Кэссиди
Сердце стучит в груди, когда ровно в шесть Трентон появляется на моем пороге с огромной упаковкой мятного мороженого с шоколадной крошкой.
Принесенное им на ужин, говорит обо всем, что стоит знать.
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку, и засовываю мороженое в морозилку.
— Интересный выбор.
— Подумал, счастливая девушка будет флиртовать и снимет футболку, поэтому мороженое было лучшим способом, чтобы получить все три варианта.
Я смеюсь.
— На самом деле гениально. Ни один мужчина никогда раньше не давал мне такого ответа.
— Они все выбрали вино, не так ли?
— Большинство. Один был достаточно смел, чтобы принести текилу, а другой выбрал мятное мороженое — но с белой шоколадной крошкой.
Трентон морщит нос.
— Отвратительно.
— Еда должна быть с минуты на минуту. Надеюсь, ты не против, что я взяла на себя смелость заказать самые разные блюда. Уверена, тебе понравится.
— Меня все устраивает, — он засовывает руки в карманы и оглядывает квартиру, как будто впервые ее видит.
Я пользуюсь этой возможностью, чтобы разглядеть его поближе. Кончики волос выглядят влажными, как будто тот высушил их полотенцем, недавно выйдя из душа. Легкая щетина выступает на подбородке, очерчивая губы. Смуглые черты лица только подчеркивают темно-карие глаза, делая их еще более гипнотическими, чем есть на самом деле.
Это первый раз, когда я вижу его в джинсах, и как бы мне ни нравились серые спортивные штаны, джинсовая ткань тоже чертовски хорошо смотрится. Рукава футболки обтягивают бицепсы. У него огромные руки: массивные плечи, круглые бицепсы, выпуклые трицепсы и несколько выступающих вен, сбегающих по мускулистым предплечьям.
Черт возьми. Я что-то пропустила или все хоккеисты выглядят так?
Он прочищает горло, и я поднимаю глаза.
— Прости. Я становлюсь загипнотизированной, видя красивые руки.
Он наклоняет голову, прищуривая глаза.
— Что ты… э-э, что?
— Ну, знаешь, руки, — я протягиваю руку и сжимаю его бицепс. — У тебя они действительно красивые.
— О, — он опускает глаза в пол, словно смущаясь. — Спасибо, наверное?
Я пожимаю плечами и достаю из ящика пару вилок.
Трентон смотрит на птичью клетку в другом конце комнаты.
— Эта дикарка собирается снова наброситься на меня?
Я сдерживаю смех.
— Она заперта. Не волнуйся.
Он бросает на нее тяжелый взгляд, как будто не доверяя. Думаю, в ближайшее время не стоит рассказывать о том, что она сделала с бедным братом.
Я достаю из шкафчика две тарелки.
— Итак, каково это — быть вратарем? По сути, это единственная позиция, о которой я хоть что-то знаю. Ты ведь блокируешь и все, верно?
— С точки зрения непрофессионала, конечно. Я блокирую гол, — он забирает у меня тарелки и ставит их на стол. — Команда выигрывает и проигрывает в основном из-за вратаря. Все зависит от того, пропущу ли я удар.
— Похоже, это большое давление.
Он кивает.
— Так и есть.
Я прислоняюсь бедром к стойке и наблюдаю за ним.
— Думаю, из всех видов спорта хоккей — самый крутой. Ты скользишь по льду на тонких маленьких лезвиях, заставляя шайбу лететь клюшкой туда, куда хочешь. У меня определенно недостаточно хорошая координация, чтобы сделать это.
— Ты когда-нибудь каталась на коньках?
Я качаю головой.
— Даже на роликах никогда не стояла, не говоря уже о том, чтобы попробовать нечто подобное на льду. Это выглядит чертовски тяжело.
— Поначалу так и есть. Но к этому привыкаешь. Я занимаюсь хоккеем с детства. Коньки стали как вторая обувь.
— Здорово, что тебе нравится это.
Он прислоняется к стойке, повторяя за мной.
— Ну а тебе нравится писать?
— О да! Я всегда любила это с тех пор как была ребенком. Родители часто ссорились, поэтому я пряталась в спальне с наушниками и блокнотом. Описывала свою жизнь, но так, чтобы все происходило так, как мне хотелось бы видеть.
— Чем они заканчивались?
— Обычно тем, что родителей сбивает автобус или они падают со скалы.
Он бормочет.
— Серьезно?
— Не осуждай меня. Это был способ справляться с трудностями.
Трент морщится.
— Я так понимаю, они были не самыми лучшими родителями?
— Для них я — просто надоедливая помеха. Они определенно не планировали меня — о чем напоминали при каждом удобном случае. Честно говоря, даже удивлена, что не выбросили меня в мусорный бак когда была такая возможность.
Сосед моргает, качая головой.
— Это…
— Ужасно? Ага, — я издаю невеселый смешок. — Все в порядке. Я ходила к психотерапевту и справилась с этим. И отказываюсь быть одним из тех людей с проблемными родителями, которые портят жизнь всем остальным из-за злобы и обиды.
Между нами повисает тишина, и я тереблю подол рубашки. Дело не в том, что я не могу говорить о родителях, просто эта тема вызывает дискомфорт из-за жалости, которые люди испытывают ко мне.
Бедная маленькая девочка не была любима мамой.
Стук в дверь дает возможность отвлечься, поэтому я быстро ухожу от разговора.
На лице расплывается улыбка, когда я распахиваю дверь.
— Ру!
Руперт улыбается в ответ.
— Как поживает сегодня мой любимый автор?
Я беру у него коричневый пакет с едой на вынос.
— Сегодня написала часть главы.
— Эй, вот это прогресс.
— Теперь, если смогу продолжать в том же духе, у меня получится целая книга.
Он поднимает руку и сжимает мое плечо.
— Слова польются рекой в мгновение ока.
— Надеюсь на это, — я лезу в сумку и достаю маленький контейнер. — Вот, твое любимое.
Его глаза расширяются.
— Нет, я не могу взять вашу еду.
— Я заказала это для тебя, глупыш. Возьми.
Он тяжело вздыхает, забирая контейнер из моих рук.
— Спасибо, мисс Кэссиди. Вы слишком добры ко мне.
— К тебе? Никогда.
Он милостиво кивает, прежде чем направиться обратно по коридору.
Трентон смотрит на меня с недоумением.
— И часто ты это делаешь?
— Делаю что?
— Заказываешь еду для сотрудников?
Я ставлю пакет и выгружаю содержимое на стол.
— Только для Ру.
Он открывает крышки на каждом контейнере.
— И почему же?
— Ну, я находилась не в лучшем состоянии, когда только переехала сюда. Руперт был таким добрым и внимательным и часто проверял меня. В наши дни не так уж много сострадательных людей. Он стал мне хорошим другом.
— Ты переехала сюда после разрыва?
— Ага, — я дергаю дверцу холодильника. — Вода, пиво или вино?
— Вода подойдет.
Я достаю две бутылки и передаю мужчине одну, прежде чем опуститься на стул.
Указываю жестом на каждый контейнер, раскладывая блюда.
— У этого сэндвича вкус барбекю с дымком; у этого — с ананасами; и если любишь сладкое и острое одновременно, то этот сэндвич отличный выбор. Но я готова поспорить на двадцать баксов, что барбекю понравится больше.
— Почему это?
— Знаешь поговорку, когда люди говорят, что собаки похожи на своих владельцев? Ну, я думаю, людям нравятся ароматы и вкусы, соответствующие их характеру.
Он выгибает бровь.
— И моя личность говорит о том, что я любитель дымного барбекю?
Дымящийся мужчина, поджаренный на углях и горьковатый снаружи, но восхитительно нежный внутри? Да, я ставлю на барбекю.
Я прячу ухмылку.
— Просто догадка.
Его глаза прищуриваются, глядя на меня.
— Дай угадаю: ты выберешь сладкий и острый?
Голова откидывается назад, и я издаю смешок.
— Меня так легко читать.
Следующие двадцать минут мы оба по уши в соусе, почти хрюкая, как пещерные люди, и едва произнося два слова друг другу. Слишком вкусно. Это тот самый момент, который мы оба не хотели испортить разговором.
Покончив с остатками, он откидывается на спинку стула и засовывает пальцы в рот один за другим, слизывая с них излишки соуса.
Я пристально смотрю, сосредоточившись на том, как его язык обводит кончики каждого пальца, а также на довольном урчании.
О черт, черт, черт, трусики промокли.
Нужно подышать свежим воздухом.
Я указываю на пустые контейнеры, разбросанные по столу.
— Оставь. Пошли, посидим на улице, пока солнце не село.
Я беру с собой мороженое и достаю из ящика две ложки.
Мы расслабляемся на паре шезлонгов, установленных на балконе, позволяя звукам города внизу заполнять тишину.
К моему удивлению, он заговаривает первым:
— Итак, стоит ли беспокоиться? Ты собираешься прикончить меня в книге?
Я одариваю его коварной улыбкой.
— Все зависит от того, как ты будешь относиться ко мне в реальной жизни.
Его губы дергаются.
— Принято к сведению.
— Знаешь, нам повезло, — я протягиваю ему ложку, а своей отламываю кусочек мятной стружки. — Так много людей работают, нуждаясь в деньгах. Они не любят работу. У них нет страсти к своей деятельности. Но у нас появилось хобби, и мы зарабатываем этим на жизнь.
— У нас определенно все хорошо, — он поворачивается ко мне. — Я погуглил тебя. Ты написала много книг.
Я усмехаюсь.
— Да, думаю, так и есть.
— О чем говорил Руперт? У тебя был творческий кризис?
— Ага, с момента расставания, — я закатываю глаза. — Когда я поймала Шелдона на измене… накрыло чувство, словно он высосал все мое романтическое настроение или что-то в этом роде. Это невозможно выводит из себя, поскольку, видимо, что он все имеет надо мной влияние.
Трентон глубоко выдыхает.
— Такое случается. Я вел себя дерьмово, узнав, что лучший друг трахается с моей невестой.
Моя верхняя губа изгибается.
— Это сводит с ума. То есть, зачем беспокоиться о помолвке, если ты не полностью предан человеку? А твой лучший друг — что это за друг такой?
— Они идеальная пара, — он смотрит куда-то вдаль, поверх моего плеча. — Линдси всегда хотела, чтобы я был более общительным. Более броским. Мечтала, чтобы ее фотографировали во всех модных местах с сумками от Gucci. Петроски — тот, с кем она должна была начать отношения с самого начала, потому что его поведение в корне отличается от моего.
— Имя Линдси звучит как «меркантильная сука».
Он фыркает.
— Скажи что-то, чего я не знаю.
— Могу я спросить…? К чему предложение, если она тебе не подходила?
— Честно говоря, она давила на меня женитьбой. СМИ продолжали комментировать, сколько мне лет, говоря, что пришло время остепениться и все в таком духе.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать шесть.
Я закатываю глаза.
— Ты не такой уж старый. В наши дни многие женятся и заводят детей и в пятьдесят.
Он кивает.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать семь, — я качаю головой. — Не понимаю концепцию обмана. Почему бы просто не сказать, что ты несчастлив? Это так просто.
Наконец он начинает пробу мороженого.
— Как ты узнала о бывшем?
— Застала их в его квартире.
Глаза Трентона расширяются.
— Ты видела, как он занимался сексом с другой?
— Конечно, видела, — у меня вырывается невеселый смешок. — Он вел себя странно в течение нескольких недель. Весь такой отстранённый, много разговаривал по телефону. Я все время спрашивала, что случилось, а он списывал это на усталость от работы. Шелдон испытывал сильный стресс в фирме, поэтому я решила сделать что-нибудь, чтобы удивить его. Заявилась к нему домой в пальто на голое тело и туфлях на каблуках, с контейнерами еды, над которыми трудилась весь день. И, блять, они были такими шумными, что даже не услышали, как я вошла.
Он съеживается и отворачивается.
— Это чертовски ужасно.
— Теперь каждый раз, когда я пытаюсь написать сексуальную сцену, все, что могу представить — это их двоих. Я слышу звуки, которые они издавали. Вижу выражения их лиц. Как будто это навсегда запечатлелось в мозгу.
— Могу я задать личный вопрос?
— Конечно.
— С тех пор у тебя кто-нибудь был?
Я качаю головой, в то время как щеки краснеют от смущения.
— Жалко, да?
— Вовсе нет, — Трент пожимает плечами. — У меня тоже никого не было.
Я бросаю на него сомнительный взгляд.
— Необязательно лгать, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше.
— Зачем мне лгать об этом?
— Ты великолепная хоккейная звезда. Уверена, девушки бросаются на тебя, куда бы ты ни пошел.
— Это не значит, что я знакомлюсь с ними.
Я искоса смотрю на него, ища признак лжи. Все, что нахожу, — это честная пара карих глаз.
— Думаю, как только ты найдешь кого-нибудь, появится и новый материал для книг о сексе.
Я смеюсь.
— Они не только о сексе.
Он выгибает бровь.
— Насколько откровенны сцены?
— Может быть следует прочитать одну из них и выяснить это самому?
— Ладно.
Мои брови взлетают до линии роста волос.
— Ты сейчас серьёзно?
— Конечно. Скажи, какую из них рекомендуешь и я ее прочитаю. Будет чем заняться на выездных матчах.
Мысль о том, что Трентон читает мою книгу, наполняет волнением. Я уже знаю, какую из них собираюсь ему дать.
Я отправляю в рот полную ложку мороженого.
— А знаешь что? Мы не должно притворяться счастливыми лишь потому, что состоим в фиктивных отношениях. Я имею в виду, давай повеселимся, — я делаю паузу. — Ты же знаешь, как это делать, не правда ли?
Он ухмыляется.
— Да, зазнайка, — затем он поднимает глаза, чтобы встретиться с моими. — Кстати, спасибо. Знаю, что никогда этого не говорил. Спасибо, что делаешь все это для меня.
— Я прикрою твою спину, соседушка, — я чокаюсь своей ложкой с его. — Повезло, что ты меня встретил.