Невозможное завтра

Глава 5

Поднялся ветер, теплый и сухой, означавший пожарную опасность для Калифорнии, независимо от того, каким проливным был недавно дождь. На юге его называют Святой Анас, а здесь – Дьявольский ветер, который становится свирепее из-за того, что завывает от узких каньонов до океана. Святой или дьявольский – результат остается тем же. Весь штат полон сухих деревьев.

Кажется, каждый ученик обедает на улице, нежась под солнцем. Дуб, под которым мы стоим за напитками, колышется, и маленькие сухие листья опадают вокруг нас, как маленькие мертвые крылья. Меня окружают друзья Кайли – теперь мои друзья, хотя я чувствую себя немного виноватой за то, что считаю их таковыми.

Атмосфера становится обманчиво веселой, когда мы наблюдаем за группой школьников, играющих акустическую версию «О, благодать»[1] в память о мистере Шоу. Песня поднимает настроение, и я наслаждаюсь мягким звоном банджо и скрипки, но мне не нравится то, что они играют ее для Кира.

Я узнаю членов группы с вечеринки в Монтклер, на которую меня привел Брайан спустя несколько дней после того, как я стала Кайли. Девушка с длинными светлыми дредами в этот раз не играет на гармошке, она сидит с барабаном, держа его между коленями, ее лиловое платье такого же цвета, что и цветы, вплетенные в волосы. Парень со скрипкой одет в ту же ковбойскую шляпу, которая была на нем во время вечеринки, копна золотых волос выглядывает из-под нее. Его глаза сосредоточены на кончиках пальцев игрока банджо, когда они двигаются вверх и вниз по металлическим струнам.

Они привлекли целую толпу. Когда я смотрю на скрипача, улыбаюсь про себя, вспоминая, как одолжила у него его инструмент на вечеринке, как отдалась музыке. Мне понравилась та ночь. Костер и красные деревья, скрипящие под дуновением ветра. Брайан, который помог мне улизнуть из дома Морганов. Впервые в жизни я чувствую себя уютно в компании друзей Кайли. Ной, стоящий на кухне, улыбается мне, заставляя мой пульс ускориться...

Остановись, напоминаю я себе. Не думай о нем. Я тяжело сглатываю.

Когда песня заканчивается, низкое бормотание голосов разливается в толпе, возвышаясь над приглушенными аплодисментами. Как и в классе по рисованию, у всех срывается с языка «мистер Шоу».

– Не могу поверить, что он умер. Это кажется нереальным, – бормочет возле меня Лейла Кларк, лучшая подруга Кайли.

Это не так, хочу я сказать ей, но прикусываю губу. Парень, выглядящий как Ной, стоит рядом со мной, его пальцы крепко сжимают мои.

Фиолетовый низ Лейлы сочетается с ее лавандовым топом. Вязаная шапка натянута низко на уши, и ее темные, пурпурные локоны рассыпались под ней. Ветер продолжал дуть на ее губы, к которым из-за блеска с запахом винограда прилипали волосы. С другой стороны от нее Брайан в спортивной куртке, его светлые волосы уложены гелем так, что стоят торчком и не поддаются ветру. Она придвигается, прислоняясь к нему, когда он кладет руку ей на плечо.

– Я слышала, что он пытался купить наркотики, – говорит Шанталь Никсон, которая, как и всегда, абсолютно спокойна и женственна в своей спортивной куртке и с лентой в волосах.

Лейла усмехается.

– Не может быть. Он был учителем. Его ограбили. Такое может случиться с каждым.

– Напомните мне держаться подальше от Окленда, – шмыгает носом Николь Харрисон, подойдя к группе с Мэдисон на буксире. Николь выглядит нехарактерно целомудренной в черной водолазке под свитером крупной вязки. На ней нет ни грамма косметики, и ее красные, опухшие глаза говорят о том, что она плакала.

– Не будь такой принцессой, – возражает Шанталь; этот комментарий исходит от девушки, которая носит изделия с жемчугом. – Озеро Мерритт не такой уж и отстой. В Беркли есть районы и похуже.

– Это так ужасно, что он упал в озеро после того, как его застрелили. Я слышала, что они до сих пор не нашли тело. – Голос Мэдисон звучит уныло, ее лицо наполовину закрыто гигантскими солнцезащитными очками. Ее темные волосы убраны назад и связаны перьями, и солнце сверкает на небольшой алмазной шпильке в ее нижней губе. Ее руки дрожат, когда она вертит в руках зажигалку. Она выглядит гораздо мрачнее, чем на уроке рисования. Ее лучшей подруги, Пайпер Линдстром, здесь нет, и не будет в течение недель, может месяцев – она написала сообщение Мэдисон, что у нее моно. Без Пайпер, с которой можно посплетничать, новых парней, которых можно очаровать, или танцев, дабы занять себя, я полагаю, у Мэдисон нет особого выбора, кроме как столкнуться со смертью, точно так же как у всех нас.

Кир сжал крепче мою ладонь.

– Полиция до сих пор ищет? – Спрашивает он. – Тело?

Мэдисон кивает.

– Они собираются прочесать эскалаторами дно озера.

Брайан сводит брови вместе.

– Серьезно? Озеро Мерритт даже не будет десяти футов в глубину. Это не похоже на то, что грабители столкнули его с моста Золотые Ворота.

– Может, кто-то перенес тело, – говорит Кир. – Или, может, детективы, работающие над этим делом, абсолютно некомпетентны.

Или, может, от тела не осталось ничего, кроме пыли, – остро подмечаю я.

– Собираются зажечь свечи, – говорит Лейла. – Нам стоит пойти.

– Я за, – выражается Николь, убирая завесу своих блестящих коричневых волос назад с ее щеки, усыпанной веснушками. – Я слышала, что у него совсем не было семьи. Возможно, похорон даже не будет.

Бросаю взгляд на Кира, смотрящего на меня непроницаемым взглядом.

– Только если они не нашли Серафину, – бормочет он.

Я напрягаюсь, искра гнева прокатывается через меня. Он играет со мной, злорадствует.

– Кого? – спрашивает Лейла.

Глаза Кира блестят точной копией человеческих эмоций.

– Никого.

Я отказываюсь потакать Киру. Я держу свой рот крепко закрытым, когда группа начинает играть новую песню. Они играют кавер на мою любимую песню The Beatles «Blackbird», о птице, которая училась летать, сломленные крылья были для нее проклятьем. Я сосредотачиваюсь на музыке, позволяя ей сразу же уменьшить свой гнев.

Что мне делать? Разумеется, я не могу сбежать. У меня больше нет преимущества в маскировке и единственный способ вернуть его – силой снова поменять тела. Мне нужно подумать о плане более безопасном, чем мой швейцарский армейский нож, но ничего не выходит, и из-за прочной хватки Кира невозможно ясно рассуждать.

В воздухе прорезается запах шалфея, и я вижу, как Эхо держит обещанную травяную палочку; сладкий травяной дым жадно уносится ветром. Это напоминает мне о вечеринках на складе, куда Кир притаскивал меня в 1990-х годах, электронную музыку и энергичных танцоров в мешковатых штанах, танцующих под нее в безумном трансе. Техно было страстью Кира, а не моей, но я всегда любила танцевать, теряться в ритме и толпе.

Обрушивается хор аплодисментов, когда группа заканчивает исполнять песню. Я вырываю свою руку из хватки Кира, чтобы громко похлопать, и встречаюсь взглядом с парнем, играющим на скрипке; лучезарная улыбка расплывается на его лице. Его ледяные голубые глаза с морщинками в углах, и он слегка наклоняет шляпу в мою сторону. Я чувствую, как мои щеки начинают заливаться румянцем, и украдкой смотрю на Кира. Я не хочу, чтобы этот скрипач проявлял ко мне какие-либо признаки внимания – ревность Кира смертельна, что было доказано давным-давно.

– Здорово, – тепло произносит Кир, вкладывая в слова весь свой бессмертный шарм. До меня доходит, что он не злится. Да и с чего бы ему злиться? В конце концов, он победил. Он поймал меня.

– Спасибо. – Взгляд парня резко движется между Эхо и Лейлой, когда те уходят через двор; концерт окончен, и толпа начинала рассасываться.

– «Blackbird» – одна из моих самых любимых песен, – неуверенно говорю я скрипачу.

– Это классика, – отвечает скрипач, его глаза блестят. – Здорово встретить еще одного фаната The Beatles.

– О, мы встречались раньше, – поправляю его я. – На вечеринке Доусонов в Монтклере. Я одолжила у тебя скрипку.

Он качает головой.

– Вы, ребята, говорите о вечеринке на холмах? – Крошечная девушка со светлыми дредами ставит свой барабан-конгу на траву и кладет руку на плечо своему коллеге по группе. – Потому что Эли, сидящий здесь, был укурен настолько, что летал в облаках той ночью. Серьезно, он чуть ли не упал в каньон. Не верьте ничему из того, что он рассказывает о той вечеринке.

Эли хихикает, поднимая руки:

– По этому делу я оправдываюсь уже пятый раз. – Но я практически не слышала его.

Чуть ли не упал в каньон. Фраза отдается рикошетом у меня в голове. Внезапно меня охватывает идея, и я знаю, как собираюсь убить Кира. Что ж, возможно, это слишком оптимистично.

Знаю, что я собираюсь попробовать.

Я нахожу руку Кира. Тяну за нее, и он обращает на меня все свое внимание.

Я заглядываю в его глубокие голубые глаза, натягиваю на лицо маску раскаяния, улыбку, полную любви и послушания.

– У меня есть идея, – говорю я, игнорируя нервный комок страха, сидящий в моем животе. – Давай поедем сегодня в Тилден Парк. Прежде чем отправиться домой. – Слово дом из моих уст звучит фальшиво.

Многоквартирный дом нашего ковена в Сан-Франциско никогда не станет мне домом. До тех пор пока Кир здесь, он может быть только моей тюрьмой.

– Только ты и я, – добавляю я.

Он смотрит на меня долгий момент, в течение которого сердце уходит в пятки. Но он прижимает меня ближе, обнимая.

– Это было бы действительно здорово, – шепчет он мне в волосы.

Стая птиц приземляется на бетон, затем взлетает, одна за другой, паря в воздухе. И они свободны, как могу быть и я, если у меня получится осуществить свой план.

– Но только не сразу после школы. – Я заставляю свой голос звучать уверенно, живо. – У меня есть несколько вещей, которые сперва нужно будет сделать. – Мне нужно, чтобы было темно, когда мы выдвинемся. Я не хочу, чтобы кто-то смог увидеть, что я вознамерилась сделать.

Я отстраняюсь и улыбаюсь ему:

– Я же могу это сделать, да?

– Полагаю, что да, – говорит он, поглаживая мою щеку своей теплой ладонью. Позади нас группа Эли начинает исполнять другую песню, традиционную балладу, которая напоминает мне о чем-то, что пела мама, печальный рассказ о любви и потере.

Я отворачиваюсь от Кира и мрачно сжимаю губы, наблюдая за тем, как пальцы Эли танцуют по струнам скрипки.

Кир быстро согласился с моим планом, возможно, даже слишком быстро. Возможно, он вовсе не собирается забирать меня обратно в Сан-Франциско, и я только что определила сцену своей собственной гибели.

Я не смею думать подобным образом. На протяжении столетий я проигрывала Киру, но этой игре я должна буду выиграть.

«Ты убийца, Сера. – Так обычно говорил Кир. – Теперь веди себя подобающе убийце».