Непогода (Диана Ставрогина) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 23

В туалетной комнате бара, где мы с Таней проводим уже третий час наших посиделок, кроме меня нет ни души. Бросив влажное полотенце в корзину, я поправляю растрепавшиеся волосы и со вздохом осматриваю собственное отражение: интересно, что-то не так в моем поведении, внешности, взгляде, если до сих пор я не сумела вскружить голову ни одному мужчине на свете?

Я усмехаюсь и презрительно фыркаю на забредшие в голову глупости. Проблема не во внешности. Последняя, как не прозаично, и правда не столь значима, как многие привыкли верить, возведя культ доступного взгляду в абсолют, отказываясь постигать все, что лежит за пределами визуально и тактильно доступного мира. Есть нечто другое, куда более сложное и трудно поддающиеся корректировке. Иногда – не поддающееся вовсе.

Случайность. Невезение. Судьба.

Называть можно как угодно, и в зависимости от выбранного термина избирать себе наиболее приятное утешение.

Древние греки верили, что судьба неотвратима и неизменна. Можно сопротивляться, бежать и даже заручаться поддержкой богов, однако однажды пробьет роковой час встречи с собственной участью.

Ничего не поделаешь, судьба есть судьба, а человек перед ней бессилен, – губительно сладкая мысль, позволяющая складывать ответственность с собственных плеч на откуп неведомым силам, что спустя тысячелетия была для многих людей утешением и лекарством, но в то же время разочарованием и ядом.

Все потому, что про другую сторону медали, о которой не забывали древние греки, забывают все остальные. Случайность присутствует в каждой судьбе. Многое объясняя, еще большее она оставляет без удовлетворительного для человеческого мозга ответа, поэтому брать ее в расчет люди не любят с самых давних времен.

Я же, вопреки собственному имени, не верила в судьбу, а вот случайность казалась мне важнейшим свойством человеческой жизни. Не главным, но одним из тех, что формирует будущий путь. Или, как минимум, обстоятельства, в которых этот путь должен быть составлен и пройден. Здесь человеку уже куда труднее убедить себя в том, что его решения не значат равным счет ничего.

Значат. Только просчитать конечный результат этих решений со стопроцентной уверенностью в последствиях из-за фактора случайности невозможно. Немудрено, что фатализм как мировоззрение пользуется большей популярностью.

Впрочем, я, как и всегда, зашла в своих умозаключениях на чрезмерную глубину. Случайность действительно слабо утешает, когда разбиваются последние надежды на иной исход уже запущенной череды событий.

Не удостоив отражение прощальным взглядом, я выхожу в зал бара и отправляюсь к нашему с Таней столику. В больших панорамных окнах, мимо которых я то и дело шагаю, виднеется захваченный непогодой серый город.

С затянутого беспросветной пеленой неба два дня подряд валил мокрый снег, теперь на а улицах слякоть и грязь, а на дорогах – километровые пробки. Под капающим сегодня мелким дождем недавнее почти белое покрывало превращается в скользкую черную кашицу, особенно неприятную оттого, что в последних числах января наблюдать подобное желания нет.

Я отворачиваюсь от окон и взглядом отыскиваю Таню. Телефон остался за столиком, часов на моей руке нет, и невольное ощущение, что я отсутствовала не положенные приличиями несколько минут, а целую вечность, заставляет быстрее идти вперед. Таня наверняка заждалась.

Как выясняется пару мгновений спустя, торопиться и правда стоило, но по другой причине. За нашим столиком на двоих переизбыток посетителей.

– Поедешь с нами? – слышу я расслабленный голос одного из мужчин, окруживших мою подругу с обеих сторон.

– Погнали, – говорит второй, и я напрягаюсь сильнее, заприметив, как он с усердием принимается тянуть Таню с ее стула к себе – на колени или в объятия.

Я ускоряюсь и наконец попадаю в полез зрения всех троих.

– Тань, это кто?

Карие глаза взлетают ко мне, но осмысленности в них пугающе мало. Только страх. Такой, что Таня не в состоянии пошевелиться или заговорить. В груди начинает часто-часто стучать сердце, мешая думать здраво, но я все-таки продолжаю анализировать всю доступную мне информацию для оценки рисков.

В баре многолюдно, и вряд ли нам по-настоящему грозит какая-либо серьезная опасность. Место хорошее и престижное, здесь никто не закроет глаза на беспредел. Вот только Таня сейчас в том состоянии, когда увести ее можно куда угодно без единого звука с ее стороны. Она не станет ни кричать, ни вырываться, ни выражать свое несогласие.

– Подружка твоя? – спрашивает тот, что сидит по левую сторону от Тани и едва касается ее неподвижно лежащей на столе ладони.

– Красивая. – Второй проходится по мне оценивающим взглядом, и я морщусь.

Личности этих двоих уже не вызывают вопросов. Типичные мужланы, не слышавшие про принцип активного согласия партнерши.

У таких, если женщина не кричит и не вырывается, никогда не возникают вопросы к ее физическому или эмоциональному состоянию. Такие не чураются снимать в клубах и барах набравшихся до бессознательного состояния девушек, неспособных оценить происходящее с ним здесь и сейчас.

Тем более им нет никакого дела до Тани с ее психологическими травмами их прошлого. Остается надеяться, что хотя бы мое активное несогласие быстро сведет их заинтересованность в моей, впавшей в ступор подруге, к минимуму.

– Мы уезжаем, – сообщаю я сразу и Тане, и нашим незваным гостям. – Сейчас вызову такси.

– Эй, – возмущается тот, что понаглее и помоложе. – Сама едь куда хочешь, а подружке своей вечер не порть.

Я поджимаю губы, подавив порыв ответить и прочитать лекцию как по правилам русского языка, так и по правилам общения с людьми, и наблюдаю за Таней, лишь краем глаза иногда посматривая в экран телефона, где идет поиск свободных такси. Тревожит, что из-за сегодняшних пробок ждать нам, возможно, предстоит долго.

– Не такси, – выдыхает Таня, и я слышу ее скорее потому, что отчетливо вижу движение губ. – Тема.

На прежде довольных и сытых мужских лицах отражается возмущение.

– Зачем тебе какой-то Тема, милая?

– С нами поедешь, – продолжают они напирать, игнорируя состояние Тани напрочь. – Подругу твою отправим и сами поедем, да?

– Это ее брат, – говорю я им, вкладывая в интонацию голоса побольше уверенной угрозы. – Он за нами приедет.

Судя по безответным гудкам, ударяющим мне в ухо, Артем не то что не приедет – не узнает, что был нам нужен. Одна часть меня облегченно вздыхает: после сегодняшних Таниных слов я не уверена, насколько спокойно ее брат отреагирует на нынешнюю ситуацию. Другая, однако, готова паниковать: если Таня попросила вызвонить Артема, значит, в такси с незнакомым ей водителем она не сядет. Просто не сможет.

Я не знаю, кому звонить.

Снова и снова я набираю номер Артема: безуспешно. Быть может, как и боялась Таня, буквально час назад пересказавшая мне подробности их недавней ссоры, он уже на пути в родной город. Тот самый, где, избегая ворошить кошмарное прошлое, не появлялся ни один член их семьи за последние шесть лет.

Тактика, как оказывается, едва ли верная: я смотрю на Таню и не представляю, как привести ее в чувство и вернуть в окружающий мир, не устранив для начала триггер в лице двух не совсем трезвых мужчин.

Все еще сомневаюсь, что они представляют для нас реальную опасность, однако вежливой и рациональной речью про симптоматику ПТСР никто из них точно не проникнется. Впрочем, даже если столь невероятное чудо случится, Таню все еще нужно отвезти домой. И не в такси.

Прекратив бессмысленные попытки дозвониться до Артема, я взволнованно перебираю список номеров в телефонной книге. Альтернативы, мягко говоря, не радуют количеством.

Обычно комфортное одиночество ввергает меня в уязвимое, почти беспомощное отчаяние в настоящем; отсутствие опорной стены за спиной ощущается как падение в пропасть. Мне не на кого рассчитывать в трудную минуту, кроме Тани, моего единственного близкого человека. Сейчас, когда она сама нуждается в поддержке, я впервые за многие годы ненавижу свое одиночество.

Родителей не стало прежде, чем я научилась ждать от них помощи, а воспитавшая нас с братом бабушка изначально была слишком стара, чтобы всерьез видеть в ее фигуре источник защиты. Младший брат живет за пару тысяч километров отсюда и вспоминает обо мне исключительно в дни праздников, да в минуты корыстной заинтересованности.

Давным-давно привыкнув рассчитывать только на себя, я признаю, что сегодня не отказалась бы от помощи, но где ее искать?

На контакт своего все еще мужа я нажимаю раньше, чем успеваю вспомнить о нашем взаимном молчании длиною в месяц. Таня важнее моего напрочь разбитого сердца. Кому звонить, если Антон не возьмет трубку или окажется за пределами города, я стараюсь не думать.

– Вера? – Он отвечает на третьем гудке, и искреннее удивление напополам с… ожиданием в его голосе отпечатываются на краю сознания обжигающим клеймом.

– Антон. – Звуки родного имени даются тяжело. – Привет. Ты сейчас дома?

На том конце телефонной линии тишина ощутимо резонирует недоумением. К счастью, недольше двух ударов сердца.

– Да.

Я шумно выдыхаю, не скрывая облегчения, и отступаю от нашего столика на пару метров, продолжая следить за подругой и начинающими терять терпение мужчинами. Музыка играет громче от композиции к композиции, так что разобрать, о чем они сейчас разговаривают с вжавшейся в спинку стула Таней, не получается совершенно.

– Ты не мог бы кое-куда приехать? – спрашиваю я быстро. – Мне… нужна твоя помощь.

– Что случилось? – Даже не имея возможности видеть Антона, я чувствую, как он мигом напряженно подбирается, готовясь к любой ситуации. – Куда ехать?

– Секунду. – Пока я вспоминаю точный адрес, Антон успевает услышать грохочущую в зале музыку и сложить два и два.

– Ты в клубе? – Кажется, мне удалось его шокировать, если не напугать. – Говори адрес.

– Это бар, – спешу я сообщить и заодно проговариваю наше с Таней местоположение. – Все нормально. Почти.

– Что значит «почти»? – Антон злится.

На заднем фоне раздает хлопок закрываемой входной двери, звенит связка ключей.

– Со мной Таня. Моя подруга. Ее нужно отвезти домой.

– Она что, напилась? – В новом вопросе Антона столько пренебрежения, что я с трудом отказываю мгновенному порыву сбросить звонок и обойтись собственными силами.

– А что, если и так? – выпаливаю я тем не менее. – Не приедешь?

– Не говори ерунды.

– Тогда и ты не говори о том, чего не знаешь, – произношу я спокойно. – Я бы не стала звонить, если бы могла вызвать такси.

– Даже так? – интересуется Антон серьезным тоном.

Кажется, заданный вопрос с двойным дном, мне неведомым.

– Даже так, – соглашаюсь я, чувствуя легкую горечь на языке.

– Буду через пятнадцать минут, – говорит он, оставляя мою последнюю фразу без комментариев. – Если что, звони. Сразу.

– Хорошо, – отвечаю я и искренне добавляю: – Спасибо.

Антон молча отключается.

Заблокировав телефон, я делаю пару медленных и глубоких вдохов. Напряжение отпускает мышцы, и расслабившееся тело начинает едва ощутимо потряхивать от растекающейся изнутри слабости.

Приложив ко лбу прохладную ладонь, я возвращаюсь в реальность: в шум и духоту бара. Взгляд быстро фиксируется на Тане, продолжающей неподвижно сидеть за нашим столиком в компании все тех же мужчин. Правда уже заметно растерявших былой энтузиазм, если я правильно считываю выражения их помрачневших за последние минуты лиц.

Что ж, тем проще, надеюсь, будет попрощаться с ними без скандала и дополнительных уговоров: даже с расстояния пары метров Таня кажется мне чересчур бледной и отрешенной.

Я возвращаюсь к столу, и мужчины тут же обращают свое внимание на меня: в чуть сузившихся глазах отражаются ленивый интерес и идущий прямо сейчас в уме расчет; наверняка, гадают, каковы шансы заполучить в пользование хотя бы мою персону. Встав у Тани за спиной, я ободряюще касаюсь ее плеча и сообщаю сразу всем:

– Нам пора ехать.

– Куда ж ты так торопишься? – вскидывается тот, что постарше, и проходится по мне поблескивающими в полумраке бара глазами, с намеком задержавшись на узком, но глубоком вырезе декольте. – Что тебе заказать?

Подавив очередное желание объяснить, чем плоха столь неприкрытая навязчивость, я лишь с холодной улыбкой замечаю:

– Ничего. Меня муж ждет. – Я демонстративно протягиваю вперед правую руку с обручальным кольцом на пальце, мысленно радуясь собственной нерешительности: духу не хватило снять символ брака до получения свидетельства о разводе.

– Жаль, – замечает мой несостоявшийся ухажер, но печаль его, конечно, наносная. – А подруга твоя совсем молчаливая. Всегда она такая?

– Тяжелое расставание с парнем, – вру я, только бы отделаться от совершенно неинтересной мне беседы. – Ей не до мужчин.

– Вот как, – протягивает второй с откровенным разочарованием, пока его друг лишь кивает, принимая сказанное мной, и слабо усмехается. – Понятно.

Замкнувшаяся в себе Таня в разговоре не участвует, но, к счастью, хотя бы реагирует на мои прикосновения и взгляды.

– Пойдем, – я осторожно подталкиваю Таню в спину и снимаю со стула сумочку. – Антон уже приехал. До свидания, – бросаю я в сторону так и не покинувших наш стол мужчин, вероятно, решивших не совершать лишних телодвижений в виде возвращения на прежнее место, раз уж мы все равно уходим.

Таня поднимается, и я на всякий случай спешу обнять ее свободной от сумки и телефона рукой. Молча мы выходим из зала и движемся к гардеробу.

– Ты как? – спрашиваю я, когда мы попадаем в относительную тишину. – Спасибо. – Нам подают наши пальто.

– Нормально, – произносит она с небольшой заминкой; дрожащими руками забирает у меня пуховик и сразу заворачивается в него, как в броню. Или в одеяло. Несколько минут после Таня опять молчит, сосредоточившись на дыхании, и я замираю, стараясь ничем не помешать ей в обретении покоя. – Прости, что я…

– Ну что ты, – вклиниваюсь я сразу же, но вернувшаяся к действительности Таня продолжает оправдываться, хотя в этом нет никакой необходимости:

– …Просто все навалилось. Я думала, Тема приехал увидеть нас с мамой, а он… – Оказавшись вдалеке от напугавших ее мужчин, она быстро приходит в себя, однако возвращаются другие переживания, избавиться от которых столь просто уже не получается. – Он как одержимый, Вер. – Танины глаза снова наполняются слезами, в глубине широких зрачков просыпается страх. – Маме он ничего не сказал, конечно, а мне проболтался. И я не знаю, как его остановить.

– Т-ш-ш. – Я делаю шаг вперед и обнимаю ее так крепко, как позволяют нам наши облаченные в раздутый внутри пальто утеплитель фигуры. – Артем взрослый парень, умный к тому же. Не может он наделать глупостей. Если он говорит, что есть план, то, наверное, не врет?

Мы размыкаем объятия.

– Не знаю. – Таня потерянно качает головой. – Какой у него может быть план? Он программист, шесть лет проживший в другой стране. Что он может противопоставить начальнику ОВД? Тем более Лопатину? – Ее голос становится тише. – Его не только местные крышуют.

Я вздыхаю. Опасения Тани более чем разумны, однако и мотивация Артема мне понятна, поэтому представить, как он соглашается с доводами сестры и отступает, не получается даже ради минутного успокоения.

– Попробуй завтра поговорить с ним еще раз, – предлагаю я, не видя альтернативы. – Без лишних эмоций. Если Артем решил им мстить, он все равно за это возьмется, чтобы ты ему ни сказала и как бы ни умоляла передумать, сама понимаешь. – Таня невесело кивает. – Но лучше ты будешь знать, в чем суть его планов, а не страшиться неведением.

– Да, – соглашается она. – Ты права. Но как представлю, что… – Ее резкий и судорожный вздох передает все то, что Таня не может высказать вслух. – Ладно, – теперь она пытается улыбнуться, – пойдем на улицу?

Я проверяю на телефоне время и киваю:

– Да, Антон уже должен быть рядом.

– Ты правда ему позвонила? – Таня косится на меня, не скрывая удивления.

– Конечно. – Я пожимаю плечами. – Артем не ответил, а больше звонить было некому.

– Вот уж не ожидала, что познакомлюсь с твоим необщительным мужем так. – У Таня вырывается извинительно-нервный смешок. – Прости еще раз.

– Прекращай извиняться, – грожу я почти серьезно. – Мы подруги, а не посторонние люди.

– Все равно спасибо, Вер, – говорит она тихо. – Ты чудесной души человек.

Я смущенно улыбаюсь.

Стоит нам выйти наружу, Таня вдруг заявляет:

– А сегодня ты еще и супер красотка. – Голос ее полон загадочного злорадства. – Знаешь, садись сразу на переднее сидение, а не со мной.

– Что? – переспрашиваю я со смехом. – Зачем?

– Затем, – фыркает она. – И пуховик расстегни. У тебя сегодня юбка короткая. Пусть посмотрит.