(Не)пара

Глава 11. Савельев

Лиза

Я ненавижу чувство вины. Ненавижу сжирать себя изнутри, думать об одном и том же каждую секунду и нервничать от глупой ситуации.

Особенно я ненавижу это чувство, когда оно необоснованно.

Потому что я точно не виновата в том, что Савельева выгнали из команды.

Нет же?..

Не знаю, почему реакция на слова Егора была именно такой, но ничего поделать с этим не могу. Стою напротив него и кусаю губы, как провинившаяся школьница. Дура какая-то.

— А синяки он где взял? — первое, что срывается с губ. Алиса стоит рядом со мной и так же хмурится, а Егор вообще без настроения. Оно и ясно. Тёма капитаном у них был, они лучшие друзья, а тут такое…

— В клубе подрался, за Ксюху заступился, к ней какой-то урод слишком настырно клеился.

Опускаю глаза. Ну понятно. За Ксюху он заступался, конечно тогда. Вот чем он был занят, пока Антон меня к стенке прижимал. Что ж… В целом, может, не стоит мне так себя грызть? Ну а что? У него Ксюха, значит, есть кому утешить и он точно не сидит дома в одиночестве, сжирая себя изнутри.

— Почему он тогда с нами был, а не с ней?

— Да они обычно не тусуются вместе, она же старше, да и компания у нее своя…

Хмурюсь. Савельев запал на женщину? Или на сколько она старше? Если на очень, тогда понятно, почему терпит толпы его баб, непонятно только, зачем оно Артёму надо. Альфонс? Не похож.

Дурость какая-то.

— Подумать не могла, что он любит женщин постарше, — с губ срывается нервный смешок, и Алиса вдруг начинает громко хохотать. Что не так?

— Да он и не любит, — ржет Егор, — Но Ксюха не такая уж и взрослая. Вообще, знаешь, сестёр не выбирают, так что…

Господи.

Господи-и-и-и…

На сколько по десятибалльной шкале я выглядела идиоткой?

На двенадцать!

Сколько раз я обещала себе не делать выводы, не зная ситуации? Раз сто. Сколько раз я послушала себя? Ноль, конечно же.

Хлопаю себя по лбу и закрываю глаза. Ну конечно. Сестра. И кексы напекла всей команде, и живёт он с ней не просто так, и поэтому Артём девчонок как перчатки меняет: нет у него никакой девушки! Дура, ну дура какая-то!

— Мне показалось, — шепнула Алиса, когда физрук забрал Егора на какие-то упражнения. Нас не трогает: понял, что бессмысленно, — или ты ревновала?

— Больно надо, — фыркаю. — С чего мне вообще его ревновать?

— Ну, например с того, что он носится с твоей рукой, что не ведёт себя как сволочь, что снится тебе каждую ночь, м?

— Лис, — ворчу. Не знаю, как реагировать и что говорить. Возможно, Лиска права. Но только в том, что он не ведёт себя как сволочь и снится мне ночами. Ревность? Нет. Мне не нравится Савельев как мужчина для отношений. Но для секса — очень даже. В целом, даже для общения сойдёт. Но я его не ревную. Нет. Не-а. — Не ревную я его. С чего бы? Просто он мне с рукой помогал все время, почему-то кажется, что я ему помочь должна. Только как, не знаю.

Но договорить мы практически не успеваем, потому что девчонка из нашей группы решает, что поругаться с преподом очень круто, и следующие сорок минут он гоняет нас всех так, что от моих сорока пяти килограммов остаётся наверное всего десять, остальные уходят с потом или тупо валят от меня из-за усталости.

Я никудышный спортсмен, я не хожу с Лиской в зал, не бегаю по утрам и вообще в принципе не дружу с физическими нагрузками. Генетически с фигурой меня все устраивает, потому я и не заморачиваюсь особо, но, когда под конец занятия я чуть не падаю в обморок с сумасшедшим сердцебиением, понимаю, что привычки свои надо всё-таки пересмотреть…

Именно в эту секунду в голову приходит идея. Я знаю, как помочь Савельеву.

И даже понимаю, зачем мне это нужно.

На третьей паре решаюсь написать длинному, потому что тупое чувство вины меня все ещё не отпускает. Правда не знаю, почему так происходит, но с этим точно нужно что-то решать. Но в сети Артем не появлялся со вчерашнего вечера, и я понимаю, что попытка достучаться в соцсети заведомо провалилась.

Не без стеснения беру у Егора номер Савельева, но Колосов не задаёт лишних вопросов и покорно диктует заветные цифры, закусывая губы, чтобы не улыбаться вместе со своей возлюбленной. Ну их вообще. Пусть думают, что хотят.

Звоню первый раз, второй, и даже третий, но трубку никто не поднимает, и почему-то мне кажется, что это намеренно. Чувство вины разрастается в сердце, я уже не просто грущу, я почти психую, не понимая, что происходит.

Я пишу ему в надежде, что он услышит звук уведомлений и всё-таки зайдет в мессенджер, чтобы хотя бы ответить мне на смс, раз трубку брать не хочет.

Лиза: Придурок, возьми трубку!

Лиза: Савельев, я не шучу, ответь!

Лиза: Господи, да что же ты такой тупой.

Он не отвечает чертовых пятнадцать минут, словно издеваясь специально. Идея с помощью ему уже не кажется такой классной, и я делаю последнюю попытку достучаться до него. Не ответит, пойдет лесом, я тоже не намерена прыгать перед ним собачкой. Мне это вообще в последнюю очередь нужно.

Лиза: Артём, пожалуйста, объясни, что случилось? Ты вообще где?

Савельев: Чего тебе, коротышка?

Неожиданно ответ приходит практически сразу, и я выдыхаю: хотя бы живой, уже хорошо.

Лиза: Тебя правда выгнали из команды?

Савельев: Тебе не все равно?

Лиза: Нет.

И нет, мне правда не все равно. Потому что я знаю, каково это, терять любимое дело. А Савельев хоккеем жил, не надо было хорошо его знать, чтобы видеть это. Даже в тот злополучный вечер на катке было видно, что на льду ему гораздо проще, чем в кроссовках по асфальту. Если он так сильно любит это дело, то расставаться с ним ещё и не по своей воле — больно. И даже если будет храбриться и доказывать обратное — не поверю. Его отношение к моей руке доказало, что у него есть сердце, хоть и сам он весь наглый и дерзкий, что порой очень бесит.

Я подозреваю, что это плохо кончится, правда, и сближаться с ним — идея довольно дерьмовая, учитывая то, как непостоянен Савельев со своими девушками и как привык делать им больно. Не говорю, что у нас с ним будут отношения, но даже если мы сможем подружиться, а он решит меня кинуть, больно точно будет.

Но я не могу пройти мимо, потому что… Не могу. Как бы ни было, он сделал для меня достаточно хорошего, учитывая, что мы практически не знакомы, а он, на самом деле, та ещё задница.

Адрес Савельева я узнаю у Колосова в смс, умоляя не рассказывать Алисе, что я просила, хотя после того, как он рассказал, что это я помогла их отношениям, доверия к белобрысому нет…

Я действую на эмоциях с самого утра: после пар вру Алисе, что мне очень надо в торговый центр, именно поэтому домой подвозить меня не надо.

Причем эмоций такой коктейль, что я не могу разобрать, что чувствую больше. Просто еду, не думая ни о чем. Включаю мозг только в те моменты, когда выхожу на улицу, чтобы не упасть и не сломаться снова. Только вчера стащила повязку с руки и вздохнула с облегчением, не хочу снова бежать на рентген и пить таблетки.

Квартиру Савельева я нахожу быстро, а вот позвонить не решаюсь очень долго. Хожу по подъезду как дура, измеряя расстояние от двери до лифта и обратно шагами. Наверное, километра три намотала, когда позвонила в дверь от безысходности: из соседней квартиры вышла бабушка и стала очень странно на меня смотреть. Интересно, в кого она меня записала: в наркоманки или проститутки? Хотя вряд ли, дом очень приличный. Возможно, подумала, что я маленький ребенок, потерявший маму. В целом, мой рост и наряд как раз соответствуют такому званию.

Звонок, собака, очень высоко, и мне приходится встать на носочки, чтобы нажать на кнопку, но, слава Богу, Савельев открывает быстро и мне не приходится позориться второй раз.

Его удивление нужно было фоткать, чтобы потом отрисовать, потому что такие яркие эмоции на помятом лице — это что-то.

— Гаврилова, ты чё? — он говорит громко, а потом тоже натыкается на суровый взгляд бабульки и чуть ли не за капюшон затаскивает меня в квартиру. Ну точно ребенок.

— И тебе привет, — ворчу, оказываясь на пороге квартиры. Тут очень вкусно пахнет, чем-то сладким, и… Господи, он живёт с Ксюхой! — Блин, твоя сестра тут?

Почему я не включила мозг чу-уточку раньше? Не хватало ещё сейчас с его сестрой познакомиться. Кто я такая? Зачем припёрлась?

— Нет, с мужем свалила. Чё тебе надо? — он стоит в какой-то растянутой футболке и в домашних штанах, на голове черт-те что, а в руках банка пива. Идиот. Вот чувствовала, что его спасать надо. Зачем только я вызвалась?

— К тебе пришла, — фыркаю и нагло прохожу внутрь квартиры. Раз сестры нет, то можно выдохнуть. Снимаю пуховик, шарфы, шапку, стаскиваю теплую кофту и даже шерстяные носки, запихивая их в сапоги, пока Артем ржет с меня, оперевшись плечом о стену.

— Как в этом можно ходить? — смеётся и уходит на кухню. Остаюсь в прихожей ещё пару минут, поправляю волосы перед зеркалом и иду за Савельевым. На столе алкоголь, пицца, коробка от пиццы, чипсы и кексы.

— Решил спиться и умереть молодым? — киваю на стол, где количество алкоголя заставляет не то чтобы удивиться, а по-настоящему охренеть.

— Ага. Давай со мной? — он наливает в стакан что-то похожее на вино и протягивает мне абсолютно невозмутимо. Напиваться я не собираюсь, но для храбрости прямо надо. Да и чтобы с ним на одной волне быть, а то конструктивного диалога нам точно не светит. Выпиваю всё содержимое стакана залпом, отмечая для себя, что вино реально вкусное. Тепло проходит по горлу, опускаясь в желудок, а я обращаю внимание, с каким шоком на меня смотрит Артём.

— Всё-таки умеешь глоткой пользоваться, — подмигивает и снова встаёт, проходя мимо меня.

Бесит. Куда он уходит постоянно?

Оказываюсь в его комнате, где картина примерно такая же, как и на кухне, только разве что из алкоголя только пару банок пива. Такие же пиццы и чипсы на столике, Господи… Савельев садится на диван, а я на кресло-мешок, тут же пожалев об этом. Провалилась в эту махину, чувствую себя совсем гномом.

— Говори, что тебе надо. Если Колос прислал, сразу на выход. Жалеть меня не надо, просить идти и умолять тренера вернуть меня тоже нет.

Вижу, что он злится и тема на самом деле его задевает. Он закрывается по понятным причинам, бесится тоже, и, судя по всему, Колосов по мозгам ему уже поездил.

— Не собираюсь я тебя жалеть, — фыркаю, поерзав в этом подобии кресла, чтобы сесть хоть немного удобнее. — Чего тебя жалеть? Лось двухметровый. Сам во всем виноват, жалеть тут нечего.

— Тогда тем более не понял, чего ты прискакала сюда, Смурфетта.

— По шуткам твоим идиотским соскучилась, — закатываю глаза. Смурфетта, блин. Он тогда тот страшный злодей Гаргамель. Такой же длинный и противный. — Ты помогал мне с рукой. Я хочу помочь тебе.

— У меня из конечностей только член ласки просит, Гаврюш.

— Как хорошо, что я имела в виду мозг, правда? — Господи, желание встать и треснуть ему по голове всеми этими бутылками просто нереальное. Везёт ему, что встать резко отсюда у меня вряд ли получится. Неудобно, во-первых, а во-вторых вино, выпитое залпом, подействовало на расслабление очень хорошо. Слава богу, что не выпила больше, и единственное, что мне светит — это чувствовать себя очень лёгкой. Пьяная я не очень веселая… — Слушай. Даже несмотря на то, что ты тот ещё козел, ты всё-таки правда мне помогал с рукой всегда. Поэтому я хочу помочь тебе. Короче, я хочу пойти в зал, потому что дохну даже от пяти минут пробежки, но сама ничего не умею. Ты станешь моим тренером, будешь тренироваться со мной, бросишь бухать, вернёшь режим и форму и тебя примут обратно в команду, ещё просить будут, чтобы ты вернулся.

Выпаливаю на одном дыхании, боясь даже пошевелиться. Наверняка сейчас за шкирку меня и в окно, как нашкодившего котёнка.

А то пришла тут, чушь какую-то несу. Мда уж. Я уже сама от себя в шоке.

— И зачем тебе это? — задаёт логичный вопрос, прищурившись.

— Я сама не знаю, — пожимаю плечами и неуклюже встаю на ноги, три раза чуть ли не рухнув обратно. — Просто в детстве, когда я очень хотела рисовать, все говорили что я не умею, и когда в художественной школе учитель сказал, что таланта у меня нет, я бросила и больше не ходила. И не рисовала очень долго, хотя очень хотела. Это травма была. И, если бы я не бросила, я бы наверняка большего добилась, чем просто рисовать на заказ эскизы татуировок и принты на одежду. Короче, я просто знаю, каково это, и ты мне помогал, и поэтому скажи уже что-нибудь, пока я не решила, что совсем умом тронулась!

— Да ты, похоже, и правда тронулась, — усмехается и протягивает руку, хватая меня за запястье. — Не болит?

Меня в секунду окатывает мурашками, когда он проводит пальцем по кисти. Боже… Я умру сейчас, да? Да.

— Уже нет. Тебе спасибо. Так что? Станешь моим тренером?

— Странно, что не Антон. Вы, вроде, неплохо ладили, — он почти рычит, произнося его имя, и я хмурюсь. Он дурак? Когда мы ладили? Когда он мне руку чуть не доломал?

— Бесит меня ваш Антон, — чего он вообще от меня хочет?

Алкоголь во мне не даёт нормальной жизни, и идиотские мысли лезут наружу. Прикосновения пальцев к моей руке разжигают странный огонь, и я закрываю глаза, тут же теряя равновесие.

Поднимаю веки, почувствовав опору, и понимаю, что сижу на коленях Артема. Причём в довольно интересной позе. Не растерялся, козел, пока я пыталась не рухнуть. Его руки сразу же оказываются на моих бедрах, но не убираю, ладони теплые, пусть греет меня.

— Мне казалось, вы достаточно тесно общались, — вздёргивает бровь и поглаживает бедра большими пальцами. Чувствую мурашки, жалею, что не выпила лишний бокал вина, чтобы стать совсем пофигисткой. Хотя… Не жалею.

— Общались, — киваю. — Я вообще его самым нормальным из вас считала, пока он мне под юбку не полез.

— Чего? — Савельев напрягается и поднимает корпус, но я кладу ему ладошку на грудь и опускаю обратно.

— Тш-ш, все нормально. Колосов с Неженкой там были, так что повезло мне.

— И когда это было?

— Да в клубе в субботу. Егор оттащил его от меня, даже извиниться заставил, — пожимаю плечами и укладываюсь на грудь Тёмы, подперев подбородок кулаками. Смотрю на него снизу, а он хитрый такой, щурится, улыбается отчего-то.

— Я вас видел, думал, ты не против была…

— Я совсем идиотка, по-твоему? — начинаю злиться, но Тёма прижимает меня крепче, и злость медленно уходит. — Как ты вообще такое подумать мог?

— Не знаю, — пожимает плечами, тихо шепча. От его шёпота мурашки толпами несутся по ногам и сердцу, и я ерзаю на его бедрах, понимая, что мы зашли слишком далеко.

Он смотрит пристально, даже немного страшно, и я чувствую, как стены ломаются. С треском, с грохотом.

— Слушай, Савельев, мне не очень нравится, куда это все идёт, — сижу, прижатая к Артёму, и стараюсь не дышать, потому что запах его одеколона какой-то уж слишком приятный. Он наклоняется ко мне, потому что даже в таком положении все равно остаётся прилично выше.

Когда это с нами случилось? Ещё вчера я ненавидела его, а сейчас… А сейчас он так же бесит, но хочу его, кажется, немного сильнее. Не стоило идти к нему, вообще не стоило. Поперлась на эмоциях, а в итоге…

А в итоге сижу, прижатая к Артёму, да.

— Слушай, — усмехается Савельев, — я же вижу, что мы оба этого хотим. Что нам мешает? Не дети уже.

Не дети, конечно, да и не мешает ничего особо… Не знаю, что меня останавливает. Возможно, его отношение к девушкам. Не ко мне, а в целом. Перспектива уйти на утро и знать, что вечером у него уже будет другая, мне не очень нравится.

Но Господи… От его близости я уже с трудом соображаю. Кажется, что все сны с его участием грозятся сбыться именно сейчас. Сумасшествие.

— Скажи что-нибудь, чтобы я согласилась, — прошу, практически умоляю, чтобы он не оставил мне выбора, потому что край сознания все ещё готов увести меня отсюда. Но я не хочу.

— Хорошо, — он кивает, — давай сделаем так. Мы подбросим монетку. Если выпадет орёл — ты со мной переспишь.

— А если решка?

— То я с тобой.

Закрываю глаза. Чувствую тёплые руки, оглаживающие бедра, ягодицы. Ладони пробираются под кофту, проводят по голой коже, а я уже натурально отпускаю ситуацию, положившись только на судьбу.

В конце концов, я хочу его слишком сильно, чтобы сейчас что-то решать.

— Выбирай, коротышка, — шепчет мне на ухо, и проводит носом по виску, скуле, спускаясь к шее.

Честно… Не думала, что Савельев может быть таким нежным. Он кажется тем, с кем секс это какое-то сумасшествие. И, возможно, дальше так и будет, но сейчас, пока он ждёт моего согласия… Это просто самый нежный человек, который когда-либо меня касался. Я готова не отвечать ему вечность ради этого.

— Беру решку, — шепчу, закусывая губу, и слышу, как он усмехается. Я выбрала вариант, где он переспит со мной, тем самым лишая себя даже призрачного выбора и отдавая бразды правления в его сильные руки.

И я была права.

Ровно в ту секунду, когда я даю свое согласие — и я бесконечно рада, что он спросил меня, — стоп-краны срываются, и Тёма слетает с катушек.

Он целует сразу так глубоко, что я уже сомневаюсь, нужен ли мне секс с такими откровенными поцелуями. Кусает мои губы и зализывает их языком, переходит с поцелуями на щёки и шею, параллельно избавляя меня от лишней одежды.

Мы как голодные звери, впервые за долгое время выбравшиеся на охоту, или странники в пустыне, нашедшие воду. Всё правда похоже на сумасшествие, потому что губы практически не перестают целовать, а руки касаться. Везде, где удобно, везде, где есть возможность оставить метку.

Футболка Артема улетает следом за моей кофтой, и его губы тут же принимаются покрывать поцелуями мою грудь, все ещё скрытую тканью бюстгальтера. Он целует жадно, прикусывает, не в силах удержать страсть, клеймит поцелуями слишком горячих губ.

— Ты что, сто лет не трахался? — спрашиваю, задыхаясь, потому что от его напора бросает в жар.

— Дольше.

Он ставит меня на ноги и практически вытряхивает из джинсов и колготок сразу, усаживая меня обратно к себе на колени, не забыв в последнюю минуту стянуть штаны и с себя. Артем проводит руками уже по оголенному телу, пристально осматривая открывшиеся округлости, и совершенно неожиданно произносит:

— Бля, Гаврилова, у тебя такая фигура охренительная, а ты её под горой тряпок прячешь.

— Просто не переношу холод. А тебе надо меньше пить, Савельев.

— Я трезвый, солнышко. Все бутылки со вчера.

И ведь правда… От него не несёт алкоголем и взгляд слишком ясный. Черт… От осознания становится ещё жарче, и я намеренно придвигаюсь ближе к рельефному телу, усаживаясь на твердую выпуклость.

Дрожь проходит по всему телу, на секунду прикрываю глаза, чтобы справиться с эмоциями, но в следующую секунду оказываюсь на животе поперек кровати. Мамочки.

Савельев прижимает к матрасу своим твердым горячим красивым телом, и я понимаю, что не понимаю уже ни черта. Мысли разлетелись в разные стороны, я не соображаю, кто я такая, как меня зовут и где я вообще нахожусь.

Но я чувствую его. Его руки, расстегивающие лифчик и отбрасывающие его в сторону. Его тело, которое приятной тяжестью пригвоздило меня к матрасу. Его губы, оставляющие поцелуи где ни попадя.

Его всего. До мурашек такого нужного и важного мне сейчас.

— Блядь, ты такая маленькая, мне даже неловко, — выпускает смешок, стягивая по ногам мои трусики. — Ты точно не в восьмом классе? Не хочу в тюрьму.

— Не напишу заявление, если пообещаешь принять мое предложение, — шепчу хрипло, предвкушая что-то невероятное. Внизу живота ноет так сильно, что даже страшно, и, когда Тёма на несколько секунд встаёт, чтобы дойти до тумбочки и натянуть презерватив, я выдыхаю, чтобы хоть немного проветрить мысли. Слишком сильно я ушла в эмоции, потеряла в них себя.

Артём возвращается, укладывается на меня, и я чувствую ягодицами… Ох. Закусываю губу и чуть прогибаюсь в пояснице, облегчая проникновение, но он отвлекает меня, целуя. Поворачивает мою голову и покрывает висок, щеку и уголок губы сладкими поцелуями. Длинный козел, везде достать успеет.

— Как я могу отказать тебе после этого, м?

— Не знаю… Господи!

Сжимаю пальцами простыни и прикусываю зубами их же. Это было невероятно неожиданно и резко, что у меня не было шансов не вскрикнуть.

Ощущения нереальные, хотя он ожидаемо большой для такой крохотной меня, но боли и дискомфорта совсем нет, возможно, это и заслуга самого Артёма.

— Не больно? — спрашивает хрипло, и я подтверждаю свои догадки: сдерживается, все понимая. Моя ж ты умничка.

— Не-е-ет, отлично…

Мне не хватает воздуха, я теряю последние запасы на первых толчках. Цепляюсь пальцами за постель, грозясь разорвать все к чертям, выстанываю какой-то неразборчивый бред и пытаюсь не взорваться на миллион крохотных фейерверков, потому что хорошо настолько, что даже страшно.

— Иди сюда.

Савельев как пушинку одной рукой переворачивает меня на бок, оставаясь все так же сзади. Голова кружится от сумасшедших эмоций, но первый толчок в новой позе заставляет открыть глаза пошире и вдохнуть полную грудь кислорода.

Из-за нашей разницы в размерах целоваться очень удобно, и мы целуемся, не прекращая двигаться навстречу друг другу. Рука Артема скользит по телу, он сжимает то грудь, то шею, а я просто кусаю его губы от слишком ярких ощущений и закидываю руку назад, находя место для ладони в волосах парня.

Он ускоряется, я срываюсь на громкие стоны, и, когда его рука наконец-то опускается к месту соединения наших тел, окончательно теряю связь с реальностью.

Меня трясет дико, и Артем, кажется, тоже на грани. Он двигается ещё быстрее, продлевая мой оргазм, и мы синхронно выдыхаем, вмиг затихнув.

Не хочется даже двигаться, более того, сейчас не хочется даже жить. Ни один эротический сон с его участием не идёт даже в сравнение с тем, что произошло в реальности.

Всё тело лежит онемевшей тушкой на постели, все ещё в каких-то местах придавлено Темой, и я сама не замечаю, как медленно проваливаюсь в сон, на краю сознания услышав:

— Завтра поговорим, коротышка. Спать хочется просто пипец…

Спать хотелось настолько, что проснулись мы только следующим утром. Когда его сестра приехала в квартиру, чтобы что-то забрать, а сама застала нас мило спящими в обнимку голышом.

Тёма что-то пытался ей сказать, пока она стояла спиной и хохотала, а я сидела краснела на кровати, прикрываясь углом одеяла.

— Давай, я тебе наберу, ладно? — сказал Артем, выпроводив сестру до двери, и вернулся в комнату с широкой улыбкой. — Доброе утро!

— Да уж… Доброе.

Просто охренительное утро.