Не подавай виду

Глава 24

На пару дней наступило затишье, но у Ильи уже прошел первоначальный мандраж и было только терпеливое ожидание. Оставалось лишь убрать с дороги Ситу, и тогда уже не имело бы никакого значения, поймет все Сония или нет: приговор ей уже подписан. Однако сейчас он действовал очень мягко и ненавязчиво, не выделяя никого из женщин и трогательно справляясь о состоянии Риты и Джаниты.

Тем не менее напряжение и замкнутое пространство взяли свое, и властью природы обе девушки потянулись к нему сильнее прежнего. Поначалу Илья не поощрял этого и держался нейтрально, но вечером второго дня как бы невзначай поинтересовался у Ситы, есть ли в их пристройках баня (на самом деле он давно успел ее приметить).

— Просто мне показалось, что в таком большом доме наверняка есть место для расслабления, — пояснил он.

— А ты любишь сауну?

— Естественно, как и все финны! У нас к этой культуре совершенно особое отношение. От запаха березы прочищаются и легкие, и кровь, а уж окунуться с самого жару в прохладное озеро — это удовольствие не хуже, чем от занятия любовью.

— Ну, об этом еще можно порассуждать, — усмехнулась Сита. — А озеро мы, конечно, сейчас не предоставим, но в снегу тоже можно освежиться. У нас есть баня в пристройке, мы иногда там уединяемся, чтобы скинуть стресс. А тебе, значит, до сих пор ее не показали?

— Да, это серьезный пробел, — шутливо отозвался Илья. — Могу ли я рассчитывать, что именно ты его восполнишь?

Он украдкой коснулся ее спины и бедра краем ладони и посмотрел Сите в глаза. Себя Илья, конечно, видеть не мог, но по тому, как дрогнули веки и ресницы женщины, болезненно поджались губы и порозовели щеки, понял, что его взгляд буквально обжег ее.

— Ты хочешь, чтобы я просто ее показала, или речь о чем-то другом? — осмелела она.

— Это уж твоя воля, Сита, — ответил Илья совсем тихо, но многозначительно. — Границы отношений должна определять женщина, а я всегда отношусь к этому тактично.

— Дразнишь меня? — улыбнулась она через силу.

— Зачем же так? Просто я сторонник красивого ухаживания, только и всего. Разве тебе такое не нравится?

— Напротив, меня это дико заводит, — сказала Сита уже более уверенно и подалась к нему всем корпусом. Если бы Илья сейчас обозначил желание ею овладеть, она бы несомненно покорилась, но он не собирался этого делать. Ему лишь требовалось, чтобы беседа не ускользнула от внимания Сонии, и расчет оправдался.

Конечно, Сония не просто так стала лидером: ей хватало силы воли и нервов, чтобы не опускаться до упреков и скандалов, тем более из-за не принадлежащего ей мужчины. Она ни единым словом или жестом не выдала, что стала свидетелем крайне неприятного разговора, и некоторое время переваривала тягостные мысли в себе, — или же себя в них. Поэтому пары мимолетных прикосновений и взглядов Ильи, когда они пересеклись, хватило, чтобы этот наглухо закрытый котел взорвался. И Сита, которая воодушевленно собиралась на интимное свидание, уже была обречена.

Когда Сония поспешно открыла дверь, чтобы вызволить ею же запертую подругу, они увидели ее лежащей на полу с раскинутыми ногами, кое-как прикрытыми простыней. Глаза Ситы, расширившиеся будто от ужаса, смотрели в деревянный потолок, по телу расползались ожоги, а в воздухе пахло пивом и ядреным мужским потом. «Скорая», приехавшая третий раз за несколько суток, не обнаружила никаких биологических следов насилия, однако отметила посттравматический шок и не бралась озвучивать последствия.

После того, как увезли и ее, в коттедже воцарилась тишина. Остаток ночи Сония провела заперевшись в своей спальне, а Илья остался внизу и долго смотрел в окно гостиной. Залив из него почти не просматривался, но мужчина кожей чувствовал его ледяное дыхание, замерзший аромат водорослей и сосновой хвои, а больше всего — взгляд сына, который скорее всего тоже не спал. Тоска по нему на мгновение так сдавила сердце, что Илья растерялся и одернул себя. Осталось потерпеть совсем немного, так что слабину нельзя давать ни в коем случае.

Потом он все-таки поднялся к себе и немного подремал, улегшись на диван прямо в рубашке и джинсах, а наутро Сонии уже не было в доме. Она оставила в гостиной записку, что уехала в больницу к Сите, а вечером они поговорят относительно его дальнейшего пребывания.

Илья решил пойти в лес, чтобы проведать духов и собраться с силами к вечеру. В последнее время зимний холод стал для него целебным средством, снимающим напряжение и мутный налет атмосферы этого страшного дома. А темная чаща, где пахло снегом, соснами и дымом костра, где он лицом к лицу встретился с Маахисом, будто укрывала от всего мира.

Но в этот раз их с Кави покой вскоре оказался нарушен. Собака тревожно втянула воздух и до Ильи донеслись тяжелые шаги. Он оглянулся и увидел невдалеке от себя громоздкую фигуру Станислава. Тот смотрел на него прищуренными злыми глазами, на скулах напряглись желваки, лицо побагровело от зимнего воздуха, алкоголя и гнева.

За Станиславом следовал его мощный пес, пыхтевший так же звучно, как хозяин. Между его огромных клыков свешивался мокрый ярко-розовый язык.

— Что тебе надо, Станислав? — негромко и жестко произнес Илья, и мужик остановился.

— Я-то здесь у себя дома, это тебе что надо! — после паузы ответил Станислав сквозь зубы. — Ты зачем тут объявился? На кого работаешь?

— Ни на кого, а зачем — не твое сраное дело. Уйди с дороги по-хорошему.

— Ты еще мне угрожать будешь? Да я сразу понял, что ты мутный! Из этих, что ли? Из свидетелей, или сайентологов?

— А ты, оказывается, умеешь что-то понимать? — усмехнулся Илья. — Ну так уясни, что тебе лучше пойти домой и вообще забыть, что ты меня когда-то встречал.

— Чего? — оскалился Станислав. — Ты решил, что за девок заступиться некому? Они хоть ко мне по-людски относились! И накормить могли, и выпивки нормальной налить, какую в нашей дыре никогда не купишь, и телок полапать давали!

— Телок полапать, говоришь? — прищурился Илья. — А телки, смею спросить, соглашались?

— Смеешься, что ли? Да они всегда были не то под градусом, не то еще под чем-то покрепче, а пьяная баба звезде не хозяйка!

— Ну понятно, в трезвом состоянии-то кто тебе даст! Это за что тебя так благодарили?

— А ты ничего на меня не навесишь! Да и не было ничего, так, рыло кое-кому пару раз начистил по их просьбе да тормоза в машине испортил. Но тогда и не сдох никто, обошлось, — сказал Станислав с каким-то неопределенным выражением. — И нечего волком смотреть, здесь жизнь такая, что остается только пить да слушать ветер. Они хоть какую-то свежую кровь пустили!

— О да! — заметил Илья. — Слушай, Станислав, что ты за дерьмо мне пытаешься толкать? Да я такой же простой мужик, как ты, у меня родители из деревни! Но почему-то я выгляжу и живу как человек, а ты — как грязь, которую даже неохота оттирать! Дай нам пройти, и я тебя не трону только потому, что ты и так скоро скопытишься от паленого спирта или в драке.

— А ты, чухонец, нарываешься, я смотрю! — крикнул Станислав. — Что ты будешь говорить, когда я тебе ноги переломаю, а мой Рэм твою шавку трахнет?

— Кому из вас первому трахалку выдрать? — тихо спросил Илья и сделал шаг вперед.

Станиславу явно стало не по себе, хотя он был крупнее Ильи, — мужик отступил, а затем его и так красное лицо потемнело и он схватился за горло.

— Это что еще за хрень?! Ты что творишь? — злобно спросил он осипшим голосом. Но испуг каким-то образом придал Станиславу силы и он неожиданно с размаху толкнул колдуна в грудь.

Как назло, Илья, отшатнувшись, наступил на кусок открытого льда и едва не потерял равновесие. Ему удалось удержаться на ногах, однако этой заминки хватило, чтобы Станислав опомнился и сунул руку за пазуху.

Тут Кави мгновенно подпрыгнула и вцепилась мужику прямо в открытую шею. Несмотря на ее сравнительно небольшой вес, он не устоял и упал наземь, тщетно пытаясь вдохнуть и столкнуть с себя фамильяра. Тем временем Рэм, сообразив, что хозяину грозит опасность, бросился на подмогу и попытался схватить Кави за загривок.

Испугавшись за собаку, Илья почти рефлекторно выхватил нож, который висел у него под курткой на портупее, и быстрее, чем пес оценил обстановку, ударил его в бок, всадив лезвие по рукоятку. Темная кровь брызнула на снег, зверь взвизгнул и осел всей тушей рядом с хозяином. Кави выпустила горло Станислава, который уже не дышал и смотрел в небо остекленевшими глазами. Из рваной раны на его шее все еще лился алый ручей.

Илья осторожно раскрыл куртку Станислава и увидел во внутреннем кармане травматический пистолет. Прикасаться к оружию он, конечно, не стал и брезгливо вытер снегом нож и руки, на которые попали брызги собачьей крови. Одежда Ильи не пострадала, но ему казалось, что и от нее несет смрадом этих двух заколотых зверей.

— Вот мразота, — произнес он сквозь зубы. — Я же говорил: просто не трогать нас! Просто дать нам уйти! Даже этого не можете...

Рэм еще дышал и промеж его клыков выступали темные кровяные пузыри, глаза пса помутнели. Тем временем Кави сунула морду в снег, отмываясь от крови, отряхнулась и решительно ткнулась головой в колени Ильи.

— Сейчас, хорошая моя, сейчас мы пойдем, — опомнился Илья. До него донесся треск ветвей и тяжелое дыхание, а затем он увидел невдалеке светящиеся в зимнем тумане звериные глаза. Из глубины леса к ним подбирались дикие собаки, учуявшие запах крови. Они ступали неспешно, будто давая Илье понять, что пришли не за ним, и он так же аккуратно, стараясь не совершать резких движений, выпрямился. Осторожно, боком, чтобы не упускать зверей из виду, Илья пробрался к дороге, Кави ступала рядом. Вскоре хищники утратили к ним интерес и занялись добычей, которая как нельзя кстати попалась в скупое холодное время.

Уже на подходе к коттеджу Илья окончательно пришел в себя. Запал понемногу рассеялся, осталось только чувство странной тоски. Нет, он нисколько не сожалел о содеянном, но вся эта история, выходя за пределы его семейной трагедии, приобрела горький социальный оттенок, о котором он прежде никогда не задумывался. Впрочем, сейчас времени на рефлексии тем более не было, и Илья лишь от души потрепал Кави за ушами. Она тоже приободрилась и изловчилась лизнуть его прямо в щеку.

— Спасибо тебе, что спасла, родная, — сказал Илья. — Подожди совсем немного, вечером мы уже все закончим.

Где находилась больница, Илья не знал, но хозяйка вернулась только когда уже совсем стемнело. Она не позвала его, только по-быстрому сходила в душ, переоделась и уединилась на кухне. Ничего не ела и даже не включила чайник. К этому времени Илья успел «навести порядок» в спальнях ее подруг и безмолвно стоял в дверях своей комнаты.

Наконец он услышал шаги на лестнице — тяжелые, нерешительные, будто это уже не ее дом. В другой жизни Илье бы стало жутко от этих шагов: мало ли на что способна отчаявшаяся женщина, у которой в одночасье рухнул весь уродливый, но любовно выстроенный ею и единственный мирок. А может быть, стало бы ее жаль, по этой же самой причине. Но сейчас он просто терпеливо ждал, потому что спешить уже было незачем.

Сония прошлась по всем комнатам, наконец проследовала к себе и там ее нервы не выдержали. Илья услышал, как она вскрикнула, и неспешно подошел к двери, держа бокал с ее любимым белым вином. Он даже не стал ничего туда подмешивать: к чему, если все нервные окончания в ее голове и так находятся в его руках?

Она обернулась и взглянула на него с ужасом и ненавистью. Нет, не как на странного гостя, притягивающего несчастья, не как на отвергнувшего ее незнакомца. Жуткая догадка уже полыхнула в ее напряженном сверх меры разуме и разгоралась в пламя, отражающееся в его непроницаемых ледяных глазах.

«Что еще она говорила про своего мужа?!

Что он финн...

Идиотки...»

Она не хотела говорить с ним вежливо, не хотела смотреть в глаза, не хотела пить из бокала, который он протянул. А он даже и не заставлял, не пугал, не угрожал — напротив, был как всегда обезоруживающе ласков. И она не смогла возразить...

Отдав ей бокал, Илья произнес уже без всякого акцента:

— Как же ты не подумала о такой простой вещи — кто может желать тебе зла, Света? Или таких людей слишком много?

Она глотнула, не ощущая вкуса, и провалилась в забвение — последним, что возникло перед глазами, было лицо той забитой девчонки, которая в восьмом классе сломала ей нос. Света Розина, как самая крепкая, смышленая и жестокая, тогда заправляла главной девичьей бандой в микрорайоне. Это потом, после полового созревания, она превратилась из злобного щенка в сдержанную и обворожительную черную лисицу, поняла, что ломать жизни куда забавнее, чем ломать челюсти, и постаралась забыть о тех временах.

И что за шлея им попала под хвост в тот день, почему они вздумали потрепать какую-то замарашку, Света тоже не помнила. Да и понятно, о таких вещах помнят только те, кого бьют. Ведь и ее, Свету, били до поры до времени, но она, в отличие от таких вот «бедняш», не тряслась над своими обидами, не ждала, чтобы ее пожалели, а методично и самостоятельно расплачивалась.

А вот тогда вышло неожиданно... Они и не думали ее калечить, просто побросались мятыми пивными банками и толкнули в месиво из снега и грязи. Девица пустила слезу, похоже что главным образом из-за пуховика — она не первый год носила один и тот же. Впрочем, Света сама была из нищей семьи, но уже тогда крутилась как могла и была в состоянии одеться по-человечески. А жалеть кого-то за его собственную глупость и лень было не в ее правилах. Но эту девицу она все-таки недооценила — та немного повыла им вслед, а когда Света по недомыслию обернулась ровно на одно мгновение, запустила ей в лицо здоровенный кусок льда.

В тот момент бешенство словно разнесло все внутри, будто стеклянную банку поставили на открытый огонь. Света поначалу даже не чувствовала боли, и только через несколько минут осознала, что сломанная кость съехала и болталась ходуном. Кровь хлынула на снег, а потом ее вырвало и она отрубилась. Подружки сами разобрались с девицей, оставив ее валяться там с сотрясением, парой сломанных ребер и отбитой селезенкой. А чего им, малолеткам, стоило бояться? Закон их охраняет.

Понемногу Света открыла глаза и поняла, что находится не в школьном дворе, но и не дома. Она не знала, что это за место — голые, окрашенные синей краской стены, железная дверь, из мебели только несколько пластиковых стульев и кушетка, на которой она сейчас и лежала. Все это ей удалось рассмотреть лишь потому, что в крохотное окно светил уличный фонарь. Еще она поняла, что из одежды на ней остались лишь трусики и тонкая комбинация, в то время как в неотапливаемом помещении царил дикий холод и тело будто свело параличом. Правда, затем Света сообразила, что холод тут ни при чем: она просто не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Стараясь не поддаться панике, она набрала воздуха и крикнула:

— Здесь кто-нибудь есть?

В эту же секунду раздался щелчок и зажглись потолочные светильники — их свет тоже был холодным и больно ударил по глазам. А в том углу помещения, который прежде был совсем затемнен, стоял финн, облокотившись на деревянную столешницу. Тут Света догадалась, что они были в предбаннике пляжного кафе, которое всю зиму стояло заброшенным, но облегчения эта мысль не принесла. Она с ужасом смотрела на недавнего гостя, и узнавая его, и не узнавая.

Никаких соблазнительно расстегнутых пуговиц — он был вообще раздет до пояса, на шее поблескивал кулон в виде звериного клыка, запястье обвивал черный шнурок с какой-то металлической подвеской. Сильно отросшие волосы частично прикрывали лицо. К ремню на джинсах крепилась портупея, а на ней висел нож с толстой деревянной ручкой.

— Что это все значит? — выкрикнула Света так, что у нее мгновенно сел голос, и попыталась подняться. Только тут она заметила, что у железной двери лежала ненавистная ей дворняга. Стоило Свете шевельнуться, как та взметнулась на передние лапы, утробно рыкнула и настороженно уставилась в ее сторону жуткими желтыми глазами. С ее клыков капала противная густая пена.

Парень чуть хлопнул собаку по загривку и она послушно улеглась. Затем он коснулся рукоятки ножа и тихо произнес:

— Не надо шуметь, Света. Ты же не хочешь, чтобы я нарисовал на тебе парочку рун?

Женщину охватил безумный страх, а еще, как ни странно, стыд. Да, они разбаловались, привыкли игнорировать аксиому правил безопасности — не впускать в дом незнакомцев, потому что не видели ни в ком даже равных соперников. Но она в страшном сне не могла предвидеть, что ее обведет вокруг пальца какой-то мужик, и злость на некоторое время заглушила страх. К тому же, Свете показалось, что если уж он не убил ее сразу, то она по-всякому имеет шанс отыграться.

— Ты Ленкин муж? — спросила она вполголоса, облизнув пересохшие губы.

— Конечно, — невозмутимо сказал он, и она решилась задать следующий вопрос:

— А как тебя зовут на самом деле?

— Илья Лахтин. Собственно, я вам так и представился, — насмешливо ответил финн.

— Ну... а что тебе от меня надо? Ты из-за того, что Ленка погибла? Да, я все знаю: сначала не могла до нее дозвониться, а потом через одного товарища мне удалось откопать домашний телефон. Но мы-то тут при чем? Хотя ты же раньше объявился, значит, не затем чтобы мстить... Тогда зачем?

Илья откинул волосы, показав почти белые щеки и странно посиневшие глаза, и сказал:

— Чтобы выяснить, что случилось с одной из ваших клиенток. Лена мне сказала, что в этом доме погибла женщина, и у меня есть все основания ей верить.

— Так ты из-за этого сделал инвалидами моих подруг? — яростно прошептала она. — А Ленка-то какая сука! Обещала же мне помогать, а сама тебя на нас натравила, шкура...

— Ну, для начала, Света, я твоих подруг не трогал. Не я добавлял уксус в косметику одной, не я запирал другую в раскаленной сауне, а третья просто заблудилась в лесу. Но даже этого могло не произойти, если бы Лена осталась жива. Что за обработку вы с ней провели?

Свете слегка полегчало от того, что он стал задавать вопросы, и она решила вести себя с крайней осторожностью — не злить, не наезжать, не давить на жалость, отвечать только по существу и так понемногу усыпить его бдительность. Подводил только этот мерзкий холод и невозможность двигаться: слова давались с болью и одышкой, но она кое-как собралась с оставшимися силами.

— Я не собиралась доводить ее до самоубийства, честное слово. Поначалу, когда она жила тут с нами, я только слегка ее обработала психически и держала на легких дозах синтетических гормонов для хорошего настроения. Нет, это не наркота, на Ленку у меня тогда были другие планы и я не хотела ее портить, но кое-какое привыкание они вызывают. Она об этом и не знала, зато хорошо себя вела и смотрела сквозь пальцы на некоторые наши тайны. А вот когда Лена всерьез вздумала сбежать, я дала ей такой препарат, который действует наподобие бомбы замедленного действия, особенно при отлучении от «приятных» гормонов. Но обычно это вызывает апатию, в крайнем случае депрессию, в которой человек уже не способен трепыхаться. Я рассчитывала, что она максимум в клинике неврозов полежит, но получился какой-то побочный эффект. А что, мне надо было подстраховаться! Я дала ей уйти, потому что мне ни к чему такая обуза, да еще навар могла поиметь — она же обещала мне клиента подогнать. Но я никого не отпускаю под честное слово, я деловой человек, Илья! Только как мы могли предусмотреть, что она сначала к тебе побежит за помощью!

— Побочный эффект, значит? — задумчиво произнес Илья. — Ну вот так и называй то, что случилось с твоими подругами. А просчитались вы потому, что в некоторых вещах совершенно не разбираетесь.

— Ну да, похоже, она на почве отвыкания от препаратов раскаялась и снова решила стать доброй женушкой и мамашей! Но ты ведь ничего не докажешь, зато сам можешь серьезно отхватить, а Лену все равно не вернуть. Зачем тебе все это нужно?

— А за что я могу отхватить? — усмехнулся Илья. — За то, что вещи в комнатах переставил? Или что выдавал себя, чухонца, за «качественного финна»? Подумаешь, решил выпендриться перед бабами! Это законом не запрещено, паспорт-то у меня свой, подлинный. А твои подруги никогда не вспомнят никакого Элиаса Лахтинена, если вообще вспомнят хоть что-нибудь. Кстати, за ними есть кому ухаживать?

Он сделал шаг вперед и добавил, понизив голос:

— Кроме того, все это уже моя забота, и тебе ни к чему об этом переживать или на это рассчитывать. Просто расскажи, что вы сделали с той женщиной.

— А какое тебе теперь до этого дело?

— Света, не в твоем положении пускаться в демагогию. Может, мне Кави позвать, чтобы ты живее соображала?

— Не надо, я все расскажу! Она к нам попросилась на консультацию через интернет, пожаловалась на нелады в сексуальной жизни. Ну, обычная история: знала, что мужу надо давать, а то уйдет, но толком ничего не умела, кроме как лежать и думать про белизну потолка. Есть такие, на всю жизнь остающиеся целками, даже замужем и с детьми. У этой тоже ребенок был, но видать, что-то в семейном царстве разладилось и дамочка решила прокачать свою сексуальность. Ну, мы провели с ней несколько сеансов с доверительными разговорами, она заплатила очень неплохо, а потом пригласили одного типа из нашей базы. Он нам уже нескольких клиенток успел раскрутить, они остались очень довольны... Но эта так и оставалась какой-то зажатой, пришлось ее «успокоительным» угостить — не гормонами, это было кое-что помощнее. Мы и сами, честно говоря, тогда были слегка под кайфом, иначе, может, и не допустили бы. Она так и не расслабилась, стала визжать, вырываться, а этот мужик вдруг будто взбесился и начал ее натурально насиловать. Но у нас из-за этих чертовых таблеток как-то все поплыло, мы за стенкой слушали и веселились как дуры: мол, ничего, скоро намокнет, организм не обманешь!..

Света немного помолчала, сглотнула и продолжала:

— Потом он вылез, злой, багровый весь, подобрал свои портки и пошел. Напоследок сказал, чтобы мы ему больше ущербных не подсовывали. Мы к ней заглянули, в гостевую, она вскочила и начала метаться будто бешеная — крики, плач, чуть ли не пена изо рта. Пытались как-то ее удержать, уложить обратно на постель, но она вырывалась, еще силы откуда-то взялись. Мне страшно стало, мне, которая на всякое дерьмо в жизни насмотрелась! И в конце концов она нас оттолкнула, хотела сбежать и упала с лестницы на каменный пол. Разбила голову насмерть...

Снова наступила пауза, и теперь уже заговорил Илья:

— А что делала моя жена?

— Да она все это время вообще сидела в своей комнате, в наушниках, и только когда та упала, ее зачем-то угораздило выйти. И начался второй акт: теперь уже Ленка орет и истерит, что же мы наделали и кого надо вызывать. Все рвалась проверить, вдруг она еще жива. А я что, враг себе, или ей? Кто бы доказал, что мы не сами ее ударили? Да еще дурь в крови! Нам ничего не оставалось кроме как избавиться от трупа! Кое-как мы ее угомонили, заперли в доме и поехали в лес, а там скинули тело в болото.

— Что стало с насильником?

— Его потом на всякий случай убрали, потихоньку, это как раз было несложно. Он любил по ночным кабакам зажигать, ну мы и попросили кого надо угостить его чуток сверх меры. Там такое часто случается, кто будет разбирать? А больше никто эту бабу в нашем доме и не видел. Ну все, тебе достаточно?

— Да, Света, — бесстрастно кивнул Илья. — Мне только одно любопытно: ты действительно считаешь, что это не вы ее убили?

— А что, я должна каяться и заламывать руки? — вспылила Света. — Мы ее на аркане к нам не тащили, и она не под дулом пистолета раздевалась и ложилась под другого мужика! А что в процессе передумала, так сама дура! Что же она вовремя-то о муже и ребенке не вспомнила? Значит, и семья там была, мягко говоря, хреновая, а во всем почему-то виноваты мы! Нет, мы только предлагаем услуги, а брать их или нет — личный выбор каждого, Илья. И тебе ли об этом говорить? Ты сам-то по какому праву самосуд устраивал, да еще над женщинами?

— По праву мужа и отца. Оно, знаешь ли, старше и умнее всякого закона, и люди бы просто не выжили, если бы всегда оглядывались на правосудие, мораль и половые признаки врага. Просто ты, Света, ничего об этом не знаешь.

— Да, не знаю! Не занесли мне ни отца, ни мужа, а только мать-алкоголичку и мужиков, которых ничего не волновало, кроме койки. И раз так, я им и предоставляла ее по полной! А что у них после этого мозги перегорали, так они ими и раньше не особо пользовались. Меня никто не жалел и никто по жизни не тащил, так с чего я должна кого-то жалеть?

— Это и есть та причина, по которой мне стоит тебя отпустить? — усмехнулся Илья. — Мелковато как-то, не находишь?

С изумлением Света вдруг почувствовала, что на глазах выступили слезы. Нет, она не думала его разжалобить: деловое чутье всегда ей подсказывало, когда «прокатит», а когда нет, и именно поэтому ее бизнес много лет работал почти бесперебойно. И она до сих пор не понимала, где они прокололись с этим чертовым финном. Но в этот момент Света ясно ощутила, что ей не выкрутиться, только ставкой оказались не деньги, а ее собственная жизнь. И еще она поняла, что ей страшно не хочется умирать. Даже промозглая питерская зима с мокрым снегом и гололедицей, которую она всегда ненавидела, даже мелкий грязный залив, даже сельское кафе, в котором они сейчас находились, — все вдруг показалось прекрасным и бесценным в своем роде.

Илья неторопливо подошел поближе. Его глаза по-прежнему не выражали ничего, кроме легкого любопытства. Встав совсем рядом с кушеткой, он промолвил:

— Ладно, Света, целеустремленности тебе не занимать, так что попробуй выжить. Онемение скоро пройдет и я тебя выпущу, но там уж справляйся как можешь. Доберешься хоть куда-нибудь вот в таком виде — будешь жить. Но я тебе не советую лишний раз открывать рот, потому что знаю, куда вы сбросили труп. Впрочем, это даже не главное: я тебя сам найду по запаху, если понадобится.

Света почувствовала очередной прилив злости, но еще острее был крохотный проблеск надежды, появившийся когда она уже мысленно прощалась с жизнью. Страх все еще сковывал ее, но она решилась спросить:

— Как ты смог втереться к нам в доверие?

— Зачем тебе это знать? Обратно все равно не переиграешь, — произнес Илья и осторожно коснулся холодными пальцами ее затылка. Женщина вздрогнула и почувствовала, что по телу разбегаются мурашки, превращающиеся в острые иголки, которые так мучительно колют при мышечной судороге. Но сейчас это ощущение казалось ей самым сладостным из всего, что довелось испытать.

Она кое-как сползла с кушетки, будто дряхлая старуха, тут же ободрала колени о каменный, ничем не застеленный пол, затем поднялась и добралась до двери. Собака по команде Ильи освободила проход и улеглась у его ног, а он безмолвно наблюдал за женщиной. Его лицо выражало не больше интереса, чем если бы он смотрел на муху, бьющуюся в окно.

Наконец Света вышла за дверь и ступила прямо на снег, который вонзился в босые ступни будто битое стекло. Холодный воздух ударил в грудь, сердце толкнулось о ребра и на секунду притихло. Кое-как собравшись с мыслями, Света поняла, что единственным источником света в окрестностях является небольшое окно в кафе, откуда она только что выбралась. Безлунное небо нависало черной пеленой над заливом, превратившимся в бескрайнюю снежную равнину, но ничто на свете не могло заставить ее вернуться к страшному месту, и она побрела наугад. Сначала ноги жгло от холода, затем она почти перестала чувствовать боль и переставляла их на автомате. Понемногу запал уходил, ей все больше хотелось просто лечь и не шевелиться, впасть в блаженное и безболезненное забвение, но она из последних сил одергивала себя.

Вдруг Света почувствовала под ногами гладкую и скользкую ледяную поверхность и сообразила, что пошла в обратную от шоссе сторону. Резко развернувшись, она споткнулась, тут же разбила колени о лед и услышала сухой треск. Она успела подумать, что в такой холод лед не должен ломаться, но тут он прогнулся, осел под ней будто размокший картон, и женщина погрузилась в студеную воду. Та мгновенно сковала ее по рукам и ногам, будто янтарь, в который угодила бабочка. Света постаралась вдохнуть, но все нутро забилось мокрой ватой, и она лишь тратила остатки сил.

Вдруг ей показалось, что из темноты появилась чья-то рука, которая неспешно и аккуратно прикрыла ее нос и рот. Последний раз Света напрягла измученные легкие, попыталась отбиться, но грудь и шею расперло до невыносимой боли, а во рту появился соленый кровяной вкус. Через секунду лишившийся кислорода рассудок отключился, и боли от разрыва сердца Света уже не почувствовала.

Наутро в коттедже случился пожар, который позже квалифицировали как бытовое возгорание от утечки газа. В выгоревшем доме не обнаружили ни одного человека.