Знахарь по-прежнему сидел за столом с задумчивым видом.
— Деда! — налетела на него Мирослава. — Может, он и не дракон вовсе, а колдун? Девственниц для своих тёмных делишек ворует. Вон с Любавой гулять пошёл да только напрасно. Ещё прошлым летом Горислав из Лукишек оборвал её цвет.
— Сама знаешь, что дракон, — вздохнул Власий похлопав внучку по руке.
Да знает, как и то, что никуда она от судьбы не уйдёт, поедет, иначе несдобровать единственному по-настоящему родному человеку.
Однако вопреки этому знанию, Мира вдруг испугалась, что выдумки про колдуна вовсе не выдумки, спешно управившись по хозяйству, переоделась и бросилась на поиски Роена, пока тот всю деревню не зачаровал. Толковой причины, зачем ему это делать, на ум не шло, но спокойнее от этого не становилось.
Стемнело, похолодало, небо обсыпалось звёздами, словно горсть мелкого жемчуга на чёрный бархат бросили. Лениво брехали цепные псы, драчливые коты под заборами голосили. Издалека доносились звуки лютни, одиночное и хоровое пение, смех. Вечеряли во дворе у старосты, дом коего высился на холме, откуда Малиновка была видна как на ладони. В просторной беседке за длинным столом на широких лавках свободно вмещалось два-три десятка человек, ещё и места для танцев хватало.
Мира была там однажды, когда Горислав, младший сын старосты из Лукишек, Любаву обхаживал. Красивый парень, но уж больно ветреный. Своих девок перепортил, за Малиновку взялся.
У ворот балагурил с припозднившимися прохожими сторож, подсвечивая себе переносным фонарём.
— Мирослава, ты ли? — удивился он девушке. — Чай на посиделки пришла? В кои-то разе? Смотри, девонька, время упустишь, никто не возьмёт.
Мира хмыкнула. В последние дни она частенько подобное слышала. Редкая баба упускала возможность постращать знахарскую внучку быстро бегущими годочками.
— Уже взяли, — лукаво подмигнула девушка.
— Кто? — Дядька Ждан был охоч до сплетен.
— Император драконов.
Пара долек относительной, не считая звуков веселья, тишины и следом громкий смех:
— Ах ты сказочница! Заходи давай.
Мирослава проскользнула в ворота, огладила юбку сарафана, на груди шнуровку поправила. Эх, не любила она сборища, на которых Любава верховодила. Наедине с дочкой старосты ещё можно было знаться, но при большом собрании та всегда норовила кого-нибудь на посмешище выставить для своего и чужого развлечения. Мира подобного терпеть не могла, сразу же уходила. Вот только осадок в душе всё равно оставался.
Со двора к беседке, построенной на задах дома, вела выложенная крупным булыжником дорожка. Тянулась она между цветочных клумб в окружении сладкого дурманящего аромата. Мирослава даже шаг замедлила, чтобы вдоволь им насладиться, и услышала, как кто-то затянул новую песню. Незнакомый мужской голос был настолько волнующим, что девушка удивлённо замерла на месте. Вроде бы негромкий, но звучный, богатый, с приятной хрипотцой, что мягко вкрадывается в самую душу. Кто бы это мог быть?
Девушка подошла к беседке так, чтобы видеть тех, кто находится внутри, но самой оставаться незамеченной. Пел дракон. Он сидел во главе стола рядом с Любавой. Рубашка распахнута на груди, волосы — распущены. Он лишь когда-то успел заплести две тонкие тугие косички, обрамляющие точёное лицо со сверкающими золотом глазами. То ли в них сиял волшебный внутренний свет, то ли пламя лампад отражалось.
— Искуситель, — прошептала Мирослава, подмечая, как неотрывно и заворожённо смотрят на Роена парни и девушки. Ощущая, как сама поддаётся магическому влиянию его чудесного голоса.
— Ты моей никогда не будешь.
Словно странный несбыточный сон
Ты меня навсегда забудешь.
Буду сам я повинен в том.
Вновь глаза твои цвета неба
Смотрят с нежностью на меня.
Ты не знаешь, тебя я предал,
И тебя недостоин я.
И простить ты меня не сможешь,
Будет легче меня забыть.
Лучше сам я уйду, но как же
Без тебя мне на свете жить?
Дракон пел так проникновенно, что Мира поверила в грустную историю, которую он рассказывал — из уголков глаз скользнули по щекам незаметно скопившиеся там слёзы.
— Без тебя, без твоей улыбки,
Без сердечных ласковых слов.
Наказанием ляжет на плечи
Безответная эта любовь.
Слушатели громко рукоплескали, особенно девушки. Парни благодарили искусного исполнителя вяло и переглядывались между собой, будто сговариваясь переплюнуть чужака хоть в чём-то. Один предложил помериться силой. С этой целью освободили противоположный от хозяйки вечера край стола, и желающие начали по очереди парами присаживаться друг против друга. Роена позвали далеко не сразу и как бы невзначай. Любава поначалу воспротивилась, попыталась закруглить неудачную, по её мнению, забаву, сманить гостей танцевать, но парни вошли в раж и слушать девушку и поддержавших её подруг не желали.
— А ты чего тут стоишь? — заприметила Миру кареглазая веселушка Оляна, возвращающаяся после похода до ветру. — Места всем хватит.
Видать решила, что знахарская внучка сробела из-за незнакомых парней, явившихся на вечёрку за компанию с Гориславом.
Когда Мира с Оляной вошли в беседку, Роена как раз уговорили принять участие в состязании. Напротив дракона устроился здоровяк, раза в два крупнее соперника и с таким выражением лопатообразного лица, будто победа уже у него в кармане. Сходство с известным орудием сельского труда придавала светло-русая, густая, курчавая борода, край коей был срезан тупым клином. Рыжий на его фоне смотрелся тщедушным и мелким, хотя не был таковым сам по себе.
На Мирославу внимания почти не обратили. Взволнованно гомонящие девушки скучковались за спиной дракона, парни горячо поддерживали и науськивали его соперника. Даже перебирающий струны лютнист подошёл ближе и заиграл что-то воинственно-бодрое.
— Стойте! — вмешалась Мира, испугавшись вовсе не за Роенгарра, а за его противника. В её сказках драконы были необычайно сильны даже в двуногой ипостаси. Ещё как сломает желтоглазый ни в чём неповинному парню руку или помнёт суставы. — Это неравный бой, а значит нечестный.
— Чего тебе, пигалица? — ухмыльнулся Горислав и отмахнулся, как от надоедной мухи: — Не мешай.
Наверное, в полумраке он её не признал, а из-за скромных, в сравнении с другими девицами телесных форм, принял за девочку-подростка, невесть как затесавшуюся во взрослую компанию. Может, сестра чья младшая али просто любопытная непоседа.
Мирослава выдвинулась вперёд ближе к свету, чтобы её рассмотрели получше.
— Нельзя. Потому что гость наш ранен. Люди лихие в дороге напали. Сам он в том не признаётся — не к лицу, но я-то знаю.
Любава охнула, остальные девицы тоже всполошились. Здоровяк растерянно забегал глазами между противником и дружками. Парнем он был простодушным, сговорчивым на шалости, особенно если надо чужака приструнить, но отходчивым.
— Ты кто такая? — заинтересовался шустрой девушкой любвеобильный Горислав.
— Внучка знахаря.
— Сказочница она, — фыркнула Светолика, одна из закадычных подруг Любавы, поперечь своему имени вечно чем-то недовольная и смурная лицом.
Если подумать, за проведённые в Малиновке годы Мирослава так и не стала до конца своей. Может из-за деда Власа, который жил на особицу и близко с сельчанами не сходился, может сама по себе. Да и местные до сих пор косились, вспоминали голодный моровой год, в который нашли странную светловолосую девочку. И хотя Миру болезнь тоже не пощадила, в постель уложила надолго, злые языки болтали, что именно она навела на селение беду. Ведь те же Лукишки зараза удивительным образом миновала.
Пока была ребёнком, подростком, Мирослава не замечала косых взглядов, озорничала наравне со всеми, затеи интересные выдумывала, в одиночестве не бывала.
Сельские дети взрослеют быстро, к восемнадцати годам девушки успевают не только замуж выйти, но и первенца родить. Парни от них не отстают, хотя женятся позднее и не на сверстницах, которых к тому времени разбирают созревшие для создания семьи ребята постарше. Из ровесниц невостребованными остались считанные единицы, в том числе Любава и Светолика. Первая никак не могла выбрать из множества претендентов, второй выбирать было не из кого. Родители Лики рискнули — вложились в сомнительное дело и прогорели. Чуть по миру не пошли. Правда за последний год немного оправились, снова добра наживать начали да сватов зазывать, но те пока к ним на двор не спешили. Вот и мрачнела Светолика с каждым днём всё сильнее, более удачливым подругам завидовала. Но особенно досадовала она на Мирославу, которая, находясь в том же положении, нисколько не тревожилась. А тут ещё гость этот. Сразу видно, благородный. Тем не менее снизошёл до деревенских посиделок. Не спроста, ой неспроста…
— Красиво брешет, ребятня в восторге, — добавила Лика, от собственных дум обозлившись.
— Она обещанная невеста моего господина, — подал голос дракон.
Поддержка за его спиной снова слаженно ахнула. Мирослава в том числе, но, быстро сообразила, что возражать бесполезно, ведь ежу ясно, кому больше поверят: сказочнице или благородному, красивому, голосистому гостю — и промолчала.
Между тем желтоглазый продолжил:
— Настала пора выполнить обещание.
— Так ведь Мирка — найдёныш? — изумилась-возмутилась Любава. — Когда и кому она задолжать себя успела?
— Сама — нет, — спокойно согласился дракон. — Сговорил её Власий Северянин, когда приезжал в нашу вотчину. Будет второй женой младшего княжеского сына.
Мирослава слушала с не меньшим интересом и удивлением, чем все остальные, разве что сама себе не завидовала. О состязании давно забыли. Здоровяк так и вовсе из-за стола вышел, решил до кустиков прогуляться.
— Так вы из южных земель будете? — первая пришла в себя Светолика.
— Да.
Ах он враль! С каких пор Великое море с запада на юг перекочевало? Да после того, что он здесь наплёл, ей ничего не остаётся, как монатки вязать, в дорогу собираться.
Тут в беседку вбежал запыхавшийся мальчишка и бросился к Мире:
— Коза наша подавилась! Папка за тобой прислал! Плохо дело, говорит…
Мира без лишних слов бросилась было за посланцем, но вдруг обернулась и сцапала дракона за рукав.
— Со мной пойдёшь, — прошептала.
Роен охотно поднялся с лавки.
— Чего ему в хлеву-то делать? — преградила парочке дорогу Любава. — Пусть гость дорогой здесь остаётся, а ты иди.
«Чтобы он вконец меня опозорил? Вторая жена! Ещё бы в наложницы записал!»
Но, прежде чем Мирослава придумала ответ, вмешался желтоглазый:
— Я головой отвечаю за невесту господина.