Луна затаилась в траве, виляя хвостом, наблюдая за беззаботной бабочкой. Наконец, в одном скоростном порыве, она срывается с места, но крылатое насекомое уже порхает крыльями в невыносимой досягаемости. Шарлотта и Себастьян разражаются смехом, в восторге от кое-чего нового – кошки, которая их не ненавидит. На Луну это не произвело впечатления. Она злобно смотрит на них, ее достоинство задето, прежде чем начинает лизать свою шелковистую серую лапку, как бы говоря: «Та бабочка? Да я в любом случае ее не хотела. Я дала ей возможность улизнуть».
– Не важно, что мы скажем, тебя не переубедить пойти с нами? – опять пытается Шарлотта, но я качаю головой. Мое место здесь, в Беркли, на этом зеленом дворике с величественным красным деревом, с этим ветхим домиком на дереве, в котором меня впервые поцеловал определенный смертный парень.
– Мне не терпится услышать, что вы нашли, – отвечаю я.
– Или кого мы нашли, – поправляет меня Себастьян с улыбкой, его зубы кажутся очень белыми на фоне шоколадной кожи. Они оба были также ошеломлены, как и я, когда обнаружили скрытую страницу в книге Кира. Чувство того, что их предали, быстро поборолось жаждой приключений, и они строят планы отправиться сразу на поиски потерянных ковенов Воплощенных. Себастьян уже нанял рой частных детективов, чтобы преобразовать семисотлетний список имен в полезные зацепки.
– И у тебя же есть телефон, да? Тебе придется постоянно держать его при себе, Сера. – Он удовлетворенно кивает, когда я достаю крошечный телефон из кармана и показываю его ему.
– Бэтфон[35] всегда будет заряжен, – клянусь я.
Выдавая себя за обеспокоенных родственников, Себастьян и Шарлотта подкупили охранников в больнице, чтобы они позвонили по этому номеру, если случится какой-нибудь инцидент с «Мэдисон». Кир пробудет в теле Мэдисон около десяти лет, прежде чем оно начнет ослабевать. Если за это время ему все-таки удается поцеловать одного из охранников, если с ним что-нибудь случится, они позвонят и предупредят меня в течение нескольких минут. Если этот телефон зазвонит, то мне нужно будет уходить, несмотря ни на что, независимо от того, где я буду находиться.
– И вы пообещайте, что будете на связи, – говорю я.
Знаю, они считают, что я сошла с ума, раз не иду с ними. Они не понимают, почему я предпочла быть ученицей старшей школы вместо того, чтобы путешествовать по миру со мною подобными. Но они не жили, как Кайли, здесь, в Беркли, так что им никогда не понять. У тебя моя жизнь. Не потрать ее зря.
– Что ты собираешься делать с Ноем? – осторожно интересуется Себастьян.
Я прикусываю губу и смотрю вниз на желтую цветущую траву, которая устилает газон Морганов. Ной ни разу не приходил навестить меня в больнице, и некие инстинкты предостерегают меня от того, чтобы с ним связаться. Боялся ли он меня сейчас?
– Он ничего не расскажет, – говорю я Себастьяну. – Мы можем доверять ему.
– Я не то имел в виду, – отвечает он. – Мы думали, ты собираешься сделать его одним из нас. А иначе, зачем рассказывать человеку правду?
– У меня даже нет эликсира, – возражаю я. – А что до того, чтобы сделать его самой, что ж... – я отвлекаюсь из-за колкого взгляда, который бросает Себастьян в сторону Шарлотты. Они общаются без слов. Даже в замешательстве я рада, что они стали такими близкими.
– Сера, – наконец говорит Шарлотта. – У меня есть кое-что для тебя. – Она кладет черный рюкзак на колени и роется внутри, в конечном счете достает самую последнюю вещь, которую я могла ожидать: помятая серебряная сумочка, испорченная полосами засохшей крови. Сумка, которая была с Киром в вечер танцев.
Шарлотта открывает застежку молочно-белыми пальцами и вытаскивает маленький стеклянный пузырек. Флакон, который Кир носил на шее на протяжении последних шести веков.
– Теперь он твой, – шепчет она, зажав его в моей ладони. – Чтобы использовать... или нет. Сохрани его в безопасности.
– Я не буду таким, как он, – обещаю я. – Мы можем разделить его. Шар, если тебе когда-нибудь он понадобится...
– Я знаю, где найти тебя, – заканчивает она за меня. – И я планирую частые визиты.
Я с удивлением смотрю на крошечный серебряный предмет в моей ладони. Столько смертей из-за одного маленького флакона. Но и столько жизней. Со скрипом открывается задняя дверь Морганов, и я быстро засовываю эликсир в карман.
Луна встает на дыбы, когда рядом с ней по траве проходит Брайан.
– Мне было поручено нашей дорогой мамой попросить героев остаться на ужин, – галантно заявляет он, имея в виду Шарлотту и Себастьяна. Я улыбаюсь. Мистер и миссис Морган обожают моих спасителей. Такие образованные, говорят они. У них столько историй.
– Героев, ха-х? – повторяет Себастьян, забавляясь. – Такое чувство, будто про меня написали эпическую поэму. Все, что я сделал, так это отвез Кайли в больницу.
Услышать имя Кайли, срывающееся с губ Себастьяна было почти также странно, как когда Ной назвал меня Серафиной, но мне нравится. Два моих мира сливаются воедино.
– Я знаю, кто бы мог написать такую поэму, – добавляю я, широко улыбаясь. Голову посещает мысль. – Эй, Брайан, разве ты как-то не написал так называемую... – Я роюсь в памяти, чтобы вырвать слова из тумана, полностью готовая к тому, что он засмеется надо мной либо отпустит свое коронное закатывание глаз типа моя-сестра-окончательно-свихнулась. – «Так-называемая Желтая...» – Я морщу нос, пытаясь вспомнить дальше.
– «Так-называемая Желтая Лаборатория», – колко замечает он, его лицо оказывается у края домика на дереве. – Видишь ли, это игра слов. Желтый Лаб – это собака[36], так? Во всяком случае, ты уже изрядно оскорбительно отозвалась о нем. Тебе вовсе не нужно позорить меня перед своими друзьями-героями.
По спине пробегает холодок и меня окутывает льдом.
– Что такое, Кайли? – спрашивает Брайан обеспокоенно. – Ты выглядишь так, словно увидела призрака. С тобой все хорошо?
– Я в порядке, – удается сказать мне. Я смотрю вверх, на ветки красного дерева. Порыв ветра нарушает спокойствие сумерек, осыпая меня высохшими, ароматными иглами. У тебя мое тело. У тебя мое имя. Я дрожу, наклоняя голову обратно. Последние медовые капли солнечного света скрывают ветви.
Спасибо, Кайли, говорю я беззвучно.
Сквозь сумерки прорезается звук скрежета дерева по гравию. Я поворачиваю голову в сторону ворот, где во двор входит высокий, темноволосый парень.
– Это определенно знак того, что нам пора, – сообщает Шарлотта, аккуратно ступая к краю грубой платформы. – До ужина, – уточняет она, видя мое поникшее выражение на лице. – Мы будем ждать тебя.
Они уходят. А я жду в домике на дереве, в теперь-то спокойных сумерках, пока Ной идет через двор.
– Я соскучилась по тебе, – приветствую я его, когда он взбирается по лестнице, чтобы присоединиться ко мне в домике на дереве.
– Я тебе верю, – говорит он в то же самое время.
Во дворе под нами слышится перезвон колокольчиков, приносимый ветром. Я смотрю вниз и вижу, как над ними, на карнизе, устроилась Луна, ударяя по металлическим цилиндрам своей лапкой.
– Я боялся, – шепчет он.
– Меня? – спрашиваю я. Я немного расстроилась, но не была удивлена.
– Что потеряю тебя, – поправляет он.
– О, Ной, – говорю я, ища его лицо.
– Ты не понимаешь, Кайли. – Он запинается. – Серафина. Когда-то ты была девушкой, которую я знал всю свою жизнь, с которой я играл в прятки. Которая пробилась в форт, что мы с Брайаном соорудили.
Я улыбаюсь. Импульсивная, темпераментная Кайли.
Он взъерошивает волосы.
– И вот однажды, без предупреждения, я влюблен в тебя. Как по волшебству.
Мое сердце трепещет.
– Я не магическое создание, – говорю я. – Тебе стоит об этом знать. Я – творение науки.
– Так бы сказал мистер Шоу.
– Так бы сказал Кир, – поправляю я. – Но он прав. А вот ты – волшебен.
И он вправду таков. Ной был создан звездами, его новоиспеченная душа в его предначертанном теле. Для меня это чудо. Это куда более удивительно, чем призрак, который принимает человеческий облик.
– Не важно, что ты говоришь. Твой мир такой... огромный. И что я по сравнению с ним? Как может мое крошечное существование быть достаточным для тебя? – Ветви красного дерева отбрасывают тень на его щеки, отчего он кажется старше, чем есть на самом деле.
– Я знаю, кто ты, Ной. Не говори мне, что ты нечто меньшее.
– Я тоже знаю, кто ты.
– Да, – отвечаю я тихо. – Знаешь.
Дует ветер. Перезванивают куранты. Первые лучи ночного звездного света пробиваются к нам, падают на его челюсть. Я жду. Он не отводит взгляд.
– Я люблю тебя, – наконец говорит он.
Я нахожу его руку. Мы находим друг друга. Он прижимает меня ближе, в домике на дереве, которое удерживает нас обоих.
– Я хочу быть таким, как ты, – бормочет он мне на ухо. – Я хочу, чтобы ты изменила меня так же, как Кир изменил тебя.
Я отстраняюсь, оценивая выражение на его лице.
– Но мне нравится твое тело, – возражаю я.
Он откидывает голову и смеется.
– Ты флиртуешь со мной? Ну, спасибо, Кайли. То есть, Серафина.
– Ты все еще можешь называть меня Кайли, если хочешь, – предлагаю я.
Он обхватывает меня за челюсть, его лицо опять серьезно.
– Все же, я серьезно. Я хочу пойти с тобой, неважно куда. Я знаю, о чем прошу. Ты знаешь об этом.
– Я никуда не собираюсь, – отвечаю я. – Не в ближайшее время и не без тебя. – Я беру его за руку. – Позволь мне сказать вот что. Ответ на твой вопрос – да. Конечно, я хочу провести вечность с тобой. Но взамен ты должен сделать кое-что для меня: ты должен подождать. Незачем спешить.
Он кивает.
– В следующий раз, когда ты попросишь меня об этом, я выполню твою просьбу. Так что я хочу, чтобы ты был уверен – до конца уверен – прежде, чем попросишь. Пообещай мне.
Это должен быть его выбор. Я – не Кир. Я не стану решать за него.
– Обещаю, – отвечает он, его губы придвигаются ближе. И затем мы целуемся под вздымающимися звездами, под призрачными облаками.
С хлопком открывается задняя дверь.
– Ной! – кричит Брайан. – Кайли! Серьезно, ребят. Я голоден. У вас впереди еще целая жизнь, чтобы нацеловаться.
Он прав. У нас впереди еще целая жизнь.