Богдан
Надоедливый, настойчивый и омерзительный стук в дверь вновь повторяется. Накрываю голову подушкой, в жалкой попытке унять головною боль.
Кажется, бутылка виски, которую мы с Максом вчера распили была лишней. Виски пульсируют, такое ощущение, что во рту кто-то сдох, а желудок скручивает болезненный спазм, который грозит обернуться куда более серьезными последствиями.
Бам-бам-бам.
Сомневаюсь, что в этом отеле существует такая опция, как утренняя уборка номера или завтрак в постель, учитывая, что даже мини-бар вчера оказался пустым и нам пришлось идти в ближайший супермаркет, чтобы хоть немного расслабиться и не прикончить Миру за ее необдуманные поступки.
— Я знаю, что ты не спишь! Открывай дверь! — слышу я приказной голос своей сестры.
Надеюсь, что это всего лишь отголоски кошмара.
— Богдан!
В дверь что-то ударяется.
Даже дьявол намного милосерднее со своими жертвами, чем моя сестрица.
Бросаю подушку в сторону, откидываю одеяло и сажусь в кровати. К горлу все же подступает тошнота и я делаю глубокий вдох, чтобы ее прогнать. С полуоткрытыми глазами плетусь к двери, по пути задеваю тумбочку и ударяюсь коленкой.
Проклятый номер.
Открываю дверь и сразу разворачиваюсь в сторону кровати.
— Фу! Здесь кто-то умер? — с отвращением произносит Вика.
— Да — ты, если не прекратишь орать и цокать своими каблуками.
Заваливаюсь в кровать и натягиваю на голову одеяло. Клянусь, она специально выбрала такую обувь, чтобы мой мозг подпрыгивал при каждом ее шаге.
— Один из нас всегда должен выглядеть сногсшибательно, — лучезарно заявляет сестра.
Рядом со мной прогибается матрас, а затем Вика пытается стащить с меня одеяло.
— Ты никогда не слышала о правиле, что, если у человека похмелье, то с ним надо быть милосердным? — гневно бросаю я, пытаясь ухватиться за край пододеяльника.
— Я здесь как раз за тем, чтобы облегчить твои страдания. Хотя после такого гостеприимства, я сомневаюсь, что должна это делать.
Приоткрываю один глаз и смотрю на сестру. Она сидит ко мне в полоборота, копошится в своей сумке и с безразличным видом достает оттуда пачку аспирина. Протягиваю к ней руку, но Вика убирает таблетки обратно.
— Клянусь, ты наслаждаешься каждой секундой моих мучений.
На ее губах появляется дьявольски довольная улыбка.
— Любимый братец, у меня еще весь день впереди.
И все же она выдавливает из пластинки несколько таблеток и протягивает с бутылкой минералки, волшебным образом появившейся из ее сумки. Закидываю в рот таблетки и большими глотками выпиваю почти всю воду. Вновь откинувшись на подушку, прикрываю предплечьем глаза. Чувствую, как прохладная жидкость разливает по желудку и только от этого мне становится легче.
— Итак, ты можешь принять душ, и мы пойдем куда-нибудь перекусить, пока я не опьянела от количества алкогольных паров в этой комнате, либо, я все же останусь тут, и ты расскажешь мне все еще до того, как начнет действовать аспирин.
Убираю руку и смотрю на Вику. Она смахивает пушинку с коленки и с брезгливым видом осматривает номер.
— Почему ты не приехал ко мне? — изогнув бровь она смотрит на картину, висящую на стене.
— И ты бы не завалила меня миллионом вопросов?
— Ну твой вариант тоже не сработал, — она встает с кровати и отряхивает темные свободные брюки. — А теперь вставай.
Она кидает в меня подушкой, и я испускаю жалобный стон.
— И ты ушел, — с презрением фыркает Вика, когда я рассказываю ей о произошедшем вчера.
— А что мне оставалось делать? Стоять и слушать, как она в подробностях будет рассказывать о замечательно проведенном времени?
Вика поджимает губы.
— Нет, но ты сдался.
— Ничего подобного. Просто нам обоим надо было остыть.
— В твоем случае надраться с Максом, — она цокает языком. — Ты же практически никогда не напиваешься.
— Учитывая способность Миры выводить меня из себя, удивительно, что я не сделал этого раньше.
Вика закатывает глаза и запахивает края пиджака, съеживаясь под холодными порывами ветра. Обнимаю сестру и притягиваю к себе.
Мне было невыносимо сидеть в кафе: аромат еды только увеличивал тошноту, поэтому мы взяли кофе с собой и отправились на набережную, чтобы спокойно поговорить.
— Ты не думал, что она испугалась?
— Не делай из меня полного идиота. Я все прекрасно понимаю, но ты бы видела ее…
Клянусь, с появлением Миры в моей жизни я превратился в психа. Она спутала все мои мысли. Раньше, я бы плюнул на все и уже сидел в салоне самолета, направляющегося обратно в НьюЙорк. Я бы не раздумывая все бросил и вернулся к прежнему беззаботному образу жизни, в котором единственная загвоздка была — как не провести эту ночь одному. Я не знал, что значит волноваться и заботиться о ком-то, пока она не ворвалась в мою жизнь и не устроила такую встряску, что любой ураган не сравнится с этой мощью.
Но я люблю эту чертову девчонку и готов плюнуть на собственные принципы, чтобы быть с ней.
— Значит, ты все же остаешься?
— У меня есть выбор?
— Ты не думал, что просто боишься вступить в новые отношения?
— В каком смысле?
— Ты так быстро поверил в ложь Миры и отказался от нее. К тому же ты все еще мечешься между работой и чувствами. Я понимаю, ты однажды обжегся и теперь ждешь ото всех подвоха, но если любишь кого-то, то даже не задумываешься о подобных вещах.
Сестра останавливается и смотрит мне прямо в глаза.
— И раз уж мы заговорили начистоту, то я хочу, чтобы ты поехал со мной домой.
— Ты серьезно решила обсудить это сейчас? — я отворачиваюсь от нее, но Вика хватает меня за руку и останавливает.
— Родители вернулись вчера вечером. Ты бы знал об этом, если бы включил свой телефон.
Я сжимаю губы.
— Богдан, они твои родители и им также тебя не хватает. Не хочешь ради отца приезжать, то сделай это хотя бы ради мамы. Она не видела тебя больше года, — в ее голосе звучит тоска. — Я понимаю, у вас с Мирой сейчас непростой период, но мы одна семья. И это не обсуждается, ты едешь со мной.
Очередная колкость на этот счет за малым не слетает с языка, но я вовремя прикусываю его.
У нас совсем разные воспоминания о семье.
Вика сверлит меня пристальным взглядом темных глаз, а ее ногти все сильнее впиваются в мое предплечье.
— Ты ведь все равно не отстанешь.
Сестра кивает, но по ее взгляду я понимаю, что потом меня все же ждет очередная лекция на тему моего паршивого отношения к родителям.
— Отлично. А сейчас давай вызовем такси и поедем прямо к ним. Мама сказала, что обед через час. Я уже жутко замерзла.
Я в изумлении таращусь на своего близнеца, но Вика достает телефон и заказывает в приложении машину.
Таксист останавливает машину около железных кованных ворот, и я протягиваю ему деньги. Вика со скоростью торнадо выскакивает на улицу и моментально оборачивается ко мне, не сводя пристального взгляда с водителя. Можно подумать, что сейчас он зажмет педаль газа и увезет меня подальше отсюда.
Закатываю глаза и становлюсь рядом с сестрой. Она достает из сумочки зеркальце и поправляет прическу, а затем макияж.
— Такое ощущение, будто ты приехала на кастинг, а не домой, — с сарказмом замечаю я, за что получаю толчок локтем в бок.
— Тебе бы тоже не помешало привести себя в порядок, — ее недовольный взгляд ползет от моих черных ботинок, до кожаной куртки.
— Если бы я знал, что сегодня мне предстоит вернуться в семейное гнездышко, то обязательно прихватил бы смокинг.
Вика фыркает, вешает тоненький ремешок сумки на плечо и уверенной походкой направляется к калитке.
Я же задерживаюсь на пару мгновений, чтобы последний раз вздохнуть полной грудью, так как все во мне противится переступить эту грань и зайти в чужой для меня дом.
Это как сорвать пластырь. Быстро и резко, без лишних движений и мыслей.
Вика оборачивается в мою сторону, когда замечает, что я все еще стою за забором. Нацепив на лицо легкомысленную ухмылку, подхожу к сестре и приобняв ее за плечи, тяну в сторону дома.
Под ногами хрустит гравийная дорога и Вика сильнее впивается в мою руку пальцами и бормочет под нос ругательства, когда в очередной раз подворачивает ногу на десяти сантиметровом каблуке.
Мы идем сквозь зеленый лабиринт из четко подстриженных кустарников разной формы. В воздухе витает аромат леса и свежести. Когда-то мы жили в маленькой однокомнатной квартире и едва там помещались. Сейчас же родительский особняк расположен в одном из элитных поселков недалеко от города. Вокруг только лес, горы, маленькая речушка и несколько гектаров пустующей земли.
Я был здесь последний раз несколько лет назад, но каждая деталь отчетливо запомнилась. Возможно, на подсознательном уровне, я хватался за любую возможность, взять частичку чего-то родного с собой.
Большой белый двухэтажный дом расположен на возвышении и окружен уложенной по периметру плиткой. Замечаю, что на террасе на первом этаже, уже установили стол и несколько стульев, а стеклянная оранжерея, присоединенная к правой стороне дома открыта. Наверняка, мама с утра пораньше уже успела срезать цветы, чтобы на столе стоял свежий букет. Гараж, расположенный в отдалении открыт и к моему огромному удивлению, я замечаю, что машина отца на месте. В прошлый мой приезд, он не потрудился остаться дома и, сославшись на работу, уехал еще до того, как я успел выйти из такси.
Мы поднимаемся по лестнице, и Вика распахивает входную дверь, перед этим бросив на меня предостерегающий взгляд.
— Мы дома! — кричит она.
Ее голос эхом разносится по гостиной.
Вика снимает пиджак, перекидывает его через руку и направляется в столовую. Каждый ее шаг такой непринужденный, по сравнению с моим. Я будто иду по неизвестной территории, сам не зная куда можно наступить, чтобы не угодить в ловушку.
— Мам, ты здесь?
Мы заходим в столовую и мое сердце пропускает удар.
Она стоит одна, посреди комнаты и с растерянным взглядом всматривается в мое лицо, будто не верит, что я действительно настоящий, а не плод ее воображения. Такая родная, теплая и чертовски необходимая мне.
Ее черные, как смоль волосы, собраны в аккуратный пучок на затылке, зеленые глаза наполняются тоской. За то время, что мы не виделись, мама совсем не изменилась: такая же хрупкая и женственная. Она одета в элегантное бежевое платье, доходящее ей до колен, на ногах туфли на невысоком каблуке. Из украшений только сережки и обручальное кольцо.
Мама впивается пальцами в фарфоровую вазу, наполненную пионами и другими цветами.
— Пожалуй, я это заберу, — Вика подходит к маме, забирает из ее рук букет и целует в щеку. — Отнесу на террасу.
Цокот ее каблуков разрезает тишину.
— Привет, — я улыбаюсь той самой мальчишечьей улыбкой, за которой в детстве скрывал все свои шалости.
— Богдан, — шепчет она.
Она не успевает сделать и шага, как я сокращаю расстояние между нами и так крепко сжимаю ее в своих объятиях, что кажется она может надломиться. Мама проводит ладонями по моей спине и прижимается щекой к груди.
— Я уже не надеялась, что ты приедешь.
Я чувствую укол стыда за то, что еще десять минут назад стоял у входа в дом и заставлял себя сделать шаг ей навстречу.
Целую маму в висок и отстраняюсь.
— Семейный обед, как такое пропустишь.
Мы оба знаем, что я вру и все же, мама улыбается и треплет меня пальцами за щеку, словно мне десять лет.
— Не хочу нарушать вашу идиллию, но мне необходимо поесть. Если я останусь голодной, то этот день не покажется вам таким уж прекрасным, — доносится до нас недовольный крик Вики с улицы.
Мама смеется, берет меня под руку, и мы идем на террасу.
— Как у тебя дела? — спрашивает она, когда мы выходим на улицу.
— Ты же меня знаешь, лучше не бывает.
Большой дубовый стол накрыт на четверых человек: свежие фрукты, выпечка, чайник с кофе и чаем. Вика уже намазывает себе тост любимым малиновым вареньем и закусывает губу, глядя на тарелку с клубникой. Отодвигаю стул для мамы и сам сажусь рядом. Сестра закатывает глаза, но слава богу воздерживается от комментариев, так как ее рот уже занят едой.
Изогнув бровь, мама смотрит на меня с подозрением, а затем переводит взгляд на Вику.
— Что? — бормочет она с набитым ртом. — Я молчала как рыба.
Наливаю себе кофе в кружку.
— Сомневаюсь. Ты не знаешь, что значит хранить секреты.
Она отмахивается от меня и тянется к тарелке с фруктами. Вика никогда не умела держать язык за зубами и все выкладывала родителям. Особенно отцу. Так повелось, что это она его любимица и если что случалось, то всегда бежала к нему. Только почему-то не он спас ее, когда сестра влипла в неприятности.
— Вы никогда не повзрослеете, — с улыбкой произносит мама, глядя на наше препирательство.
— Где отец?
Его стул во главе стола все еще пустует.
— Он в кабинете, но обещал скоро выйти.
— Я в этом даже не сомневаюсь.
Озорной блеск в глазах мамы гаснет, и я чувствую себя последним мерзавцем. Она берет со стола салфетку и раскладывает ее на коленях.
— Как Майк и Ненси? — намазав небольшую булочку с ванильным кремом маслом, она кладет ее мне на тарелку.
— Отлично. По последним данным Майк спит ближайшие полгода в гостиной потому что в скором времени у них появится еще один ребенок.
Мама хлопает в ладоши.
— Это же замечательно! Надеюсь я еще буду в здравом уме, когда один из вас решит нас осчастливить.
Вика давится тостом и закашливается.
— На меня можете не рассчитывать, — она стучит кулаком по груди. — Не собираюсь ввязываться в подобные авантюры.
— Ты просто еще слишком молода.
— Нет, скорее я здраво мыслю. Я прекрасно помню, твой измученный взгляд, когда приходилось идти в школу из-за проделок твоего любимчика. К тому же, я слишком люблю спать и комфорт в своем доме.
Мама качает головой, смотря на дочь. Я же отмалчиваюсь. После произошедшего с Таней я зарекся больше никогда не думать о детях. Мне хватило испытать один раз эту проклятую боль, а оставленный ею шрам все еще продолжает кровоточить.
Хотя с Мирой я позабыл о всякой осторожности. Если раньше я предохранялся в целях безопасности, то после случившегося десять раз все перепроверял, чтобы не дай бог не допустить возможности случайной беременности. Но Мира смела и этот барьер. Я все еще помню, как чертовски приятно чувствовать ее всем телом.
Господи, как я скучаю по ней. Надеюсь ей вполне хватит пары дней, чтобы выкинуть этот бред из головы.
— Ай! — вскрикиваю я, когда каблук сестры впивается в мой ботинок.
— Думай по тише, — она промакивает губы салфеткой и кивает в стороны мамы.
Она смотрит на меня с улыбкой, но не успевает задать свой вопрос, так как сухой и безэмоциональный голос отца сковывает непринужденное настроение между нами:
— Простите за опоздание.
Пройдя мимо мамы, он на пару секунд кладет ладонь на ее плечо и скупо сжимает его. Когда-то он не мог и пяти минут продержаться, чтобы не обнять ее или едва уловимо поцеловать в висок. Мама скромно улыбается, на этот жест.
Я встаю и протягиваю ему руку. Ничего лишнего, обычное, сухое рукопожатие. Это максимум на что каждый из нас способен по отношению друг к другу.
Его темные глаза не выражают каких-либо эмоций при виде меня, каштановые волосы аккуратно уложены. На нем серые брюки, светлая рубашка и такого же оттенка кардиган. Убрав свою ладонь, он подходит к Вике и положив ей руки на плечи, целует в макушку. Сестра на глазах тает в этом мимолетном проявлении любви и на ее губах расцветает улыбка.
Мы принимаемся за еду, но теперь мне кусок в горло не лезет. Вика щебечет о фирме. Рассказывает, что пока родителей не было в городе, она составила несколько контрактов, для сотрудничества с новыми партнерами и отдала их юристам для проверки. Что она побывала на одном объекте и решила возникшие проблемы с поставками. Отец лишь молча кивает и слушает дочь. Когда же сестра заводит разговор о проекте, над которым работала последние несколько месяцев, в подробностях рассказывает о всех плюсах и возможных рисках, то сухое выражение лица отца мрачнеет. Он допивает свой кофе, ставит кружку на блюдце и вытирает губы салфеткой.
— В общем, я думаю, что постройка нового детского центра — это хорошее вложение. Я проанализировала рынок детских развлечений в нашем городе и не нашла чего-то стоящего. Они все разбросаны по всему городу, а мы могли бы собрать все воедино и усовершенствовать…
— Сейчас у нас нет на это средств, и времени.
Всего несколько слов и сестра тут же умолкает.
— Да, я все понимаю. Возможно в будущем мы могли бы реализовать этот проект. К тому же там еще есть над чем поработать, — соглашается Вика.
Уголки ее губ опускаются, и она нервным движением заправляет прядь волос за ухо. Это все, на что она способна, если отец не поддерживает ее. Я помню, что обещал держать себя в руках, но сейчас я даже больше злюсь на нее. Она готова вгрызться мне в глотку, если я отказываюсь идти на семейный ужин, и сама же отступает от своего мнения.
Но это не мое дело. Вика сама решила стать частью семейного бизнеса, и она уже взрослая девочка, чтобы самостоятельно постоять за себя.
— Как работа в студии? — вдруг спрашивает меня отец.
Я небрежно пожимаю плечами.
— Отлично. Перед отлетом закончил несколько важных проектов.
Он кивает.
— Я слышал, что в скором времени у вас планируется выставка. Бездомные, верно?
Сестра начинает суетиться и складывает столовые приборы на тарелке. Я знал, что Вика обо всем докладывает родителям. Когда я по несколько недель отмалчиваюсь или наши разговоры длятся каких-то тридцать секунд — самое долгое на что я способен, чтобы не перейти к личным темам, — то мама звонит Вике. Отец же никогда не интересовался моей работой. Для него фотография — бесполезная и пустая трата времени. Не более.
И все же я рассчитывал, хотя бы на малейшее уважение моего решения держать дистанцию. У меня есть на это право.
— Да. Я уже отснял много материала. Когда вернусь в НьюЙорк, хочу вместе с Майком съездить в одну общину на окраине Бронкса.
— Ты серьезно? Бронкс?! Богдан, не сходи с ума! — сестра с тревогой смотрит на меня. — Никто в здравом уме не поедет туда.
— Мне очень лестно, что ты переживаешь за меня, — ухмыляюсь я, прикладывая ладонь к сердцу.
— Это опасно? — голос мамы звучит взволнованно.
— В Бронксе нет ничего опасного. Там живут такие же люди, как и во всей Америке. Просто кто-то пересмотрел криминальных сериалов.
Порой в моей сестре сочетаются довольно странные увлечения, например, любовь к высокой моде и просмотр сериалов про маньяков.
— К тому же, кто-то же должен привлечь внимание к теме бедняков. Газета Майка — отличная площадка.
Вика недовольно поджимает губы и отворачивается к отцу, в поисках поддержки. Как глупо. Спустя столько лет она еще на что-то рассчитывает?
Больше отец ничего не спрашивает, и мы плавно переходим на разговор о поездке. Ожидал ли я, что он вдруг изменит свое мнение относительно моей профессии? Нет. Но все же то, что он не заводит наш разговор в привычное русло немного меня удивляет. Обычно нас хватало на добрых полчаса, а потом мы оба пускались во взаимные упреки.
Когда мы заканчиваем с едой, то перемещаемся в гостиную и мама показывает картину, которую она нашла на ярмарке художников в Париже.
— Я посмотрела на нее и подумала, что она понравится тебе, — она протягивает мне холст с изображением небоскребов. — К тому же Вика показала твой новый интерьер в квартире и мне кажется, что она будет неплохо смотреться в гостиной.
— Спасибо, — я целую маму в щеку, а затем бросаю взгляд на сестру.
— Что?
— Мне просто интересно, когда ты успела побывать у меня дома?
Она цокает языком.
— Это было не так уж и трудно. Твои мысли в последнее время заняты другим.
Мама прикрывает губы ладонью, скрывая улыбку.
Мы какое-то время еще сидим в гостиной и под вечер отец извиняется и уходит, когда его телефон, в который раз звонит. Когда же мы с сестрой вызываем такси, мама так сильно сжимает меня в объятиях, что мне становится тяжело дышать.
— Я очень рада, что ты приехал, — она отстраняется от меня и кладет руку на мою грудь. — Если ты не против, то я бы хотела, чтобы мы как-нибудь пообедали с тобой вдвоем, пока ты в городе.
— Конечно.
Я обнимаю ее в ответ и целую в щеку. Когда мы выходим за дверь, отец все также сидит в своем кабинете, даже не попрощавшись с нами. Пора признать, что ему абсолютно все равно, что творится в моей жизни.