлетевшегося по всему городу. Штормовое море превратилось в настоящее безумие и сейчас волны доходят практически до кафе, в котором мы сидели.

— Почему не хочешь идти на ужин? — спрашивает Мира. — Ты же говорил, что давно не виделся с родителями.

Я вдыхаю влажный морской воздух полной грудью.

— Наша семья не такая как у тебя, — озвучить собственные мысли дается очень тяжело. — Вы обнимаетесь потому что соскучились друг по другу, у нас же это принято только, чтобы показать окружающим, что мы замечательная семья. Твой отец сделает все, чтобы поддержать, мой же укажет на ошибки и в очередной раз скажет, что я ничего не добился.

Мира резко останавливается и поднимает на меня встревоженный взгляд.

— В каком смысле «ничего не добился»? Богдан, ты же работаешь как проклятый, лишь бы не просить его помощи.

— Из твоих уст это звучит как комплимент, — целую ее в лоб и притягиваю обратно к себе.

Мы заворачиваем в переулок и выходим на главную улицу. Ветер немного стихает, но я все же не отпускаю Миру от себя.

— Отец не поддерживал моего стремления стать фотографом. Он отправил меня в Америку, чтобы я поступил в элитную школу, закончил финансовый факультет и когда придет время, возглавил фирму. Он никогда не смотрел на меня как на сына. Я чаще слышал «продолжатель рода».

Возможно это не совсем правда. Все же у меня остались детские воспоминания, в которых мы были счастливы, и наша семья была настоящей. Где обнимали потому что любят и такие элементарные вещи как семейный ужин не превращались в фарс. А потом отец стал другим и все изменилось. Желание проводить время с нами сменилось очередной поездкой, расширением фирмы, поиском партнеров.

Я прекрасно понимаю, почему он это делал. Он вырос в бедности и в первую очередь хотел дать нам все, чего не было у самого. Но в то время как нам не хватало отцовского внимания, он открывал новый филиал. Статус для него стал гораздо важнее семьи.

К сожалению, все хорошее, что происходит в нашей жизни слишком быстротечно и память о нем стирается с такой скоростью, что порой можно усомниться в собственных воспоминаниях и принять их за галлюцинацию.

— А мама? Она тебя поддержала?

Я пожимаю плечами.

— Она делала все, чтобы сохранить мир в семье. Знаешь, это похоже на ходьбу по канату с балансиром. Когда я заикнулся о том, что всерьез хочу посвятить свою жизнь фотографии, она оплатила мне специальные курсы, но в параллель с этим я должен был находиться с отцом на каждом строительном объекте и показывать, что ответственно отношусь к семейному делу.

— Но ты же был ребенком.

— Не думаю, что для моего отца это играло какую-то роль.

Мама изо всех сил старается сохранить хрупкий мир в нашей семье. Любую ссору она сглаживает и делает вид, что ничего не произошло. Когда меня отправили в Америку, она плакала, но постоянно повторяла, что так будет лучше для меня. Все наши звонки на протяжении последних десяти лет заканчивались ее мольбами приехать домой на праздники, я же категорически отказывался это делать. Те пару раз, когда они приезжали ко мне в НьюЙорк, она с блеском в глазах смотрела на мою квартиру, студию. Она закрывала глаза на то, что я был не счастлив с Таней, но в тоже время искренне плакала, когда мы потеряли ребенка.

Я люблю ее и знаю, что она действительно хочет для меня лучшего. И все же ощущение предательства не покидает меня многие годы. Уж лучше бы она позволила однажды развалиться этой лжи.

— Почему ты захотел стать именно фотографом? — спрашивает Мира.

Она берет меня за руку и переплетает наши пальцы.

— Ради таких моментов, как вчера вечером, — просто отвечаю я. — Я видел твои глаза, когда ты смотрела на снимки своих родных. Такие мгновения хочется навсегда запечатлеть не только в памяти. Чтобы, когда станет плохо и ты станешь забывать о чем-то хорошем, всегда можно посмотреть на снимок и вспомнить. В объектив камеры все видится иначе. Более настоящим.

— Особенно, когда фотографа не замечаешь. Все еще не могу поверить, что ты так много успел снять.

— Ты еще не обо всех моих талантах знаешь, — поигрываю бровями и щеки Миры краснеют.

Я смеюсь и получаю толчок локтем в бок.