Невозможное завтра

Глава 18

Холодный океанский бриз пронизывает Остров Сокровищ так, будто мы плыли на лодке, в которую врезались соленые волны. Я рада, что послушалась совету Лейлы одеться потеплее – даже в своей шерстяной шапке, пальто и шарфе я промерзала до костей под порывами ветра, но Ной не возражал, когда я прижималась к нему.

– Давайте, – подталкивает нас Лейла. – Я вижу там огонь.

Вдалеке я замечаю заброшенные казармы, оранжевое пламя освещает их штукатурные стены, покрытые граффити, и выделяет контуры профилей сотни ребят, которые пришли сюда послушать музыку.

Я беру Ноя за руку и следую за Лейлой, Брайан в нескольких шагах впереди. Мокрая трава истоптана до грязи сотнями ног, и мои сапоги грязнут в ней, пока я иду. Согласно общей рассылке сообщений, Рид и Ребекка уже присоединились к Мэдисон в толпе, и Николь с Шанталь тоже вскоре прибудут.

Мы достигаем казармы и проскальзываем сквозь толпу из цепочки людей. Здесь находится импровизированная сцена на ступеньках одного из заброшенных общежитий, на которой уже выступает первая группа. Она состоит из трех бородатых тощих гитаристов и барабанщика. У них, кажется, не было вокалиста, но им он и не нужен, игра гитар переплетается в стену звука, такую же сложную, как фуги Баха[12].

Мэдисон стоит на ящике, чтобы лучше видеть группу, Рид и Ребекка стоят впереди нее, как охранники.

– Это место потрясающее, – признает Брайан, и Лейла торжествующе улыбается.

– Я же говорила. Разбитые окна, граффити, жуткость в изобилии. И совсем неподалеку от Сан-Франциско! Эй, ребята, нам нужно притвориться, что вся эта толпа – орда зомби, – она перезаряжает воображаемый дробовик.

– Ты должна целиться в голову, – вставляет Брайан, делая то же самое. – Иначе они не подохнут.

Мэдисон качает головой.

– Ребятки, вы же в курсе, что с научной точки зрения зомби не могут существовать, не так ли?

– Наука не имеет никакого отношения к монстрам, – заявляет Лейла.

О, насколько она заблуждается.

– Если ты так думаешь, то ты определенно не читала «Франкенштейна», – Рид бросает Лейле улыбку, граничащую с ухмылкой.

– Хорошее замечание. Тогда давайте согреемся, чтобы эксперименты не прошли не так, как нужно, – говорит Лейла, доставая бутылку вина из объемной складки своего пальто – хотя было бы куда уместнее охарактеризовать его как плащ, красная шерсть ниспадала вниз вокруг нее, будто она была Красной Шапочкой. Она передает его по кругу, и каждый из нас делает большой глоток. Я чувствую, как его тепло движется вниз по груди, когда песня, наконец, заканчивается.

– Мы Firestorm[13], и мы из Техаса, – заявляет ведущий гитарист под рев аплодисментов; перед началом следующей песни его пальцы выводят болезненно сладкий мотив на инструменте, к которому вскоре присоединяются удары барабанов.

Я наклоняюсь к Мэдисон:

– Когда будет выступать группа Эли?

– Они следующие, – информирует она меня с широкой улыбкой. – Я, правда, очень взволнована, так хочу услышать, как они будут играть.

– Я тоже, – отвечаю я. И я взволнована, но не по той причине, которой она думает.

Хотя взволнованность – это не совсем то слово, которым можно описать то, что я чувствую, то мучительное сочетание страха и ожидания. Я не жду с нетерпением убийства Кира, того, чтобы наблюдать, как его украденное тело рассыпается в пыль.

Я никогда не желала быть убийцей, даже не смотря на то, что я убивала бесчисленное количество раз, я делала это лишь для того, чтобы выжить. Но это убийство отличалось. Кир уже убил Эли. Сколько еще людей должно умереть, прежде, чем он удовлетворится?

Я отбрасываю голову назад, когда начинается следующая песня, вершины зданий, нависают надо мной, как деревья. Рука Ноя находит мою. Он сжимает мои пальцы, а затем передает бутылку вина. Я делаю еще один глоток, смотря на его профиль, прежде чем передать ее Риду.

Только подумать, сколько всего изменилось с того момента, как я впервые услышала выступление группы Эли на вечеринке у Доусона. Это было почти что месяц тому назад и друзья Кайли были для меня незнакомцами. Я хотела сбежать, я хотела умереть. Ее жизнь служила темницей, в которую я сама себя непреднамеренно заточила.

А сейчас я не могу представить, как смогу бросить эту жизнь. Я бы за нее боролась. И я буду бороться.

Песня заканчивается, и моя голова наклоняется обратно к земле. Группа прощается, и толпа провожает их под извержение возгласов и аплодисментов.

Опускается тишина, когда люди на сцене суетятся, меняя инструменты и установочные провода.

– Они так быстро отыграли, – говорю я.

– Не переживай, – отвечает Мэдисон. – Следующее выступление должно быть гораздо лучше. – Она обхватывает себя рукой. Холодок опасности бурлит внутри меня. Как только банда Эли уйдет со сцены, я сделаю свой шаг. Заманю Кира в темный угол и покончу с этим.

Ребекка кивает.

– Travelers действительно хороши.

Я подавляю смех. Выглядит так, как будто Мэдисон нашла безукоризненно послушную помощницу. Что-то я не припомню ни единой вещи, сказанной Мэдди, с которой бы не согласилась Ребекка.

Рид делает еще один глоток вина, его зубы слегка фиолетовые, когда он улыбается.

– Знаешь, обычно я не хожу на инди-концерты, но эта последняя группа была вполне ничего.

Именно тогда раздаются приветствия толпы, так как на сцену выходит группа Эли. Я вижу Джули, мягкая фетровая шляпа взгромоздилась сверху ее волос, и парня с вытянутыми мочками ушей, который играет на банджо. Есть другой парень, которого я не видела прежде; он сидит позади ударной установки с необъяснимо печальным выражением на его лице.

Я нигде не вижу Эли – Кира.

Мое сердце начинает колотиться.

– Куда, черт подери, подевались Николь и Шанталь? – размышляет Мэдисон. Она достает телефон и начинает разъяренно набирать сообщение.

Джули медленно пристегивает свой аккордеон к груди, стоя спиной к толпе. Она смотрит на каждого из членов их группы, которые, в свою очередь, кивают ей. Она оборачивается, приближаясь к микрофону. Она регулирует его вниз под свой рост и предлагает бледную улыбку аудитории, тем самым зарабатывая нестройные хлопки и приветствия.

– Привет, – произносит она в микрофон. Толпа приветствует ее еще большими аплодисментами.

– Боюсь, у нас плохие новости, – продолжает она. Все замолкают. – Наш главный вокалист Эли пропал.

Нет. Только не снова.

Тихое озабоченное перешептывание грохочет сквозь толпу. Ветер кажется ничем по сравнению с холодом, который проходит через мои вены.

– Мы говорили о том, чтобы отменить наше выступление, но мы знаем, что он бы этого не хотел. – Она делает глубокий вздох, и я знаю, что она пытается сдержать слезы. – Так что в любом случае мы собираемся сыграть. – Толпа кричит «ура». Звук такой ядовитый. – И мы собираемся начать с песни, которую он недавно закончил. Эли, если ты здесь, она для тебя. Пожалуйста, возвращайся домой.

Парень, играющий на банджо, проходит по сцене, становится с ней рядом и, обхватывая ее рукой, берет микрофон. Она отступает, слезы блестят в ее глазах.

Парень держит микрофон у рта.

– Джули забыла сказать название песни Эли. – Она признательно кивает, и он продолжает. – Она называется «Серафина».

Мое сердце чуть не остановилось.

– Интересно, неужели мистер Шоу тоже рассказал Эли о Серафине, – шепчет Ной мне на ушко. Я слишком ошеломлена, чтобы ответить. Группа начинает играть. Аккордеон Джули испускает низкий, скорбный звук, когда парень выдавливает мелодию на банджо в миноре. Через несколько аккордов он наклоняется к микрофону и поет:

Она дала мне отравленного вина

И ночью по ступеням сбежала она

Она заставила мою кровь гореть

Перед тем, как улететь

Серафина, если ты все еще здесь

Я узнаю отражающийся от твоих волос свет

На припеве Джули наклоняется и присоединяется к нему, ее тонкое сопрано звучит громче его теплого голоса. Я заставляю себя оставаться спокойной и слушать, тогда как каждый мускул в моем теле кричит мне бежать.

Она горит разными цветами

И видит иными глазами

Тело ее – это сосуд

для раскрашенных туч

Серафина, до того, как уйти, я любил тебя

Я искал тот мир, которому бы ты принадлежала

Она – древняя душа среди звездного света

голубая книга к ее груди прижата

Совершила ошибку она

и заставила гореть меня

Не вздумай, Серафина, целовать парня другого

Я убью его, если ты выберешь любовника иного

На этих словах я задерживаю дыхание, смотря краем глаза на Ноя. Ветер меняется, направляя столб дыма мне в лицо.

Она – мое прошлое и будущее тоже мое

Она – моя птица Возрождения

Не успокоюсь я, пока не вернется она

И не заберет меня в тот мир, где раньше был я

Верь, Серафина. И будь откровенна с собой.

Не остановлюсь я на нем. Я уничтожу мир твой.

Она любила тогда меня в саду

Она целовала серебряную душу мою

Без нее я – ничто

Так что никогда не отпущу я ее

Когда они заканчивают, толпа взрывается одобрительными криками. Каждый мускул в моем теле напряжен, моя кровь течет густо и медленно. На мгновение я задаюсь вопросом, упала бы я в обморок, как камень, падающий в глубокую воду.

– Ты в порядке? – спрашивает у меня Ной, его бирюзовые глаза беспокойно мерцают, брови нахмурены.

– Все хорошо, – шепчу я, но знаю, что он не поверил мне. Дует ветер, поднимая волосы цвета вороного крыла у него за спиной, разделенные волоски подсвечиваются огнем.

– У тебя глаза на мокром месте, – говорит он.

– Я... я думаю, это из-за дыма от костра, – лгу я.

– Хочешь пойти подышать свежим воздухом? – спрашивает он.

Я качаю головой. Я хочу убежать. Но я не могу. Этим Кир раскусил бы меня, кем бы он теперь ни был. Я не сомневаюсь в том, что он неподалеку, сканирует толпу, чтобы увидеть, какая из девушек дрожит, какую девушку явно трясет.

Я чувствую руку Рида на своей.

– Эта песня прекрасна, не так ли? Она напоминает мне о традиционных балладах про убийство. – Внутри меня взрывается бомба. Шрапнель стучит в моем сердце.

– Я не считаю угрозы прекрасной вещью, – говорю я.

Он улыбается.

– Кем бы ни была Серафина, ей лучше остерегаться.

Этот разговор только что стал очень, очень опасным.

– Может, она больше не любит его, – слабо шепчу я.

– Не думаю, что дело в свободе выбора, – отвечает Рид, не разрывая зрительный контакт. – Он сказал, что никогда не отпустит ее.

Пламя от костра танцует в его глазах. И всего на мгновение они цвета голубого льда.