Выплыв из своих воспоминаний в малогабаритную ленинградскую квартиру, я обнаружила, что сижу с вазой в обнимку, совсем как школьница. С прежней надеждой посмотрев на вазу, я покрепче прижала к ней ладони. Но ничего не происходило. Совсем ничего.
Мне очень хотелось с кем-нибудь поделиться всей этой историей, которая, всплыв теперь в памяти, превратилась в самую настоящую трагедию моей жизни. Я сняла трубку и набрала номер телефона Ляльки.
— Алло! — хрипло сказала она, после бесконечных гудков все-таки сняв трубку.
— Ляль, привет.
— Ал? Что случилось?
— Откуда ты знаешь, что что-то случилось? — поинтересовалась я.
— Не станешь же ты звонить мне в такое время просто для того, чтобы услышать мой голос, — немного раздраженно сказала Ляля.
— А который час? — не поняла я.
— Ал, что с тобой? Шесть утра! Ты чем там занимаешься?
Я поперхнулась. Выходит, я просидела в обнимку с волшебной вазой всю ночь и даже не заметила, что приближается рассвет.
— Извини, — пробормотала я. — Не заметила. Ладно, я тогда потом…
— Ну нет уж! Ты сначала скажи, что у тебя стряслось, — потребовала Ляля.
— Понимаешь, — я не знала, как объяснить ей, — стряслось-то оно давно, пятнадцать лет назад…
— Ал, у тебя температура нормальная? — На том конце провода чувствовалась неподдельная забота о моем здоровье.
— Ляль, ты бы не могла заехать ко мне вечерком по пути с работы? Мне очень нужно поговорить с тобой.
— Договорились, — пообещала Ляля. — Только не делай глупостей до моего прихода, ладно?
— Ладно, — обрадовалась я и повесила трубку.
Еще раз посмотрев на часы, я покачала головой и направилась на кухню варить кофе. Спать не хотелось. Совсем. А работы, пока я мечтала, накопилось много. С дымящейся чашечкой творческого эликсира я подсела к своему другу компьютеру, включила его и, пока он загружался, немного поговорила с ним о том о сем. С этой техникой обязательно нужно общаться. Помню, когда я его купила, он у меня все время зависал. Буквально раз в неделю я вызывала мастера, и тот часами ломал голову над тем, что же случилось с моим другом. А потом один мальчик-хакер порекомендовал мне беседовать с ним, рассказывать ему о том, как я его люблю, как провела день и чем мы с ним теперь займемся. Все это мне сначала показалось бредом. Но вот я уже года полтора беседую с ним, и, представьте себе, ни одной поломки. Он даже ни разу не завис перед выключением, что раньше происходило чуть ли не каждый день.
Я начала работать, с ужасом представляя, что после бессонной ночи буду плохо соображать. Ничего подобного! Слова лились сплошным потоком, мне даже не приходилось задумываться над тем, что и как я пишу. Через два часа, перечитав три статьи, которые я написала для нашего еженедельника, я довольно хмыкнула. Никогда еще мне не работалось так легко и быстро.
День пролетел совсем незаметно. К пяти часам приехала Лялька. Она задумчиво вошла в мою квартиру, скинула лодочки на высоких каблуках и плюхнувшись на диван в обнимку с Драконом, который слегка повизгивал от обожания, серьезно произнесла:
— Так, Ал, давай все по порядку.
Ляля говорила тоном доктора, и я сразу же вспомнила, что она раз в две недели посещает психоаналитика и чувствует себя после его сеансов «заново родившейся». Теперь она явно приготовилась стать психоаналитиком для меня.
— Я помогу тебе, — говорила Ляля. — Даша рассказала мне эту странную историю, что произошла с вами в парке. И очень подробно описала твою странную реакцию. Это как-то связано с твоим состоянием, я угадала?
И я стала рассказывать ей все, что вспомнила за ночь. Мне казалось, что Лялька должна оборвать меня где-нибудь на середине моего повествования и сказать, что все это — глупости, что мы взрослые люди, что видений никаких не бывает, что в жизни нужно смотреть вперед, а не назад. Возможно, я позвала ее именно за этим. Чтобы снова раз и навсегда прогнать свои воспоминания. Но Лялька сидела тихо, слушала с интересом и только иногда зачарованно взглядывала на вазу.
Закончив, я посмотрела на нее вопросительно, но она сидела на диване, поджав ноги и поглаживая мурлыкающего Дракона, и молчала.
— Ну что? — спросила я, ожидая, что она, как всегда, разнесет мои фантазии в пух и прах.
— Фантастика! — только и сказала Лялька.
— И все? — не поверила я своим ушам.
— Ты знаешь, — сказала она задумчиво, — я тебе немножко завидую. Со мной никогда ничего подобного не происходило. Слушай, а чего ты не пошла за него замуж? Он, похоже, был рад такой перспективе.
— Не-е-е, — протянула я. — Одно дело влюбиться — это я тогда запросто, всегда пожалуйста. А другое дело — замуж. Я была маленькой девочкой, которой не до замужества.
— Значит, он был историком?
— Да.
— Тогда понятно.
— Что тебе понятно?
— Ты говорила, что твой первый парень тоже был историком.
Ну и память у Ляльки!
Действительно, первый парень, с которым моя любовь продвинулась в направлении зрелости, был историком. Я потом еще несколько лет вспоминала его, пытаясь понять, что я в нем нашла. В нем же ничего не было. Совсем ничего! Оказывается было. Он был историком, то есть он был чуть-чуть как Ол. Вот что я нашла в нем. Только он был глупым историком. Он даже ничего не знал про Согдиану. Они не проходили этого на третьем курсе. Но он был очень серьезным и любил повторять, что следы истории запечатлены в граните. Глупый! Следы прошлого рассыпаются иногда под ногами песком, горячим песком. И этот песок хранит память о прошедшем лучше любого гранита. Наш роман продолжался ровно месяц, а потом мы расстались: он отправился грызть гранит науки, а я — оставлять следы на песке этой жизни, которые тут же размывали набегающие волны времени.
— Ляль, а хорошо замужем? — спросила я.
— Ты знаешь, Ал, это как… — Она посмотрела по сторонам, изучая обои на стенах. Потом внимательно уставилась на Дракона, словно сравнивая наличие собаки с наличием мужа. Потом покачала головой. — Тебе не понять. Это ведь как владение собственностью. Как дача, например, — обрадовалась она, найдя подходящее сравнение.
— Ну тогда это неплохо, — протянула я, вспоминая, как ласково там шумят деревья и как красиво цветут клумбы.
— Нет, нет, ты не понимаешь. Вот цветы, скажем, там колосятся. Но их сначала нужно посадить. Потом — растить, поливать и оберегать. Но если на даче это можно доверить садовнику, то в браке необходимо делать все самой. А то знаешь сколько садовниц набежит? Собственность не бросишь, не оставишь без присмотра, она все время требует от тебя чего-нибудь. Нужно платить за аренду, убирать опавшие листья, вырывать сорняки и, прости за сравнение, даже выгребную яму чистить.
— Ужас какой, — честно призналась я.
Мне очень хотелось, чтобы Лялька поговорила о чем-то своем. Я пыталась таким образом выразить ей благодарность за то, что она битый час выслушивала мои бредни.
— А в садовницы многие набиваются?
— Бывает, — засмеялась Лялька своему же сравнению. — Рыбачат.
— Что делают? — не поняла я.
— Удочки закидывают с разными наживками. Я это называю — покупки.
— Как это?
— Ну, знаешь, мы все время друг друга покупаем. Я делаю тебе комплимент, например, не потому, что думаю о тебе так хорошо, а потому, что хочу, чтобы ты меня любила, или чтобы у меня с тобой не было разногласий во время работы, или для того, чтобы ты оставила меня в покое. По-разному. Мужчины очень легко покупаются. На большие перспективы, на славу, на власть. На многое. Какая-нибудь нимфоманка в стоптанных туфлях набежит, как прибрежная волна, и ну рассказывать о своих перспективах в жизни. Солнечные дали перед мужиком стелит. А он и уши развесил.
— А ты?
— Что я? Приходится ласково улыбаться, интересуясь, в каком секонд-хэнде она одевается и почему такая перспективная дама себе до сих пор на туфли не заработала.
— А тебя покупают? — спросила я.
— Ал, я себя безумно дорого ценю. Ни у кого воображения не хватает. — В ее тоне проскочила грустная нотка. — Разве что у тебя, — усмехнулась она.
— У меня?
— Ты подкупаешь меня своей искренностью, и мне всегда нравилась твоя манера жить.
— Чего нравилось?
— Не важно, — Лялька стала серьезной. — Расскажи-ка мне, что было дальше.