На улице перед кафе стоял мужчина в зеркальных солнцезащитных очках и читал бесплатную газету. Федор демонстративно взял меня под руку и, пройдя немного по проспекту, потащил куда-то под арку в подворотню. Там он подтолкнул меня к подъезду, а сам притаился за углом.
Буквально в тот же момент послышались металлические шаги, и через несколько секунд показался мой преследователь. Федор огрел его «дипломатом» по голове, и пока тот, глухо охая, оседал на землю, вывернул руку.
— Ты чего, мужик, за мной ходишь? — спросил Федор. — Кто такой? Как фамилия?
— Мокричкин я. — Мой преследователь был не на шутку перепуган.
— Советую говорить правду, — строго приказал Федор, — таких фамилий не бывает.
— Документы в правом кармане, — сказал тот, став в один момент самым законопослушным гражданином.
Федор посмотрел в мою сторону и, увидев, как я тяну шею, наполовину вывалившись из подъезда, сделал мне знак, чтобы я исчезла. Я прикрыла дверь и так больше ничего и не услышала из их разговора. Сердце мое не билось, а прыгало в груди как на батуте. Теперь я хорошо разглядела человека, преследовавшего меня последние несколько дней. Он был похож на чахлое комнатное растение с прозрачными листьями, которое поливают раз в неделю. Маленькое крысиное личико с сивушным оттенком, туповатый взгляд. Он не похож на маньяка или психа. Скорее на карманника, для которого полупустой кошелек — самая большая добыча, на мелкого склочника, который при разводе поделит с женой даже алюминиевые гнутые ложки. Но тем более было непонятно, почему он все это время ходил за мной?
— Все, — крикнул мне в подъезд Федор, — выходи.
Я вышла и огляделась: во дворе никого, кроме нас, не было.
— Идем. — И мы вышли на Невский.
Федор огляделся и, подойдя к синей машине, поманил меня пальцем.
Когда мы переехали Дворцовый мост, Федор, который все время о чем-то напряженно думал, сказал мне:
— Что же ты за девушка такая, Серафима? Кому же ты дорогу перешла?
— Никому…
Но Федор только пожал плечами, мол, не хочешь, не рассказывай, и я, сложив руки в кулаки, твердо повторила:
— Никому!
— Ну хорошо, денег у тебя нет. Квартиры, по твоим словам, тоже нет. Работы нет. А что у тебя есть? Что им может быть нужно?
— Кому им? — похолодела я. — Этот тип, он что, не один? Их что, много? — В голосе моем послышались нотки закипающей паники.
— Этот тип тут ни при чем. Мелкий пьянчужка, на заводе работает. Его наняли, чтобы следить за тобой.
— Кто?
— Какая-то женщина. Он собутыльников поджидал на лавочке, а она подошла и говорит: «Заработать хочешь?» Он и захотел. На работе больничный взял и стал за тобой ходить. Каждый день она звонила ему, и он рассказывал, где ты бывала. А утром находил в почтовом ящике сорок рублей. Вот так.
— А кто эта женщина?
— Тебе виднее.
— Не знаю.
— Придется тебе поразмыслить над этим на досуге.
Мы тем временем подъехали к небольшому красивому домику. Федор вышел из машины. Я еле поспевала за ним. Подъезд оказался нежилым: десятки офисов без названий. На каждой двери красовался только номер. Поднявшись на третий этаж, мы остановились у железной двери под номером пятнадцать. Федор достал большой замысловатый ключ и, набрав код, открыл дверь приблизительно так же, как открывают сейф.
— Вперед! — скомандовал он, и мы вошли.
Два стола, шкафы с папками, гардины цвета опилок и красный телефон, который голосил как надорвавший голос петух. Федор подлетел к столу и снял трубку.
— Да, на месте. Подъезжайте, — сказал он и положил трубку. — Быстренько осваиваемся и начинаем работать. Документы с собой?
Я протянула ему паспорт. Он его сначала пощупал, посмотрел печати через увеличительное стекло, потом очень внимательно изучил каждую страницу и бросил его на один из столов.
— Трудовая с собой?
— Нет, я ее еще не забрала.
— Тогда пока — договор на испытательный срок, устроит?
— Мне все равно.
— Человеку не может быть все равно, когда речь идет о нем самом. Хорошо, этот стол твой. Включай компьютер.
— А как? — Я выдала свою полную неграмотность и страшно испугалась.
— Ну как всегда, — не понял он, — там под столом кнопка.
Я нажала какую-то кнопку, и тут компьютер тихонько загудел и на экране замелькали какие-то значки, цифры, таблицы. В конце концов там установился зеленоватый фон, а на нем значки.
— Войди в «ворд», — записывая что-то в блокнот и не глядя на меня, потребовал Федор.
— Куда?
Тогда он моментально прозрел относительно того, какого бездаря заполучил в качестве секретаря, и уставился на меня. Я поняла, что иду ко дну, что сейчас он скажет все, что обо мне думает, и выгонит меня на улицу. Вот сейчас ему надоест меня разглядывать, и на этом наше короткое знакомство, оказавшись неудачным, закончится. Федор действительно перестал рассматривать меня. Он приложил руку ко лбу и принялся рассматривать потолок.
— Только честно — ты когда-нибудь работала на компьютере?
— Нет. Если честно, я такой даже не видела.
— А чем ты занималась раньше?
— Работала в ветеринарной клинике медсестрой.
— Замечательно. Что же мне с тобой делать?
— А может быть, вы меня сторожем возьмете?
Я думала, он меня сейчас убьет, а он только рассмеялся:
— Здесь есть сторож. Ладно, научишься. А пока садись за компьютер и делай вид, что занята. У меня прием начинается.
С этими словами он подошел и пощелкал клавишами.
— Вот, это учебная программа. Сиди, осваивай технику.
Я уткнулась в программу, а к нему повалили люди. Все они показались мне немножечко странными. Одна женщина, например, спрашивала, как ей избавиться от бывшего мужа, с которым она по-прежнему делит однокомнатную квартиру и даже один диван, потому что новый никто из них покупать не хочет. Бабулька одна была еще интересная. У нее под окном из трубы течет вода. Ей очень хочется в суд на виновника подать, только она не знает — на кого. Просила объяснить ей и составить бумагу для суда.
Но самое любопытное, что Федор не гнал их взашей, а всем терпеливо улыбался и подробнейшим образом отвечал на вопросы. Потом пришла «группа лиц кавказской национальности». Меня тут же выслали варить кофе и приказали не торопиться. Через полчаса Федор сам пришел на кухню.
— Перерыв. Давай пить кофе. А ты пока можешь начать рассказывать мне о своих неприятностях.
В памяти моей к тому времени царил полный беспорядок. Мне казалось, что все неприятности обрушились на мою голову в одночасье. Как-то сразу. И я не могла точно определить, где они начались. Оглядываясь на свое прошлое, шаря в памяти последних нескольких лет, я вообще ничего приятного там не находила. Тогда я решила вспомнить, что именно меня сейчас тяготит больше всего. Больше всего мне не хватало собственных тапочек, комплекта личного постельного белья с таким родным запахом, кусочка сыра и больших зеленых листьев салата в холодильнике, тахты, составляющей с телевизором единое целое. Мне не хватало своего угла, где я могла бы свернуться калачиком, скрывшись от чужих глаз, пришпиливая ход времени маленькими чашечками чая, настоянного на целебных травах.
— Самое неприятное, — начала я, — что мне негде жить.
И я, не вдаваясь в подробности о родных запахах, рассказала ему о появлении Светланы, о ее странных манерах и о том, как развивались наши отношения вплоть до того момента, когда она вытащила ключ из замочной скважины и захлопнула дверь перед моим носом.
Федор слушал меня внимательно и делал какие-то заметки в блокноте.
— Светлана, — он задумчиво посмотрел на меня, — ну? Как ее фамилия? — приготовившись записывать.
— Фамилия? — удивилась я. — Не знаю. Она ведь Верке не родная сестра, у нее какая-то своя фамилия должна быть.
— А раньше ты про нее слышала?
— Про фамилию?
— Про сестру!
— Нет. Хотя… не помню, если честно. У Верки столько родни, что я давно перестала вникать, кто кому кем там у них доводится. Может быть, она и про Свету рассказывала, не помню.
— Да, — сказал он, — задача. Разумеется, она никаких прав на твою квартиру не имеет. Только вот расписку ты зря писала. В суде она, может быть, никакой ценности иметь и не будет, а вот если твоя Светлана знакома с какими-нибудь рисковыми мальчиками, то…
Он замолчал и задумался.
— Но в любом случае через два месяца ты можешь спокойно вернуться в свою квартиру и больше никогда подобных глупостей не совершать. Хотя все-таки никак не могу понять — зачем ей это? Ведь ее сестра уехала в отпуск!
— Но Верка тогда еще не собиралась в отпуск. Ей достались горящие путевки. Она ведь не знала.
Тут одновременно раздался звонок в дверь и петух, притаившийся в телефоне, снова принялся надрывать горло. Федор пошел встречать посетителей, а я снова села за компьютер, пытаясь с помощью обучающей программы научиться с ним контактировать. За окном стало темнеть, потом на улице зажглись фонари, и сердце мое заныло: нужно было подумывать о ночлеге. Вдруг мне пришло в голову, что я могла бы остаться ночевать здесь. А что? Вон какие кресла огромные. Конечно, Федор вряд ли захочет, чтобы незнакомый человек с улицы ночевал вместе с его многочисленными документами, хранящими чужие тайны. Пусть тогда закроет меня на кухне. Я не убегу. Мне бежать некуда. Да и не хочется. И, может быть, даже хорошо, что мне неожиданно оказалось негде ночевать и у меня есть шанс здесь остаться.
Я потихоньку, чтобы никто не заметил, пощупала свой лоб. Кажется, у меня начинался бред, и единственной его причиной могло быть резкое повышение температуры. Теперь мне казалось, что жизнь моя свернула куда-то в нужное русло. Что все неудобства и неприятности были необходимы только для того, чтобы я сейчас сидела в этом кресле, училась общаться с компьютером, а из-за соседнего стола на меня синими глазами поглядывал Федор. Он казался мне теперь не тем человеком, в гавань которого я привела свои корабли отдохнуть, он казался конечной целью моего безумного приключения, берегом обетованным, давно знакомым и очень родным.
Убедившись, что температуры у меня нет, я испугалась своих дальнейших философствований и полностью сосредоточилась на работе, что от испуга у меня неплохо получилось. В восемь вечера последний посетитель покинул кабинет, а Федор, закрыв за ним дверь, подошел ко мне тихонько сзади и заглянул в монитор.
— Ну как? — спросил он.
От неожиданности я вскрикнула.
— Интересно? — Он улыбался во весь рот.
— У меня получится, — пообещала я. — Обязательно.
— Пора закрываться, — сказал он.
— А можно, я здесь переночую? — зачастила я. — Приберу немного. А если вы за документы волнуетесь, можете меня на кухне запереть. Зато завтра на работу не опоздаю…
— Ты, — сказал он.
— Что? — не поняла я.
— Давай перейдем на «ты», хорошо? Я ведь не очень старый и не слишком гордый. И, между прочим, даже младше тебя на три года.
— Да-а? — протянула я, соображая, откуда он это знает, но потом вспомнила, что он тщательно штудировал мой паспорт.
— Ну хорошо, оставайся. Тебе, наверно, надо будет какую-нибудь раскладушку притащить.
— Нет, нет, нет, — запротестовала я. — Мне ничего не надо. Я тут в кресле… Я неприхотливая.
— Но ведь в кресле два месяца не проведешь.
— Уже не два. А один и двадцать пять дней.
— Хорошо, — сказал он и начал складывать бумаги в портфель, но потом спохватился: — А душ? Где ты мыться собираешься?
— А-а-а я возьму абонемент в бассейн. Три раза в неделю. У меня в СКА бабушка бывшей одноклассницы работает.
— Хорошо.
Федор снова собирался, но, похоже, ему было неловко бросать меня здесь одну, а самому отправляться на ночлег в нормальные условия. Он медлил, долго копался с замками, но в конце концов собрался и встал у двери:
— До завтра. Смотри никому не открывай, даже если ломиться будут.
— А что делать, если будут ломиться? — испугалась я.
— Да не будут, — успокоил он. — Ну а если что — пожар, землетрясение, наводнение, — звони сторожу.
Он подошел к столу и записал номер телефона.
— Вот. Ну, я пошел?
— До свидания.
— Угу, — сказал он и закрыл за собой дверь.