(Не)пара

Глава 13. Так себе спортсмен

Лиза

Пожалеть о жесте доброй воли в виде помощи Савельеву я успеваю на следующий же день, когда после пар эта длинная шпала тащит меня в зал и издевается там всеми доступными способами. Я от спорта далека так же, как мои глаза от глаз Савельева, если мы будем стоять рядом, и любая физическая нагрузка — это просто адский ад. Но Савельеву плевать. Он гоняет меня по всем тренажерам, заставляет бежать на дорожке до и после тренировки, приседать, делать выпады и ещё миллион разных пыток, от которых мне хочется убежать и закрыться в комнате, чтобы Савельев меня больше никогда не нашёл.

Таким темпом проходят две тренировки — спасибо, боже, что мы занимаемся не каждый день, — и к концу недели, когда нам предстоит тренироваться третий раз, я уже так сильно ненавижу Савельева, что его не спасут даже те длинные пальцы, которыми он неделю назад… Неважно.

Кстати, произошедшее мы не обсуждали, более того, наше общение стало как-то легче, что ли. Шутки теперь не на грани ненависти, а просто издевательские, а подойти к нему и поздороваться уже не кажется пыткой, как раньше. Потому что раньше я прятала глаза от страстных снов, а сейчас я насытилась настолько, что мне даже страшные сны не снятся. Хотя какие сны после тренировок, я сплю без задних ног…

В зале Артем ведёт себя очень странно, по крайней мере, так кажется мне. Потому что он выключает свои идиотские шуточки и пошлые словечки и просто гоняет меня как провинившуюся школьницу, даже не обсуждая, как выглядит моя задница в лосинах.

Но такое положение дел меня не совсем устраивает, и нет, я не про отсутствие обсуждений моей задницы. А о том, что я сама вызвалась ходить в зал только для того, чтобы и Тёма занимался, а по факту я одна пашу за двоих, а этот наглец только сторисы снимает и командует, какое упражнение делать дальше.

Утром встаю с мыслью, что надо сегодня же поговорить с Савельевым, прямо перед тренировкой, потому что пора бы уже и ему браться за себя, не мне же одной страдать. Выскажу ему все, что думаю, если, конечно, с такой дикой крепатурой смогу дойти до универа. Потому что болит все так сильно, что мне хочется убивать. С удовольствием бы придушила сейчас одного длинного парня, из-за которого я снова одеваюсь с диким трудом, хотя только недавно радовалась, что рука прошла и я снова могу жить полноценно. Ага, могу, как же. Ни черта я уже не могу! Ходить только, как будто мне семьдесят, постанывая с каждым шагом, и ворчать, что наклоняться больно.

Мама с меня смеётся уже сколько дней подряд, говоря, что этот «Артём, который тебе шею разрисовал, случайно не практикует БДСМ?». О да, мам, тут не просто БДСМ, тут что похуже, кажется. Она знает, конечно, что я хожу с ним в зал, но пошутить никогда не упустит возможность.

О засосах вообще отдельная тема, я написала Артёму сразу же, как только мои щеки перестали полыхать от стыда перед мамой, а этот вампир просто прислал ржущие смайлики, как будто ничего особенного не произошло. И ладно засосы поставил, ну что ж не предупредил…

Теперь моя мама знает, что в мире есть некий Артём, который разукрашивает засосами шею ее дочери и через день делает с ней что-то, отчего она не может ходить и сидеть на твердом. Короче, мама хочет познакомиться с Артёмом, а сказать ей, что мы пару раз потрахались, потому что прижало, и дальше продолжили просто общаться, у меня духу не хватает. Какой бы классной она ни была, чувствую, что такого юмора не оценит, вот и приходится молча краснеть каждый раз, когда она шутит про мои «отношения».

По утрам за мной заезжает сладкая парочка, и каждое утро я снова, как в первый раз, радуюсь тому, что помогла их влюбленным сердцам найти друг друга. Слишком пафосно, ну а кто мне запретит? Потому что мою жопку везут в тепле и комфорте до универа, и мне не приходится ковылять по льду и сугробам, пытаясь выжить. Катастрофически сильно жду весну, куда писать петицию, чтобы она поскорее пришла?

Но сегодня утром у голубков нет привычных ярких улыбок, от которых меня подташнивает. В машине играет музыка, Егор смотрит строго на дорогу, а Лиска сидит в телефоне, а не как обычно держит Егора за руку, без остановки что-то щебеча. Меня уже разрывает от желания расспросить ее обо всем, и первый раз в жизни, наверное, я хочу приехать на учебу побыстрее.

Из-за их отношений, из-за моих тренировок и всего прочего мы как-то очень мало общались в последнюю неделю с Лиской, и это срочно нужно исправить. На днях надо устроить день маникюра, поболтаем заодно, а то у меня уже недостаток Неженки в крови.

Подъезжаем к универу, и я закатываю глаза, когда вижу Савельева на крыльце, снова курящего. Что примечательно, кстати, после скандала в клубе Антон с ним даже не курит, да и в принципе в поле зрения не появляется, но, в целом, меня это радует, не очень хотелось бы его видеть.

Выхожу из машины с огромным трудом из-за крепатуры, наблюдаю, что голубки выходят так же молча, как и ехали, и хмурюсь, решая точно выпытать у Алисы все, что только можно будет.

Но пока у меня другие дела…

Ковыляю к Савельеву и вырываю из его рук сигарету, потушив её ботинком. Меня колотит от одной мысли, что он даже не пытается ничего сделать для того, чтобы вернуться в команду, хотя для этого я вообще-то все и затевала.

Зачем мне это надо? Ненавижу это в себе. Чёртова эмпатия к людям, которые мне хоть немного, но небезразличны. С Савельевым мне вообще было сложно из-за тех чертовых снов, казалось, что ему нужна поддержка, а в итоге… Нет, так не пойдет дело.

У меня дико болит все тело, я устаю так сильно, что не успеваю рисовать заказы, мне тяжело даже чашку с чаем держать, и именно поэтому меня в сотню раз сильнее раздражает поведение Артема.

— Гаврилова, ты страх по пути потеряла? — зло говорит Артем, угрожающе наклоняясь ко мне.

В последнее время он вообще какой-то невыносимый, и, я уверена, что сказывается отсутствие в его жизни хоккея, хотя он вряд ли признается в этом хотя бы самому себе. Какой-то придурок, честное слово.

— Нет, Савельев, просто уговор был в две стороны, а работаю одна я. Раз не пашешь в зале, значит, хотя бы бросай курить, — зло шиплю, надеясь, что не выгляжу как ребенок рядом с ним.

— Слушай, давай ты не будешь делать вид, что тебе не насрать, окей? — он закатывает глаза и тянется к карману, чтобы достать ещё одну сигарету, но я, откуда-то набравшись смелости, шлепаю его по руке, стараясь не смотреть на пальцы. — Да какого хера! Отвали, Гаврилова.

— Я не отстану, бросай сигарету и вали в универ, я не собираюсь смотреть, как ты все мои старания обесцениваешь этой гадостью.

— Было бы что обесценивать, — хмыкает со злостью, и у меня внутри все падает от этого тона и звучащей в нем издёвки.

«Было бы что обесценивать».

То есть, моё желание помочь его тонущей заднице, мои потуги в зале, которые мне на самом-то деле не нужны, это не старания? Серьезно?

— Какой же ты мудак, Савельев, — шиплю со злостью, жалея, что ростом-таки не вышла. Было бы здорово сейчас залепить ему пощечину, но прыгать в попытках достать до лица будет слишком жалко. — Я для тебя старалась, хотела, чтобы ты позанимался и в команду вернулся, а ты… Не подходи ко мне больше, — ухожу внутрь, замечая, что он всё-таки потянулся в карман за сигаретой. Настолько ему насрать на мои слова… Ну, что ж. Отныне это будет взаимно.

Без настроения и через боль я снимаю верхнюю одежду и благодарю всех, кого можно, за лучшую подругу в мире. Она знает, что меня сейчас лучше не трогать, и просто находится рядом, занимаясь своими делами.

К началу первой пары я решаю, что Савельев идёт к черту и думать я о нем, конечно же, не буду, поэтому наклоняюсь к Лиске, чтобы препод не спалил, и спрашиваю то, что волнует меня с самого утра.

— Вы поссорились, да? — шепчу, делая вид, что пишу конспект. — Молчаливые оба сегодня, грустные.

— Да мы не то чтобы поссорились… — так же тихо отвечает Лиска. — Короче, он вчера был у меня. Родителей не было, мы заказали роллы, включили фильм, половину фильма обжимались, а потом он поцеловал меня в лоб и почти бегом улетел домой. Бесит.

— Молодой парень отказывается от секса со своей девушкой? У этих хоккеистов коллективная Луна в созвездии идиота? Что происходит с ними?

— Вот я ему и сказала, что он дурак какой-то, раз ни намёков не понимает, ничего. Написала все, что думаю об этом, сама обиделась, и он вот ходит хмурый весь. Ну а что мне думать, Лиз? Если он меня не берет — значит не хочет, — грустно выдает вердикт подруга, подпирая щёку кулаком.

Э, нет, так дело не пойдет! Слишком уж они красивая пара, чтобы ссориться по таким мелочам. Надо что-то делать, только что? И стоит ли мне вообще лезть в это?

— Слушай… Может, у него это… Ну, как у ребенка там? Все в жизни бывает, вот он и боится. Влюбиться-то умудрился, а что в постели делать не придумал.

— Нет, с размером точно все в порядке, мы когда целовались, он сверху лежал, все там… Прилично, короче, — усмехается Лиска, — поэтому проблемы со стояком тоже мимо.

— Мистер минутка? Не, ну мало ли.

— Не узнаю, пока не проверю, — хмурится, — да и вообще, разве это проблема? Язык есть, пальцы тоже.

— Не надо про пальцы, — прокашливаюсь, прижимая ледяные ладони к горящим щекам. Почему даже в разговоре об отношениях Колосова и Алисы все равно всплывает Савельев? Его слишком много в моей жизни, уже начинает раздражать. И пока вел себя нормально, я не особо была против, но сейчас… Ну уж нет, пусть идёт в задницу.

— А у вас с твоим рукастым что? — прыскаю от смеха, когда Лиска называет его так, и прикрываю рот ладонью, чтобы не спалиться перед преподом. Рукастый, блин.

— Во-первых, он не мой. А во-вторых, все как обычно. Савельев заботливый только в сексе, все остальное время он живёт в обличии мудака. Я уже сто раз пожалела, что вызвалась ему помочь, вообще не знаю, что нашло на меня.

— Не нашло, а вошло.

— Алиса! Трахни уже своего Егора, у тебя мысли не туда, куда надо идут.

— Говорит мне человек, который краснеет от одного упоминания пальцев, — Лиска закусывает губу, чтобы не рассмеяться, и я падаю лицом на парту, тихо хохоча. — А вообще идея дельная, надо трахнуть.

— Надо, конечно, — киваю, надеясь, что преподаватель нас все ещё не замечает. — Хоккеисты выносливые, так что…

— Тебе ли не знать, да, Лиз?

— В жопу иди. Лучше купи бельё посексуальнее и соблазни Егора, раз тебя эта тема волнует, перед началом напиши мне, я молитву почитаю, чтобы точно срослось.

— Может, свечку зайдешь подержать?

— Могу стоять рядом и петь романтические песни, но с моим голосом у вас точно ни на какой секс не встанет, так что молитвой обойдемся.

Мы хохочем всю пару, и наконец-то плохое настроение сменяется вполне сносным. Люблю Алису, с ней всегда можно нести какую-то чепуху, зная, что она ответит тем же, без глупых обид и непонятных выяснений отношений. Была у меня абьюзивная дружба, больше не хочу, спасибо, поэтому ценю Алису как самую драгоценную драгоценность.

Артема я за день не встречаю, что радует, потому что видеть его наглую рожу мне не хочется. А вот Егор к Лиске подбегает, и, когда она ему говорит, что после пар им надо заехать в торговый центр по магазинам, коварно потираю ручки, радуясь, что хоть у кого-то в отношениях все в порядке, когда у нас с придурком даже банальное общение не клеится. Возможно, нужно перестать называть его придурком, но это не точно. Пока он ведёт себя как придурок, буду называть.

После пар белобрысые, вроде как, уже не такие холодные друг к другу как утром, и я обнимаю Лиску, когда она убегает быстрее ещё из аудитории, снова радуясь за них. Они идут за руку, до тошноты милые, и я спускаюсь в раздевалку сама, проклиная спортивный зал с каждой чёртовой ступенькой, которую мне приходится преодолеть. Это больно, черт возьми!

Достаю из шкафчика свои сорок одежек, начиная утепляться перед выходом на адский мороз, но успеваю надеть только кофту и обуть угги, как в раздевалке появляется Савельев. Явился, откуда не ждали, какого черта ему надо?

— Жду тебя в машине, — говорит и разворачивается, собираясь уходить. Вечер добрый, пока не виделись, его контузило, что ли?

— Савельев, носи шапку, ты, кажется, мозг застудил, — мне можно получать разряд по дерзости, серьезно, а ещё надо обязательно пройти курс по самосознанию, потому что я, очевидно, не в курсе, что это такое. Стою тут, как будто не дышу ему в пупок, с уверенностью, что он ничего мне не сделает. А кто его знает вообще? Придурки они так-то люди странные. — Я никуда с тобой не поеду.

— У нас тренировка, — говорит с таким удивлением, как будто я утром не перед ним расписалась, а перед его двойником.

— Ты хотел сказать, у тебя тренировка? Ну, тогда не жди, езжай, сними пару сторис, и будешь свободен. Ты же всегда так делаешь.

— Гаврилова, какие-то проблемы? — Тёма прищуривается и подходит ко мне, а мне так и хочется ему зарядить за то, что ростом пугает. Нависает тут скалой надо мной, показывая преимущество, козел…

Но я не теряюсь. В конце концов, мне даже насрать, насколько смешно это выглядит, но я пользуюсь тем, что мы в раздевалке, и встаю на лавку, оказываясь идеально лицом к лицу с Артёмом. Так он мне нравится больше, нос не кажется таким большим, как снизу.

Савельев прыскает со смеху, но, когда начинаю говорить, затыкается.

— У меня проблемы? Вообще никаких, Савельев, кроме убитых лёгких, боли во всем теле и нежелания жить и просыпаться по утрам. А так все круто!

— Слушай, ты сама просила тебя тренировать, какого хера тебе не нравится?

— Я просила не гонять меня, как спортсменку, а тренироваться вместе. Я бы занималась для здоровья и фигуры, а тебя бы вернули в команду, если бы ты перестал вести хреновый образ жизни, всё! Но спасибо, я уже давно осознала, что помогать людям, а тебе особенно, нельзя, поэтому вали куда хочешь, делай что хочешь, и меня больше не трогай, понял?

Отворачиваюсь от Савельева, заканчивая разговор, и слышу, чувствую затылком, как он тяжело дышит. Ещё наверняка кулаки от злости сжимает, я у него заметила эту привычку.

Молча продолжаю одеваться, а он так и стоит сзади, пыхтит, как дракон, и молчит, как придурок. Как? Ну да. А потом так резко и неожиданно начинает говорить, что я дергаюсь от громкости его голоса.

— С чего ты вообще решила, что мне нужен хоккей? И что за жесты доброй воли, а? Иди спортом занимайся, курить бросай. Гаврилова, какого черта? Что за фонд помощи нуждающимся?

— Скорее фонд помощи придуркам, которые эту помощь не ценят, — закатываю глаза и всё-таки поворачиваюсь обратно. Блин, а прикольно быть не на уровне его груди, надо носить с собой складной стульчик для таких моментов.

— Зачем?

Он смотрит так пристально, что у меня внутри обрывается все, даже не моргает почти, тяжело дышит. Ну что ему от меня надо? Ну чего пристал? Зачем, зачем… Почему ему так важно знать, зачем я это делаю?

Стою, смотрю на него, кусаю губы, и, кажется, впервые в жизни не знаю, что ответить. Колкости в мысли не лезут, а правду сказать… Так нет правды никакой.

— Зачем, Гаврилова?! — говорит ещё раз, грубо, хрипло, сжимая челюсти, и я взрываюсь, уже не в силах гасить в себе огонь злости.

— Да не знаю я, понятно? — кричу, от эмоций размахивая руками. — Что ты хочешь услышать от меня? Я не знаю! Захотелось мне, ясно? Потому что вижу, что для тебя, придурка, хоккей важен и потому что даже со всем дерьмом рассмотрела в тебе хорошего парня, который мне несколько раз помогал. Показалось, что и я могу тебе помочь, отплатить чем-то, за руку, за лекарства, за Антона и за пару падений, которые ты предотвратил. Даже за шутки и подколы. Но, видимо, мне просто показалось. Забей, Артём, сделаем вид, что ничего не было, и будем жить, как будто не знако…

Не успеваю договорить, как Артем разворачивается, с отборным матом бьёт в дверцу одного из шкафчиков, оставляя в ней вмятину, и уходит, все ещё что-то бубня себе под нос.

Что опять я не так сделала?