Глава 43

Видана

Отец не отступается. Он подал заявление в суд, чтобы маму лишили родительских прав, а ему присудили опеку надо мной. Самое ужасное, что он имеет на это право.

Я четыре дня живу у Лютаевых. Егор Борисович забрал меня в свой особняк, чтобы отец не смог выкрасть меня из интерната. От него всего можно ожидать. Ваню после избиения родители оставили дома — и меня за компанию. Решили, что без него мне не стоит ходить в школу.

В эти дни между нами ничего не было, мы даже целовались по-дружески. В наших прикосновениях не было желания. И дело не в том, что Ване сложно двигаться и дышать, дело во мне. Я не могла расслабиться, не могла думать ни о чём другом. Все наши разговоры так или иначе сводились к отцу. Ваня меня поддерживал, проявлял понимание и заботу. Мама будто чувствовала, что случилась неприятность с отцом, она стала чаще звонить, писать, постоянно интересуясь, как у меня дела.

— Вида, ты до сих пор живешь у Лютаевых? — позвонив сегодня утром и заметив обстановку спальни, негромко спрашивает она. — Тебе не пора вернуться в интернат? — чувствую ее недовольство.

— Мам, мне неудобно отказать родителям Вани. Они от всей души пригласили меня в гости. Им кажется, что в домашней обстановке мне лучше, чем в интернате. Они проявляют заботу, мам. Я не могу отмахнуться, они могут подумать, что я неблагодарная, — не в первый раз я привожу эти доводы, но с каждым разом они действуют все слабее.

— Вида, они могут из вежливости предлагать, не стоит злоупотреблять их гостеприимством, — чуть строже говорит мама со мной.

— После выходных я вернусь в интернат, — тяжело вздохнув.

— Ты почему ещё не в форме? — заметив на мне домашний костюм, интересуется она.

— Нам ко второму уроку, — бессовестно лгу, надеясь, что она не позвонит в школу. — Учитель физики заболел.…

— Вида, привет! — вмешивается Кира в наш разговор, отвлекая маму от допроса. Мы с ней стали заговорщиками. Ей не очень нравится обманывать маму, но Кира понимает, что выбора у нас нет.

— Хорошо, я поняла. Наберу после школы, — говорит мама и отключается.

Громко вздохнув, опускаюсь на кровать и закрываю ладонями лицо.

Сегодня напряженный день — суд, на который мама не может явиться. Она не знает. Нам пока удается скрывать от нее весь тот ужас, который творится в моей жизни. Отец, воспользовавшись связями, ускорил процесс. Ему не терпится добраться до денег мамы.

Даже не представляю, что бы я делала без поддержки Лютаевых. У них столько друзей, которые не остаются в стороне. Егор Борисович и его адвокаты занимаются нашим делом. В суд мне идти сегодня не придется, адвокаты будут настаивать на том, чтобы слушание перенесли.

Кира прислала мамины выписки из клиники: с анализами, лечением, а главное — с диагнозом. Егор Борисович отдал их адвокату. Это поможет выиграть нам немного времени, но, зная отца, узнав о болезни мамы, он не остановится. Наоборот, приложит все силы, чтобы получить надо мной опеку.

Две с половиной недели.….

И мне исполнится восемнадцать…

Я смогу сама решать, где и как мне жить!

Отец не может этого не понимать. Егор Борисович правильно предположил, что он спрячет меня, не даст окончить школу и будет шантажировать маму, чтобы она переписала на него бизнес.

Лютаев-старший не настолько хорошо знает моего отца, как мы с мамой, но как удивительно точно он сумел предугадать действия моего родителя. Только используя шантаж, он может получить желаемое.

Наблюдая за тем, как отъезжает от дома Егор Борисович с Ульяной, я вытирала со щек слёзы. Он замечательный отец, как бы я хотела, чтобы мой родной отец был хотя бы наполовину таким, как Лютаев.

К завтраку я не спустилась, не хотелось заражать всех своими переживаниями. Слушание назначено на одиннадцать часов, но тревога не отпускает меня со вчерашнего вечера.

— Вида, я войду? — постучавшись в дверь, спрашивает Ваня.

— Войди, — быстро утерев слёзы, громко произношу.

— Ты что, плакала? — сразу замечает Ваня. Подходит, обхватывает лицо руками и заглядывает в глаза.

— Это от волнения, — не могу сказать Ване, что много лет мечтала о таком вот отце, как у него. А у меня…

Грустно очень….

— Давай ты не будешь зря переживать, — обнимает меня Ваня. Делает это аккуратно, ведь его до сих пор беспокоят ребра. Я касаюсь его лишь кончиками пальцев, опасаясь сделать больно. — Отец все решит. А теперь идём завтракать, я без тебя не стал есть, — сообщает Ваня, но ещё долго не выпускает из объятий.

Когда мы спускаемся вниз, последний член семьи Лютаевых уезжает по делам. Рада просит меня не тревожиться, говорит много приятных, поддерживающих слов, обнимает на прощание.

Ваня заставляет меня позавтракать. Впихиваю в себя яичницу и чай с бутербродом.

— Посмотрим что-нибудь или погуляем в саду? — спрашивает Ваня. Я знаю, что он хочет меня отвлечь, но мне вряд ли что-то поможет.

— Посмотрим фильм, — соглашаюсь я в надежде, что это хоть немного сбросит степень тревоги.

— Твой телефон, — указывает Ваня на мобильный, который лежит на столе и тихо вибрирует. Номер незнакомый, но я принимаю вызов.

— Да?

— Слушай сюда, Вида! — слышу в трубке злой голос отца. У меня от страха тело покрывается коркой льда. Не могу ни пошевелиться, ни вздохнуть. — Если ты сегодня не явишься на суд и не скажешь, что хочешь жить со мной, я сделаю все, чтобы твоя мать вернулась из Германии, — угрожает он, а я могу только дрожать. — Я уже послал людей к ней в больницу, — продолжает он засовывать мне иголки под ногти. — Бери такси и езжай в суд. Если через полчаса тебя здесь не будет, Лоре придется прервать лечение!

— Ты ублюдок! Я тебя ненавижу! Ради денег ты готов убить человека! Ты мне не отец! Когда ты сдохнешь, я не приду даже плюнуть на твою могилу! — ору все, что приходит на ум. Меня всю трясет от ненависти.

Ваня выхватывает трубку, сбрасывает вызов. Крепко прижимает к себе, забывая о своих ребрах.

— Ваня, мне нужно в суд, — заикаясь, говорю я. — Вызови мне такси....

Загрузка...