Обреченная на счастье

7

Проснувшись, я никак не могла понять, где же нахожусь, но потом вспомнила постепенно все, что на меня обрушилось за последние дни. Недаром говорят, что утро вечера мудренее. Теперь все со мной происшедшее не показалось мне ни пугающим, ни безнадежным. Может быть, я стала привыкать к этой новой своей жизни? Или это было все-таки лучше, чем совсем ничего?

Несмотря ни на что, настроение у меня было легкое и чуть приподнятое. Я покормила Чарли и отправилась с ним на прогулку, поминутно уговаривая себя не шарить глазами по кустам в поисках своего преследователя. Но преследователь мой, очевидно, еще спал. А может быть, решил оставить меня в покое? Утро сделало меня оптимисткой.

По дороге на работу я чувствовала себя частичкой человеческого муравейника, растревоженного первыми солнечными лучами. Это было приятно. Поэтому, входя в клинику, я пребывала в самом лучшем своем расположении духа.

В кресле сидела Ольга с заплаканными глазами.

— Что случилось? — спросила я.

— Похоже, мне здесь жить придется! — всхлипнула она, схватила сигарету и выскочила в коридор.

Открылась дверь в кабинет директора.

— Сима, зайдите, пожалуйста, — раздался оттуда его напряженный голос с явным налетом официальности.

Директор наш, надо сказать, на работе появляется крайне редко, в конце месяца, чтобы подписать ведомости на зарплату. А так мы вполне обходимся без него. А он — без нас. То, что Валентин Никитич сидел в своем кабинете посреди бела дня, в такую прекрасную погоду, ничего хорошего не сулило.

— Понимаешь, Сима, — начал он, когда я вошла. — Дело такое, сокращение у нас.

И замолчал.

— Ага, — сказала я, чтобы ему было понятно, что я понимаю.

— Ну вот, — продолжил он тоном ужасно занятого человека, который вот-вот опоздает на самую важную встречу, — кого-то нужно сокращать.

И снова замолчал. Я на всякий случай тоже молчала.

— Так что извини, — заключил он.

— За что? — не поняла я.

— Ну мы ведь тебя сокращаем, не кого-то, — пояснил Валентин Никитич несколько раздраженно.

— Как — меня? — опешила я.

— А кого, нет, Сима, ты мне скажи — кого? — быстро заговорил он. — У Веры дети, у Ольги дети, у всех дети. А у тебя нет.

— Ну и что?

— Тебе проще остаться без работы.

— Но ведь у них не только дети, у них еще и мужья, которые зарплату получают. А у меня — нет.

— Ну, Симочка, не скромничай, — подмигнул мне директор, — все говорят, у тебя очень состоятельный жених. Говорят, что, если ты выйдешь замуж, все равно работу оставишь.

— Кто говорит? — вытаращила я глаза.

— Да все. — Он широким жестом обвел пустой кабинет. — Все говорят. И давай не будем спорить и ссориться. Спасибо тебе за службу и — до свидания. — С этими словами он взял мою руку, потряс ее и выпроводил меня за дверь.

Я постояла там немного и направилась к выходу. В коридорчике Ольга, все еще всхлипывая, докуривала сигарету.

— Ты поняла? Поняла теперь? — спросила она.

— Поняла.

— Представляешь, я теперь отсюда вообще никогда не выйду! Тебя нет, Верки нет. Издевательство одно! Ты хоть меня понимаешь?

— Да, — сказала я. — Понимаю. И завидую.

И ушла, оставив дверь открытой. Собаки не любят сигаретного дыма, пусть проветрится.

Через полтора часа на диване, покрытом пятнистой накидкой, я рассказывала Чарли о своем новом горе. В сумочке у меня лежали последние пятьдесят рублей, которые предстояло теперь растянуть на весьма неопределенный срок.

Интересно, что делают люди, попавшие в мое положение? Наверно, спиваются. Превращаются в посиневших субъектов, теряя остатки совести, ума и признаков пола. К сожалению, на спиртное у меня всегда была аллергия, значит, с мыслью присоединиться к сизоносому братству придется сразу расстаться. Что сейчас самое главное? Самое главное сейчас, что скоро мне нечего будет есть и негде будет занять денег. Разве что у Клима.

Наверно, это судьба таким образом подталкивает меня к замужеству. Ах, ты замуж не хочешь? Тогда подумай, где будешь спать, что будешь есть? Не можешь о себе позаботиться? Дай сделать это хорошему человеку. Действительно, что мне стоит снять сейчас телефонную трубку и позвонить ему? Он приедет, заберет меня отсюда, накормит, пропишет в своих хоромах. Ладно, пусть. Я подсела к телефону. Если у меня ничего не получается, пусть обо мне позаботится кто-нибудь другой. Я сняла трубку. Пусть все эти приключения послужат мне уроком. Как бы плохо ни было, все равно может быть хуже. Как там его номер…

Как это я сейчас подумала: «Как бы плохо ни было, все равно может быть еще хуже»? Боже мой! Я бросила трубку. Действительно, пусть я осталась без дома и без работы, но я пока еще жива и здорова, и пока еще — без Клима. Зачем же усугублять положение?

Где-то на кухне мне попадалась на глаза газета «Реклама Шанс». Ну-ка посмотрим. Сначала я прочла объявления по найму на работу. Почти все они предлагали «интересную работу для ответственных, находчивых, обаятельных и предприимчивых». То есть не для меня. Только три объявления показались мне серьезными. В них приглашали на работу сантехника, шелкографа и специалиста по офсетной печати. К сожалению, эти специальности были для меня полной загадкой. В разделе «Животные» я нашла рекламные объявления десятка ветеринарных служб, в том числе и нашей, и решила попытать счастья.

— Здравствуйте, вам не нужны ветеринары?

— Не нужны, — ответили мне восемь раз.

Тогда я достала Дейла Карнеги, который без дела пылился в стенном шкафу, и, проштудировав книгу по Диагонали, попробовала еще раз.

— Здравствуйте, вам не нужны…

— Не нужны, — коротко ответил мне неприятный женский голос.

Оставался только один телефон. Я решила не рисковать и предварительно прочитать Карнеги от корки до корки. Вдруг поможет? Ровно через два с половиной часа я неожиданно для себя сделала важное открытие. Эти люди, эти девять человек, с которыми я только что разговаривала, очевидно, тоже читали Карнеги. Здесь же русским языком написано: не перечьте, не спорьте с человеком. Я говорю им «вам не нужны?», а они, чтобы не спорить со мной, и отвечают, нет, мол, конечно, не нужны.

Прилично подкованная в вопросе влияния на людей, я набрала последний номер телефона и, широко улыбаясь, как будто они там могли это видеть и оценить, голосом, бодрым, как военный марш, с аккордами убедительности произнесла:

— Вам нужны ветеринары?

Вопросительную интонацию я запустила только в самом конце, где-то на последнем слоге, как иностранка. Очередная девушка из очередной ветеринарной службы задумалась.

— Вообще-то у нас конкурс. Пришлите резюме.

— По почте?

— По факсу.

— А занести лично?

— Можно, — разрешила она и продиктовала адрес.

Весь день я репетировала предстоящую встречу. К сожалению, гардероб мне выбирать не приходилось, но вот с походкой, голосом и уверенностью в себе что-то нужно было срочно делать. Я долго пыталась убедить зеркало в том, что взять меня на работу — это самое мудрое решение, которое только может прийти в голову руководителям этой фешенебельной ветлечебницы. Но из зеркала на меня смотрела насмерть перепуганная безработная тетка, которую не то что к собакам, даже к крысам подпускать было небезопасно.

Я гримасничала, выбирая подходящее выражение лица, но в моем арсенале выражение уверенности в себе отсутствовало начисто.

Сделав небольшой перерыв и пробежавшись с Чарли по двору, я снова стала разыскивать в своей мимике что-нибудь подходящее. На третьем часу кропотливых поисков мне удалось выудить одну более-менее подходящую мину: это было ассорти из крайнего замешательства и полусна, которое вполне могло сойти если не за уверенность, то по крайней мере за равнодушие флегматика. Большего я из себя выдавить не смогла, поэтому стала заучивать именно это выражение.

Мне непременно нужно было туда устроиться. О том, что я буду делать, если меня туда не возьмут, я старалась не думать. Но вот мой желудок, о существовании которого я иногда начисто забывала, именно теперь вдруг стал очень требовательным. Я прекратила занятия, сознавшись себе, что очень хочу есть. И еще я поняла, что мой организм принял сигнал опасности от мозга, сообщившего ему, что мы все остались без гроша, и решительно был настроен насытиться как минимум на неделю вперед.

Пришлось шлепать в магазин. Глаза шарили по полкам со снедью как-то особенно алчно. Руки, отсчитывающие монеты, слегка дрожали. Я набрала пакетиков с лапшой быстрого приготовления, тушенки, картошки и, зажмурившись, пошла к выходу. А желудок, когда я проходила мимо кондитерского отдела, завывал так, словно пытался обрести суверенитет и право голоса. Но тщательно оберегаемые мною остатки здравого смысла не позволили ему этого.

На улице стояла осень. А точнее — бабье лето. Листья начинали желтеть, краснеть, летать по воздуху в сильный ветер, шуршать под ногами. Хотелось срочно купить фотоаппарат и снимать на пленку чудесные пейзажи, которые каждый день менялись. Скоро это все кончится, агония природы продолжается совсем недолго. Каждую осень я говорю себе: «Нет, нет, подождите, я еще не насмотрелась, так красиво, пусть побудет еще немножечко». Но осенью насытиться невозможно, она как взмах крыла волшебной жар-птицы: была — и нет. Вот зима — это совсем другое дело. Она стоит и стоит, и никуда не торопится. Долгие полгода надоедает. А вот когда…

В этот момент метрах в трех за моей спиной кто-то споткнулся, и я машинально обернулась. Мамочка, да это ведь тот самый тип, тот псих, который ходит теперь за мной повсюду. Я напряженно вслушалась в его шаги и поняла, что этот звук с металлическим лязганьем преследует меня от самого магазина. Что же ему надо? Одно дело — рассуждать, сидя на диване за тремя замками, и совсем другое — вот так, на улице, когда кто-то чуть ли не дышит тебе в затылок.

Я ускорила шаг, он тоже пошел быстрее. Подходя к дому, я уже почти бежала, а он двигался вслед за мной перебежками, не отставая. Взлетев вверх по лестнице на третий этаж, я запуталась в ключах и с замиранием сердца вслушивалась в звуки шагов. В тот момент, когда в пролете внизу показалась голова мужчины, я вломилась в квартиру и, захлопнув дверь, прижалась к ней спиной. Минуты две стояла полная тишина. Я вздохнула, но тут в подъезде раздался громкий и зловещий, как мне показалось, смех моего преследователя. Смех заметался эхом в тесных лестничных пролетах и замер где-то под крышей. Я села на пол и заплакала.

Чарли некоторое время озабоченно наблюдал за мной, а потом подошел поближе и, наклонившись, стал облизывать мое лицо. Рядом с черным великаном мне стало немножко легче. Мало мне, черт возьми, неприятностей на мою голову, а тут еще какой-то псих привязался. В такие минуты тяжело быть одинокой женщиной. Потому что больше всего на свете хочется, чтобы тебе кто-нибудь помог. Ну хоть кто-нибудь. Тяжело сражаться со всем светом, когда он категорически против тебя.

Все, решила я, хватит. Завтра же позвоню Климу. Извинюсь за то, что надолго пропала, и скажу, что согласна мыть все его комнаты и скучая сидеть в ресторанах до скончания века. Что поделать! Некоторые люди рождаются не для того, чтобы быть счастливы куда-то, словно попадало в многочисленные воздушные ямы. Я достала ключи, но поняла, что открыть беззвучно дверь не сумею, а открыть, звеня ключами, — просто не успею, все-таки три замка — это вам не шутка.

Вдруг человек внизу облегченно вздохнул, пошуршал чем-то и стал издавать странные звуки, после которых радостно крякал каждый раз. Чем это он там занимается? Мое воображение отказывалось обрисовать его занятие согласно раздающимся причмокиваниям, поэтому я осмелилась одним глазом выглянуть в пролет.

На ступеньках второго этажа сидела пожилая женщина в зеленых сапогах и в бесформенном плаще, походившем на плащ-палатку. На голове ее красовалась красная шляпка с ленточками. Сбоку лежал мятый носовой платок и кусок «докторской» колбасы, а в руках она держала бутылку водки, почти пустую, и с наслаждением прикладывала ее ко рту, вытряхивала остатки и грустно причмокивала, качая головой.

Тогда я наконец выдохнула воздух и шаткой походкой стала снова спускаться по лестнице. Когда я поравнялась со старухой, так напугавшей меня, она, привыкшая, наверно, к конспирации, уже степенно шла наверх и, поравнявшись со мной, окинула меня взглядом английской королевы.

— Дама, не подскажете ли вы мне время? — спросила она полукокетливо и немного вульгарно.

— Часов нет, — радостно объявила я, подивившись, куда же она так быстро спрятала бутылку и кусок розовой колбасы.

Я вышла из подъезда с улыбкой и столкнулась нос к носу с Инной Владимировной.

— Вы? — удивилась я.

— Сима, операцию отменили, — сказала она мне, сияя от счастья, — диагноз не подтвердился! Представляешь? Бывают же чудеса на свете! Мама через месяц сама ко мне прилетит. Как там мой зверек?

— Чудесно, — сказала было я, но, заметив недоумение в глазах Инны Владимировны, добавила: — Только скучает без вас.

— Маленький мой! Пойду обрадую его.

Я достала портмоне и передала ей ключи.

— Спасибо тебе, Симочка, большое. Ты меня очень выручила. Кстати, как твои гости? Довольны?

— Еще как, — ответила я, и мы распрощались.

Ну вот, последний оплот моей самостоятельности рухнул. Теперь мне негде преклонить голову, и сразу же после визита в ветеринарную клинику я должна буду звонить Климу. Делать больше нечего. Запас моей свободы исчерпан до дна. А жаль. Я начала привыкать к этой новой жизни. Пусть она была полна страхов и крупных неприятностей, но я как-то с ними справлялась, я что-то предпринимала.

Так, задумавшись, я дошла до автобуса, влезла в него последней, и мой полиэтиленовый пакет был прихлопнут дверцами. Кстати, я совсем забыла о своем преследователе. А вдруг он тоже сел в этот автобус, посматривает на меня теперь из угла и потирает руки? Ну и пускай, решила я обреченно. На Невском среди людей я буду в безопасности, а потом сразу же позвоню Климу.

Выйдя из метро на канале Грибоедова, я долго искала место своей возможной работы. В конце концов в каком-то замшелом проходном дворе, куда не проникали и отблески роскоши Невского — им мешали проржавевшие мусорные баки с непереносимым запахом, — я нашла малюсенькую вывеску: «Мы обслужим ваших питомцев» и, перешагнув через дохлую крысу, валяющуюся чуть ли не возле самого крыльца, позвонила в дверь.

Мне открыла молодая девушка в очень короткой юбке и строго спросила:

— Кто у вас?

— У меня резюме, — ответила ей я.

— Заходите, — пригласила она.

Офис был оформлен в лучших европейских традициях. Девушка занесла мои данные в ультрасовременный компьютер, задала мне еще несколько вопросов и, равнодушно улыбаясь, попросила явиться через три дня за окончательным ответом.

— А надежда есть? — спросила я.

— Надежду терять никогда нельзя, — сказала она, будто это и был ответ на мой вопрос.

— Но все-таки как вы считаете, могут меня взять?

Девушка еще раз улыбнулась мне, словно говоря: «Ну чего ты все канючишь?», и официальным тоном ответила:

— Я не уполномочена давать какие-то гарантии. Пока на место в нашей фирме претендуют пять человек. Вы шестая.

— А-а-а, — протянула я. — До свидания.

— Через три дня позвоните, если вы пройдете во второй тур…

— Еще и второй тур?! — удивилась я.

— Еще и третий потом, — радостно сообщила девушка. — Так вот, если вы пройдете, вам назначат собеседование с нашим главным менеджером по персоналу.

«А если пройду в третий — с главой династии Романовых ныне царствующей», — решила я и, еще раз распрощавшись с девушкой, вышла.

Задумавшись и все-таки наступив на дохлую крысу, все так же мирно лежащую у подъезда, я выбралась из омерзительного дворика на Невский и отдышалась. Если я буду здесь работать, придется приобрести противогаз. В офисе, конечно, установлены кондиционеры, но выходить на обед я точно не буду.

Подумав про обед, я снова вспомнила, что финансовые возможности мои истощены до предела, а желудок, опомнившись, включил сирену голодных позывных, напоминая мне тем самым, что каждый человек смертен и я тоже могу умереть от голода. Оглянувшись в поисках какого-нибудь дешевенького пищеблока, я заметила рядом своего знакомого. Ага! Значит, следим уже. Ну давай, следи. Все равно я Климу сдаваться решила, это пострашнее будет, чем от тебя бегать.

Однако отчаянная храбрость тут же меня покинула, и, заметив, что к моему преследователю обратился прохожий с вопросом, я опрометью кинулась в раскрытые двери кафе.

Здесь было несколько залов, и мне, естественно, хотелось забиться в самый дальний. Я свернула в следующий зал и, не сумев вовремя сбросить скорость, проехавшись по скользкому полу, налетела на человека, идущего впереди.