Обнаженный рыбак (ЛП)

Глава 14

Сожаление умножалось по мере приближения к дому.

Дом…

Был ли это мой дом? Был ли дом моих бабушки и дедушки моим домом? Был ли у меня дом на самом деле? Я не была уверена, что когда-либо в своей жизни чувствовал себя настолько эмоционально и физически перемещенной. Сказать, что я была на перепутье, значит преуменьшить. «Найти себя» тоже было не совсем верно.

Фишер забирал почту, когда я притормозила. Как он мог так небрежно взять почту и листать ее? Я едва добралась до дома, не разбив машину Рори, потому что у меня сильно дрожали руки. Я вылезла из машины, взвалила сумку на плечо и осторожными шагами направилась к дому.

Фишер держал голову склоненной над своей почтой.

— Я слышу, как стучат твои зубы. Тебе холодно?

Я сжала челюсть, чтобы остановить стук.

— Нет.

— Ты передумала насчет своего предложения?

Это было похоже на прямой вызов моему возрасту, моей зрелости и моему сексуальному опыту. Он хотел, чтобы я отказалась? Это был еще один урок?

— Нет. — Я влила в это маленько слово столько уверенности, сколько могла, а это было очень мало.

— Знаешь… — он продолжил идти в свой гараж, и я последовала за ним, оставив между нами около десяти футов. — Когда у тебя уже был секс, все не так неловко и страшно. Я не имею в виду, что ты должна отказаться от своих моральных принципов. — Он открыл для меня дверь, я сняла ботинки и поставила сумку рядом с ними. — Я просто хочу сказать, что это становится немного более захватывающим и менее пугающим. Ты знаешь, чего ожидать. Ты знаешь, чем все закончится, и почему ты должен хотеть испытать это.

— Я так понимаю… — Я зашла на кухню и медленно обошла островок, проводя кончиками пальцев по столешнице, — …у тебя было много секса?

Он бросил один конверт из почты на стол, а остальные выбросил в выдвижную корзину для мусора.

— Мне двадцать восемь, и я не женат. Да. У меня было много секса.

От его слов у меня в животе образовался тугой узел. Не то чтобы я не ожидала, что это его правда; я просто не ожидала, что он будет так откровенно говорить об этом.

— Сколько тебе было лет, когда у тебя впервые это случилось?

— Шестнадцать.

Я кивнула, уставившись на свои пальцы, прочерчивающие линии на граните, вместо того, чтобы смотреть на него с противоположной стороны.

— Что… — он слегка рассмеялся — …по-твоему должно случиться? Думаешь, я собираюсь привязать тебя к своей кровати и делать с тобой странные вещи?

Мой взгляд встретился с его взглядом, и я не моргнула ни разу.

— Это не приходило мне в голову.

— Тогда что же пришло тебе в голову во время долгой дороги домой?

Я пожала плечами.

— Я не знаю.

— Лгунья.

— Перестань называть меня лгуньей. Ты не можешь читать мои мысли.

— Ты ласкаешь себя?

— Боже… — Моя голова склонилась, чтобы скрыть смущение.

— Приму это за отрицательный ответ. — Он подошел к двери в подвал и открыл ее. — Иди, поласкай себя. Я собираюсь принять душ и потрогать себя. Потом мы поужинаем и посмотрим, как пройдет вечер.

О…боже…мой.

Он был серьезен. Я не знала, что меня больше тревожит: мысль о том, что он дал мне домашнее задание по мастурбации, или его признание в собственных намерениях.

Я рассмеялась, немного слишком громко.

— Я… я не собираюсь…

— Трогать себя? Почему, черт возьми, нет?

Тяжело сглотнув, я покачала головой. Я чувствовала себя самой большой ханжой в мире. И это не должно было меня беспокоить. У меня была моя вера. У меня была мораль. И если бы я уступила и отдала ему свою девственность, что бы я могла дать своему мужу в нашу брачную ночь? Эти слова я много раз слышала от бабушки и от людей в церкви. Вот только моя бабушка сделала еще один шаг вперед, приведя нелепую аналогию.

«Тереза, если у тебя нет этой чистой целомудренности, чтобы отдать своему мужу, это все равно, что одолжить у подруги использованную гигиеническую салфетку. Ты же не хочешь быть использованной салфеткой?»

Вот так… отсутствие девственности в брачную ночь было не только неуважением к моему мужу и Богу, но и отвратительно и чревато распространением болезней. И я купилась на это. И не только купилась, но и повторила это своим подругам, чтобы напомнить им о важности сохранения девственности.

Совершив позорную прогулку девственницы, я дулась в сторону лестницы, остановилась и посмотрела на Фишера.

— Повеселись. — Он одарил меня натянутой улыбкой.

Я несколько раз моргнула.

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

Я покачала головой в разочаровании.

— Потому что я не хочу сама делать себе хорошо; я хочу, чтобы ты заставил меня чувствовать себя хорошо! Я хочу чувствовать себя так, как чувствовала вчера вечером, как чувствовала сегодня утром.

Он ущипнул себя за переносицу и закрыл глаза.

— Ладно… — Когда он открыл глаза, он выдохнул длинный воздух. — Но мне нужно принять душ, прежде чем это случится снова.

— Почему?

— Господи, Риз… потому что. Хорошо? Потому что. Такой ответ приемлем для тебя?

— Нет! — Я прикрыла рот рукой после того, как выкрикнула свой ответ.

Он рычал и ворчал. Все было хуже, чем я думала. Фишер был зол на меня и на весь остальной мир, но в основном на меня.

— Я хочу быть причиной того, что ты… ну… твоего удовольствия.

— Договорились. — Он слегка подтолкнул меня, заставляя спуститься по первой ступеньке. — Я буду думать о тебе все время. Теперь ты счастлива?

Я надулась.

— Ты не заслуживаешь моих снов, обнаженный рыбак. — Повернувшись, я спустилась по лестнице и направилась прямо в свою спальню, где я не собиралась прикасаться к себе, независимо от того, что Фишер делал в душе.

Плюхнувшись на кровать лицом вперед, я повернула голову к окну и уставилась на горы, думая о том, что мне нужно просто уехать… просто уехать одной.

— Хэппи Милс? Правда, Риз. Ты купила сегодня Хэппи Милс для моих ребят?

— Они не жаловались.

— Не перед тобой. Надеюсь, ты заполучила те игрушки, которые тебе были нужны, те, которые ты больше не собираешь.

Я не ответила.

— Итак… — его голос стал ближе ко мне. — Обнаженный рыбак?

— Заткнись. — Я не повернулась к нему, хотя знала, что он стоит рядом с моей кроватью.

— Расскажи мне о своих снах.

Я вздохнула.

— Прости. Они мои. Заведи свои собственные.

Другая сторона моей кровати прогнулась. Я повернула голову к Фишеру, который лежал рядом со мной на спине, сложив руки на груди, уставившись в потолок.

— Сними футболку и штаны, — сказал он.

— Что?

Он закрыл глаза.

— Просто… сними их. Ничего больше, только футболку и штаны.

Я не двигалась.

— Ты доверяешь мне?

— Не совсем.

Он усмехнулся, но не открыл глаза.

— Ну, попробуй… только один раз.

Медленно приподнявшись, я сняла футболку и посмотрела на него, не подглядывает ли он.

Он не подглядывал.

Мне пришлось встать, чтобы вылезти из джинсов, оставив их на полу рядом с футболкой — я осталась в белом лифчике и трусиках.

Глаза Фишера открылись, и я затаила дыхание, сдерживая желание прикрыться.

— Ты действительно прекрасна.

Моя кожа стала розовой.

— Спасибо, — прошептала я, борясь с неуверенностью в себе, чтобы спросить его, считает ли он меня такой же красивой, как Тиган или миллион других женщин, с которыми он встречался, пока я была совсем юной девушкой.

— Иди сюда.

После нескольких секунд колебаний я забралась на кровать рядом с ним.

— Оседлай мои бедра.

Прикусив дрожащую нижнюю губу, я устроилась на его обтянутых джинсами ногах. От такой близости было почти невозможно дышать.

— Выше.

Я переместилась выше.

Он сел, стягивая с себя футболку, и я подпрыгнула, когда его руки нашли мои бедра, а пальцы коснулись моей попки. Наши носы почти соприкасались.

— Я собираюсь целовать тебя. И прикасаться к тебе. — Его голос был просто шепотом, теплое дыхание на моих губах. — И ты будешь делать все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя… хорошо. И если тебе станет страшно, я хочу, чтобы ты закрыла глаза и знала, что я рядом. Ты не слишком молода и ничего такого не случиться. Ты — это ты. И я действительно думаю, что ты… красивая.

— Фишер… — Я наклонилась вперед и прижалась губами к его губам.

Мы целовались, неторопливо, почти лениво.

Мои руки изучали его грудь и спину, каждый мускул, каждый изгиб его тела. Фишер провел своими мозолистыми руками по моей обнаженной коже, отчего по ней побежали мурашки.

Наш поцелуй стал еще глубже, и тишину нарушил тихий стон. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это я, а не он. Пальцы Фишера скользнули по моей внутренней стороне бедер. Я напряглась, широко раскрыв глаза. Он моргнул несколько раз и медленно поцеловал меня снова. Когда я закрыла глаза, я отпустила себя… обретя доверие к мужчине, который ласкал меня. Его пальцы дразнили резинку моих трусиков. Моя правая рука нашла его волосы, а левая впилась когтями в его спину.

Я была так напугана. В хорошем смысле напугана. Такой страх, который я испытывала, взбираясь на крутой склон на американских горках. Когда он провел языком по моему языку, один палец проник под промежность моих трусиков.

Я вцепилась в его волосы, когда мое дыхание участилось.

— Красивая… — шептал он мне в рот, вдоль челюсти и вниз по шее. Снова и снова.

Красивая… Красивая… Красивая…

Фишер. Первый мужчина, кроме моего отца, который называл меня красивой.

Этот палец? Он сдвинулся на долю дюйма, и я дернулась. Его палец, все его тело замерло, только его губы у моего уха, его дыхание шептало:

— Я заставлю чувствовать себя очень хорошо.

Страх потряс меня. Моя вера. Мои хрупкие убеждения. Я задержала дыхание на несколько секунд, как на вершине американских горок. Затем я поцеловала его. Он не поцеловал меня.

Я. Поцеловала. Его.

Мой таз двигался достаточно, чтобы мой клитор тёрся о подушечку его пальца. Я покачала им еще немного, пока он не коснулся меня ниже, там, где между ног было влажно.

И он ни разу не шевельнулся.

Я целовала его челюсть и шею, чувствуя себя в безопасности, ощущая, как медленно растет моя уверенность в себе как в женщине.

Мои бедра качались чуть сильнее, пока я не поняла, что то, что я чувствую… то, о что я трусь… это не столько его палец. Это была его эрекция, упирающаяся в меня. Джинсовая ткань царапала мои бедра, но мне было все равно.

— Фишер… д-двигайся…

— Чем двигать? — спросил он с таким самообладанием, что я подумала, что могу умереть от собственного нетерпения.

— Всем. Просто… двигайся.

Его сильные руки снова ухватили меня за бедра, только на этот раз они обхватили меня немного сильнее, и он переместил меня на свою эрекцию.

Он делал это для меня, и это было так затягивающе, что я не могла сформулировать ни одной связной мысли.

Он делал это для себя, и его дыхание становилось все более затрудненным, а поцелуи — все более отчаянными.

Я хотела только одного — узнать, каково это, когда он находится внутри меня.

— Фишер… Я… думаю, я хочу, чтобы ты снял свои джинсы.

Он откинулся на подушку и усмехнулся, когда я наклонилась вперед, положив руки ему на грудь, мои волосы рассыпались по моему лицу и его лицу.

— Не хочешь… пока нет. — Его веки потяжелели, когда его таз оторвался от кровати.

Давая больше.

Беря больше.

Доказывая, насколько отчаянным он был в тот день.

Мы не занимались сексом. Но мы… занимались сексом.

Это было неправильно. Но это было правильно.

Моя голова кружилась от головокружительных кругов, когда вверх превращался в низ, а низ в вверх, и ничто не имело смысла, да я и не хотела, чтобы это имело смысл.

И когда это случилось, это всепоглощающее, умопомрачительное ощущение, я задыхалась и шипела:

— Да. Да…

Уязвимая.

Неуправляемая.

Страх закрался в мое сознание. Я не хотела, чтобы он знал, как мне было страшно, как подростку, пытающемуся стать взрослым.

Фишер удерживал мои бедра в неподвижном положении, пока он еще несколько раз потерся своей эрекцией о мою промежность и выпустил затянувшееся восклицание, которое я не могла позволить себе произнести, но нашла его уместным и даже немного сексуальным, исходящим от него. Рухнув на его грудь, я уткнулась лицом в его шею, немного обессиленная и очень… счастливая. Как бы Фишер ни расстраивал меня, с ним я чувствовала блаженство.

Была ли я ужасным человеком?

Разочаровала ли я Бога?

Вероятно, «да» по обоим пунктам.

Фишер оставил одну руку на моей заднице, а другую поднял на затылок и несколько раз погладил мои волосы.

— Девять по горизонтали. Три буквы. Первая — «д», третья — «ш». Подсказка: это то, что мне все еще нужно.

Я засмеялась, кивнув, не поднимая головы от его шеи.

— Ты пытаешься говорить на моем языке? Это довольно сексуально. — Подняв голову, я поцеловала его в челюсть. — Да. Теперь ты можешь принять душ.

***

Мысли, о которых я никогда не расскажу Фишеру…

После того, как он оставил меня в душе, я села в углу своей душевой и заплакала. Это было больше, чем я могла вынести.

Моя вера.

Мои мысли.

Мои убеждения.

Мои желания.

Мои эмоции.

Все они шли разными путями. Меня тянуло в разные стороны, каждая из которых казалась мне одинаково правильной и одинаково неправильной по разным причинам. Как бы сильна ни была моя вера, не проходило и дня, чтобы я не сомневалась в ней. Подвергая сомнению Его. Его существование. Его роль в нашей жизни. И нашу интерпретацию Его слов.

То, что произошло с Фишером, не казалось неправильным. Мы никому не причиняли вреда. Мы не причиняли вреда ничему. Мы были двумя душами, наслаждающимися нашими физическими телами. Почему это должно было быть формой безнравственности?

Остальное… чувство вины… лекция, которую я могла бы прочитать сама? Это было ужасно. В этом ли смысл жизни? Идти по линии праведности и чувствовать себя виноватым и грешным за то, что иногда заступаешь за эту линию? Зачем давать нам свободу выбора, если есть только один правильный выбор?

Высушив волосы и нанеся немного макияжа, я надела майку и шорты, прежде чем подняться по лестнице. Нужно ли мне было стучать?

Я постучала.

— Не заперто.

Я усмехнулась, медленно открывая дверь.

Одетый только в шорты, низко висящие на его идеальных бедрах, мокрые волосы, стройное, поджарое тело, небрежно опирающееся на кухонный островок с одной лодыжкой, перекинутой через другую, Фишер поднял взгляд от своего телефона.

— Привет.

— Привет. — Я закрыла дверь и теребила подол своей майки.

— Мои родители пригласили нас на ужин.

— Нас? — Я сузила глаза. — Ты рассказал им о нас?

Слегка покачав головой и ухмыльнувшись, он положил телефон на стойку и скрестил руки на голой груди.

— Это проблема?

— Я… ну… — Я почувствовала, как все внутри меня задрожало. Возраст не имел значения, но это имело значение.

— Они знают, что ты дочь Рори. Они знают, что ты работаешь на меня. И они знают, что мы собирались сегодня вечером на гриль, так как ни у кого из нас нет планов.

Я не знала, что мы собирались на гриль.

— Они не знают о… — Я сжала губы. Что я должна была сказать? Что у нас был секс? Не было. Что я возбудилась от него? Это. Да.

— Нет. Я опустил эту часть, но, если ты чувствуешь себя обязанной рассказать им, это твоя прерогатива.

— Нет. — Я покачала головой из стороны в сторону. — Я не чувствую особой необходимости рассказывать им или кому-либо еще.

— Ты стыдишься меня? — он склонил голову набок.

Я подошла к нему босыми ногами и рухнула на его обнаженную грудь, прижавшись лицом прямо к его сердцу и вдыхая его чистый запах.

— Я не знаю, кто теперь я. — Я целовала его мышцы, пока он обнимал меня за талию.

— Значит, мы пойдем как друзья. Там будут мои сестры. Племянницы и племянники. Ничего особенного.

Моя голова дернулась вверх.

— Вся твоя семья?

— Не вся, но большинство из них. А что?

— Ничего.

— Как думаешь, сможешь удержать свои руки от меня на один вечер?

— Зависит от… ты наденешь рубашку?

— Да. — Он усмехнулся.

— Тогда я смогу это сделать. — Сделав шаг назад, я засунула руки в передние карманы шорт.

— Все это только из-за моего тела? — Он прищурил один глаз.

— Конечно. Твоя личность — сносная, а как босс, ты немного сварлив. — Я нацепила свою лучшую маску и попыталась вести себя по-взрослому. Крутой. Контролирующей ситуацию. Внутри я не переставала содрогаться от того, что произошло на моей кровати.

Был ли Фишер слишком опытным и зрелым, чтобы позволить своим мыслям задерживаться на чем-то настолько банальном, как то, что мы сделали?

— Я пропущу мимо ушей твой бред. Точно так же, как это единственный день, когда я собираюсь проигнорировать твой кейтеринг «Хэппи Милс».

— Я сделала это, чтобы закончить коллекцию для моей мамы. Я закончила. И если ты расстроен, что я потратила твои деньги на них, то я верну тебе их. Теперь ты счастлив?

Ухмыляясь, он склонил голову набок.

— Я не верю, что ты закончила. Я больше не верю, что это ради Рори. Ты позволила этому стать твоим хобби, твоей зависимостью. Это мило. Правда. Но я не могу позволить тебе красть игрушки из некоторых «Хэппи Милс». Это вызовет ссоры внутри моей команды, если каждый не получит игрушку.

— Поцелуй меня в зад, Фишер. — Я сузила глаза.

— Твой зад? Ты хочешь, чтобы я поцеловал твою задницу?

Закатив глаза, я покачала головой.

— Повернись.

Издав нервный смешок, я отступила на шаг.

— Это была шутка, потому что ты не давал мне покоя из-за «Хэппи Милс».

— Да. — Он ткнул в меня пальцем. — Но теперь я хочу поцеловать тебя в задницу.

— Прекрати. — Я хихикнула сквозь нервы.

— Иди сюда. На этот раз я не собираюсь тебя преследовать.

Собирая свою храбрость, как собирают содержимое опрокинутой сумочки в проходе продуктового магазина, я повернулась и наклонилась, положив руки на колени. Если он хотел поцеловать мою задницу, то я позволила бы ему это сделать. Ничего страшного. Не из-за чего нервничать.

— О, Риз… — Он произнес мое имя, становясь на колени позади меня.

Я не была уверена, зачем ему понадобилось стоять на коленях позади меня.

Наклонись и поцелуй ее. Неважно. Просто сделаем это и покончим.

Но мои мысли были наивнее, чем его.

— Ты — ходячая влажная мечта.

— Что ты делаешь! — выпрямилась я.

— Целую твою задницу, — сказал он своим спокойным голосом, запустив пальцы за пояс моих шорт для бега и медленно стягивая их вниз, чтобы обнажить мою пятую точку.

Я схватила одну из его рук, чтобы остановить его.

— Я не буду целовать твои шорты.

Фишер проигнорировал мою руку, схватившую его предплечье, пока он обнажал одну сторону моей попы. Другой рукой я схватилась за переднюю часть резинки и держалась за нее, чтобы он не смог полностью снять с меня шорты и трусики.

Сначала он целовал мою голую попку медленно. Затем он стал целовать ее сильнее, с гораздо большим всасыванием.

— Фишер… — Я сжала свои ягодицы. — Ты собираешься оставить засос.

— Ммм… — Он лизнул место, которое так сильно целовал. — Никаких следов.

Когда я начала расслабляться, он сделал быстрый рывок и потянул вниз с другой стороны, полностью обнажив всю мою заднюю часть. И прежде чем я успела запротестовать, он поцеловал эту сторону и…

— Ай!

Он. Укусил. Меня.

Он укусил меня за задницу, и я знала, что нет никакого варианта, что после этого не останется следа, отпечатка его чертовых зубов на моей заднице!

Проведя языком по месту укуса несколько раз, он усмехнулся.

— Теперь я оставил след.

Это было не смешно.

Затем он поцеловал ее.

— Зачем ты это сделал? — спросила я, немного задыхаясь и совершенно ошеломленная.

— Потому что… — его руки прижались к передней части моих бедер, когда он целовал мою заднюю часть повсюду —…я хотел этого.

Под шоком я почувствовала, что возбуждаюсь. Мне было приятно. И это сбило меня с толку. Секс был для меня черно-белым. Это было мутно и непонятно. Это не было сексом, но это было сексуально. Это было интимно. И я знала, что скоро это должно прекратиться, потому что Рори возвращалась домой.

Мои руки расслабились, и передняя часть моих шорт и трусиков тут же опустилась на пару дюймов от натяжения сзади. Фишер остановил свои движения, когда понял, что я сделала. Я не знаю, почему это сделала или что ожидала, что произойдет дальше. Просто… мне нравилось, что он прикасается ко мне, даже когда это казалось немного неправильным.

Так что я стояла там, ожидая его новых поцелуев, ожидая, когда его руки переместятся с передней части моих бедер на… Вот и все. Я действительно не знала, чего я ожидала или хотела от него. Наверное, я хотела, чтобы он научил меня чему-то.

Чему-то новому.

Чему-то интимному.

Чему-то немного запретному.

В поисках нормального ритма сердцебиения я начала поворачиваться к нему. Он крепче обхватил мои ноги и уперся лбом в мою поясницу.

— Не надо. — Он вздохнул. — Просто… — Он выдохнул еще один резкий вздох, и я почувствовала, как его лоб перекатывается из стороны в сторону по моей спине. — Черт… мы… не можем. — Он потянул вверх мои трусики и шорты. — Рори скоро вернется домой. — Он встал позади меня и поцеловал в макушку. — Я собираюсь одеться. Иди надень джинсы. Мы должны отправиться в дом моих родителей.