ГЛАВА 10

Трентон


— Входи!

Я приоткрываю дверь в квартиру Кэссиди и заглядываю в гостиную.

— Я почти готова, — кричит девушка из другой комнаты. — Просто добавляю последние штрихи.

Нервы съедают изнутри с тех пор, как Селеста договорилась о деталях свидания. Ненавижу устраивать спектакль из того, что должно быть нормальным. Мне невыносимо осознавать, что папарацци будут следить за каждым нашим шагом, понимать, что завтра фотографии появятся на страницах новостей.

Больше всего я ненавижу то, что втянул Кэссиди в этот цирк. Она не просила об этом. Не искала профессионального спортсмена для фальшивого свидания. Я знаю, какими жестокими могут быть люди в Интернете и не смогу защитить ее от них. Тех, кто говорят обо мне все, что хотят, но я не желаю, чтобы больно сделали ей.

Я подхожу к высокой книжной полке у окна, но замираю, замечая клетку. Дверца открыта, и маленький перьевой комочек с глазами-бусинками прыгает по жердочке, приближаясь к выходу.

Я подкрадываюсь к клетке.

— Не выходи. Оставайся на месте.

Она наклоняет голову, словно обдумывая мои слова.

— И даже не думай откусывать мне палец, — я протягиваю руку. — Я просто закрываю тебя.

Я поднимаю дверцу до упора и задвигаю щеколду.

— Хорошая девочка.

— Кто хорошая девочка?

Я оборачиваюсь на звук голоса Кэссиди.

— Я разговаривал с…

Слова замирают на языке.

Бордовое кружево облегает ее тело, а глубокий V-образный вырез показывает приличное количество груди. На ней облегающие джинсы с высокой талией и еще более высокие бордовые каблуки. Глаза подведены, а волосы ниспадают на плечи свободными локонами. Взгляд задерживается на пухлых губы, накрашенных таким же цветом помады, что и рубашка.

Господи Иисусе. Эта девушка — воплощение всех моих фантазий. Она роскошна и чертовски сексуальна, но при этом оставляет простор для воображения.

А оно у меня охренительное.

— Чувствую, словно состою буквально из сисек и задницы, но мне вроде как нравится, — она поворачивается и перекидывает волосы через плечо, оглядываясь на свою задницу. — Ее слишком сильно видно?

Слишком сильно? Она что, издевается надо мной?

— Идеально, — я прочищаю горло. — Ты выглядишь невероятно.

Ее брови подпрыгивают, а на щеках появляется розовый румянец.

— Спасибо.

Я указываю на книжную полку, нуждаясь в отвлечении от ее тела, прежде чем придется объяснять, почему штаны внезапно стали малы в области члена.

— Довольно круто иметь полку, заполненную твоими собственными книгами.

— Еще круче видеть свои книги на полках других людей. Ты испытываешь то же самое чувство, видя людей, одетых в майку с твоим номером.

— Да, это прекрасно.

Образ Кэссиди с моим номером вспыхивает в голове, и в комнате внезапно становится очень жарко.

Я указываю большим пальцем на клетку.

— Надеюсь, ты не возражаешь.

Она хихикает.

— Почему ты ее так боишься?

— Мне не нравится все, у чего есть крылья.

— Даже бабочки?

— Даже бабочки.

— А что, если это «все» не умеет летать, как пингвин или курица?

— Пингвины не в счет. И я точно не собираюсь прекращать смотреть картинки с милыми цыплятами.

Она качает головой.

— Ты такой странный.

— Говорит девушка, назвавшая попугая в честь убийцы.

Кэссиди встает перед клеткой и сует внутрь палец. Попугай прыгает по жердочке, пока не достигает Кэссиди, а затем склоняет голову.

— Видишь? Она милая.

— Поверю тебе на слово, — я тяжело вздыхаю и расправляю плечи. — Готова к фальшивому свиданию?

Она величественно взмахивает рукой.

— Готова к своему актерскому дебюту.



Папарацци разбили своеобразный лагерь возле нашего многоквартирного дома, но это ничто по сравнению с толпой камер, мигающих перед рестораном.

— Селеста сказала, что собирается сообщить о нашем местонахождении паре человек, — я отрываю взгляд от толпы за окном машины. — Думаю, ей нужно подтянуть математику, если это то, что та называет парой.

— Она просто пытается помочь, — Кэссиди протягивает руку и сжимает мою. — У нас все получится.

— Я собираюсь обойти машину и открыть тебе дверь. Сиди здесь. И держись поближе ко мне, хорошо?

Она кивает и делает глубокий вдох.

Все выкрикивают мое имя, как только я выхожу из машины, оббегаю переднюю часть и рывком открываю дверь, протягивая руку Кэссиди. Обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе. Кэсси прижимается ещё ближе, пока я пытаюсь оградить ее от вспышек фотокамер.

Мы заходим внутрь и хозяйка заведения провожает нас к столику в маленькой угловой кабинке.

Кэссиди забирается первой, а я устраиваюсь рядом. Ее широко раскрытые глаза перебегают от окна к окну, в то время как снаружи собираются папарацци.

— Я закрою шторы, — говорит хозяйка.

— Большое спасибо, — я вежливо улыбаюсь ей. — Я это ценю.

Я кладу руку на подпрыгивающее колено Кэссиди.

— Все в порядке? Тебя не задели?

— Да, порядок, просто это было… слишком, — она издает смешок. — Ты действительно проходишь через подобное везде, куда бы ни пошел?

— Не везде. Думаю, здесь папарацци было мало, поскольку я новичок.

Она напевает.

— Я бы никогда не захотела работать папарацци. Это слишком навязчиво.

— Я тоже.

Как только подходит официантка и принимает наши заказы, Кэссиди, кажется, возвращается к своей обычной болтовне обо всем и ни о чем одновременно.

Единственная проблема в том, что я не могу перестать пялиться на ее рот.

— Что заставило тебя захотеть стать вратарем? Почему не… нападающим или кем-то в этом роде?

Я прикрываю рот кулаком и смеюсь.

— Это не просто нападающий. Он крайний, отвечающий за левое и правое крыло.

Она машет стаканом с водой в воздухе.

— Неважно, ты знаешь, что я имею в виду.

Знаю. Она старается, и это восхитительно.

— Ну, я помню, как впервые узнал, что такое хоккей. Мама брала меня с собой на работу в кондитерскую каждую субботу. Мне нравилось помогать растапливать шоколад и разливать его по формочкам. После этого всегда позволяла взять несколько штук домой. В то время на соседней улице строился ледовый каток. Когда он наконец был готов, мама привела меня туда после смены, чтобы на него посмотреть. Там проходил школьный хоккейный матч, и я помню, как был загипнотизирован детьми, летящими по льду. Сразу же сказал, что хочу играть в хоккей — мне было семь лет — и указал на вратаря. Она спросила, почему вратарь, и я ответил: «Потому что он никогда не покидает лед». Все остальные игроки входили в игру и выходили из нее, но вратарь оставался на месте.

Я останавливаюсь и делаю глоток воды.

— Честно говоря, я был не слишком хорош, начав кататься. Было трудно балансировать на коньках, и я не так быстр, как другие ребята. Так что, думаю, хорошо, что я всей душой желал стать вратарем, поскольку ни на какой другой позиции ничего бы не получилось.

Кэссиди внимательно слушает, подперев голову рукой и поставив локоть на стол.

— Где сейчас живет твоя мама?

— Она скончалась около десяти лет назад. Тяжелая борьба с раком молочной железы.

Кэссиди подносит руку к губам.

— Мне так жаль, Трент.

— Спасибо. Она была самым замечательным человеком, которого я когда-либо знал.

— У тебя есть какие-нибудь ее фотографии?

Я просматриваю галерею в телефоне.

— Вот несколько с тех времен.

— О, боже мой. Ты был так крут.

Я усмехаюсь.

— А эта сделана позже, когда меня задрафтовали в НХЛ.

— Она такая красивая. У тебя ее улыбка, — Кэссиди делает паузу. — А как же отец?

— Никогда его не знал. Мама встречалась с парнем в колледже, и когда тот узнал о беременности, бросил ее.

Она задыхается.

— Какой придурок!

Я приподнимаю плечо.

— Я прекрасно обходился без него все эти годы.

— Уверенна, так и было. Удивительно, что ты знал, чем хочешь заниматься, с такого юного возраста. И все получилось. Посмотри на себя!

Я издаю горький смешок.

— Ага, точно. Меня продала одна из лучших команд, а друг предал.

Она сидит прямо.

— Эй, не зацикливайся на этом дерьме. Ты все еще в НХЛ, и имеешь возможность заниматься тем, что любишь. Представь, если бы получил травму, положившую конец карьере или если бы не был нужен ни одной другой команде, — она тычет в меня пальцем. — У тебя есть возможность, так используй ее. Перестань прокручивать в голове произошедшее в прошлом и посмотри на то, что ждет впереди. Эти придурки оказали тебе услугу, так вытри ими пол. Или лед, наверное. Уничтожь их в этом сезоне. Выиграй… трофей. Большой серебряный кубок. И они пожалеют, что отпустили тебя. Ты…

Я наклоняюсь и прерываю ее поцелуем.

Я так же удивлен, как и она, и мы оба замираем, прижавшись друг к другу губами.

Черт, зачем я это сделал? Следовало сначала спросить.

Но Кэссиди не отстраняется. Она наклоняет голову и приоткрывает губы, скользя языком в поисках моего. Руки зарываются в ее волосы, захватывая шелковистые пряди у основания головы, чтобы удержать ее там, где хочу.

Каждое нервное окончание в теле оживает. Это не скромный поцелуй. И не для камер. Он неожиданный и всепоглощающий — и чертовски горячий.

Кэссиди стонет и этот звук чуть не губит меня. Чувствую эту потребность, как свою собственную, и не находись мы посреди ресторана, я бы дал то, чего она хочет.

Я отстраняюсь первым, но перед этим посасываю ее нижнюю губу, прежде чем отпустить с хлопком. Ее волосы растрепались, а помада размазалась, но от этого член только твердеет.

Блять, нужно выбросить подобные мысли из головы, находясь рядом с Кэссиди.

Ее щеки вспыхивают, когда та обводит взглядом ресторан.

— Как думаешь, нас кто-нибудь видел?

— Честно говоря, мне плевать.

— Почему?

— Я поцеловал тебя не из-за них.

— Тогда почему?

— Потому что больше не мог ждать ни секунды, чтобы узнать, какова ты на вкус.

Она заметно дрожит, и взгляд опускается на мой рот.

— Я…

— Вот ваши напитки. Извините за ожидание, — официантка ставит на стол мое пиво и бокал вина Кэссиди. — Есть какие-либо вопросы по меню или вы готовы сделать заказ?

— Мы еще даже не смотрели меню, — Кэссиди приглаживает волосы и застенчиво улыбается официантке. — Мне жаль. Вы не против вернуться через несколько минут?

— Конечно, нет. Не торопитесь, — она делает паузу и обращает внимание на меня. — Надеюсь, я не навязываюсь, но мой сын — большой поклонник хоккея. Вы не против дать автограф?

— Обязательно. Даже мог бы пообщаться с ним по FaceTime.

У нее отвисает челюсть.

— Боже мой, я бы выиграла «мать года», — она пытается вытащить телефон из кармана. — Его зовут Тоби.

Мальчик отвечает на звонок матери после пары гудков.

— Детка, посмотри, кто пришел в ресторан.

Она поворачивает телефон, и я беру его в руку.

— Привет, Тоби!

Глаза мальчика загораются.

— Вау, ты Трентон Уорд!

Я хихикаю.

— Да. Слышал, ты большой поклонник хоккея.

Он нетерпеливо кивает.

— Я хочу стать вратарем, как ты, когда вырасту!

— Это невероятно, Тоби. Продолжай практиковаться и слушайся маму, и я уверен, однажды у тебя все получится.

Мы разговариваем еще несколько минут, пока он показывает спальню и хоккейные плакаты на стене. Затем его мама забирает телефон и желает спокойной ночи.

— Большое спасибо за то, что делаете это, — она вытирает уголок глаза мизинцем. — Над Тоби издеваются ребята в школе. Они знают, что у нас не так много денег, а отец ушел. Я выгнала его, когда Тоби был ребенком, так что теперь эти засранцы заставляют сына чувствовать себя виноватым.

Мое сердце разрывается.

— Меня воспитывала мать-одиночка, поэтому все понимаю.

— Правда? О, я обязательно передам Тоби. Ему важно знать, что у вас есть нечто общее.

Я наклоняюсь и достаю телефон из кармана.

— Почему бы вам не дать свой номер? Я живу недалеко, в городе, и мне бы хотелось навестить школу Тоби и лично познакомиться со своим приятелем.

Слезы текут по ее лицу.

— Серьезно? Вы бы это сделали?

— Конечно, — я протягиваю телефон, и она набирает номер, прежде чем вернуть его мне. — Сейчас, когда началась предсезонка, график немного напряженный, но я сделаю все возможное, чтобы выделить немного времени для Тоби на следующей неделе или типа того. Мы покажем этим хулиганам, кто на самом деле крутой парень.

Она вытирает щеку тыльной стороной ладони и шмыгает носом.

— Большое вам спасибо, мистер Уорд. Правда, вы не представляете, как я это ценю.

— Конечно.

Она бросает взгляд на Кэссиди.

— Мне жаль, что я вот так вторгаюсь. Пожалуйста, не торопитесь. Я скоро вернусь, чтобы проведать вас.

Кэссиди протягивает руку и берет ее за руку.

— Не извиняйтесь. Я рада, что мы пришли сюда сегодня. Словно так и должно было быть.

После того, как официантка уходит, Кэссиди опускает голову и промакивает глаз уголком салфетки.

Я заправляю ее волосы за ухо и поворачиваю лицо, чтобы та посмотрела на меня.

— Эй, ты в порядке?

Она кивает.

— Это так мило. Ты скрасил год этой матери и собираешься помочь мальчику.

— Я ненавижу слышать о том, что над детьми издеваются.

Она протягивает руку и прижимает ладонь к моей щеке.

— Ты хороший человек, Трентон Уорд.

Я склоняюсь к прикосновению, заглядываю ей в глаза и позволяю себе потеряться в них. Привязанность затрагивает струны сердца.

— А ты чертовски хорошо целуешься, Кэссиди Куинн.

Она улыбается и приподнимает брови.

— Да, я знаю.

— А ещё очень скромная.

Она запрокидывает голову и смеется.

Я тоже смеюсь и не могу не задаться вопросом, была ли Кэссиди права.

Может быть, нашим путям суждено было пересечься. И в данный конкретный момент я не так уж и зол из-за этого, даже после всего, что произошло.

Не думаю, что есть другое место, где я предпочел бы сейчас быть, нежели рядом с Кэссиди в этом ресторане.

Загрузка...