Научи меня дышать

Глава 47

Мира

Мы с мамой Богдана проходим в застекленную оранжерею и мне начинает казаться, что я готова выпрыгнуть из собственного тела. Сейчас я бы даже не возражала против компании Вики и ее вечной болтовни, лишь бы рядом оказался хоть кто-нибудь.

— Ты любишь цветы, Мирослава? — Анна Сергеевна нежно касается листьев неизвестного мне растения и оборачивается.

— Не могу сказать, что люблю, но и ничего против не имею. Дома у меня есть парочка цветов, уход за которыми вписывается в рабочий график.

Господи, что я несу?!

Анна Сергеевна улыбается.

— Присаживайся, — она подходит к круглому стеклянному столику по центру помещения и указывает на стул.

Мы устраиваемся рядом и мой пульс начинает зашкаливать.

— Понимаю, ты себя неуютно чувствуешь. Когда я была на твоем месте, то так нервничала, что показала себя не с самой лучшей стороны. Бабушка Богдана очень любила коллекционировать фарфоровые кружки, надо ли говорить, что я была так взвинчена, что разбила сразу три? — она смеется и откидывается на спинку стула.

— То есть если я что-нибудь разобью, то вы войдете в мое положение? — со смешком спрашиваю я.

— Безусловно. Несмотря на то, что я люблю свои цветы и никого сюда не пускаю, видеть улыбку собственного сына для меня гораздо важнее.

Чувствую, как к щекам приливает румянец, но все же мне становится легче.

Богдан описывал свою маму как милую и добрую женщину, которая похитит меня в первые же секунды нашей встречи и не отстанет пока не выведает все подробности нашей встречи. Он рассказывал о детстве и передрягах, в которых они побывали и как мама всегда их защищала. Но все же во мне присутствовал дикий страх перед этой встречей. Я привыкла к своим родителям, привыкла к их шуткам, поэтому находиться здесь, в совершенно новой для меня обстановке чертовски странно.

Глядя на этот большой дом, фарфоровые сервизы, хрусталь и дорогие машины я понимаю насколько наш мир с Богданом отличается. Здесь на семейном обеде присутствует официантка, а на десерт скорее всего что-то из высокой кухни. Я же привыкла к шумным разговорам на кухне, яркому смеху и разговорам до рассвета.

Пусть она с улыбкой на губах и теплым взглядом смотрит на меня, но все же я съеживаюсь и хочу прикрыть свои татуировки несмотря на то, что решила не притворяться.

— Знаешь, здесь я нахожу умиротворение, — Анна Сергеевна обводит взглядом цветы. — Сколько себя помню, я всегда любила ковыряться в земле, пересаживать цветы, подбирать нужный грунт, но это не значит, что все мои цветы выживали. Сначала Богдан с Викой отнимали все время.

— Представляю, — вырывается у меня, и я тут же захлопываю рот.

— Они даже близко не были ангелочками. Вечно ругались, спорили, что-то ломали. Да и сейчас ничего не изменилось.

Тут уж не поспоришь.

— Богдан гораздо терпеливее Вики. Она и трех секунд не могла усидеть на месте и если что-то натворила, то он всегда ее прикрывал. Вот они ругаются, а через секунду, стоит Вике заплакать или попасть в беду, Богдан уже рядом с ней.

Взгляд Анны Сергеевны становится задумчивым, будто она уносится в те времена, когда несносные близнецы были как сорвиголова.

— Они дополняют друг друга, — произношу я. — Там, где Богдану не хватает решимости, хоть это и странно звучит, Вика подталкивает его.

— Думаю, он не совсем с нами согласится, — она улыбается и переводит на меня взгляд. — Спасибо тебе.

Я, оторопев, смотрю на нее.

— Вика мне рассказала, что это ты уговорила Богдана дать нам еще один шанс.

— Я просто знаю, как порой нужны родители.

Она кивает и заправляет прядь темных волос за ухо.

— Мы всегда хотим блага для своих детей и порой не задумываемся, чего они хотят на самом деле.

— Простите за вопрос, но почему вы за столько лет не попытались встать на его сторону?

Уголки губ Анны Сергеевны опускаются, и она оглядывает комнату.

— Стыд и страх всегда идут рука об руку и иногда настолько берут верх, что гораздо проще им поддаться, чем принять правильное решение. Пойдем.

Она встает, и я следую за ней по узкому коридору из цветов. Мы останавливаемся около выхода из оранжереи. Анна Сергеевна прикрывает дверь, украшенную витражным стеклом, и я замечаю розарий. Все цветения уже обрезаны и из земли торчат небольшие ростки примерно по полметра.

Анна Сергеевна подходит к палисаднику и несмотря на то, что она в изящных лодочках, ступает на сырую землю и касается растения рукой. Наша одежда покрывается мокрыми крапинками от мороси, а в воздухе витает приятный аромат лесной свежести.

— Если розу вовремя не обрезать, то она может либо погибнуть и реанимировать ее будет крайне тяжело. Либо она превратится в шиповник. Колючий, обвивающий своими лозами все вокруг и не дающий возможности подобраться к нему. Можно его срубить и посадить на этом месте что-то новое, красивое, то, что будет радовать глаз. Зачем стараться, если можно заменить, правда?

Она оборачивается ко мне, и я неуверенно пожимаю плечами.

— Наши отношения с сыном похожи на куст шиповника. Богдан думает, что мы его заменили Викой и все больше выпускает свои колючки, при этом раня не только нас, но и самого себя.

Анна Сергеевна касается рукой верхушки растения.

— Я не могу его винить за это. Я думала если дам ему свободу, позволю самому решать, как ему быть и кем становиться, то сделаю лучше. Надеялась, что со временем углы сгладятся. Как видишь, я крупно ошиблась, — на ее губах играет грустная улыбка, но в голосе слышится надежда: — И все же даже колючки шиповника, могут вновь превратиться в прекрасную розу.

Она становится рядом со мной и берет мою руку в свою. Ее пальцы нежно сжимают мою ладонь.

— Богдан очень многое скрывает в себе, но одно я вижу четко — он любит тебя. Один его взгляд говорит об этом. И я благодарна тебе за то, что мой сын обрел то, чего ему так не хватало.

У меня перехватывает дыхание, и в ответ получается лишь кивнуть.

Мы возвращаемся в оранжерею и уже на самом выходе, Анна Сергеевна вдруг окликает меня:

— Мирослава.

Я оборачиваюсь к ней. Она берет овальный горшок, подходит ближе и протягивает растение.

Небольшое деревце, ствол которого перевязан тонкой проволокой, направляя каждую ветку в нужное направление.

— Это мирт. Очень капризное и строптивое растение. Чтобы его вырастить понадобится много терпения и веры в собственные силы.

Видимо меня выдает недоуменный взгляд, так как Анна Сергеевна тихо смеется.

— Не сдавайтесь. Знаю, порой бывает очень тяжело и жизнь преподносит такие сюрпризы, о которых ты даже не мог подумать, но не сдавайтесь. Направляйте друг друга, спорьте, выясняйте отношения. Любовь как этот мирт: она капризная и сбивает с толка, потому что иногда не знаешь, как поступить, но достаточно лишь немного изменить направление.

— Господи, Вика, — жалобно стонет Богдан и кидает в нее через стол салфеткой.

— Ты бы видела его лицо, когда на следующий день эта девочка, сказала, что Богдан теперь ее парень, — Вика заливается громким смехом.

— Это была твоя самая идиотская шутка, — недовольно бормочет он. — Как ты могла специально написать это признание в любви от моего имени? Кто так поступает с родным братом?

— А что мне оставалось делать? Ты запретил всем мальчикам ко мне приближаться, я же должна была как-то развлекаться.

— Так вот почему ты позвонил с просьбой забрать вас раньше? — спрашивает Анна Сергеевна, делая глоток вина.

— У меня не осталось выбора. Она преследовала меня за каждым поворотом.

От смеха у меня уже болят скулы, и я прикладываю ладони к щекам. Богдан закидывает руку на спинку моего стула и обнимает за плечи.

— И вообще ты должна быть мне благодарна, что я оберегал тебя от всяких неудачников, — бросает он сестре.

Вика накалывает на вилку кусочек утки и указывает ей на Богдана.

— Нам было по тринадцать лет. Ты сам был таким.

Они продолжают спорить, и мы все смеемся.

Ужин в семье Богдана проходит совсем не так, как я предполагала. Сначала между нами повисла напряженная атмосфера: никто из присутствующих не знал, как себя вести, но потом Вика начала рассказывать о детстве, вспоминать шалости и как оказалось о многом родители близнецов даже не подозревали. Она как клей соединяющий эту семью. Нашла подход к каждому и свела вместе.

Между Богданом и его отцом все еще чувствуется какое-то напряжение, но с каждым часом оно становится все меньше. Время близится к десяти вечера, а еще мы сидим за столом, отпуская теплые шутки. Я больше не чувствую себя скованно, хотя, когда ко мне обращается Даниил Олегович, я каждый раз невольно вздрагиваю, под его непроницаемым взглядом.

— Мирослава, скажи, а как поживают ваши родители с Максимом? Я так давно ничего не слышала о Диме и Ольге.

Опершись на край стола локтями, Анна Сергеевна складывает под подбородком руки.

— Хорошо. Они совсем недавно переехали поближе к нам.

Ее брови удивленно изгибаются.

— То есть они теперь живут здесь? — в ее голосе слышится волнение. — Я бы так хотела с ними встретиться.

— Думаю, мама тоже очень обрадуется. В любом случае ее внимание будет сконцентрировано на ком-то еще помимо нас с Максом.

— Если тебя не затруднит, не могла бы ты дать мне ее номер. Прошло столько лет.

Она улыбается, на секунду отводит взгляд, и я успеваю заметить, как она мельком смотрит на своего мужа.

— Что ж, время десерта уже давно прошло, но я приготовила малиновый пирог и не отпущу каждого из вас, пока вы не съедите по кусочку.

Анна Сергеевна встает из-за стола и принимается собирать посуду. Мы с Викой помогаем ей, составляя все на большой поднос. Она отпустила наемный персонал несколько часов назад так как больше не видела в нем необходимости.

Когда все грязные тарелки оказываются на подносе, Богдан поднимается и забирает его из рук матери. Она легонько касается его щеки ладонью в благодарственном жесте.

Когда раздается звонок в дверь, мы все переглядываемся. Уже довольно поздно и судя по взглядам родителей, они точно больше никого не ждали.

Даниил Олегович отодвигает стул, поправляет манжеты на рубашке и выходит из столовой. За счет того, что в доме стоит оглушительная тишина, до нас доносится тихий спор, а затем цокот каблуков.

Я оглядываюсь на Богдана и замечаю, как сжимаются его челюсти. Он опускает поднос с посудой на стол и впивается взглядом темных глаз в кого-то позади меня. Обернувшись, я вижу перед собой Таню.

— Добрый вечер, — произносит она с ослепительной улыбкой и ставит сумочку на стул рядом с Викой. — Я возвращалась домой и увидела, что у вас все еще горит свет. Не возражаете, если я присоединюсь?

Даже если бы кто-то был против, то это ее точно не остановило бы. Она садится на стул, откидывает светлые волосы за спину и взгляд ее зеленых глаз устремляется на Богдана.

Вика демонстративно фыркает и что-то бормочет себе под нос, Анна Сергеевна миролюбиво улыбается и предлагает ей чашку чая, а Даниил Олегович, вернувшись на свое место во главе стола, берет бокал с виски и делает глоток.

А я отчетливо понимаю, что сегодняшний вечер не закончится дегустацией малинового пирога и теплыми объятиями на прощание.