ЭВА
МОИ РУКИ ДРОЖАТ, КОГДА РАЗГЛАЖИВАЮ ИМИ СВОЕ ПЛАТЬЕ.
Я в последний раз смотрю на себя в зеркало. Мои волосы собраны сзади в свободный пучок на затылке. Веки подведены, с небольшими складками на концах, а губы красные, в тон моему платью. Я счастлива, что продавщица в бутике убедила меня купить эти серебристые туфли на каблуках с ремешками. Они могут быть неудобными, но творят чудеса с высоким разрезом, открывающим всю левую ногу.
За моей дверью раздается тихий стук, за которым следует голос Грэма.
— Лимузин ждет внизу.
Мое сердцебиение учащается, и на мгновение закрываю глаза, представляя улыбающееся лицо Эрика.
— Сегодняшний вечер для тебя, — шепчу я.
Медленно вдыхаю через нос и распахиваю дверь своей спальни только для того, чтобы выдохнуть в ту секунду, когда мой взгляд падает на Грэма.
В смокинге.
Возвышающийся надо мной со своими обычными растрепанными волосами, зачесанными назад, его широкие плечи сужаются к талии в черном пиджаке на одной пуговице. На нем атласный красный галстук, мастерски сочетающийся с моим платьем, а черные брюки идеально сидят на его длинных ногах.
Вау.
Он выглядит подтянутым и стильным, но легкая щетина вдоль линии подбородка и дьявольская ухмылка, кривящая губы, придают ему мрачный, таинственный вид. Это совершенно не похоже на то, как он выглядит обычно, но все равно это Грэм, и он такой же аппетитный.
Мои щеки горят от того, как он смотрит на меня прямо сейчас. Его зеленые глаза блуждают по моему телу, задерживаясь на бедре в верхней части разреза, который заканчивается чуть ниже тазовой кости. Я медленно поворачиваюсь, чтобы показать ему заднюю часть своего платья или его отсутствие.
Его пальцы скользят вниз по моей спине, оставляя за собой огненный след.
— Нет слов, чтобы описать, как потрясающе красиво ты выглядишь, — шепчет он, посылая дрожь прямо в мое сердце.
Я поворачиваюсь к нему лицом и подмигиваю, чтобы скрыть свое волнение.
— Тебе не нужны слова. Ты можешь показать мне, что ты думаешь об этом платье позже.
Его руки впиваются в мои бедра.
— Приходи ко мне домой, когда все закончится. Останься со мной на ночь.
Волнение пронизывает меня насквозь, когда я горячо киваю.
Он улыбается, и у меня сжимается сердце. Он такой красивый, что это причиняет боль.
Мы идем по коридору, но мои ноги леденеют, когда проходим мимо старой комнаты Эрика. К его двери приклеена записка с моим именем.
Я вскрываю письмо и вижу, что на бумаге нацарапано папиным почерком:
«Эванджелина,
Я все подготовил к сегодняшнему мероприятию. Спасибо тебе за то, что простила меня. Я так горжусь тобой, и люблю тебя всем сердцем.
С любовью,
Папа»
Слезы грозят испортить мой макияж.
— Грэм…
— Что там написано?
— Я попросила отца отнести вещи Эрика обратно в его комнату.
— Самое время для сегодняшнего вечера.
Рука дрожит, когда обхватываю пальцами дверную ручку. Я толкаю дверь, вхожу в затемненную комнату и включаю свет.
У меня перехватывает дыхание. Он выглядит точно так же, как и год назад, как будто здесь ничего не трогали. Картины Эрика висят на стенах, а его стеганое одеяло аккуратно разложено на кровати. Его акустическая гитара, винтажные пластинки — все вернулось на свои места. Я распахиваю дверцу его шкафа и вижу, что его одежда висит на вешалках. Мои пальцы скользят по рукавам каждой из его рубашек, и я вдыхаю его слабый запах. Когда делаю вдох, вместе с этим уходит так много гнева и негодования внутри.
Отец сдержал свое слово и вернул Эрика в наш дом.
— Он сделал это, как и обещал, — шепчу я.
Руки Грэма обхватывают меня сзади.
— Он старается быть лучше для тебя.
Я закрываю глаза, окруженная духом Эрика, и позволяю себе улыбнуться, несмотря на то что его здесь больше нет.
— Нам пора. — Губы Грэма касаются моего виска. — Почетный гость не должен опаздывать.
Вот оно. Вечер, к которому я готовилась и планировала весь прошлый год. Этот вечер посвящаю своему брату, всем людям, которые потеряли кого-то, кого любили, потерянным душам, которые надеюсь спасти с помощью этого сбора средств.
Кладу руку на сгиб его локтя.
— Я была рождена для этого.
Поездка проходит быстро, и мы прибываем в «Уолдорф», где обнаруживаем нескольких папарацци, ожидающих снаружи. Обычно меня раздражает их присутствие, а еще больше — фальшивые статьи, сопровождаемые их фотографиями, но сегодня я рада. Я хочу, чтобы это мероприятие получило как можно больше огласки. Грэм первым выходит из лимузина и протягивает руку, чтобы помочь мне выйти. Яркие вспышки ослепляют меня, когда он ведет меня ко входу, сопровождая не как телохранитель, защищающий своего клиента, а как мужчина, сопровождающий свою женщину.
Как только входим в отель, все вокруг выкрикивают мое имя. Я замечаю своего отца в толпе, и меня захлестывает волна облегчения. Он обещал встретиться со мной здесь после работы, и я бы солгала, если бы сказала, что не нервничала из-за того, что он доведет дело до конца.
Грэм отходит в сторону, в то время как мы с папой прижимаемся друг к другу, чтобы позировать для фотографий.
— Ты прекрасно выглядишь, — говорит папа в перерывах между щелчками фотоаппарата.
— Спасибо за то, что вернул вещи Эрика на место. Его комната выглядит идеально.
— Я бы сделал для тебя все, что угодно, Эванджелина.
Тепло разливается у меня в животе. Прошло так много времени с тех пор, как я чувствовала, что мой отец поддерживает меня чем-то, кроме денег.
Мои глаза встречаются с глазами Грэма, и это не остается незамеченным моим отцом.
— Грэм, присоединяйся к нам, сфотографируйся, — предлагает папа.
Кажется, папа не такой невежественный, каким я его считала. Если бы он рассматривал Грэма просто как наемного работника, он бы никогда не предложил сфотографироваться вместе.
Огромные руки Грэма обхватывают меня сзади, и я уверена, что моя улыбка на этом снимке намного шире, чем на любом другом.
Пронзительный визг Дианы эхом отдается, когда мы входим в главный бальный зал.
— Посмотрите на себя двоих!
Я смеюсь, когда она чуть не сбивает с ног официанта, который раздает бокалы с шампанским.
— Выглядишь великолепно, Ди. — Она надела платье «русалки», и ее длинные локоны каскадом ниспадают на одно плечо.
— Ты тоже. — Она заключает меня в объятия. Ее глаза слишком долго изучают Грэм, пока я не прочищаю горло.
— Черт возьми, телохранитель. В этот костюме ты просто невероятен.
Грэм хихикает.
— Спасибо, Диана. Ты прекрасно выглядишь.
— О, прекрати. — Она хлопает его по груди, затем дергает за галстук, чтобы притянуть его ближе. — Но, пожалуйста, не останавливайся.
Я запрокидываю голову и смеюсь, прежде чем высвободить ее пальцы из галстука Грэма.
— Отстань, девочка. Давай найдем наш столик.
— Я хочу поздороваться со своими друзьями, — говорит папа, указывая на столик в дальнем конце бального зала.
Мы занимаем свои места за столиком, ближайшим к сцене, и я представляю Грэма парню Дианы, Уиллу. Все вокруг ведут светскую беседу, но я не слышу ничего из того, что они говорят. Я сжимаю руки, повторяя свою речь в миллионный раз.
— Не переживай, — шепчет Грэм, переплетая свои пальцы с моими. — Ты затмишь всех. Я так горжусь тобой.
Тяжесть его слов не успевает осесть в сознании, как из динамиков раздается постукивание по микрофону.
— Минуточку внимания. Пожалуйста, займите свои места. — Женщина на сцене прикрывает лицо рукой, когда ее взгляд обводит зал.
Всеобщая болтовня стихает по мере того, как заполняются места. Папа, подмигнув, садится на пустой стул рядом со мной.
— Меня зовут Мария Дельфини. — Женщина на подиуме улыбается. — От имени Национального альянса по борьбе с психическими заболеваниями я хотела бы поблагодарить всех за участие в сегодняшнем вечере.
Раздаются легкие аплодисменты, и Грэм сжимает мое подпрыгивающее колено под столом. Мой желудок скручивается в узел, и кажется, что сердце колотится где-то в горле.
Диана ставит бокал с шампанским перед Грэмом и тычет большим пальцем в мою сторону. Я беру у Грэма бокал за ножку и одним глотком выпиваю содержимое.
— Мы — организация, занимающаяся удовлетворением потребностей людей, живущих с психическими заболеваниями, — продолжает женщина, — и помогающая семьям тех, кто переживает подобное. Но мы бы не собрались здесь сегодня вечером, если бы не один совершенно особенный человек, который организовал это мероприятие. — Она замолкает, и в тишине мой пульс учащается.
— Я хотела бы пригласить мисс Эванджелину Монтальбано подняться на сцену.
Я прерывисто вздыхаю и поднимаюсь со стула. Мои ноги каким-то образом несут меня вверх по лестнице и через сцену. Я пожимаю руку Марии и беру у нее микрофон, ожидая, пока стихнут аплодисменты.
— Спасибо, Мария. — Я нахожу Грэма за столиком справа, и его сияющая улыбка успокаивает мои нервы. Он одними губами произносит: «Ты справишься», и я киваю.
— В прошлом году я потеряла своего брата из-за депрессии. Я знала, что он был встревожен. Знала, что он переживает что-то такое, чего не могла понять. Но он все равно был моим братом. Нам все еще было весело вместе. Мы все еще смеялись вместе. Он улыбался всякий раз, когда был рядом со мной. Наверное, именно поэтому я не понимала, как сильно он страдал.
Слеза скатывается по моей щеке, когда в сознании возникает образ улыбающегося лица Эрика.
— И в этом вся суть депрессии: вы не можете ее увидеть. Вы не сможете обнаружить это, если человек сам не захочет. Врачи не могут обнаружить это в анализе крови. Они не обнаружат это на рентгеновском снимке. В результате этого слишком много людей страдают внутри, никому не говоря. Большинство людей стыдятся своей болезни, и слишком многие боятся обратиться за помощью, в которой они нуждаются.
— Наше психическое здоровье остается незамеченным, но оно не должно оставаться незамеченным. Сегодня вечером я собираю больше, чем просто деньги. Я распространяю причину, которая выходит далеко за рамки потери моего брата. Надеюсь, помочь покончить со стигматизацией, которая окружает депрессию и другие психические расстройства. Чем больше мы говорим об этом и чем больше демонстрируем нашу поддержку, тем комфортнее люди будут чувствовать себя, рассказывая о своей невидимой боли. Возможно, вместе нам удастся спасти жизни и изменять их к лучшему. Итак, прошу вас открыть свои сердца, свои умы и, пожалуйста, открыть свои кошельки. И для всех, кто страдает прямо сейчас, знайте, вы не одиноки. Спасибо, что пришли.
По залу разносятся аплодисменты. И Грэм, и мой отец вытирают глаза, когда встают и хлопают в ладоши.
Мария заключает меня в объятия, прежде чем вернуться к микрофону, чтобы сообщить всем, что блюда скоро будут готовы.
Диана бросается ко мне, когда я добираюсь до подножия лестницы.
— Это было превосходно. Ты справилась потрясающе.
— Выпивка. Мне нужно больше алкоголя.
Она смеется и тащит меня к нашему столику.
— Мы уже все подготовили. Съешь немного хлеба, а то через десять минут ты отключишься.
Крупная фигура Грэма возвышается надо мной, но он колеблется, когда его взгляд перебегает на моего отца, прежде чем снова остановиться на мне.
— Эва, ты была…
Я встаю на цыпочки и прерываю его слова поцелуем. Мне все равно, увидит ли мой отец. Рано или поздно он узнает, и больше не хочу это скрывать.
Зеленые глаза Грэма расширяются, когда я отстраняюсь, но его губы приподнимаются.
Сажусь между Грэмом и моим отцом, и официант ставит перед нами салаты.
— Речь была прекрасная, — говорит папа, наклоняясь ко мне.
— Спасибо, папа.
Встречаюсь с его любопытным взглядом, и он приподнимает бровь.
— Я думал, тебе ненавистна мысль о том, что твой телохранитель повсюду следует за тобой.
Улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Уже не так сильно.
Папа тоже улыбается.
— Заметно. Не то чтобы это имело значение, но ты не против?
— Пока ты счастлива, Эванджелина. Это все, что меня волнует.
Мое сердце сжимается, когда я перевожу взгляд с Грэма на своего отца.
— Я счастлива, папа.
Он кивает в знак подтверждения и указывает на свою тарелку.
— Тогда давай есть.
Еда невероятная, и Диана заставляет весь наш столик трещать по швам своими историями. Даже пока мы едим, рука Грэма не покидает моего обнаженного бедра, его пальцы лениво описывают круги по моей покрытой мурашками коже.
Вскоре после этого открывается танцпол, и мы с Дианой заранее заходим в дамскую комнату. Три глотка, и я уже готова.
Когда мы выходим, мальчики ждут нас в коридоре.
Грэм протягивает раскрытую ладонь, ожидая, что поведет меня на танцпол. Вместо того чтобы принять это жест, я вкладываю ему в руку свои трусики и тащу Диану танцевать, оглядываясь через плечо, чтобы увидеть реакцию Грэма.
Его губы приоткрываются от удивления, прежде чем пальцы обхватывают красный шнурок, и он засовывает его в карман. Его глаза темнеют на несколько оттенков, когда встречаются с моими, и я подмигиваю.
Не могу дождаться, когда закончится этот вечер.
— Я НЕ ЧУВСТВУЮ НОГ!
Грэм кладет мои ноги к себе на колени и расстегивает ремешки, которые застегнуты вокруг каждой лодыжки. Снимая с меня туфли, он позволяет им упасть на пол лимузина и начинает впиваться большими пальцами в подошву моей левой ноги.
— О, Боже, — бормочу, откидывая голову на спинку сиденья. — Это невероятное ощущение.
— Я буду тереть их всю ночь, если ты будешь продолжать издавать подобные звуки.
Хихикаю и поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.
— Я так рада, что сегодня вечером ты был рядом.
— Я бы не хотел быть где-нибудь еще. Должен был видеть, как ты сияешь сегодня вечером. Ты действительно изменили жизнь этих семей к лучшему.
— Надеюсь на это.
— Ты притягательная женщина, Эва.
Мы молча смотрим друг на друга, пока водитель выезжает из города в Бруклин. Огромные руки Грэма продолжают массировать мои ступни, и издаю тихий стон, чтобы дать ему понять, как это приятно.
Его глаза приобретают темный оттенок лесной зелени, и мои бедра сжимаются в предвкушении. Руки скользят вверх по моей ноге, потирая лодыжку, голень, икру, и он опускает губы вниз, чтобы проследить за каждым своим прикосновением.
Мурашки пробегают по коже, когда рот Грэма касается моего бедра.
— Ложись.
Я делаю, как он приказывает, укладываясь поперек длинного сиденья. Грэм поднимает мою ногу, чтобы закинуть ее себе на плечо, и опускается передо мной на колени. Не сводя с меня глаз, он продолжает свое восхождение, целуя внутреннюю сторону моего бедра. Щетина на его лице слегка царапает меня, но парень высовывает язык, чтобы успокоить ожог.
Мое дыхание прерывается, хотя он даже не раздел меня. Я вся дрожу, а все, к чему он прикасался, — это моя чертова нога. Мы так долго ждали этого момента, что кажется, я не вынесу больше ни секунды его дразнящей пытки.
— Эта щель убивала меня всю ночь, — бормочет он. — Зная, что под тобой ничего не было… — Его слова обрываются, когда его пальцы скользят под мое платье, приподнимая ткань.
Я раздвигаю колени, обнажаясь перед ним, умирая от желания понаблюдать за его реакцией.
— Чееерт, — хрипит он, его взгляд прикован к моему самому чувствительному месту. Он облизывает губы, проводя большим пальцем по моей влажности. Грэм переводит взгляд на меня, прося разрешения делать все, что ему заблагорассудится.
Я приподнимаю бедра в знак согласия, и терпение Грэма лопается, как веточка. Он сжимает двумя горстями мою задницу и подносит меня к своему рту. Его язык проходит весь путь вверх по моему шву, кружа над клитором, и скользит обратно вниз только для того, чтобы повторить долгое, томное движение снова. Он расплющивает свой язык, чтобы он стал мягким и широким, задевая по пути каждое нервное окончание, пока ласкает меня.
Мои руки взлетают к его затылку, удерживая его в плену между моих бедер, чтобы у него не осталось сомнений в том, хочу ли я, чтобы он продолжал.
— Грэм, — хнычу я, выгибая спину. Мои бедра покачиваются синхронно с его языком, когда я бесстыдно трусь о его рот.
— Ты такая аппетитная, — говорит он.
— Такая чертовски милая.
Не могу сдержать стонов, приближаясь к краю. Грэм тоже стонет, гул его голоса вызывает восхитительные вибрации на моей коже, пока он наслаждается мной.
Он просовывает внутрь два пальца, сжимая их, продолжая водить по мне языком. Это сочетание смертельно опасно. Входя и выходя, он использует свои длинные, толстые пальцы, чтобы довести меня до грани экстаза, и вскоре я начинаю задыхаться и извиваться на сиденье.
— О боже мой, Грэм…
Его глаза не отрываются от моих, пока оргазм пронзает мое тело. Это самый напряженный, интимный момент — наблюдать за ним, когда он наблюдает, как я разваливаюсь на части. Я теряю счет тому, сколько раз я взываю к нему, его имя — молитва для поклонения.
Когда мое тело расслабляется, а веки тяжелеют, Грэм вынимает свои пальцы из меня и засовывает их себе в рот, закрывая глаза и постанывая от удовольствия, когда пробует меня на вкус.
Это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видела.
Он садится рядом и сажает меня к себе на колени, укачивая в своих массивных объятиях.
— Мы почти дома.
Я сжимаю его руки и прижимаюсь носом к его шее.
— Ты для меня дом, милый.
— Я так сильно люблю тебя, Эва, — шепчет он.
— Я тоже тебя люблю.
Больше, чем я когда-либо считала возможным.
ГРЭМ
Я ВЫТАСКИВАЮ ЭВУ ИЗ ЛИМУЗИНА И НЕСУ ЕЕ ВВЕРХ ПО ПАРАДНОЙ ЛЕСТНИЦЕ КО ВХОДУ В МОЙ МНОГОКВАРТИРНЫЙ ДОМ.
— Здесь не так шикарно, как у тебя, — говорю я, поворачивая ключ в замке.
Эва поднимает голову с моего плеча и смотрит мне в глаза.
— Меня это не волнует. Все, что меня волнует, — это быть с тобой, где бы это ни было.
Прижимаюсь губами к ее лбу и поднимаюсь еще на три лестничных пролета, держа ее на руках. Лифт старый и расшатанный, и последнее, что мне нужно, — это застрять внутри, прежде чем я войду в нее.
Пинком захлопываю дверь, как только мы оказываемся в моей квартире, не утруждая себя включением света, направляясь прямиком в свою спальню.
Я ставлю Эву на ноги и включаю тусклую лампу на прикроватной тумбочке. Она помогает мне раздеться, срывая с моего смокинга каждую пуговицу и швыряя их через всю комнату. Как только я снимаю рубашку, Эва прокладывает дорожку поцелуев вниз по моему торсу. Я напрягаюсь в своих штанах, болезненно набухших от того, насколько я возбудился, когда опускался на нее на заднем сиденье лимузина. Это был гребаный рай.
Она опускается передо мной на колени и одним быстрым движением стягивает с меня брюки и боксеры, облизывая губы, когда мой член пульсирует перед ней. Вместо того чтобы начать медленно, водя языком по головке или дразня меня легким облизыванием, Эва открывает рот и принимает меня внутрь так глубоко, как только может.
— Иисус, блядь, Христос.
Я почти кончаю прямо здесь и сейчас.
Она сжимает мою задницу двумя руками, засовывая мой член себе в рот, а затем сильно сосет, почти полностью вытаскивая меня наружу.
Ее язык обвивается вокруг меня, массируя сильными движениями.
Как будто она не могла быть более совершенной, она вытаскивает несколько заколок из своих волос и смотрит на меня снизу вверх, ее большие карие глаза точно говорят мне, чего она хочет.
Я запускаю обе руки в ее волосы и держу за затылок, пока она раскачивается взад-вперед. Удовлетворенные стоны Эвы подстегивают меня, и в таком темпе я не продержусь больше ни минуты. Я хватаю ее за волосы и оттягиваю назад, пока она с хлопком не выпускает меня изо рта, подтягивая ее вверх, пока девушка не встает.
— Сними это платье. Сейчас же.
Одарив меня озорной улыбкой, Эва протягивает руку и расстегивает застежку на затылке. Передняя часть ее платья падает вперед, и я сдергиваю его. Я отступаю назад, окидывая взглядом ее обнаженное тело, а затем тянусь к прикроватной тумбочке за презервативом.
Эва с пристальным вниманием наблюдает за мной, пока я разрываю упаковку и натягиваю презерватив по всей длине. Я беру ее лицо в свои ладони и целую до тех пор, пока не перестаю дышать.
— Поторопись, Грэм, — шепчет она. — Мне нужно почувствовать тебя внутри себя.
С рычанием тяну ее за собой на матрас. Эва садится на меня верхом, и я прижимаюсь кончиком к ее входу, позволяя ей протолкнуться внутрь до конца.
Мы оба кричим, выплескивая остатки нашего сдерживаемого разочарования.
Я протягиваю руки вверх, обхватываю ее идеальные груди, провожу большими пальцами по ее выпуклым соскам. Бедра Эвы прижимаются ко мне, встречая толчок за толчком. Она поднимает руки над головой и проводит пальцами по волосам, наблюдая за мной из-под прикрытых век.
Что за зрелище представляет собой эта женщина, сидящая надо мной. Дикий и свободный. Сексуальная и уверенная в себе.
— Черт, да. Оседлай меня, Эва. Управляй мной. Я весь твой.
Ее глаза наполняются вожделением, бедра двигаются быстрее, подстегиваемые моими словами. Мои руки скользят вниз по ее телу, чтобы схватить ее за задницу, погружаясь в нее все глубже. Стоны Эвы наполняют комнату, и я полностью поглощен всем, что она собой представляет.
Она для меня все.
Мой мир.
— Грэм, ты мне нужен… Ты нужен мне рядом.
Я сажусь, и Эва притягивает меня к себе, обхватывая руками и ногами, прижимаясь своей грудью к моей. Наши рты соприкасаются, тяжело дыша и постанывая, пока я трахаю ее глубокими, долгими движениями.
— Я люблю тебя, Эва, — говорю ей в губы.
— Так сильно, — хнычет она. — Навсегда.
— Навсегда, детка.
И тогда Эва теряет рассудок.
Я крепко обнимаю ее, когда ее тело вздрагивает, наслаждаясь ощущением того, как ее стены сжимаются вокруг меня. Ее оргазм приводит меня к моему, и я отдаю ей все, что у меня есть. Эва целует меня снова и снова, шепча, как сильно она меня любит, пока я испытываю оргазм.
Наши сердца бьются друг о друга, когда мы падаем на кровать. Я не могу перестать гладить ее волосы, целовать в губы, ласкать ее кожу, чувствуя, что, если отпущу ее — она исчезнет навсегда. Она нужна мне так, как я никогда ни в ком раньше не нуждался.
— Я сказал своему отцу, что увольняюсь.
Эва поднимает голову с моей груди, в ее глазах читается беспокойство.
— Что? Почему? А как же твоя сестра?
— Я придумаю другой способ помочь ей. Я больше не могу на него работать. Я также не хочу работать на твоего отца. Не хочу быть твоим телохранителем, Эва. Я хочу быть твоим, и только. Я хочу начать новую совместную жизнь, где мы сможем быть просто самими собой.
— Я тоже этого хочу, Грэм.
Эва прикасается рукой к моей щеке и прижимается своими мягкими губами к моим.
Я провожу языком по ее рту, углубляя наш поцелуй, и мой член снова начинает твердеть для нее.
Чувствуя, как он прижимается к ней, Эва стонет. Я переворачиваю ее на живот, и она приподнимается на четвереньки, бросая на меня игривый взгляд через плечо.
Вид ее, вот так склонившейся передо мной, выводит меня из себя. Я хлопаю ладонью по ее ягодице, а затем убираю жжение. Ева стонет громче, выгибая спину, дразня меня легким покачиванием бедер.
Я натягиваю еще один презерватив и прижимаюсь к ней своим членом, наклоняясь вперед. Схватив одной рукой прядь ее волос, я провожу другой рукой по ее горлу и прижимаюсь губами к ее уху.
— Ты этого хочешь, Эва? Отшлепать тебя по заднице, дернуть за волосы. Моя малышка хочет, чтобы это было грубо?
Глаза Эвы закрываются, когда она извивается подо мной.
— Да, Грэм. Пожалуйста.
Мои пальцы на ее горле ослабевают, и я позволяю им медленно скользить вниз по ее телу, пока они не исчезают между ее бедер.
— Ты такая мокрая, детка. Ты снова готова для меня?
— Да, — шепчет она. — Боже, да.
Я погружаюсь в нее, сильно и быстро, в то время как мои пальцы трутся о ее клитор.
Эва вскрикивает громче, чем раньше, сопротивляясь каждому моему толчку, чтобы вогнать меня глубже. Я дергаю ее за волосы, запрокидывая голову назад, чтобы приблизить ее рот к своему. Я поглощаю ее, и наши дыхания сливаются воедино, вдыхая ее выдох, в свои легкие. Мои бедра врезаются в нее, звук соприкосновения нашей кожи в изнуряющем ритме. Это грубо и неконтролируемо, это бессмысленное отчаяние, которое мы испытываем друг к другу.
Я принадлежу ей, а она принадлежит мне. Есть только она — всегда может быть только она.
Мы предначертаны звездами.
И я собираюсь любить Эву, заботиться о ней, защищать ее до последнего вздоха.