Не играй со мной, мажор

Глава 23

Видана

Следующее, что я слышу — глухой удар. Происходит все настолько молниеносно, что я вздрагиваю. Первым по заслугам получает Миха. Ещё удар.… Он отдается спасительной музыкой у меня в голове.

Руки, державшие мои бедра, пропадают. Упираясь в грудь, спрыгивает с кровати Цига, позволяя нормально вздохнуть, но из-за истерики не с первого раза получается втянуть в себя воздух. Глотая крохи, я пытаюсь ухватиться за покрывало, чтобы прикрыться. Пальцы не слушаются, не подчиняются. Болят так, словно по ним били молотком. Не оставляя попыток спрятать свое обнаженное тело, я без всяких эмоций наблюдаю, как Ваня бьет по голове парня. Миха пытается увернуться, прикрыть голову руками, но получается это у него откровенно плохо.

В другой день Лютаев мог бы напугать меня своей жестокостью. В его глазах адское пламя смерти. Напоминает бога войны, который несет разрушение, кровь, стоны боли. Он беспощаден, не знает жалости. Это совсем другой Ваня. Я таким его ни разу не видела

Капли крови разлетаются по полу, когда очередной удар кулаком приходится прямо в лицо. Слышится характерный хруст сломанной кости. Раньше я бы от ужаса умерла, а сейчас смотрю на это без эмоций, только слёзы продолжают литься из глаз, затуманивая взор и размазывая картину происходящего. В душе черная необъятная дыра. Выжженное поле эмоций.

— Сдохни, сука! — выплевывает Лютаев, нанося очередной удар.

В какой-то момент Миха поворачивается ко мне избитым лицом, во взгляде мольба.

«Ты меня не пожалел!» — безмолвно ору, транслируя ему взглядом.

«Хорошо, что у меня получилось натянуть на свои бедра край покрывала», — в разрушенном болью и униженном сознании всплывает здравая мысль, когда в комнату врывается охранник — тот, который должен сидеть внизу и никого не пускать в корпус!

Где ты был?!

— Так! — орет командным тоном. — Прекратили! — хватает Ивана за плечо, останавливая занесенный над головой Михи кулак. — Езжай домой, мы сами тут разберемся, кто прав, кто виноват, — в его голосе нет чувства вины. — Тебе, парень, проблемы вряд ли нужны. Ты на них уже намахал кулаками, — смотрит на сидящего на коленях Миху. Он продолжает смотреть на меня, но в его глазах уже нет осмысленности, взгляд будто неживой, расфокусированный. Момент, голова виснет, пропадает нацеленный на меня взгляд. Заваливаясь вперед, он утыкается лбом в пол. Так и лежит в неестественной позе со спущенными штанами, а охранник тем временем продолжает: — Мне тоже проблемы не нужны, поэтому иди отсюда, — тянет Ваню в сторону двери, но даже не может сдвинуть его с места. Тот стоит как вкопанный и смотрит с прищуром.

— Что ты сказал? — подается лицом к нему Ваня.

Говорит вкрадчиво, вроде спокойно, но от него такие волны агрессии исходят, что становится жутко. Меня трясет от пережитого стресса, а тут ещё атмосфера в комнате понизилась до минусовой отметки.

— Кто прав, кто виноват, говоришь? — перехватывает руку охранника и убирает её со своего плеча. — Это она, наверное, виновата, что ты с работы съебался, а эти ублюдки решили этим воспользоваться? — Ваня вроде смотрит в мою сторону, но будто мимо, словно я стеклянная.

— Так, мажор, ты себя тут так дерзко не веди, а то.… — пытаясь вести себя уверенно, он все же нервничает. Я вижу, как бегает его взгляд, как скулы играют на лице.

Договорить ему Ваня не дает.

— Сука, ты про*бал свою работу и свою жизнь! — выплевывает Ваня агрессивно, отходит назад, чтобы совершить замах. Видимо, охранник не ожидал, что и ему достанется, а может, просто такой охранник, но он не успел сориентироваться, Ваня наносит удар в челюсть. Тот пытается ответить, Лютаев уверенно уходит от кулака и встречает его ударом. Он как подкошенный падает на пол. Я наблюдаю за всем этим без сожаления, во мне будто что-то умерло: любовь, жалость, сострадание.

Воспользовавшись моментом, Цига, который все это время стоял, забившись в угол, пытается проскочить в дверь.

— Лютый, ты чего? — кричит Цига, когда Ваня хватает его за капюшон и грубо дергает назад. — Я её не трогал.… Не трогал! Это все Миха! Его заказ.… он меня подбил! Просил подержать…. Я не хотел, клянусь…. — малограмотную сумбурную речь останавливает прямой удар в челюсть. Заскулив, Цига хватается за рот, через секунду сплевывает вместе с кровью несколько зубов.

Продолжая теперь совсем невнятно шепелявить, отходит назад. Охранник приходит в себя, тряхнув головой, пробует подняться на локтях.

— Лучше лежи, сука, или я тебя добью, — не глядя в сторону охранника, произносит Ваня. Застонав, тот падает обратно на пол, закрывается локтем от света, режущего глаза. Ваня наносит комбинацию ударов, Цига бьется головой о стену. Оставляя на ней кровавый след, скатывается на пол.

Я не чувствую удовлетворения, не чувствую чужой боли. Я продолжаю биться и умирать в агонии, что сковала мою душу и разум. Наверное, я понимаю тех, кто сходит с ума после изнасилования. Меня это лишь коснулось, но ощущение премерзкое. Мне кажется, от этого невозможно отмыться, невозможно забыть…

Все мои обидчики повержены, а у меня все та же дыра в груди. Пытаюсь поймать взгляд Вани, может, там увижу свет.… тепло, которое согреет и заставит чувства ожить. Но Лютаев не смотрит на меня, сжимая и разжимая кулаки, он тяжело дышит. Его тело звенит от напряжения, венка бешено бьется на виске, а я хватаюсь за его образ, как за спасительную соломинку.

— Вида, сейчас.… дай минутку…. — его грудь резко вздымается и опадает. Он подходит к охраннику, пинает его по ноге. — Вытащи их отсюда. Я добью, если придут в себя, — теперь командует Ваня. Он будто всю жизнь с людьми разговаривал подобным тоном. — Вызови сюда вашего директора, будем с ней разговаривать, — а вот теперь неприкрытая угроза в голосе.

Охранник молча поднимается на ноги. Он старше Лютаева как минимум вдвое, шире в плечах, весит под сто килограмм, а оказался неспособным оказать сопротивление восемнадцатилетнему мальчишке. Вот такая тут охрана….

— Я не шутил насчет проблем, — примирительным тоном заговаривает охранник с Лютаевым, но при этом зло косится в его спину.

— Проблемы будут у вас, — отмахивается Иван. Подходит к кровати, касается взглядом лица, прикрывает на несколько секунд глаза. Мне кажется, берет время, чтобы остыть. Отходит в сторону, когда охранник тянет Цигу из комнаты. Когда Ваня открывает глаза, в них появляются знакомые свет и тепло. Ещё не полностью исчезла темнота, что всполохами окутывает радужку, но взгляд живой, он окутывает меня и успокаивает.

— Сейчас вызову врача, он тебя осмотрит, — старается говорить мягко, но получается плохо. В каждой букве слышится клокочущая внутри него ярость.

«Не надо врача», — мотая головой, молча его прошу.

— Этот не дышит, — врывается в уши голос охранника.