Несомненно ты

ГЛАВА 23 Свадьба

— Сидни, берёшь ли ты Дэйна в законные мужья, чтобы…

— Оушен! — пронзительно верещит Эйвери, отчего у меня мурашки бегут по коже.

— Оушен! — кричу я. — Кто-нибудь, помогите!

Моя малышка, моё сердце, мой мир теряет сознание и теперь лежит на полу. Её тело бьётся в конвульсиях, глаза закатываются, но не закрываются до конца.

— Боже! Кто-нибудь, помогите! — кричу я, срывающимся голосом.

Её маленькие губы синеют.

— Нет! Нет! — кажется, мои мольбы никто не слышит. Почему никто не помогает?

— Сидни, успокойся. С ней всё будет в порядке, — голос Дэйна спокойный, но мне он кажется наждачной бумагой, что проходится по моим нервам.

— С ней не всё в порядке? У неё губы посинели! Она не дышит!

— У неё приступ. Послушай, милая, она дышит. С ней всё будет в порядке.

Все голоса вокруг меня превращаются в эхо. Я молюсь Богу, чтобы он спас её. Чтобы он взял меня вместо неё. Моя малышка… Моя милая маленькая Оушен…

Поездка в машине скорой помощи осталась для меня расплывчатым пятном. Мне задают очень много вопросов. И я даже что-то отвечаю им, но не уверена, что это за ответы. Взгляд Оушен находит мой. Голубые ирисы. Она в сознании и всё воспринимает, а главное дышит. К губам снова прилила кровь, но она плачет. Мой ребёнок напуган. Нижняя часть её платья испачкана, а часть моей юбки, которая сделана из тюля, теперь разорвана от того, что я в полном отчаянии забиралась в машину скорой помощи.

Они спросили меня, может быть, я хочу поехать в какую-то определённую больницу, но я не могу ответить на этот вопрос. Мы находимся в Лос-Анджелесе, и я ничего о нём не знаю. Дэйн настойчиво предлагал, чтобы мы сыграли свадьбу именно здесь, так как тут живёт Эйвери и его семья. Они отлично помогли нам спланировать свадьбу, но именно сейчас я хочу оказаться в Пало-Альто. Доктор Эрискон, педиатр Оушен, успокоила бы меня. Она больше, чем просто доктор для дочери. Она мой друг и помогает мне пройти через все трудности и беспокойства, связанные с тем, что это мой первый ребёнок.

— Мамочка! — плачет Оушен.

— Я здесь, малышка, — наклоняюсь я и обнимаю её, пытаясь успокоить. Конечно, её пугает этот свет и эти незнакомые лица, которые обращены в её сторону.

Мы подъезжаем к дверям неотложной помощи, и плач Оушен становится громче, когда они завозят её внутрь. Дэйн, Эйвери и папа приезжают сразу же после нас. Медсестра впихивает мне анкету для заполнения и всё, что я хочу сделать, это врезать этой анкетой ей по лицу. К счастью для неё, Дэйн берёт бумаги и заполняет их.

Моё дурацкое платье цепляется за всё, что только можно и отрывается по кусочкам, благодаря каблукам, которые путаются в подоле.

— Мисс или миссис… — спрашивает медсестра.

— Мисс, то есть, миссис… нет, подождите… Сидни, меня зовут Сидни, — у меня всё смешивается в голове, и поэтому я не могу собрать все мысли в кучу. Я должна быть уже миссис Эббот, но не думаю, что на официальном уровне мы зашли так далеко. Уверена, что белое свадебное платье сбило её с толку.

— Сидни, мы возьмём у неё некоторые анализы, а потом доктор поговорит с вами.

Я киваю. Моё сердце разбито. Её плач просто разрушил меня. Она зовёт меня, но я ничего не могу поделать. А теперь они будут брать у неё эти анализы, а я знаю, что она сейчас напугана и нуждается во мне.

Время не имеет значения. Я не смотрю на часы. Возможно, сейчас час дня, а может и десять. Мне же кажется, что прошла вечность.

— Мы закончили с анализами. Пойдёмте со мной в палату, — просит медсестра.

— Малышка! — я не могу сдержать слёз, пока обнимаю её хрупкое маленькое тело. Её красные глаза будто остекленели, веки отяжелели. Я целую её щёки, которые все в слезах и убираю волосы, упавшие на лицо.

— Она была обезвожена, мы сделали ей внутривенное вливание, и также, чтобы вы знали, мы вкололи ей лёгкое успокоительное, чтобы взять нужные нам анализы. Где-то через час эффект успокоительного пройдёт. Педиатр по вызову будет здесь в кратчайшее время, чтобы обсудить с вами результаты анализов.

— Спасибо, — отвечает Дэйн, мягко поглаживая мою спину.

Глаза Оушен закрываются, я целую её в лоб и ставлю стул рядом с её кроватью.

Папа даёт мне бутылку воды. Я качаю головой.

— Выпей. Мне не нужно, чтобы обе мои девочки были обезвожены.

Неохотно я беру бутылку и делаю несколько глотков.

— Мы должны были отложить свадьбу. Я знала, что она не очень хорошо себя чувствует. Боже, я чувствую себя такой ужасной ма…

— Шшш… хватит, — Дэйн массирует мои голые плечи. — Я знаю, как пугающе это выглядит, но, скорее всего, это приступ лихорадки, вызванный жаром и вирусной инфекцией. С ней всё будет в порядке.

Я складываю руки, кладу их на край кровати Оушен и опускаю на них голову. Дэйн так сильно старается меня успокоить, но это не помогает. Это место сводит меня с ума. Я просто хочу вернуться домой с моей маленькой девочкой. Послав к чёрту эту свадьбу, послав к чёрту всё. Вчера, когда ей в первый раз стало нехорошо, мои инстинкты подсказывали отложить свадьбу, но все пытались убедить меня не делать этого, говоря, что я слишком остро реагирую. Ну, и кто теперь остро реагирует?

— Здравствуйте, я…

Я так резко поднимаю голову, что уверена, едва не сворачиваю себе шею.

Не. Может. Этого. Чёрт. Побери. Быть!

Комната погружается в тишину, только приборы, подключенные к Оушен, продолжают работать.

— Ох, чёрт, — слышу я, как шепчет Эйвери.

Он откашливается. Лотнер откашливается.

— Доктор Салливан. Я доктор Салливан.

Голубые ирисы.

Он быстро отводит глаза от меня и смотрит на отряд, что выстроился позади меня.

— Эм… мы просто… мы подождём снаружи, пока добрый доктор будет выполнять… эм… свои дела, — говорит Эйвери всем находящимся в палате.

Вся моя семья мешкает, а потом строем выходит из палаты. Я оборачиваюсь на Дэйна, но он не двигается с места.

— Можешь дать нам минутку? — шепчу я.

То, как он хмурится, показывает его полное неодобрение. Он наклоняется, целует меня в шею, а затем выходит из палаты, делая вид, что не замечает Лотнера.

Хотелось бы мне сказать, что спустя три года он больше никак не действует на меня, но не могу.

— Привет, — шепчу я, нервно перебирая подол своего платья.

Его взгляд перемещается с меня на карту в его руках. Губы превращаются в жесткую линию, и он тяжело сглатывает.

— Оушен Энн Монтгомери. У тебя есть ребёнок.

Это не вопрос. На самом деле, я даже не уверена, был ли он в курсе, что сказал это вслух.

Я жую внутреннюю часть щеки. Он смотрит на меня, и я медленно киваю. Напряжение между нами огромное и удушающее.

Его взгляд проходится по мне.

— Красивое платье, — хмурится он.

Я смотрю на свои руки. Спустя столько времени так много должно быть сказано сейчас, но ничего не получается. Из меня выкачали последние силы сегодня, а мозг готов взорваться.

— Доктор из неотложной помощи взял кровь и мочу на анализы, сделал томограмму и электроэнцефалограмму. У неё был приступ лихорадки, вероятней всего из-за жара, вызванного вирусной инфекцией. Из анализов понятно, что беспокоиться не о чем. Такое нередко встречается у детей такого возраста, и с ней должно быть всё в порядке. Но, так как она была обезвожена, мы оставим её на ночь в больнице, а утром её уже можно будет забрать домой. У тебя есть какие-нибудь вопросы?

Я слышу его голос, но не могу разобрать всех слов. Его холодный тон и отсутствие эмоций на лице повергают меня в полное оцепенение.

— Миссис Эббот, у вас есть какие-либо вопросы?

Его укол очевиден, он назвал меня так специально, и это способствует моему выходу из прострации. Я выпрямляю спину и готова к ответному удару.

— Мамочка, — слышу я тихий голос.

— Привет, малышка, — я нежно убираю волосы с её лица и целую в лоб.

— Привет, Оушен, я доктор Салли, — его голос магическим образом превращается в успокаивающую гармонию. — Хочешь послушать, как бьётся моё сердце? — и он вытаскивает свой стетоскоп.

Её глаза едва открыты, но она всё равно берётся за стетоскоп. Осторожно поместив его ей в уши, Лотнер прижимает противоположную сторону инструмента к своей груди. Её маленькие губы цвета вишни превращаются в небольшую улыбку. Он лезет за чем-то в свой карман.

— Могу я посмотреть на твои глаза?

Она кивает и пытается раскрыть их.

Я перестаю дышать, когда он одной рукой вытаскивает инструмент со светящимся кончиком, а второй рукой поднимает ей веко. Весь мой мир рушится.

— У тебя… красивые глаза, — его голос ломается, а затем он прочищает горло и убирает от неё стетоскоп. — Могу ли я теперь послушать твоё сердце?

Она кивает.

Лотнер не смотрит на меня. Ни единого взгляда, показывающего, что я всё ещё здесь в палате.

Он надевает на шею стетоскоп и сжимает её руку. Также он сейчас сжимает моё сердце.

— С тобой всё хорошо, но так как сейчас уже поздно, я думаю, что тебе нужно остаться здесь, а завтра утром вы вернётесь домой. Согласна с этим?

Она смотрит на меня и, улыбнувшись, я беру её вторую ручку.

— Я буду здесь всю ночь. Я никуда не ухожу.

Она кивает.

— Я договорюсь, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть, а утром я вернусь, хорошо? — он всё ещё держит её за руку.

Она улыбается ему, и мне почти нечем дышать. Все мои голубые ирисы здесь. Это уже слишком.

Я встаю, ожидая, пока он посмотрит на меня, но он этого не делает. Лотнер разворачивается и выходит из палаты.

Какого чёрта?

— Дэйн, тётя Эйвери и дедушка снаружи. Хочешь увидеться с ними?

Оушен улыбается.

— Да.

Я высовываю голову из палаты и вижу их всех, стоящих в коридоре. Понятно, что они до ужаса хотят задать мне вопросы, которые почти уже слетают с языка, но пока я не могу им ни на что ответить.

— Она хочет увидеться с вами.

Все ринулись в палату. Кроме Дэйна.

— Заходи, я сейчас вернусь.

Он не отвечает. Его взгляд опускается на пол, и он заходит внутрь.

Лотнер стоит у стойки медсестры, печатая что-то на компьютере. Я облокачиваюсь на стойку, встав напротив него. Он игнорирует меня.

— Мы можем поговорить?

Он всё ещё игнорирует меня. Медсестра, стоящая рядом с ним, переводит взгляд то на меня, то на него.

— Лотнер?

Он смотрит на меня, в глазах плескается расправленный металл, затем он разворачивается и уходит по коридору.

— Лотнер? — кричу я ему в спину.

Он снова мне не отвечает, распахивает дверь так, что она ударяется о стену, и идёт на лестничную клетку.

Он уже опускается на один этаж, когда я добегаю к двери.

— Лотнер, остановись! — зову я, и дверь с громким стуком закрывается за мной.

Он останавливается. Руки на талии, всё ещё повёрнут ко мне спиной.

— Она моя, — и снова это не вопрос.

Я подбегаю к нему, но слова всё ещё никак не хотят покидать мой рот.

Лотнер поворачивается ко мне. Грудь вздымается от тяжелого дыхания. Глаза пронзают меня насквозь.

Внутрь прокрадывается страх и наружу выходит защищающая мама. Поэтому я качаю головой.

— Я видел дату её рождения. Не ври мне!

В глазах покалывает от слёз, но я всё равно продолжаю качать головой.

— У НЕЁ МОИ ГРЁБАНЫЕ ГЛАЗА! НЕ. ВРИ. МНЕ!

Я всхлипываю.

— Я… я хотела сказать… тебе.

— Ты, что? — он поднимает взгляд к потолку и качает головой, засмеявшись. — Не… невероятно. Ты хотела сказать мне. Как такое вообще возможно? Я жил в той же самой квартире, пока три недели назад не переехал. Мой номер телефона всё тот же. А теперь… — он злобно смотрит на меня. — Ты думаешь, что я поверю, что ты хотела мне рассказать?

Я вытираю глаза, и судя по чёрным пятнам на моей руке, размазываю тушь по своему лицу.

— Я приходила к тебе.

Он хмурится в замешательстве.

Я скрещиваю руки на груди.

— Доктор Браун открыла мне дверь. В. Одном. Полотенце.

Лотнер качает головой.

— Я понятия не имею, о чём ты, чёрт побери, говоришь.

— Ну и кто теперь врёт, а? Я не собираюсь стоять здесь, пока ты делаешь из меня виновную. Я пыталась тебе рассказать.

Я разворачиваюсь, открываю дверь и шагаю по коридору.

— Остановись на одну долбаную минуту! — его голос снова похож на рык, он хватает меня за руку и поворачивает к себе. — Так просто ты от этого не уйдёшь. Можешь говорить любые оправдания и врать, как хочешь, но прошло три грёбаных года, и я ни за что не куплюсь на это.

— Я настоятельно рекомендую вам убрать от неё руки сейчас же! — раздаётся низкий голос Дэйна у меня за спиной.

Взгляд Лотнера устремляется мне за плечо, и он отпускает мою руку.

— Молодец, Дэйн, — он качает головой, на губах играет садистская усмешка. — Ты мог бы рассказать ей кое-что… но не сделал этого. Ну теперь можешь получить её.

На секунду его взгляд обращается ко мне, а затем снова возвращается к Дэйну.

— Но будь уверен на сто процентов, что ты не получишь МОЮ дочь.

Он поворачивается и идёт в сторону лестничной клетки.

Я падаю в объятия Дэйна. Мне страшно. Я в замешательстве.

Прошлой ночью мы больше не говорим с Дэйном о Лотнере. Сейчас важна только Оушен, да и в любом случае, у нас нет возможности поговорить об этом, потому что все наши родные постоянно рядом. Все ждут моих указаний. Будем ли мы продолжать свадьбу? Если да, то когда? Должны ли гости, которые приехали из других городов, ехать домой или остаться здесь? А ещё нас ждут вся эта еда и подарки, которые нужно перевезти в другое место.

Дэйн уходит, чтобы принести нам что-нибудь на завтрак и запастись кофеином, а я тем временем сижу со своей голубоглазой девочкой и жду выписки. Кажется, что сегодня утром Оушен чувствует себя намного лучше. Щечки снова розовые, а глаза сияют.

Она сидит у меня на коленях, одетая и уже готовая ехать домой. Этим утром доктор Салливан успевает поиграть у меня на нервах, и без сомнений, уже планирует свою следующую злобную атаку на мою и без того расшатанную психику.

— Доброе утро! Как поживает мой любимый пациент? — ирония в его голосе сразу же заставляет меня нахмуриться.

Но он не видит этого, потому что снова смотрит только на Оушен. Вытянув ручки, она сама идёт к нему. В этот момент у меня появляется ощущение, будто моё сердце вырывают из груди. Он сажает её на кровать и мило разговаривает с ней, пока проверяет состояние её здоровья.

— Моя девочка замечательно выглядит!

Моя? Какого чёрта!

— Пойдём, Оушен, — я хватаю её на руки и иду к двери.

В этот момент в палату входят Дэйн.

— Она в порядке. Пойдём, — я пытаюсь вытолкнуть его обратно в коридор, мои глаза отчаянно умоляют его оставить всё это и просто уйти.

— Сидни? — ледяной голос Лотнера зовёт меня.

Я вздыхаю и закатываю глаза, передавая Оушен Дэйну.

— Идите. Встретимся на улице.

Он кивает и берёт её на руки.

Я поворачиваюсь, но остаюсь стоять в дверном проёме.

Лотнер садится на край кровати, положив руки по бокам.

— Я не хочу с тобой ругаться, но я также не позволю тебе просто уйти отсюда с ней, будто ничего не случилось.

Я ненавижу то, как мои глаза заполняются слезами возмущения.

— Я не могу потерять её, — шепчу я и качаю головой, закусывая губу.

Он встаёт и идёт к двери. Я вздрагиваю, когда его рука приближается к моему лицу. Задержавшись на секунду, он напряженно смотрит на меня. В глазах плескается боль. Затем он проводит большим пальцем у меня по щеке и стирает одинокую слезу. Я борюсь с желанием прижаться к его прикосновению.

— Я не хочу отбирать её у тебя, Сидни, — его голос мягкий и добрый. Впервые за три года я слышу нотки сочувствия ко мне. — Я обещаю. Я просто хочу видеться с ней. Я хочу быть её отцом.

Я всхлипываю и прочищаю горло.

— Мы живём в Пало-Альто, а не в Лос-Анджелесе.

Он пожимает плечами.

— И что? Я буду приезжать к ней или она, возможно, будет оставаться здесь у нас с Эммой на несколько дней в месяц.

— Ого, что? Кто такая Эмма? — я делаю шаг назад. Сцена в парке сразу же появляется у меня перед глазами. Думаю, я знаю, кто такая Эмма.

Он закусывает нижнюю губу.

— Она моя невеста.

Я всё ещё одета в свадебное платье, поэтому не знаю, почему это последнее слово так больно жалит меня… но так оно и есть.

Я качаю головой.

— Ни за что. Ты не будешь брать моего двухлетнего ребёнка и играть с ним в «семью» со своей невестой. Она не знает ни тебя, ни Эмму, и она ещё недостаточно взрослая, чтобы понимать всю эту ситуацию, — я поворачиваюсь и иду к лифту.

— Сидни? — зовёт меня Лотнер.

Двери открываются, но прежде чем они успевают закрыться, ему удаётся протиснуться между створками.

— Не делай этого. Пожалуйста, не превращай всё это в глупую борьбу, — умоляет он, но я слышу нотки предупреждения в его голове.

Я вздыхаю и смотрю на цифры, которые одна за другой загораются красным, указывая на этаж.

— Ты можешь приезжать и видеться с ней, а когда мне будет позволять моё расписание, я буду приезжать сюда, но она будет всегда со мной. Я буду ходить везде, где будет ходить она.

Мы доезжаем до первого этажа, и двери открываются. Я выхожу из лифта и поворачиваюсь в сторону Лотнера. Он устало опирается о заднюю стену кабины и скрещивает руки на груди.

— Либо так, либо никак, — отрезаю я твёрдо.

— Я согласен. На следующих выходных я приеду к вам. Освободи своё расписание, — в его голосе нет и толики юмора, когда дверь лифта закрывается.