12

Я машинально взяла трубку, все еще не отводя от него глаз и отказываясь верить в реальность и этого провала, и звонка, и выдохнула в трубку:

— Алло.

— Так вот ты где! — услышала я до боли знакомый голос Клима. — И что же ты там делаешь в такое время?

— Я, — мой лепет был совершенно невразумительным, — да я… здесь…

— Сима, я что-то плохо слышу тебя, или у вас там что-то с телефоном? Кстати, а кто тот мужчина, который только что снял трубку?

— Это мой брат. — Я почти верила в то, что говорю.

— Я почему-то так и думал, — сказал Клим. — Почему-то мне именно так и казалось. Я никак не мог поверить, что ты вот так, ночью, сидишь у чужого мужчины, и это после всего, что у нас с тобой было.

Я подавленно молчала, а Клим, подышав в трубку, справляясь с потоком нахлынувшей ярости, которую я ощущала на расстоянии, продолжал:

— Ну так вот, Сима, ты так неожиданно пропала, что я не знал, что и думать. Сдала квартиру Свете, с работы уволилась…

— Меня сократили.

— Ах вот как. — Тон его стал гораздо мягче. — Негодяи! Я с ними разберусь. Завтра же утром поедем туда вместе, и я им устрою.

— Я не могу завтра. Я нашла другую работу.

— Так быстро? — удивился Клим. — И где же ты работаешь?

Назвать контору Федора я не решилась, поэтому, не моргнув глазом назвала адрес ветеринарной клиники на Невском.

— Хорошо, я подъеду туда завтра. Во сколько у тебя обед?

— Нет, нет, нет, — запричитала я, — завтра не получится. Я завтра выезжаю по звонкам. Давай я сама позвоню.

— Во сколько? — требовательно спросил он.

— В пять. Нет, в шесть. — Мне хотелось оттянуть время нашей встречи до второго пришествия.

— Буду сидеть у телефона. А где ты собираешься ночевать?

— Я сняла комнату. Здесь рядом. Меня брат проводит.

— Хорошо, — подытожил Клим. — До завтра. И помни, я очень волнуюсь за тебя. Пора кончать с этой неопределенностью. Хватит скитаться по дальним родственникам. У тебя есть я, и моя квартира — в полном твоем распоряжении. Что ты говоришь, Сима?

— Я ничего не говорю, — ответила я быстро, как нашкодившая школьница. — Я слушаю.

— Ты знаешь, — заговорил Клим неожиданно вкрадчиво и почти ласково, — я ведь догадался, зачем ты сдала квартиру. Глупенькая, тебе не нужно было прибегать к этим уловкам. Я твой. Обещай, что завтра же переедешь ко мне, и мы тут же оформим наши отношения. Договорились?

— Клим, — простонала я в отчаянии.

— Умничка, я все понял. Целую тебя. До завтра.

Потом я еще с минуту слушала гудки в телефонной трубке. Они были похожи на сигнал тревоги перед взрывом. Вот сейчас погудит еще и шарахнет так, что весь мир этот разлетится вдребезги. Я искренне надеялась, что так оно и будет, но секунды бежали, а вокруг ничего не происходило. Совсем ничего, если не считать, что просвет, который забрезжил на черном моем горизонте, снова затянулся грозовыми тучами, на этот раз, кажется, окончательно.

Я выключила телефон и положила трубку на стол. Федора нигде не было. С кухни потягивало сигаретным дымом, значит, он удалился, чтобы не мешать мне общаться с любимым женихом. Сидит, наверно, сейчас там и переваривает всю гнусность ситуации. Затащил в дом чужую невесту, полез целоваться, а тут и жених… Здорово, нечего сказать. А невеста все твердила «не хочу замуж, не хочу замуж», а теперь вон — отчитывается перед своим ненаглядным, встав по стойке «смирно» и поджав хвост.

Как все гадко вышло. Нужно было уйти сейчас же, и я стала обуваться. На моих туфлях шесть застежек — по три на каждой. Поэтому я не сумела быстро обуться и уйти. А когда застегнула пятую застежку, то прямо в туфлях прошла на кухню и села на стул.

— Ах да, тебя ведь надо проводить, — усмехнувшись, сказал Федор. — Я сейчас.

Тон у него был уже совсем другой. Официально веселый и отстраненный. Лучше бы он запустил в меня чашкой. Но, похоже, несмотря ни на что, ему этого совершенно не хотелось.

— Понимаешь… — начала было я.

— Не надо, — поморщился он, — я все понимаю. Я уже не маленький и давно живу на этом свете.

— Извини, — сказала я.

— Да нет, это ты меня извини. Затащил домой, полез целоваться!

В этот момент он, очевидно, припомнил то, о чем говорил, достаточно отчетливо, потому что лицо его на секунду озарилось последними отсветами проведенного вечера — и уже начало угасать, когда я, прорывая пелену сплошного тумана между нами, зависая где-то в космическом пространстве, на пороге небытия, сказала:

— А мне понравилось.

Наверно, такое чувство испытывают начинающие моржи, погружаясь в прорубь в тридцатиградусный мороз. У них так же отчаянно вытаращены глаза, зубы плотно сжаты, чтобы не стучали, и в голове только одна мысль: от того, что они собираются сделать, еще никто не умирал.

— А Климу понравилось бы? — бросил он через плечо, потому что уже надевал кроссовки, собираясь выдворить меня из своей жизни раз и навсегда.

То есть он не понял, какого мужества мне стоила последняя фраза. Может быть, есть женщины, которым сказать такое — все равно что высморкаться. Но я никогда больше не повторю этого грандиозного прыжка в космическую прорубь. Мне было стыдно теперь за свое признание, стыдно до слез. И как только я подумала об этом, в горле запершило, и слезы стали постепенно подкрадываться к уголкам глаз. Когда одна из них все-таки скатилась и повисла у меня на носу, он обернулся, то ли почувствовав увеличение влажности, то ли получив какой-то другой сигнал космического происхождения, и уставился прямо на нее.

— Ну, Серафима, не стоит все так…

И не договорил. Слезы закапали из моих глаз на линолеум в коридоре часто-часто. Я сама еще не поняла толком, что происходит, поэтому внимательно вместе с Федором наблюдала, как на полу образуется маленькая лужица.

Душа моя словно оказалась взаперти где-то в маленькой комнатке и тут же, страдая клаустрофобией, стала молотить в стены в поисках выхода. Она подняла там внутри такой визг и вой, который может устроить только девчонка-первоклассница, запертая сорванцами-сверстниками в чулане с крысами. Сейчас Федор откроет дверь, и вместе с черной как смоль ночью на меня навалятся злые духи — Клима, Верки, Светланы. Они схватят меня цепкими руками и поволокут в свой мир, из которого я вырвалась ошибкой. «Да как ты посмела? Тебе здесь не место!» — плыли в голове обрывки фраз. В общем, когда я спохватилась, то оказалось, что я, всхлипывая по десять раз кряду каждую секунду, сижу в комнате, в кресле, а Федор, примостившись на полу у моих ног, подталкивает стакан с водой, который я бессмысленно держу в руках, к моему рту.

«Я не хочу! Не хочу!» — твердила я, пока не почувствовала, что слезы принесли неимоверное облегчение и даже томную усладу моему сердцу и что никто не заставляет меня делать то, чего я не хочу, никто меня давно не гонит из этого теплого дома, а только настойчиво уговаривает «выпить водички» и не тереть лицо руками, чтобы не распухло завтра.

«Верю, верю!» — говорил теперь Федор на каждое мое «не хочу», а я, все еще жалобно всхлипывая, кивала ему головой.

— А о чем же ты раньше думала, Серафима? Когда он за тобой ухаживал, когда ты с ним целовалась, когда…

— Да я с ним и не целовалась ни разу! — прикрикнула я на него, чтобы он не вздумал продолжать свои «когда».

— Ты меня совсем за идиота держишь? — Он нахмурился.

Но он был настоящим весельчаком, этот Федор, в любой ситуации, всегда, поэтому тут же развеселился и, хлопнув себя рукой по лбу, поставил мне диагноз:

— Я понял, кажется. Есть такое заболевание, когда человек, сам того не желая, врет всем подряд. Серафима, ты больна.

— Да правду я говорю! — возмущению моему не было предела.

— Помню, помню я твою правду. Ты говорила, что замуж не хочешь. Потом вытянулась по стойке «смирно» перед трубкой, говорящей голосом твоего жениха, и объявила меня своим братом. Да, кстати, ты ведь еще обманула его по поводу места своей работы. И назначила свидание завтра в шесть, хотя моя секретарша должна работать до семи. Серафима, ты авантюристка, — говорил он, окончательно развеселившись, — как же я сразу не догадался!

Федор от души хохотал и бил в ладоши, но, похоже, был весьма далек от мысли поднять меня из кресла и повернуть лицом к входной двери.

— Ты мне не веришь? — от удивления я перестала всхлипывать.

— Нет. Еще скажи, что вы с ним встречались в Публичной библиотеке.

— Почему в библиотеке? Он меня по ресторанам возил, в театры, в ночной клуб один раз.

— И ни разу не напросился на чашечку кофе потом, да? И ни разу не привел домой показать коллекцию марок?

— У него нет коллекции марок, — глупо сказала я. — И ко мне он ни разу не заходил!

— Несмотря на то, что ты живешь, как я понял, одна?

— Да.

— А жениться при всем при этом хотел, да?

— Да.

— Тогда я ничего не понимаю. — Федор задумался. — Может, он больной?

— Да нет. Он такой здоровый. — Я обвела руками вокруг себя. — Здоровенный даже. И крепкий, как стаффорд.

— Кто это?

— Американский стаффордширский терьер, — объяснила я.

— Ну да, мы же специалисты по животным, — продолжал он о чем-то размышлять. — Почему ты сказала ему, что я твой брат?

— Со страху.

— Но у вас ведь с ним ничего не было?

— Ну почему, было.

— Снова здорово! Так было или не было?

— А что ты имеешь в виду?

— А ты что?

— Ну ведь он мне предложение сделал. Значит, я должна…

— Ничего это не значит. Получается, я уже должен был бы быть женат на своей секретарше, если ей так захотелось. Так чего ты испугалась?

— Во-первых, что он будет кричать, ругаться. А во-вторых, что приедет сюда и заберет меня к себе.

— Как это заберет? Ты ведь не хочешь, если мне не изменяет память? Ты же не вещь.

— Он так просто не уедет, — сообщила я. — Он тут все разгромит.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую. Тон у него такой… злой. — Я никак не могла найти подходящего слова. — Или нет, угрожающий.

— Ну что же, Серафима, давай по порядку. Обо всех своих несчастьях ты мне уже рассказала, давай теперь рассказывай еще об одном — Климе.

Загрузка...