Глава 7

Постепенно дорога превратилась в узкую тропку, по которой пришлось ехать гуськом. Лишь к утру она влилась в просторный, добела прополотый колёсами, копытами, подошвами и босыми ногами большак. Деревья поредели, между ветками показалось сначала синее, но с рассветом быстро бледнеющее, а потом розовеющее небо. Посеребрившая траву и листья роса засверкала в лучах восходящего солнца.

Мира зевнула, поёжилась от пропитавшей одежду влаги и попросила:

— Может быть остановимся? Ноги замёрзли и есть хочется.

Ступни действительно онемели и, хотя девушка, давно бросила стремена, чтобы размять затёкшие конечности, отогреваться они не спешили. Да и просто сидеть в седле стало невыносимо. Пешком бы с удовольствием прошлась, но боялась отстать.

Дракон обернулся:

— Здесь неподалёку селение. Ещё немного потерпишь?

— Ладно. — Мирослава всё-таки спешилась, потёрла ноющую поясницу и место, что пониже, подхватила кобылу под уздцы и на едва гнущихся ногах поковыляла за Роенгарром.

Вскоре лес расступился, дорога сбежала вниз по малому косогору, у подножия которого блестело проточное озеро, окружённое двумя-тремя десятками дворов. Дальше за деревней простирался степной простор с редкими вкраплениями перелесков.

Послышались знакомые звуки: мычание коров, блеянье овец и коз, лай собак да щёлканье пастушьего кнута. Утренняя дойка закончилась, бурёнок собирали в стадо. Они лениво брели по обочинам просёлочной дороги, опустив голову к земле и цепляя длинными шершавыми языками пучки мокрой травы.

Вдруг в эту безмятежную картину ворвался пронзительный визг и истошный женский крик:

— Убёг! Ой убёг! Спасайтесь, люди добрые!

Добрых людей на улице было немного: пастух, сама вопящая баба, Роен и Мира, приотставшая от дракона на полтора десятка саженей. Остальные жители копошились во дворах, управляясь по хозяйству. Девушка весьма вовремя оглянулась: в том краю деревни, откуда доносился предупреждающий вопль как раз показалась его причина — огромный чёрный бык, утробным рёвом возвестивший о своём недружелюбном настроении. Топочущий и надсадно фырчащий бугай* был самым настоящим воплощением безудержной ярости, бугрящейся под кожей мощными мышцами.

Кобыла, почуяв нешуточную опасность, взвилась на дыбы, выдёргивая повод из рук опешившей хозяйки, и дала дёру, предоставив Мире честь стать главной мишенью буйной скотины. Девушка животных любила, но не настолько, чтобы позволить им себя убивать в приступе невесть чем вызванного безумия. Как назло, в том месте, где она стояла, домов рядом не было. Улица здесь разрывалась надвое пятачком свободного пространства, на одной стороне которого виднелся старый заброшенный колодец, на другой разинул колючий зев поросший кустарником овраг. Добежать до ближайшей избы Мирослава не успевала, только спрятаться за колодезный сруб, авось свирепую животину пронесёт мимо. Она рванула с места и тут же пожалела о резком движении. На росистой траве подошвы сапог заскользили не хуже лыжных полозьев по снегу. Девушка отчаянно взмахнула руками, пытаясь удержаться на ногах, и плашмя хлопнулась на спину, на мгновение забыв, как дышать — от удара весь воздух из груди вышибло. Понимая, что время безвозвратно упущено, Мира тем не менее не собиралась так легко сдаваться и предпочла встретить погибель лицом к лицу. О Роенгарре она и думать забыла. Что он безоружный мог сделать? Даже просто доскакать — и то не успевал.

Перекатившись на живот, Мирослава подобралась вскочить, как вдруг над головой раздался такой жуткий рёв, что упирающиеся в землю руки сами собой разъехались в стороны, по новой укладывая девушку в траву. Спину обдало резким порывом ветра. Это ещё что? Или кто?

В ответ на не озвученный вопрос пронзительно завизжала всё та же баба:

— Батюшки! Дракон!

Дракон? Мира вскинула голову. Зверь был красив — золотой с алыми переливами, из-за чего казалось, что чешуя непрестанно полыхает огнём, — но отнюдь не велик, примерно с быка, может чуть больше. Другое дело размах его ярко-красных крыльев, тенью накрывших лужайку, где так неудачно растянулась Мира. Рога, когти и гребень в лучах восходящего солнца отливали медью и вряд ли уступали по прочности металлу.

Остановившийся на полном скаку и взрывший копытами землю бык жалобно замычал, будто извиняясь за своё дурное поведение, однако смиренное раскаяние не избавило его от наказания — поднебесного полёта в когтях чудовища. Хотя какой там поднебесный. Дракон едва сравнялся с коньками крыш.

— Грабют! Люди добрые, что деется-то! Грабют! — тональность бабьих воплей резко сменилась с истерично-испуганной на стервозно-негодующую. — Держи девку! Она с хвостатым лиходеем заодно!

Успевшая вскочить на ноги Мира с изумлением уставилась на дородную краснощёкую женщину, разгневанно машущую железным прутом с крюком на конце. Похоже этой приспособой она собиралась изловить сбежавшую скотину за вдетое в нос кольцо. Между тем из дворов начали показываться местные жители, каждый со своей претензией. Кто-то причитал, что у коров и коз со страху пропадёт молоко, кто-то под шумок утверждал, что дракон успел схарчить и их животинку. Бурёнки от страха действительно разбежались куда глаза глядят, оставив на память свежие пахучие лепёшки. Девушку вмиг обступила ощетинившаяся вилами гомонящая толпа, сквозь которую спустя несколько долек с трудом протолкался староста — крепкий мужчина с седыми висками и отличительным признаком власти — чеканной бляхой на ремне, затянутом поверх стёганой безрукавки.

— Ты кто такая будешь? — первым делом поинтересовался он, грозно сдвинув кустистые брови.

— Знахарка. Мирославой зовут. Проездом я, — быстро прикинув, чем может обернуться переплёт, в которой угодила, притворно-дрожащими голоском ответила девушка. — А спутник мой где? Не видали? И кони?

Она очень надеялась, что Роен сменил ипостась незаметно для сельчан, а не в меру любопытным, отвёл глаза.

— Лошадков видали, — подтвердил из первых рядов плюгавенький мужичок, вместо пояса обвязавшийся верёвкой, измочаленной на обоих концах. — Они, задрамши хвосты, в поля ускакали. Изловить бы надо.

— А Ратко? Ратко мой где? — всплеснула руками Мира и жалостливо запричитала: — Вот говорила же: не суйся в драконову пещеру, не трогай добро. Он всё чует. И ведь и не взяли ничего, только посмотрели.

— Так это вы, проклятые, на нас беду навели! — по новой взвилась баба с прутом. — А кто мне убыток возмещать будет⁈ Племенной бык! Полсотни золотых! К наместнику её! Пущай разбирается!

Особого сочувствия беда бабы в толпе не вызвала, и староста приструнил её боевой настрой, вернее попытался:

— Тише, Федосья, не гомони. Сами с Добраном виноваты. Держите скотину в четырёх стенах. Ни работы, ни воли. Вот и убёг поразмяться. Всё жадность ваша. Мужики вам и плату за случку предлагали, и отработать, а вы ни в какую.

— Ах мы ещё и виноваты, что своего имущества лишились! — всплеснула руками Федосья. — Ну подожди, — пригрозила она старосте всё тем же прутом, — вернётся Добран, по-другому запоёшь.

Её слова возымели должное действие. Мужик заметно сник, начал оправдываться:

— Постой грозить. Я ж не о том. Да поверит ли нам наместник? Где он дракон-то? И след простыл.

Никакого следа действительно в небе не было, лишь кружилась стайка ворон, надсадно каркая, будто скликая товарок на одну им ведомую поживу.

Тут запаниковала баба, от волнения жующая край своего передника:

— Коли натравим на дракона наместника, чудище нам страшно отмстит: сожжёт деревню дотла.

— Тем более, что и девка до сих пор здесь, — поддакнул стоящий рядом мужик. Вместо вил он держал в руках здоровенный дрын. — Дракон теперь, наверное, думает, что мы её укрываем от его возмездия.

После подобного предположения толпа слаженно отхлынула на шаг назад. Не успела девушка обрадоваться, что её вот-вот отпустят на свободу, как старичок, не сдвинувшийся с места и показавшийся из рядов односельчан, как обнажившийся прибрежный валун во время отлива, надтреснутым голосом произнёс:

— Надоть дракона умаслить, а то житья не даст.

— Как? — хором вопросили староста и обладатель дрына.

— Жертву принести, — охотно ответил знаток драконьих повадок и чуть погодя, дождавшись, когда толпа дружно ахнет и снова притихнет, зловеще добавил: — Человеческую.

— И то верно, — прошамкала беззубая бабка с противоположной стороны. — Обычай древний, но действенный. Привязывали на обрыве оврага али на холме девицу молодую красивую — драконы до таких уж больно охочи — и, коль скоро он её забирал, значит угодили. Потом надолго селение в покое оставлял, а то и на веки.

— Забирал-то вместе со столбом? — поинтересовалась Мирослава, про себя дивясь народной фантазии. Хотя сказки с подобным сюжетом она знала, но никогда бы не подумала, что по мнению некоторых они могут быть основаны на реальных событиях.

Бабка призадумалась, беззвучно шевеля губами. Пользуясь паузой в разговоре, о себе напомнила Федосья:

— А бык-то мой? Быка мне кто вернёт? Ох, Добран узнает, что будет-то…

— За быка лошадков возьмёшь, когда изловим, — успокоил её плюгавый. — Они теперь ничейные.

Староста попытался было возразить, что согласия своего на обсуждаемую затею не давал, однако слушать его и не подумали, большинством голосов порешив, что действовать надо быстро, пока не пропал боевой запал и дракон не вернулся за очередной несогласованной с сельчанами поживой. На горячие протесты Миры внимания вообще не обратили. Девушка и сама не поняла, как очутилась на краю высокого обрывистого берега, вместо столба привязанная к старой сосне, босая, в белой, чуть ниже колен рубашке с обрядовым орнаментом и бахромой по подолу. Распущенные из тугой косы волнистые волосы, развеваемые ветром, раздражающе липли к губам и лезли в глаза. Ладно хоть руки по-простому к телу примотали, а не вздёрнули вверх, как у приговоренных к показательной порке. Вот только ноги-то зачем было спутывать?

Мира не единожды пожалела о своём заступничестве, в котором Роен, похоже, нисколько не нуждался. Вот где этого проклятущего дракона носит, пока она на холодном ветру мёрзнет и страдает?

С озера действительно тянуло свежестью. Ступни кололо острыми мелкими комочками земли, то и дело осыпающимися с обрыва. Спину саднило от старой, бугристой, твёрдой, как камень, коры. Она знала, что за ней присматривают: издалека, трусливо прячась в засаде. И переживала, что у Роена не получится перевоплотиться незаметно — стольким увлечённым наблюдателям глаза не отведёшь. Может потому и не спешит появляться? Выжидает, когда сельчанам наскучит или их жёнам надоест, что мужья, под предлогом «дабы никто не помешал и не спугнул (это дракона-то?)», балду пинают?

Мира в очередной раз сдула с лица застившие глаза пряди, и увидела Роенгарра, который долькой ранее ястребом упал с неба и завис перед ней, шумно и часто взмахивая крыльями.

Взгляд больших янтарных глаз оценивающе пробежался по телу девушки от макушки до пяток. Затем дракон открыл пасть и медленно повёл ею слева направо, вместо огня изрыгая клубящийся поток чернильного мрака, мигом затянувший окружающее пространство. Мирослава испуганно дёрнулась, оказавшись в кромешной тьме, и вдруг почувствовала, как на неё наваливается, ещё сильнее вжимая в шершавый ствол, большое мужское тело. Затем подбородок обхватили чужие пальцы, а губы обожгло непрошенным поцелуем.

— Слышишь меня? — раздалось в голове девушки прежде, чем она снова увидела зависшего напротив дракона. Мрак быстро рассеялся, как не бывало.

— Что ты сделал⁈ Зачем поцеловал⁈ — возмутилась Мира, завозившись в путах: пускай подглядывающие мужички думают, что она трепещет от ужаса перед крылатым чудовищем.

— В истинной ипостаси невозможно воспроизвести человеческую речь, а драконьей ты не знаешь. Через поцелуй между нами возникла особая связь, позволяющая общаться с тобой мысленно.

— Ты слышишь мои мысли? — ужаснулась девушка.

— Нет. Зато ты слышишь мои. Те, что я к тебе направляю , — пояснил Роен.

— Ясно. — Нестерпимо чесался нос из-за щекочущей его тонкой волосинки, поэтому следующий вопрос пленницы прозвучал довольно сердито: — Что делать-то будем? За нами следят.

Дракон снова окинул её задумчивым взглядом и съехидничал:

— Сказка ложь да в ней намёк на безграничную людскую фантазию. Осталось придумать, как умыкнуть привязанную девицу целиком, а не частично. Доверься мне и закрой глаза.

Мирослава послушно зажмурилась, хотя предпочла бы более детальное обсуждение плана дальнейших действий. Её тут же обдал сильный порыв тёплого ветра, и ощущение крепких пут мгновенно пропало.

— Открывай! Хватайся! — прогремело в голове.

Всё-таки верёвки были не только её оковами, но и защитой от падения с немалой высоты. Мира суматошно замахала руками в тщетных поисках, за что бы ухватиться. Дракон вовремя подставил ей свою шею, сам чудом удерживаясь на торчащих из обрыва корнях, которые угрожающе затрещали. Внизу призывно блестела озёрная гладь, приглашая незадачливую парочку искупаться.

— Садись!

— Куда⁈ — Девушка пылко стиснула дракона в объятиях. Со стороны, наверное, представлялось, будто она пытается его придушить.

— Ближе к основанию шеи .

— А держаться за что⁈

— За это.

Из веера алых рогов, венчавших макушку драконьей головы, два вдруг начали быстро удлиняться. На ощупь они оказались не твёрдыми и не мягкими, а какими-то упругими, но достаточно тугими, чтобы не прогибаться от простого прикосновения или лёгкого нажатия.

— Между прочим, — Роен скосил на Миру ближайший к ней глаз. — В этой ипостаси нам не требуется перестраивать зрение, чтобы видеть предметы насквозь.

Она всё-таки закричала, когда, крепко ухватившись за рога и вскочив верхом, почувствовала, что дракон отрывается от земли. Обняв его не только ногами, но и прильнув всем телом, Мирослава будто услышала протяжный стон. Прозвучал он в мыслях или наяву она со страха не поняла. Сейчас девушку гораздо больше волновало: сможет ли Роенгарр выровняться или они камнем рухнут в воду.


*Кстати, слово «бугай» прежде всего обозначает бык-производитель

Загрузка...