Несомненно ты

ГЛАВА 24

Так хорошо снова оказаться дома, даже если моя свадьба превратилась в эпическую катастрофу. Родители Дэйна и моя семья вчера пытались отложить это событие, пока Оушен не выпишут из больницы, но я не смогла этого сделать. Было сложно даже передвигать ноги до машины. Разговаривать ещё сложнее, поэтому о продолжении свадьбы и речи не шло. А ещё я даже думать не могу о потраченных деньгах, о родственниках, которые находятся в растерянности или о подорванном эго моего жениха.

Оушен и Лотнер. Это всё, о чём я могу думать. Никаким образом я не могу объяснить всю эту ситуацию двухлетнему ребёнку. Что я скажу ей о появлении Лотнера в её жизни? Бедный ребёнок будет думать, что постоянно болеет, если будет часто встречаться с доктором Салли.

Мне нужно поискать книги на эту тему или посоветоваться со специалистом. Кажется, что должна быть куча возможностей, как представить нового родителя ребёнку. Первая возможность это, конечно, когда Оушен была ещё младенцем. По моему совершенно непрофессиональному мнению, следующая возможность не должна наступать вплоть до того возраста, пока она не станет понимать происходящее. Возможно, в десять лет? Уверена, Лотнеру это не очень понравится: «Привет, здоровяк. Извини, что скрывала от тебя это целых три года, но если тебе всё равно, то думаю, что мы должны подождать ещё лет десять. Я позвоню тебе».

Вчерашняя поездка обратно и то, как мы оказываемся дома, остаются размытым пятном для меня. Не уверена, что мы с Дэйном перекидываемся больше, чем парой слов за всё это время, а теперь он уходит на утреннюю пробежку. Оушен всё ещё спит, а я пытаюсь понять, куда же разместить все наши вещи. В прошлом месяце Дэйн нашёл квартиранта в дом, в котором мы жили, и теперь мы переехали в его дом. В наш дом.

— Привет, — говорит Дэйн, стоя у входной двери и тяжело дыша.

Я чувствую себя немного обессилено, находясь в окружении всех этих коробок.

— Привет, — улыбаюсь я.

— Думаешь о том, как распаковать всё это или как бы уехать отсюда?

Это запрещённый приём.

— Дэйн… я не… если я не побежала сразу же всё восстанавливать, это не означает, что я ухожу.

Он свешивает голову и переступает с ноги на ногу.

— Просто дело в том, что… я видел, как ты смотрела на него, и…

— Подожди! А как я на него смотрела? Будто была до чёртиков напугана тем, что он может узнать? Будто мою маленькую девочку заберут от меня? Потому что только в этом дело. Что бы ты там себе не придумал, это всё в твоей голове, а не в моей.

То, как он кривится, заставляет меня пожалеть о сказанном. Я вздыхаю.

— Извини. Не хочу перекладывать это на тебя. Моя голова готова просто взорваться, и последнее, что мне сейчас нужно, это волнение о том, что ты чувствуешь неуверенность в себе, — я подхожу к нему и беру за руку. — Мы поженимся. Хорошо?

Он кивает, а затем поднимается по лестнице.

— Дэйн?

Он поворачивается.

— Что Лотнер имел в виду, когда сказал: «ты бы мог рассказать кое-что»?

Он проводит рукой по своим мокрым волосам и качает головой.

— Я встретился с ним в кафе за месяц до рождения Оушен. Но не я должен был рассказывать ему о твоей ситуации.

— А почему ты мне не рассказал об этом?

Он пожимает плечами.

— По той же причине, почему ты не сказала ему. Тебе нельзя было подвергаться стрессу. Оушен была твоим приоритетом, ну а… вы обе были приоритетом для меня.

Мы с Дэйном должны были уже отправиться в свадебное путешествие в Мексику, но чтобы поехать туда, для начала нужно официально оформить свой брак. Но так как у него в любом случае есть свободная от работы неделя, он решает сделать небольшой ремонт, в котором нуждается его клиника. Мы с Оушен разбираем коробки и делаем перестановку. Пустующая комната завалена свадебными подарками. Подарками, которые я отказываюсь открывать или даже признавать их присутствие, пока официально не стану миссис Эббот.

Оушен сидит на своём стуле-подставке и ест арахисовую пасту с желе.

Играет «In Your Eyes» на моём телефоне, посылая нервирующий озноб по спине.

— Да?

— Привет, Сид, — его голос, произносящий моё имя, запускает поток мурашки по коже.

Дальше следует неловкая пауза.

— Я передвинул своё расписание, и у меня освободилась пятница. В четверг вечером мы приедем к моему отцу на ночь. Мы можем поехать на пляж в пятницу или куда-нибудь ещё? А в субботу, я думаю, мы можем пойти в зоопарк или в детский музей, или…

— Лотнер?

— Да?

— Просто… остановись. Ей два года, и она всё ещё спит днём. Часовая прогулка в парке уже изматывает её, поэтому не строй себе огромных планов, — вздыхаю я. — И к тому же, ты не можешь диктовать нам свои правила, чтобы мы сразу же по твоей прихоти бежали к тебе, потому что ты передвинул своё расписание.

— Ох, ну извините, пожалуйста, за то, что я не хочу больше ждать ни минуты, чтобы познакомиться со своей дочерью, о существовании которой я даже не знал на протяжении трёх лет и…

— Хватит! Я поняла. Ладно? Позвони мне в пятницу утром.

Я отключаюсь прежде, чем он успевает ответить.

— Глупая девчонка.

Я беру брошенную Оушен корочку хлеба и засовываю себе в рот.

— Ты забываешь о самых лучших моментах.

Оушен улыбается мне и делает глоток со своей чашечки.

Совершенно не такой я представляла себе свою жизнь. Даже думать о таком уже пустая трата времени, но я ничего не могу с собой поделать и продолжаю размышлять о том, что бы сейчас со мной было, если бы я рассказала всё Лотнеру.