Артём
— Артём Саниславич!
Саниславич — что-то новенькое. За две тренировки с самыми мелкими я кем только не был. Обычно отчество они даже не пытаются выговаривать, а ещё практически все плохо говорят букву р. Я то Агтём, то Йтём, то просто тленел, для самых сообразительных.
С детьми сложно. Особенно с мелочью, которая на коньках ещё с трудом стоит. Повезло мне, что с сентября они ходили к прошлому тренеру, иначе с первого занятия с совсем зелёными я бы вряд ли справился. Ошибки признавать надо, да и вообще я пытаюсь себя адекватно оценивать, но надеюсь, что быстро втянусь, и детишки начнут меня уважать.
Словарный запас приходится пополнять почти вежливыми словами, потому что с родителями, да и с мелочью тоже, разговаривать надо нормально, тут моя обычная речь не пройдет. Вряд ли мамашки будут рады, если я скажу им, что детворе пахать надо, если хотят результат видеть, а не сопли на кулак наматывать. Улыбаюсь, говорю, что работы много будет, но мы все сможем, и ещё какую-то заученную херню, но родители радуются. Они-то все ушами любят, их подкармливать этим надо.
Две вечерние тренировки проходят на удивление спокойно, несмотря на то, что дети совсем мелкие. Даже тренер хвалит меня, хлопая по плечу, и я ловлю себя на том, что еду домой с идиотской улыбкой. Нравится. Рад, что выпала возможность вернуться на лёд, пусть даже не игроком. Я как коньки надел, пару метров проехал, так в меня как будто жизнь вернулась. Всё-таки права Лизка была, не могу я без хоккея, хоть убей не могу.
Надо ей спасибо сказать. Может, даже подарить что-нибудь. До сих пор не понимаю, что ею двигало, когда она мне помогать вызвалась, но по факту всё это сейчас происходит только благодаря ей. Не бросила меня, даже когда я наорал на неё. До сих пор при воспоминании, как она на скамейку вставала, чтобы в глаза мне смотреть, ржу как ненормальный.
Заезжаю в кафешку, беру пиццу домой, потому что с готовкой у меня отношения сложнее, чем со всеми бывшими, а жрать хочется дико. Я и так по вечерам могу слона съесть, а тут ещё и толпа детей все силы забрала, запасы пополнять надо.
Душ, поесть, и завалиться на диван — лучшее окончание дня. Листаю ленту в соцсетях, натыкаюсь на татуировку кота и загораюсь — хочу. Чуть изменить эскиз под себя и лететь забивать себе предплечье.
Не раздумывая открываю диалог с коротышкой. Помню, что она рисует, судя по фоткам у неё на странице — рисует красиво. Да и доверяю я ей, вряд ли херню сделает мне.
Пишу ей, но она не отвечает, даже сообщения не читает, хотя зелёный значок горит, уверяя меня, что коротышка в сети. Пишу ещё и ещё, но ответа так и не следует ни через час, ни через два. Уже когда почти засыпаю, слышу жужжание сообщения, сонным взглядом вижу, что пишет Гаврилова, но открыть не успеваю — вырубаюсь без сил.
Утром в диалоге с ней пусто, ни одного ответа. Только мои прочитанные сообщения.
* * *
Лиза
Сбежать из спорткомплекса и не дождаться Тёму было дико верным решением. Вряд ли я бы справилась с кучей эмоций при виде его счастливой улыбки, потому что у него точно все получилось. Вообще не понимаю, зачем изначально припёрлась туда.
Хотя… Понимаю, конечно. Хотелось быть рядом с этим придурком в важный для него день. Колосов на любви повернулся, родители не поддерживают, мама особенно, а у сестры, кажется, просто очень насыщенная жизнь, чтобы бегать за младшим братом и радоваться его успехам на каждом шагу, что, в общем-то, и не должно происходить.
И мне… Как-то так грустно. Из обычного игрока стать тренером — это широкий шаг по карьерной лестнице, и очень не хотелось, чтобы этот длинный и с недавних пор любимый мной человек переживал этот радостный миг в одиночку.
Пришла, поздравила и убежала, как самая настоящая трусиха, как будто я из-за влюбленности Гавриловой быть перестала. Мямля какая-то, это ужас! Пора заканчивать это дерьмо, мне не нравится, некомфортно!
На следующий день добираться до универа самой пришлось. Алиса все ещё общаться со мной не спешила, в универ не ходила, и, соответственно, божественно удобной машины Колосова под задницей утром у меня не было.
Компанию хоккеистов ещё издалека заметила, голову опустила и мимо них юркой мышью проскакала.
Во-первых, Колосов. Не знаю, что у них там с Алисой, но почему-то именно этим утром болтать с ним не хотелось. В себе бы разобраться, а он-то наверняка за советом полезет.
Во-вторых, Антон. Он тут словил меня на днях на крыльце, извинялся за поведение, объяснил ситуацию, что перед пацанами я его унизила, а потом просто дураком пьяным был. Тонко намекнул, что я ему нравлюсь, ещё раз двадцать извинился, шутил даже что-то… Короче, Антона я конечно простила, но пересекаться с ним после слов о симпатии желания нет вообще.
Ну и в-третьих, Артём. Я не видела, был ли он в этой толпе, но времени рассматривать не было. Просто бежала вперёд, чтобы с ним не столкнуться, потому что… Не готова я пока, вот и все.
А от Колосова оказалось отвертеться не так и просто, но в целом, когда на кону стояла поездка домой в тепле и комфорте, я готова была ему хоть методичку о том, как правильно вести себя с Лиской, как её понимать, напечатать и выдать.
И надо было мне не сдержаться… Просто Колосов так нежно отзывался о Лиске, так трепетно говорил, что жить без нее не может, что эмоции сами полезли наружу. Долбаные месячные! Это они меня доводят, и так на грани, а в эти дни вообще.
Но больше всего меня волнует другое. Если даже обычно заторможенный Колосов догадался, что я в Тёму втрескалась, то остальным это невооружённым взглядом видно?! Этого счастья мне не хватало, конечно…
Савельев писал мне вчера весь вечер, а я на оповещения смотрела и не могла найти в себе силы открыть диалог. Татуировку, говорит, хочу, рисунок нужен. Собралась с духом, чтобы ответить, а когда написала «Для тебя — что угодно», удалила через минуту, радуясь, что прочитать сообщение он ещё не успел.
Сегодняшним утром мне катастрофически не хочется никуда идти, но прогулы у нас не жалуют, а вылететь из универа перспектива так себе. Колосова снова нет, хотя после моей пламенной речи я думала, он сразу же побежит извиняться перед Лиской и уже утром я встречу их самой крепкой в мире парой, но, видимо, что-то пошло не так. Хотя, не отрицаю, что они помирились вчера, а утром просто проспали на пары. Это был бы лучший вариант.
Но вариант этот отметается сразу, как только я прохожу мимо дома Лиски и вижу, что подруга бежит ко мне навстречу. Соскучилась дико! Обнимаю, как будто не виделись минимум пару лет, и чувствую, что в носу начинает щипать. Да сколько можно…
Отстраняюсь от Лиски, а у нее тоже глаза на мокром месте. Ясно, встретились две идиотки, путь до универа будет покрыт слезами.
— Рассказывай! — говорим одновременно и тут же сквозь слёзы хохочем. Обе понимаем, что рассказывать нечего: в слезах замешана любовь. Только Лиска со своим ещё просто не помирилась, а я… А я дура, каких поискать. Вот и всё.
Мы идём катастрофически медленно, выбираем самый длинный маршрут, чтобы урвать побольше времени для разговоров: в универе это делать сложнее, когда вокруг миллион лишних ушей. Тем более первая пара физ-ра, а там… Они.
Лиса делится всем, что на душе, и я незаметно пишу Колосову смс, что его любят и ждут, что надо действовать, не ждать! Не считаю, что вмешиваться в чужие отношения правильно, но слишком уж люблю Алису, да и их пару с Егором, чтобы не попытаться стать купидоном ещё раз. В конце концов, это всегда срабатывало. Должно сработать и сейчас.
Мне рассказывать почти ничего не приходится. Алиса знает меня лучше, чем кто бы то ни был, видит насквозь.
— Савельев? — спрашивает негромко, а я только киваю, знаю, что в ответе она не нуждается, и так все понятно. — Я уж думала, не доживу, — хихикает.
— До чего? — хмурюсь, не пойму, что она имеет в виду.
Но Лиска улыбается, довольная собой, и абсолютно серьезно выдаёт:
— Сегодня тот самый день, когда моя подруга, Гаврилова Елизавета Юрьевна, растопила свое ледяное сердце и наконец-то влюбилась! Лиз, по такому поводу нужно напиться, ну!
— Да иди ты… Влюбилась. Лучше бы не влюблялась, ни черта хорошего от этого, — поднимаю голову и вижу на крыльце все ту же шайку. За разговорами не заметила, как вообще дошли до универа, и слава Богу, что успела вовремя закрыть рот. А то говорила бы тут о влюбленности в метре от Савельева, ещё чего не хватало.
Колосова в компании нет, замечаю это, когда Лиска бегает взглядом по толпе и, не найдя виновника учащенного пульса, опускает глаза и грустно вздыхает. Где его носит? Я же написала ему, что действовать надо…
— Лис, надо как-то очень быстро пробежать мимо. Там и Антон, и Артём — мне ни одного, ни другого видеть не хочется.
Подруга кивает, видимо, выгляжу я так, что действительно заметно нежелание встречаться хотя бы с одним из них. Хватает меня за руку, и мы почти бегом залетаем в универ, делая вид, что выкриков «коротышка» позади просто не существует.
— Ладно, мы пробежали мимо, конечно, — говорит Алиса, когда скрываемся в раздевалке, — но у нас вообще-то сейчас физ-ра с ними, ничего?
— Придумаю что-то.
Хмурюсь. А что я придумаю? Пропускать пару нельзя, остаётся только верить, что препод загрузит всех заданиями и времени увидеться с Артёмом в большом зале банально не будет. Глупо, конечно, но надежда умирает последней всё-таки.
Смотрю на Лиску: грустная. Да и я не лучше… Докатились, блин. Ещё недавно шли на первую общую пару с незнакомыми студентами из другой группы, а сейчас что? Стоим обе никакие из-за этих самых студентов-хоккеистов. Угораздило же…
Вижу, что и Алиса идёт в спортзал с трясущимися руками, явно ждёт Колосова. Соскучилась, говорит, любит сильно. И я такая же. Коленки дрожат, как будто уже весь мир знает, что коротышка влюбилась в длинного, и, если я зайду в зал, все, как в том самом страшном сне, начнут пальцами тыкать и смеяться надо мной. Ужас.
По спине бегут мурашки, пока не захожу в зал и не вижу, что всем, в общем-то, до меня нет дела. Ну и хорошо. Не выдержала бы пристального интереса, сразу бы в голову полезли дурацкие мысли.
Замечаю в центре зала Антона, он машет мне рукой и немного улыбается. Боже… Мне очень неудобно перед Артёмом за это подобие общения с Антоном. Не потому что у меня к первому чувства, а потому что он посрался с ним из-за меня, а мне как будто на это плевать. На самом деле, нет, мне не пофиг, более того, я попросила Антона не разрывать общение с Тёмой. Они хорошо дружили до инцидента со мной, и то, что случилось… Блин, да просто это жизнь! Так бывает, нужно уметь прощать. А ещё нужно уметь объяснять свою позицию. Потому что я поворачиваю голову вправо и вижу, что Артём смотрит на меня так, что мне бежать отсюда со скоростью света хочется. Он наверняка не понимает мою позицию по поводу Антона, вижу, что злится, и я принимаю это, более того, будь я на его месте — вела бы себя ещё хуже.
— Привет, — натягиваю улыбку и медленно иду к Савельеву. Полчаса назад бежала от него этими же ногами, а теперь подхожу, как будто бы не было ничего. Точно сошла с ума, точно! — Слушай, я хотела бы поговорить насчёт ситуации с Антоном…
Тёма меняется в лице и даже останавливается, не дойдя до меня пару метров. Челюсти сжимает, кулаки тоже, и бросает быстрый взгляд на Ковалёва. Очень недобрый взгляд.
— Никакого желания, коротышка, веришь?
— Верю, — киваю, и сама сокращаю оставшееся расстояние, задирая голову, чтобы поговорить. Да почему ж он такой высокий, ну это ужас! — Но мне по барабану, если честно, поэтому ты послушай.
Тёма почему-то ржет, а потом оборачивается по сторонам, видимо, в поисках преподавателя и, не найдя того в зале, хватает меня за руку и тащит за собой к выходу. Успеваю только пискнуть Лиске, что скоро приду, и быстро перебираю ногами, стараясь угнаться за этим длинным виновником моих ночных слёз.
Он заводит меня в раздевалку, причем в мужскую, подхватывает за талию и ставит на… скамейку. Серьёзно?
— Вот теперь говори, — усмехается козлина, и я начинаю задумываться, так ли сильно он мне нравится. По-моему, не очень уже. — А то смотреть на тебя сверху неудобно, эмоции хрен заметишь.
— Как смешно, Савельев! — хлопаю его по плечу и складываю на груди руки. Ну его вообще. Это не я маленькая, это просто он переросток. Сам пусть присаживается, если так надо эмоции видеть мои. И мне удобнее будет. — Я серьезно поговорить хотела, а ты как обычно!
— Гаврюш, говорю же, никакого желания нет обсуждать Ковалёва, — улыбка пропадает с лица, и даже в глаза мне Савельев больше не смотрит. Глядите-ка на него.
— Нет, ты будешь обсуждать Ковалёва, — рычу и хватаю его лицо ладошками, поворачивая к себе. Смотрит, ну слава Богу. — Мне неловко за то, что вы поссорились из-за меня, а теперь я с ним вроде как общаюсь. Он извинился, по-настоящему извинился, рассказал все, как было, и я поняла, что тоже себя дерьмово вела. Я на него зла не держу, но очень хочу, чтобы вы помирились, потому что пока я себя какой-то сволочью чувствую и предательницей.
— Кого предала, Лиз? — его лицо все ещё в моих руках, он смотрит пристально, а ещё… Ещё он впервые назвал меня просто по имени. Это так неожиданно, что по сердцу бегут мурашки, устремляясь теплом вниз живота. Мне точно пора в психушку, это уже не шутки.
— Тебя, Тём. Тебя предала, поэтому и извиняюсь сейчас перед тобой, потому что стыдно. Вот.
Наверное, он думает, что у меня поехала крыша. Потому что ещё неделю назад я бы не стала разговаривать с ним на эту тему, а если бы и стала, то разговор бы прошел намного иначе. А сейчас я стою, все ещё, блин, держу его лицо, как будто боюсь, что он отстранится, и оправдываюсь, как маленький провинившийся ребёнок. Потому что мне не хочется, чтобы Артём думал обо мне плохо.
— Ладно, — он выдыхает, а у меня с этим выдохом камень с души падает, огромный, который таскать мне такой маленькой слишком тяжело было.
Опомнившись, отпускаю Тёму, складываю руки в карманы, чтобы не потянуться к нему снова. Нужно научиться держать себя, пока чувства к этому парню горят во мне огнём. Мне диких усилий стоит не податься вперёд и не поцеловать его, когда он стоит так близко. Даже кончики пальцев покалывает, словно их кто-то маленький в кармане бегает и током бьёт.
— А ты о чем поговорить хотел? — нарушаю странно затянувшуюся паузу. Пара уже давно идёт, но Тёме, кажется, до неё и дела никакого нет. Пока он снова молчит и смотрит, пытаюсь не умереть от тахикардии. Сердце как ненормальное лупит в ребра в ожидании ответа Артёма. Я не знаю, о чем бы он хотел поговорить со мной. Возможно, о моем странном поведении, и если всё-таки да, то понятия не имею, какую чушь буду нести, чтобы оправдаться.
— Вообще я хотел сказать тебе спасибо, — выдыхает, а я хмурюсь. Извините?
— Спасибо? — глупо переспрашиваю. Он кивает. — За что?
— У меня вчера были первые тренировки с мелкими. Честно, никогда не думал, что мне может так понравиться работать с детьми!
Его глаза горят, улыбка тут же на губах расползается, и я улыбаюсь ему в ответ, радуясь искреннее.
— Я же говорила! Без хоккея не можешь, и с детишками справишься! — дурацким порывом поднимаю руку и глажу Савельева по голове. — Молодец, Артем Станиславович, я в тебя верила.
— Вот за это, Лиз, — опять зовёт меня по имени. До мурашек. А потом перехватывает руку и сжимает горячими пальцами. Да чтоб тебя… — За то, что верила с самого начала и что поджопники мне давала, когда я руки хотел опустить. К детям тоже ты меня подтолкнула, и, короче, хер бы без тебя что-то вышло, коротышка. Спасибо.
Это «спасибо» медом по душе и сердцу растекается, а рука, лежащая в большой ладони, уже буквально огнем горит от нужного прикосновения.
Это другой Савельев. Не тот, который был месяц, два назад. Даже не тот, которого я позавчера видела. Этот Савельев осознанный, взрослый какой-то… Благодарный, улыбчивый. Такой Савельев, разлюбить которого невозможно просто, и от этого сердечко ещё сильнее в боли сжимается.
— Ну, мы же друзья, — улыбаюсь, делая акцент на последнем слове. Он же сам говорил, и, когда я соврала, что парень у меня есть, он даже не расстроился. — А настоящие друзья так и поступают.
— Да. Наверное.
Смотрит на меня странно, и я на него не лучше, кажется. В глазах снова слезы стоят, как издеваясь надо мной и напоминая, какая я дура всё-таки.
— Ты молодец, Тём, — складываю ладонь в кулак и легонько касаюсь груди парня в районе сердца. — И вот тут у тебя не камень, и не ледышка. Даже когда кажется, что ты говнюк, каких поискать, потом понимаешь, что нет. Ты очень хороший, правда. Я рада, что ты появился в моей жизни.
Приподнимаюсь на носочки и целую Тёму в лоб, потому что, даже стоя на скамейке, нормально достать до этой дылды не получается, а когда щёку обжигает одинокая слезинка, быстро обнимаю Артёма, чтобы слабость свою ему не показать. Не нужно. Не хочу, чтобы думал, что я совсем идиотка. Лучше обниму, ведь… Друзья же могут обниматься, да? Конечно, могут, с Лиской же я обнимаюсь. На спор даже целовались пару раз, так что не страшно.
Артём обнимает в ответ, ручищами своими огромными талию мою сжимает, а я закрываю глаза, желая миг продлить до бесконечности.
Влипла ты, Лизка. Ещё сильнее влипла.
— Ладно, хватит, идём, а то пропуск поставят, — отстраняюсь первая и спрыгиваю со скамейки, убегая к выходу из раздевалки. Глаза наверняка красные, не готова я такая на Тёму смотреть.
Только делаю шаг за дверь, как на плечо падает рука Савельева. Он молчит, и я тоже, и мы идём к залу, обнимаясь, но выбегающий оттуда Колосов, несущий на плече Алису, чуть не сбивает нас с ног.
И что это было?!