Невинная вдова

Глава девятнадцатая

Грохот кулаков по двери моих покоев нарушил ночную тишину убежища Сент-Мартин. Я проснулась и села на кровати, испуганно прислушиваясь.

— Марджери! — прошептала я, обращаясь к бесформенной тени на кровати у окна. — Марджери!

Она зашевелилась и приподнялась. По ее медленным движениям я заключила, что ей тоже страшно. За окном серело раннее февральское утро. Мое сердце стучало так же громко и тяжело, как кулаки неизвестного гостя по моей двери, а мозг уже принялся лихорадочно работать. Что, если имя архиепископа Невилля оказалось не такой уж непреодолимой преградой? Что, если за дверью стоит Кларенс, приехавший сюда, чтобы силой вернуть меня в Колд-Харбор? Явись он сюда с вооруженным отрядом, чтобы нарушить неприкосновенность этих святых стен, никто не сумел бы ему помешать. Что ж, я так просто не сдамся. Схватив халат, я вскочила с постели. Марджери уже была рядом. С привычной для этой удивительной женщины решимостью она взяла ситуцию в свои руки.

— Забаррикадируйте дверь. Воспользуйтесь скамейкой, — бросила она, распахивая дверь в гостиную и исчезая за ней.

Я осталась одна, озадаченно глядя на тяжелую скамью. Если за мной явился Кларенс, вряд ли меня спасет забаррикадированная дверь. Не лучше ли вооружиться кочергой, которой я смогу ударить его по голове? Вернувшийся здравый смысл помог мне успокоиться. Но как только за дверью послышались быстрые шаги возвращающейся в спальню Марджери, мое сердце снова пустилось вскачь.

— Скорее! — распорядилась она, наливая воду в миску, открывая мои сундуки и хватая расческу. — У нас мало времени.

— Для чего? Скажи мне! Говори или… — Тут я решительно сложила на груди руки, — или я с места не сдвинусь. Кто это?

Она разворачивала мое любимое платье из красного дамаста и даже не покосилась в мою сторону.

— Лорд Фрэнсис. Он ждет за дверью. Его прислал Глостер.

— Фрэнсис? Что ему нужно?

— Я не сомневаюсь, что, как только он вас увидит, он немедленно все вам сообщит.

— Ты об этом знала?

Внезапно я поняла, что Марджери нисколько не удивлена.

Не обращая внимания на мой вопрос, Марджери сунула мне в руки сорочку.

— Одевайтесь, леди.

Ты сможешь мне довериться? Если да, то мы сможем добиться всего, чего захотим. Мне очень хотелось знать, что задумал Глостер и что означает столь неожиданный поворот событий.

Я натянула на себя все, что подала мне Марджери, после чего она зашнуровала мое платье, нимало не заботясь о моем комфорте, зато с огромной скоростью. Одновременно я заплела волосы и накинула на них простое покрывало. На большее времени не было.

Всего через четверть часа мы вышли в коридор, где, нетерпеливо притопывая, нас поджидал Фрэнсис.

Вскоре мы уже молча скакали по почти безлюдным и все еще полутемным улицам. От реки поднимался туман, и вся наша одежда очень быстро отсырела. Немногочисленные прохожие мужественно сражались с ледяным восточным ветром. На нас никто не обращал внимания.

Фрэнсис вел наш небольшой отряд в направлении Вестминстера.

— Куда мы едем? — едва переводя дыхание, спросила я.

— Сюда! — объявил он, и мы въехали в небольшой, огороженный стеной и совершенно пустынный дворик.

У коновязи стояло несколько лошадей. От их тел валил густой пар. Среди них я узнала любимого коня Ричарда, хотя самого Глостера нигде не было видно. Ко мне подбежал оруженосец. Он молча помог мне спешиться и исчез под темной аркой, видимо, чтобы сообщить о моем прибытии. Я едва успевала воспринимать все происходящее. Времени на переживания у меня не было.

Марджери суетилась вокруг меня, одергивая и поправляя покрывало, когда во дворе показался Ричард. Он шел так быстро, что семенящий позади него священник едва поспевал за ним. Только сейчас я огляделась и поняла, где мы находимся. Церковь Святого Стефана, вот как называлось это место. Мы с Ричардом подошли к крыльцу и остановились.

— Что мы тут делаем? — спросила я, чувствуя на себе косые взгляды священника.

— Добро пожаловать, любовь моя, — еле слышно пробормотал Ричард. — Я знал, что ты приедешь очень быстро. — Хотя между его бровями залегла глубокая складка, как бывало всегда, когда он над чем-то задумывался, он взял меня за руки и, поднеся одну из них к губам, поцеловал мою ладонь. Ободряюще улыбнувшись мне, он продолжил: — Это не то, чего я хотел бы для тебя, но пока придется обойтись и этим. Уж очень смутные настали времена. Все будет очень скромно. Поверь, так нужно. Я спросил тебя, доверяешь ли ты мне, и ты ответила утвердительно. Сегодня я попрошу, чтобы ты мне это доказала. Ты готова сделать этот шаг?

Я сразу все поняла. И всем телом ощутила приближающуюся опасность.

— Ты хочешь, чтобы мы поженились? Сегодня? — Я испуганно стиснула его руки. — Мы не можем этого сделать, Ричард! — Я принялась лихорадочно считать дни. — Сейчас пост. Церковь не позволяет заключать браки во время поста.

— И все же мы это сделаем.

Я вновь почувствовала себя осенним листом, который подхватила и несет зимняя буря.

— У тебя есть разрешение?

— Нет.

— Значит, наш брак не будет иметь законной силы.

— Об этом мы будем волноваться потом.

— Ричард, нельзя…

Он крепко сжал мои руки.

— Я обязательно добьюсь разрешения. Я тебе это обещаю. Ты мне нужна, и я должен тебя защитить. Но я не смогу бороться с Кларенсом, пока ты не станешь моей женой. В эту самую минуту он убеждает короля отдать тебя ему. Эдуард примет решение, которое будет ему выгодно. Я, может, и подождал бы еще немного, но теперь не могу себе этого позволить. Ведь ты носишь моего ребенка. Моего наследника. — Его глаза сверкали неумолимым блеском, вселяя в меня уверенность и решимость. — Сейчас тебе предстоит принять окончательное решение. Ты можешь принять мое предложение или отказаться. Ты согласна стать моей женой? Сейчас? Сегодня? — Его обветренные губы коснулись моих пальцев. — Я думаю, что ты меня любишь и готова рисковать. Ты мне не откажешь.

Я попыталась понять, что написано на его лице, о чем говорят его глаза. И еще я почувствовала, как его пальцы все сильнее сжимают мои запястья, стремясь меня убедить, но не заставить. И вдруг мне показалось, что где-то в глубине моей души развязался какой-то тугой узел. Я оказалась в самом центре урагана, где царили тишина и покой, где я наконец-то могла получить бесценный подарок, о котором мечтала столько лет.

Впервые в жизни я с такой готовностью покорилась чужой воле.

— Все будет так, как ты хочешь, Ричард. Если ты говоришь «да», то и я говорю «да». Если ты говоришь «нет», то и я повторяю это вслед за тобой.

Вначале на его лице отразилось изумление моей полной капитуляцией. Потом оно сменилось радостью.

— Я говорю «да».

— Значит, это то, чего я хочу.

Привстав на цыпочки, я поцеловала его в щеку.

— Тогда идем. Все готово.

Он взял меня за руку, и мы вошли в церковь.

— И что же теперь? — поинтересовалась я. — Сбежим в Миддлхэм или явимся в волчье логово и сообщим его обитателю о том, что мы сделали?

Я напустила на себя беззаботность, которой на самом деле не ощущала. Мое сердце пело от счастья, но затаившийся где-то поблизости страх угрожающе щелкал зубами.

— Сердце говорит — Миддлхэм, любимая моя женушка, — отозвался Ричард, рассеянно целуя мой висок. Я уже успела смириться с тем, что его мысли постоянно где-то блуждают. — Но нутро твердит — Вестминстер.

— И за кем же осталась победа?

— За нутром. Но мы будем очень осторожны и постараемся не злить Эдуарда больше, чем это необходимо.

Итак, мы направились в Вестминстер. Аскетически короткая церемония венчания не заняла много времени, поэтому все еще было очень рано. Впрочем, мы знали, что король любит вставать затемно и после церковной службы и завтрака сразу приступать к государственным делам. Поэтому мы ничуть не удивились, застав его над кипой документов в его любимой комнате. Не было ничего странного и в том, что с ним был Кларенс, а на лице короля застыло досадливое выражение.

Мы просто вошли, потому что докладывать о нашем с Ричардом появлении было некому. Обняв за плечи, Ричард привлек меня к себе, заставив осознать свой новый статус гораздо острее, чем это сделало торопливое бормотание священника. Мне больше нечего было бояться. На мгновение я обернулась к супругу за поддержкой и ощутила, как ровно бьется его сердце под моими прижатыми к его груди ладонями. Теперь у меня всегда будет защитник! Ричард коснулся моих губ пальцами, призывая меня к молчанию.

— Возможно, мы еще не выиграли войну, — пробормотал он, — но из этой битвы мы вышли победителями. Давай объявим им об этом.

Взяв за руку, он увлек меня за собой.

Эдуард сидел за столом, хмуро глядя на лежащие перед ним документы. Кларенс нависал над ним, опершись обеими руками на стол. До нас донеслись отдельные слова. Наследство… леди Анна… Я не услышала таких слов, как монастырь или моя подопечная, или мои права, но нетрудно было догадаться, о чем они говорят. Король явно слушал вполуха и, увидев нас, обрадовался возможности прервать беседу.

— Ричард! И леди Анна?..

Он улыбался, но на его настороженном лице был написан вопрос: что она делает в Вестминстере в столь ранний час и почему Ричард так крепко держит ее за руку? Я замерла, предвкушая заявление Ричарда, из которого им предстояло узнать, что мое будущее от них больше не зависит.

— Нет, сир, — торжественно ответил Ричард, подталкивая меня вперед. — Позвольте представить вам обоим не леди Анну Невилль и не принцессу Уэльскую, а мою герцогиню. Перед вами Анна, герцогиня Глостер.

Эти слова как будто повисли в воздухе. В комнате воцарилась мертвая тишина.

— Что? — наконец выдавил из себя Кларенс. Он выпрямился во весь рост и своей опасной грацией напоминал мне дикую кошку. — Черт побери! Я тебе не верю. Даже ты, Глостер, не способен на такое…

Король сохранял полное спокойствие.

— Что ж, Ричард, ты нас удивил, ничего не скажешь…

Он медленно поднялся из-за стола, забыв о документах и делах, и подошел к нам. Эдуард улыбнулся мне, но я видела, что он встревожен. Его нахмуренный взгляд подобно удару хлыста полоснул Ричарда по лицу.

— А как же разрешение?

— Плевать на разрешение, — вызывающе щелкнув пальцами, ответил Ричард. — Дело сделано.

— Это незаконно! — прорычал Кларенс.

— Пока меня устраивает и такой вариант. — Ричард отвечал Кларенсу, при этом не сводя глаз с лица Эдуарда. — Нас обвенчал священник в церкви Святого Стефана. Это произошло час назад в присутствии свидетелей. В глазах Господа мы муж и жена.

Он извлек из-за пазухи документ и протянул его Эдуарду, поспешно развернувшему свиток и пробежавшему его глазами.

— Суд сочтет этот брак недействительным, — парировал Кларенс.

— Не ты ли подашь на нас в суд, братец? — принял вызов Ричард. — В любом случае тебе не удастся оспорить законность нашего брака.

— Она не имела права выходить замуж без моего разрешения!

— Мы это уже обсуждали. Анна совершеннолетняя и имеет право принимать самостоятельные решения.

— Мне поручили опекунство над ней…

— И став опекуном, ты сделал из нее судомойку…

— Я сделал это, чтобы ты не смог ее похитить…

Я знала все эти аргументы наизусть, и пока мужчины сражались за свое право на меня, я вспоминала короткую и суровую церемонию, всего за несколько минут в очередной раз перевернувшую всю мою жизнь. И пусть в этот ранний час у нашего счастья почти не было свидетелей, они нам были не нужны. Ричард держался с такой несгибаемой уверенностью в своем праве жениться на мне, что не мог не внушать мне искреннего восхищения. Как будто не было ничего необычного в полном отсутствии гостей на свадьбе особы королевской крови, как и в самом венчании во время поста, когда Церковь предписывала покаяние и смирение. И пусть хмурого священника подняли с постели, ткнули ему мешочек с золотом на нужды Церкви и подложный документ вместо папского разрешения, мы с Ричардом вступили в законный брак в присутствии свидетелей — преданной Марджери и не менее преданного Фрэнсиса, всю церемонию державшего руку на рукояти меча. Но никто не возник в дверях и не заявил о каких-либо реальных или вымышленных обстоятельствах, препятствующих нашему вступлению в брак.

Мы обменялись брачными обетами, и наши голоса гулко разнеслись под молчаливыми холодными сводами. Как сильно отличалась эта аскетическая церемония от триумфальной торжественности моего первого венчания! Тогда моего жениха переполняла гордость за собственное достижение, еще на один шаг приблизившее его к завоеванию Англии. Красота и элегантность плаща волновала его гораздо больше, чем счастье его невесты.

Ричард прижал губы к моему пальцу, на который он только что надел кольцо. Затем он поцеловал меня в губы, как будто скрепляя наши взаимные обязательства. В его глазах светилось обожание, а под моим сердцем билось сердце его ребенка. Сегодня утром я навеки вверила свою судьбу Ричарду и знала, что буду любить его до самой смерти. Я буду любить его в полной уверенности, что он меня тоже любит и никогда не покинет и не унизит.

Разговор становился все более напряженным. Эдуард поднял руку, пытаясь заставить Кларенса умолкнуть, но тот отказывался повиноваться.

— Ты, братец, думаешь, что победил меня, — угрожающе произнес Кларенс. — Однако я тебя предупреждаю: не радуйся слишком сильно. Ты получил Анну, но тебе не видать ее наследства. Клянусь кровью Христа! А графиня Уорик за предательство окончит свои дни в Булье.

— Нет! — неожиданно взорвалась я и сама изумилась вспыхнувшей в моей груди ненависти к Кларенсу. — Она не заслужила пожизненного заточения. Моя мать не сделала ничего дурного. Предательство совершил граф. — Мне больно было это признавать, но я это сделала. А потом я не удержалась: — И если мне не изменяет память, ваша светлость, вы тоже в этом участвовали. Вы отлично поладили с графом, прежде чем предать и его.

Кларенс побелел от ярости.

— Ах, чертовка! Ты защищаешь предателя, объявленного вне закона…

Но тут вмешался Ричард.

— Довольно, Кларенс. Возьми себя в руки. Ты говоришь с моей женой, а значит, обязан демонстрировать положенное ей по сану уважение. Кроме того, тебе не удастся лишить ее того, что положено ей по законам нашего королевства.

Горячие и сильные пальцы Ричарда сдавили мою кисть так сильно, что я не могла не понять молчаливый приказ: Предоставь это мне. Я сам с этим разберусь.

— Ах, закон! Я покажу тебе закон! Ты не получишь ни одного золотого из этого наследства. Ни одного акра земли! Ни одного замка! Все это достанется моим наследникам!

— Твои наследники будут очень разочарованы, — усмехнулся Ричард.

Он ничего им не сказал. Не сказал, что я жду ребенка. Почему он этого не сделал?

— Я тебе не уступлю…

Глаза Кларенса сверкали. Ричард сделал шаг вперед, и его рука скользнула на рукоять меча. Но тут между братьями встал Эдуард.

— Успокойтесь. Сейчас не время для кровопролития. Вопрос с наследством Анны еще не решен. Я обязательно это сделаю, но не сейчас. Мы совсем забыли о невесте. — Отняв мою руку у Ричарда, он ловким движением развернул меня так, что мы с ним оказались между двумя братьями. — Моя маленькая сестричка, позволь мне тебя поздравить. — Сначала Эдуард поцеловал мне руку, а затем расцеловал в щеки. — Сейчас мы должны праздновать, а не ссориться. Думаю, нам следует позвать королеву и поднять за ваш союз кубки с моим лучшим бордо. Ну и что с того, что раннее утро? Это гораздо более приятный способ провести время, чем читая письма из Бургундии, в которых идет речь о вероломстве короля Людовика.

Вот каким был мой свадебный пир.

Ричард держался уверенно, но не спускал глаз с молчаливого и явно раздраженного Кларенса. Разглядывая своего зятя, я решила, что он напоминает мне не кошку, а скользкого противного угря. Я никогда не любила угрей, даже приготовленных с молоком и шафраном. Эдуард излучал радушие, но искренности в нем тоже не было. Он смеялся слишком громко и слишком долго и пил ароматное вино как простое пиво. Королева была приветлива, но язвительна, и не скрывала изумления тем фактом, что ей пришлось возглавить пир в собственных покоях. Следует признать, что она оказалась на высоте положения, несмотря на наспех наброшенный на плечи пеньюар и отсутствие прически. Она не удержалась от иронического замечания, заметив, что мне потребовалось слишком много времени, чтобы воспользоваться ее советом. Но лучше поздно, чем никогда, и теперь, по ее мнению, мне следовало обеими руками держаться за своего королевских кровей супруга и выжать из своей победы максимум выгоды. Я отвечала уклончиво, чувствуя, что ею руководит антипатия к Кларенсу, а не симпатия ко мне. Когда мы наконец подняли кубки с вином, я решила, что на этом странном семейном празднике не хватает лишь несчастной Изабеллы.

И, разумеется, графини. Ее отсутствие ощущалось так же отчетливо, как и злоба Кларенса, но я продолжала улыбаться и весело отвечать на обращенные ко мне пожелания.

— Редкостное для моих родственничков радушие, — прошептал Ричард мне на ухо. — Но нам, пожалуй, пора.

Годы, проведенные при дворе, позволили ему довести до совершенства искусство незаметно и изящно покидать утомительные приемы. Вот и сейчас он взял меня под руку и повел к двери, намереваясь проводить в собственные покои.

— Почему Кларенс настроен против моей мамы? — шепотом спросила я.

— Ей принадлежит наследство, на которое он положил глаз, — просто объяснил Ричард.

— Боюсь, что король на стороне Кларенса.

Оглянувшись, я увидела, как Эдуард и Кларенс подняли кубки, выпили и самодовольно расхохотались.

— Вполне возможно, — отозвался Ричард, проследив за направлением моего взгляда. — Сейчас Эдуард озабочен восстанием в Уэльсе, а значит, нуждается в поддержке Кларенса. Но так будет не всегда. Все, что нам необходимо сделать, это убедить короля принять нашу сторону.

Наше бегство не удалось.

— Одну минуту, Глостер. — Как будто разгадав наш замысел, король повысил голос, заставив нас замереть на пороге. — И ты тоже, Кларенс!

Заметил ли Ричард изменившийся голос короля, говорившего теперь официальным тоном? Эдуард уже не улыбался. От этой внезапной перемены я содрогнулась и по моей спине пополз холодок.

— Я сыт по горло вашей враждой. — Взгляд Эдуарда перебежал с Глостера на Кларенса и обратно, демонстрируя отсутствие какого бы то ни было фаворитизма. — Дело о наследстве Бошамов-Диспенсеров следует рассматривать в суде. — Вдруг он лукаво сощурился. — Вот что я сделаю. В следующем месяце вы оба предстанете перед моим советом. Это даст вам возможность изложить свои доводы передо мной и уважаемыми советниками. Вы должны будете сделать это лично. — Брошенный на Кларенса взгляд ясно давал понять, что тому не удастся прислать вместо себя изощренного законника. — Я вас обоих выслушаю. А потом приму решение. И это решение будет окончательным. Вы согласны?

— Я не понимаю, почему… — в голосе Кларенса зазвучали жалобные нотки.

— А тебе и незачем это понимать, — безапелляционно заявил, как отрезал, король. — Такова моя воля.

— Ну хорошо, если так… — съежился под тяжестью королевского гнева Кларенс.

— Глостер?

— Я согласен, и я приму любое решение, каким бы оно ни было, — немедленно откликнулся Ричард.

— Да будет так.

Удовлетворенно кивнув, король вернулся к вину и доброму расположению духа.

— Ты сказал, что примешь его решение, — обернулась я к Ричарду, едва за нами затворилась дверь. — Что, если оно будет не в нашу пользу?

— Мне следует позаботиться о том, чтобы мои доводы звучали убедительно.

Я подняла глаза на его задумчивое лицо и в который раз пожалела, что не умею читать его мысли.

— Ты не сказал королю, что я жду от тебя ребенка.

— Верно.

Наконец-то меня ожидала настоящая брачная ночь, которую нам предстояло провести в уединении спальни Ричарда в Вестминстере. Большего контраста с тем, что происходило во Франции, и представить себе невозможно. Никаких ритуалов. Никаких сальных шуточек. Никаких священников возле кровати. Да и я мало походила на трепещущую от ужаса девственницу. Прикосновение рук Ричарда, его губ и тела, его осведомленность о моих секретах — все это доставляло мне неизъяснимое наслаждение. Лежа на кровати под дамастовым пологом, мы могли позволить себе стать самими собой, просто любящими друг друга мужчиной и женщиной, которые никому ничего не должны.

Наши разгоряченные тела сливались воедино. Ричард заполнял меня, овладевал мной, а я окружала его и подвергала сладостным пыткам. И на какое-то время он забыл обо всех своих честолюбивых устремлениях и отбросил самоконтроль, который я распознала в нем еще много лет назад, в Миддлхэме. Меня радовало то, что Ричард способен расслабиться и принять все то, что я могла ему дать.

Но забывая о самоконтроле, он ни на секунду не забывал обо мне. Ричард знал, что я хочу услышать, и произносил это даже в состоянии сладострастной истомы. Я была его наградой, его бесценным сокровищем.

Мной овладела нега, не оставившая и следа от одолевавших меня сомнений.

Я получила письмо от мамы.

Это было самое первое письмо. Во всяком случае, я других не получала. Я знала, что графиня написала очень много прошений людям, которые, по ее мнению, могли оказать влияние на короля. Она писала Кларенсу, королеве Елизавете, матери и сестре Эдуарда — словом, всем, кто был способен убедить короля проявить к ней снисхождение. Я уже читала некоторые из этих посланий, начертанных рукой переписчика и адресованных Изабелле. Я же по уши увязла в истории с Ланкастерами, и поэтому мне она не писала, считая, что я ничем не способна ей помочь. Но времена изменились. Узнав о браке с Глостером, графиня наверняка усмотрела в этом шанс для себя лично.

Письмо было написано ее собственной рукой и составлено ею лично. Оно очень отличалось от сухих формальных просьб, изложенных ее секретарем в письмах к Изабелле. Я чуть не плакала, читая следующие строки:

«Милая моя Анна,

мое сердце радуется известию о твоем счастье. Теперь я могу быть спокойна хотя бы за тебя. Наверное, это правильно, что ты вышла замуж за Ричарда Плантагенета. Он всегда тебя любил и оберегал. Я на своем опыте убедилась, как много значит счастливый брак в жизни женщины. Ты и представить себе не можешь, как мне не хватает твоего отца. Смерть Уорика стала для меня сокрушительным ударом. Я не могу больше об этом писать.

Глостер пользуется доверием короля, поэтому я обращаюсь к вам за помощью. Если в первые дни своего брака ты имеешь хоть какое-то влияние на мужа, я умоляю тебя пустить его в ход. Я жажду покинуть это место, которое поначалу было моим убежищем от плена и смерти, но постепенно превратилось в тюрьму.

Неужели мне предстоит провести здесь остаток жизни? Неужели меня лишат всех моих владений? Мне кажется, что обо мне все забыли, как будто меня и не существует вовсе. А ведь по закону я имею право на вдовью долю наследства, отписанную мне, когда я вышла замуж. Разве не все вдовы имеют право рассчитывать на эту долю?

Твоя сестра Изабелла по-прежнему находится под пятой Кларенса, которому нет до меня никакого дела. Она ничего для меня не сделала. Я умоляю тебя повлиять на Глостера, а значит, и на короля. Я не представляю ни малейшей угрозы для престола. Тебя Эдуард решил помиловать. Что мешает ему сделать то же самое в отношении меня? Все, о чем я прошу, это предоставить мне возможность беспрепятственно прибыть в Лондон, чтобы упасть к ногам короля и просить его о помиловании.

Прошу тебя, пусти в ход свое искусство убеждения, помоги мне. Время тянется так медленно, и у меня нет иного утешения, кроме молитвы.

Твоя любящая мать,

Анна, графиня Уорик».

Мне было невыносимо больно читать это грустное послание. Мое сердце сжималось от боли, которая не оставляла меня ни днем, ни ночью. Это письмо было написано гордой женщиной, которая была намерена требовать осуществления своих прав, но сколько горя и одиночества было заключено в этих коротких строчках! Графиня изо всех сил старалась быть сильной, и я чувствовала, как неохотно она просит меня принять участие в ее судьбе. Но на нее тяжким грузом навалилось одиночество и полное отсутствие друзей. Я разрыдалась над письмом и плакала до тех пор, пока слова не начали расплываться в бесформенные пятна. Моя душа разрывалась от сквозящей в этих строках безнадежности и жестокого осознания своей судьбы.

С тяжелым сердцем я взялась за перо и начала писать ответ.

«Милая мама,

я так рада получить от тебя весточку, хотя твоя печаль разрывает мне душу. Я вполне здорова, и Марджери заботится обо мне так, как ты этого хотела бы. Возможно, тебя утешит новость о том, что я ожидаю ребенка от Глостера.

Относительно твоего будущего и наследства все пока очень туманно. Эдуард еще не пришел ни к какому решению, но мы с Глостером сделаем все, что будет в наших силах…»

Я остановилась и перечитала написанное. Какое ужасное письмо… Напыщенное, бессвязное… А ведь я любила маму всем сердцем и так хотела подарить ей надежду.

— Что мне ей написать? — спросила я у Ричарда, показав ему письмо графини.

— Правда очень неприглядна.

— Я знаю.

Мне было ясно, что, если Кларенсу удастся настоять на своем, моя мать навсегда останется в Булье.

— Вместе со свободой она обретет влияние, — подтвердил мои опасения Ричард.

Он пододвинул стул и сел рядом со мной, отняв у меня перо и пытаясь оттереть с моих пальцев чернила, которые неизбежно появлялись там, как только я начинала что-то писать. Добившись того, что чернильные пятна перекочевали на его собственные руки, мой супруг что-то недовольно буркнул и продолжил:

— К тому же графиня вполне может снова выйти замуж. Возраст позволяет ей это сделать. При дворе найдется очень много мужчин, которые сочтут и ее саму, и ее наследство довольно лакомым кусочком.

Он говорил правду. Взяв в руки листок с моими жалкими потугами на ответ, Ричард, удивленно приподняв брови, пробежал его глазами.

— Находясь за стенами монастыря, — продолжал он, отвечая на неозвученные мамой опасения, — графиня не представляет собой никакой опасности. Там у нее нет ни лица, ни голоса. Мир о ней забыл и не слышит ее призывов.

— С другой стороны, если король предоставит ей свободу, она сможет вернуться ко двору и найти себе мужа, который станет отстаивать ее права, — вздохнула я.

— Точно так же, как я собираюсь отстаивать твои.

— Значит, мамина свобода — это последнее, что нужно Кларенсу. — Почувствовав, что Ричард хочет встать, я вцепилась в его рукав, удерживая его на стуле. — А ты, Ричард? Что нужно тебе?

Снова сев, он смущенно дернул плечом, но я не унималась.

— Скажи мне правду. Ты тоже хочешь оставить ее в монастыре? Ведь это полностью соответствовало бы твоим интересам.

Мой вопрос пришелся Ричарду не по вкусу. Я поняла это, увидев, как его правый кулак сомкнулся вокруг несчастного, истерзанного пера. Но я знала, что он не станет мне лгать, каким бы неприятным ни был ответ.

— Да, я в этом заинтересован.

— Значит, ты вместе с Кларенсом приговоришь графиню к заточению. Таков твой план?

Бросив на стол окончательно уничтоженное перо, Ричард принялся вращать кольцо, которое я когда-то ему подарила и которое он с тех пор не снимал со своего мизинца. Но как он ни старался подыскать слова помягче, правда все равно была слишком жестокой.

— Раз уж ты требуешь прямого ответа… Я хочу, чтобы решение Эдуарда устраивало все стороны.

— За счет мамы?

— Нет, не за ее счет. Но я не могу оставаться в стороне и смотреть, как Кларенс от имени твоей сестры присваивает себе земли и титулы графини. Да это и тебе не нужно.

— Конечно, не нужно. Но ведь, обращаясь с графиней подобным образом, мы втаптываем в грязь любовь и верность.

Как спокойно и логично он рассуждает, думала я. Но ни спокойствие, ни логика не имели ни малейшего отношения к злобной кампании, развязанной Кларенсом против графини. Чувствуя, как в моей душе вскипают бурные эмоции, я так сжала пальцами руку Ричарда, что он поморщился от боли.

— Они отнимут у нее все, пустят по миру, нимало не считаясь с ее чувствами. И я тоже должна в этом участвовать? Как я могу осуждать Изабеллу, если тоже стремлюсь заполучить свой кусок наследства? — Мысль о том, что я такая же алчная, как и моя сестра, привела меня в ужас. — Благородство покинуло этот мир, — с горечью заключила я.

— Пойми, Анна, если мы откажемся от участия в этой войне, ты потеряешь все. Вы обе потеряете все, и ты, и графиня. Я буду отстаивать твои права, но… — Он немного поколебался, а затем продолжил, тщательно подбирая слова: — Вполне возможно, что графине придется заплатить дорогой ценой. Возможно, у нас просто не будет выбора. — Он встал, подняв на ноги и меня. — Но больше всего я хочу, чтобы ты сохраняла спокойствие. Твое здоровье — это самое главное.

— Да, а еще здоровье твоего ребенка!

Мой ответ прозвучал довольно резко, но почувствовав себя в объятиях Ричарда, я крепко прижалась к нему, ища в его любви пристанища от наступающего со всех сторон зла.

— А как же.

Я ощутила его теплое дыхание на своем виске, которого он ласково коснулся губами.

— Насколько я понимаю, Ричард, мое здоровье в полном порядке! — не сдавалась я. — Моя главная проблема — это моя мама.

— Я знаю. — Он улыбнулся, разгадав мою тактику. — Но сколько бы ты меня ни пилила, пока я ничего не могу с этим поделать.

— Я тебя не пилю!

Недовольно фыркнув, я вынуждена была угомониться. Ричард осыпал меня поцелуями, и на какое-то время я забыла обо всем на свете.

— Так что же мне ей написать? — озадаченно поинтересовалась я, когда он наконец выпустил меня из объятий и я, несколько успокоившись, вновь уселась за стол с пером в руке.

— Напиши то, что ты знаешь. Судьба твоей мамы в руках Эдуарда. Я думаю, что она и сама догадывается, что ее ожидает.

Неужели мне предстоит провести здесь остаток жизни? Графиня действительно это знала.

Итак, я последовала совету Ричарда. Я понимала, что Кларенс будет настаивать на пожизненном заключении графини в аббатстве. Утрата матери пугала меня намного больше, чем утрата земель или замков. Борясь с желанием разрыдаться, я твердила себе, что должна довериться Ричарду, который обязательно попытается спутать планы Кларенса. И я отчаянно надеялась, что маме не придется расплачиваться за грехи моего отца.

— Вряд ли мне разрешат присутствовать на заседании совета.

— Да, ты права.

Что ж, честно и прямолинейно.

Королевский совет должен был собраться в обшитой дубовыми панелями и увешанной бесценными гобеленами приемной зале в Вестминстере. Я сидела в постели и, хмурясь и возмущенно шмыгая носом, наблюдала за тем, как Ричард собирается на заседание. Пышность обстановки, в которой предстояло решать вопрос о том, кто наложит руку на огромное мамино состояние, наверное, должна была произвести на нас впечатление, но мне было очень грустно. Независимо от результата, чаяниям графини не суждено было сбыться.

Сидя на краю кровати, Ричард натягивал кожаные сапоги. Я продолжала дуться, возмущенная тем, что он собирается предъявлять претензии на наследство моей мамы, и к тому же делать это от моего имени в мое отсутствие.

— Я имею полное право присутствовать на совете, — настаивала я.

— У тебя такого права нет, моя милая.

Ричард оперся локтями на колени и улыбнулся, понимая, что мое капризное настроение объясняется страхом. Он слишком хорошо меня знал.

— Ты ведь не советник. Кроме того, тебе прекрасно известны все наши аргументы. Ты их много раз слышала. Изабелла старшая дочь, а значит, является законной наследницей. Кларенс вполне способен управлять всеми ее владениями, а помимо того, претендует на благодарность Эдуарда. Что касается тебя… — Он встал и обошел кровать, чтобы взять со стола ворох документов, по пути пригладив мои взлохмаченные волосы, — …ты, моя капризуля, была замужем за Ланкастером, злейшим врагом Йорков. Ты вообще ничего не заслуживаешь. И ты хочешь все это еще раз выслушать? Зачем тебе это нужно?

— М-м! Не слишком привлекательная картина! — согласилась я, наблюдая за тем, как мой супруг натягивает облегающую синюю куртку, проводит расческой по неукротимой шевелюре и нахлобучивает на голову бобровую шапку. — Но я хотела бы послушать тебя. Ну и, конечно, проклясть Кларенса.

— Это ты можешь сделать и на расстоянии.

Надев портупею и расправив плечи, Ричард подошел ко мне.

— Ну как?

Украшенная рубинами и отороченная мехом куртка подчеркивала его стройную фигуру и делала его совершенно неотразимым. Возможно, он и не обладал златокудрой красотой своих братьев, зато я не могла глаз от него отвести. Но я не собиралась лить воду на мельницу его самолюбия.

— Неплохо, — пробормотала я, тщательно скрывая восхищение.

— К сожалению, Кларенс обладает более внушительной внешностью, — криво усмехнулся Ричард.

— Кларенс — беспринципный мерзавец!

— Это точно. Наглый и беспринципный. Не хотел бы я оказаться на месте твоей матушки. А теперь поцелуй меня на счастье.

Я с готовностью повиновалась. Он ласково сжал мои плечи.

— Молись, чтобы мои доводы показались советникам убедительными.

— Конечно. Они должны быть настойчивы и проникновенны, как летний дождь.

— Они будут умными и изощренными. Эдуард это любит.

Ричард снова присел на край кровати и убрал непослушные пряди с моего лица.

— А ты чем займешься?

— Я сойду с ума, если останусь здесь. Скорее всего, я отправлюсь к королеве. Там хотя бы можно будет поболтать и послушать последние сплетни. Все, что угодно, лишь бы не терзаться сомнениями и догадками.

— Что ж, если тебе этого хочется… — Ричард недовольно нахмурился. За все эти годы он так и не сумел преодолеть враждебность к Елизавете Вудвилль. — Главное — не принимай ее слова близко к сердцу. Она и сама заинтересована в этом деле. О чем ты думаешь? — неожиданно поинтересовался он, склонив голову набок.

Что она уже дала мне совет весьма сомнительного свойства, и что я этим советом воспользовалась. Но я не собиралась ему это говорить.

— О том, как сильно я тебя люблю.

И это было правдой.

— Что ж, твоя любовь будет моим талисманом и обязательно принесет мне удачу. — Ричард улыбнулся и приник губами к моему рту. — Когда все закончится, я тебя разыщу.

— Храни тебя Господь, Ричард. Возвращайся с победой.

Разве не этих слов требовал от меня принц перед сражением в Тьюксбери? И я отказалась их произнести, зная, что он намерен разыскать на поле боя Ричарда и уничтожить его в припадке ненависти. В тот день удача отвернулась от принца, и он потерпел сокрушительное поражение.

Ричард ушел, а я сидела и, испытывая возрастающую тревогу, молилась о том, чтобы моего нынешнего супруга не постигла такая же печальная участь.