Обреченные королевства

ГЛАВА 6 ПЕЛСИЯ

Йонас дважды очень тщательно отчистил кинжал, но кровь брата по-прежнему мерещилась ему на лезвии. Убрав его наконец в кожаные ножны при бедре, он стал рассматривать границу между Пелсией и Ораносом. Ее, конечно же, охраняли. Стража дежурила повсюду — от Серебряного моря на западе и до Запретных гор на востоке. Причем стояла скрытно. Если не знаешь, на что смотреть, и не разглядишь.

Йонас знал. Его учил лучший из лучших — брат Томас. Йонас впервые оказался в здешних небезопасных местах, когда ему было всего десять лет от роду, а брату — четырнадцать. Дело в том, что у Томаса имелась тайна. Он никому не доверял ее, пока не надумал поделиться с братом. Томас подворовывал у соседей. Это преступление, в случае поимки караемое смертью на месте, но Томас решил, что дело того стоило — ведь речь шла о жизни и здоровье семьи, и Йонас с ним согласился.

Некогда Пелсия слыла страной роскошных садов, пышных лесов и великого множества рек, изобильных рыбой, страной, где дичи не было перевода… Все начало меняться три поколения назад. Медленно, но верно Пелсия делалась менее плодородной. Вся как есть, от увенчанных снегами гор на востоке до океана на западе. Все живое в ней начало попросту умирать. Страна превращалась в пустыню, где не было ничего, кроме побуревшей травы, серых камней… и смерти повсюду. Ближе к морю еще что-то росло, но лишь четверть Пелсии сохраняла способность по-прежнему поддерживать жизнь.

Но это полбеды. Благодаря Ораносу остатки плодородных земель были теперь заняты виноградными лозами. Южные соседи за бесценок скупали вино, а пелсийцам оставалось лишь напиваться до полного бесчувствия, вместо того чтобы сажать овощи и хлеб… Что касается Йонаса, вино успело сделаться для него признаком угнетения. Символом недальновидности соплеменников. И самое скверное — вместо того, чтобы возмутиться и сделать попытку поправить дело, они предпочитали жить одним днем, перебиваясь, как выражаются в народе, из куля в рогожку.

Это усталое смирение бесило Йонаса больше всего.

А еще многие верили, что их вождь, Хьюго Базилий, не сегодня, так завтра использует магию и всех спасет. Самые верноподданные полагали, что он великий волшебник, и почитали его как бога, привязанного к земле узами плоти и крови. В качестве налога он забирал три четверти всех вин, производимых в стране. И люди охотно отдавали плоды своего труда, неколебимо уверенные, что совсем скоро вождь воззовет к магии и спасет всех.

«Дурачье, — мысленно клокотал Йонас. — Какое непроходимое дурачье!»

Вот Томас, тот не доверял всякой чепухе вроде магии. Он чтил вождя как главу пелсийского народа, но верить предпочитал в незыблемые реалии жизни. И без малейших зазрений совести ходил за добычей в Оранос. Он был бы рад и Лимерос с теми же намерениями посещать, но в той стороне лежали скальные кряжи и холодные пустоши. Морозная страна куда менее привлекательна для дичи, нежели умеренный климат и зеленые долины Ораноса.

Когда Томас впервые взял его с собой через границу, Йонас испытал сущее потрясение. Подумать только, к ним преспокойно подошел белохвостый олень. Непуганое животное прямо-таки подставило горло под ножи братьев, как бы приветствуя их в изобильных оранийских пределах. Мальчишки повадились исчезать из дому на неделю и больше и всегда возвращались нагруженные съестным. Отец никогда не задавал им лишних вопросов, решив про себя, что отпрыски, верно, обнаружили в Пелсии охотничьи угодья, неведомые остальным. Они и не разубеждали его.

Старик, конечно, рад был бы приставить их днями напролет работать на виноградниках, но и частые отлучки сыновьям в вину не вменял…

Знай он правду, конечно, рассвирепел бы и запретил им подставлять головы. Несколько раз братья в самом деле чуть не попались; выручали их только быстрые ноги. И дело-то было лишь в том, что они семью свою пытались прокормить! Вот ради чего они рисковали жизнью, посещая страну, которая легко могла поделиться излишками — и убыли не заметить!

Когда-то, стоя на этом самом месте и собираясь в очередной раз пересечь рубеж, Томас сказал ему: «Однажды мы с тобой, брат, все здесь перевернем. Сделаем так, что люди будут ходить туда и обратно, не боясь получить в спину стрелу. Добьемся, чтобы каждый пелсиец мог наслаждаться красотой и достатком, не по заслугам доставшимися избалованным оранийцам. Мы все себе заберем!»

От воспоминания у Йонаса защипало глаза. Горе спазмом стиснуло горло. Со времени убийства он ни на единый миг о нем не забывал.

«Как же я хочу, чтобы ты оказался прав, Томас! Как я этого хочу! Ибо сегодня мы начнем исполнять твою мечту…»

Его ладонь легонько коснулась рукояти кинжала, которым государь Эрон вспорол брату горло. А хорошенькая принцесса развлекалась, глядя на его смерть…

Этой самой принцессой Йонас вскоре стал одержим. Она казалась ему сущим символом Ораноса. Исполненная холодной красоты, жадная и жестокая до мозга костей! Шли дни, а его ненависть к ней лишь разгоралась. Она небось уже позабыла случившееся. Укрылась в золотом дворце и наслаждается жизнью… Злобная сучка. Разделавшись с государем Эроном, Йонас этим же лезвием отнимет у нее жизнь. Ме-е-дленно…

«Так было предначертано», — сказал отец, когда пламя погребального костра Томаса озарило темное небо.

«Нет! Не было!» — скрипя зубами, прохрипел Йонас.

«Иначе невозможно воспринять это. И вытерпеть. Так назначила ему судьба».

«Здесь совершилось преступление, отец! Томаса убили оранийские королевичи, те самые, которым ты по-прежнему готов продавать вино! И никто не намерен платить за убийство. Томас погиб впустую! А ты только и способен, что рассуждать о фатуме?»

И Йонас отошел прочь от толпы, собравшейся ради похоронного ритуала. Он уносил в сердце безжизненный образ пустой оболочки, некогда вмещавшей дух брата, и сердце грозило не выдержать. Шагая, он встретил взгляд сестры. Глаза Фелиции блестели от слез.

«Ты знаешь, что следует сделать, — сказала она. — Отомсти за него!»

…И вот он стоял здесь, готовый перейти границу Ораноса. Хищник, вышедший на охоту за особенной дичью. Он со спокойной уверенностью сознавал, что уже не вернется домой. Рано или поздно падет где-нибудь там, на той стороне. Умрет с радостью, расплачиваясь жизнью за свою месть…

— А серьезный-то до чего… — произнес голос в потемках.

Йонас напрягся всем телом и быстро крутнулся вправо, но прежде, чем он успел коснуться оружия, крепкий кулак врезался ему в живот. Шатаясь, ловя ртом воздух, он качнулся назад… Тяжелое тело налетело на него и повалило на землю. Удар вышел жестким. Йонас начал барахтаться, силясь встать, но тут его горла коснулось острое лезвие.

Он перестал дышать… И увидел над собой пару темных глаз.

— Убит, — насмешливо скривились знакомые губы. — Видишь, как легко и просто это может случиться?

— Слезь с меня, — зарычал Йонас сквозь зубы.

Лезвие исчезло с горла. Он сердито отпихнул человека, прижимавшего его к земле, и тот наконец отодвинулся с негромким басовитым смешком.

— Ну ты и дурак, — сказал он затем. — Воображаешь, будто можешь вот так просто исчезнуть и никто ничего не заметит?

Йонас мрачно смотрел на своего лучшего друга, Брайона Раденоса.

— Я тебя с собой не звал.

Тот провел рукой по черным спутанным волосам. Белые зубы сверкнули в улыбке.

— А я просто взял да выследил тебя, — сказал он. — Благо ты натоптал от души. Это было легко…

— Странно, что я тебя не заметил, — буркнул Йонас, отряхивая рубашку. После дружеской стычки на ней появилась прореха и несколько новых пятен. — От тебя же воняет, как от паршивой свиньи.

— Никогда ты не умел придумывать оскорбления, — фыркнул Брайон и в свою очередь понюхал воздух. — Ты, знаешь, сам нынче вовсе не весенней свежестью благоухаешь. Любой страж приграничья тебя за полсотни футов учует.

Йонас все так же исподлобья смотрел на него.

— Не лез бы ты не в свое дело, Брайон.

— Когда мой друг убегает с целью дать себя прикончить, это очень даже мое дело.

— Все равно!

— Можешь спорить со мной хоть до завтра, если только это удержит тебя от безрассудного похода в то королевство.

— А то я первый раз туда отправляюсь…

— Верно. Зато в последний. Думаешь, я не понял, что у тебя на уме? — Он покачал головой. — Повторюсь, но скажу: дурак!

— Сам ты…

— Хочешь ворваться в оранийский дворец и убить двоих королевичей. Как по мне, олух и есть…

Йонас угрюмо буркнул:

— Оба заслужили смерти!

— Но не таким же образом!

— Тебя там не было! Ты не видел, что произошло с Томасом!

— Зато наслышан с избытком. И твое горе каждый день у меня на глазах. — Брайон медленно вздохнул, глядя на друга. — Я знаю, как ты думаешь, Йонас. Знаю, что чувствуешь. И потом, я ведь тоже потерял брата, припоминаешь?

— Он свалился пьяный с утеса и разбился насмерть. Это не одно и то же!

Брайон заметно напрягся: напоминание о том, что брат не был достойнейшим из людей, его не слишком порадовало. Хорошо хоть, у Йонаса хватило совести вздрогнуть и сморщиться, осознав, насколько низко он пал, если заговорил о таком.

— Потеря родного человека всегда болезненна. Вне зависимости от того, каким был конец, — помолчав, проговорил Брайон. — Друга терять тоже очень тяжело, знаешь ли.

— Я не могу это так оставить, Брайон. Не могу смириться с убийством!

Йонас смотрел вдаль, за широкое поле позади полоски леса, разделявшего два королевства. Отсюда до оранийского дворца еще день пути, если пешком. Йонас был отменным скалолазом и не сомневался, что сумеет взобраться на стену. Своими глазами он замка не видал, но люди о нем много рассказывали. Во время последней войны между двумя державами, почти сто лет назад, тогдашний оранийский монарх обнес все королевские земли сверкающей мраморной стеной, оградив таким образом и дворец, и виллы знатнейших оранийцев. По некоторым слухам, внутри стен оказалась квадратная миля земли — целый город!

Главным для Йонаса было то, что на такой длинной стене уж точно найдется неохраняемое местечко. Тем более что серьезной угрозы обитателям дворца не возникало так долго…

— Ты правда думаешь, что сумеешь убить вельможу? — спросил Брайон.

— Легко!

— И принцессу? Располосовать горло девчонке тебе тоже будет легко?

Йонас посмотрел ему в глаза сквозь потемки.

— Она — воплощение всех богатых подонков, которые смеются над нами, нищими жителями умирающей страны. Ее смерть покажет королю Корвину, что мы не намерены с этим мириться! Томас всегда хотел, чтобы в отношениях между нашими королевствами все изменилось. Может, с этого и начнется!

Брайон покачал головой:

— Ты охотник, Йонас. Но не убийца.

У Йонаса вдруг защипало глаза, и он отвернулся. Еще не хватало разреветься при Брайоне. И вообще, показывать слабость — самое последнее дело. Подобного он больше никогда не допустит. Ибо это само по себе означает полное и окончательное поражение.

Вслух он сказал:

— Но что-то надо же делать!

— Согласен. И думаю, что способы есть. Я просто хочу, чтобы ты думал головой, а не сердцем.

Йонас невольно фыркнул при этих словах:

— По-твоему, я сейчас слишком прислушиваюсь к чувствам?

Брайон закатил глаза:

— А то нет?.. Сердце, кстати, у тебя такое же глупое, как и все остальное. Сам подумай. Даже будь твой Томас всем бунтовщикам бунтовщик, неужели ему хотелось, чтобы ты бегом примчался в Оранос и принялся тыкать кинжалом королевичей?

— Ну… Может быть…

Брайон склонил голову набок:

— В самом деле?

Нахмурившись, Йонас попытался вызвать образ брата.

— Нет, — сознался он наконец. — Томас этого не хотел. Он сказал бы, что я осел и самоубийца.

— А отсюда, — сказал Брайон, — уже недалеко до того, чтобы напиться пьяным в попытке забыть свои горести и свалиться со скалы, верно?

У Йонаса вырвался долгий прерывистый вздох.

— Он был таким надменным и наглым, этот молодой вельможа… государь Эрон Лагарис. С таким видом назвал нам свое имя, словно ждал, что мы перед ним на колени попадаем. Мы для него — ничтожные крестьяне, готовые благоговейно целовать кольцо у него на руке!

— Я же не говорю, что подонок не должен сполна заплатить за кровопролитие. Просто не хочу, чтобы пролилась еще и твоя кровь.

И на щеке у Брайона дернулась жилка.

Он был человеком невероятно уравновешенным, но ни самым мудрым среди друзей Йонаса, ни его главным советчиком до сих пор не считался. Наоборот, всегда охотно ввязывался в заварушки, в которых у кого-нибудь обязательно трещали кости — или у супостатов, или у него самого. Правую бровь Брайона рассекал шрам — зримая память об одной из таких баталий. И в отличие от большинства соотечественников, Брайон был решительно не согласен стоически дожидаться приговора судьбы.

Друзья некоторое время молчали, потом Йонас сказал:

— А ты помнишь, какой план был у Томаса?

— Который? У него столько их…

Это вызвало у Йонаса улыбку.

— Да уж… Я о том, когда он собирался искать встречи с вождем Базилием.

Брайон вскинул брови:

— Ты серьезно? Никто не видит вождя. Он сам видит тебя!

— Я знаю, — ответил Йонас.

Вождь Базилий вот уже несколько лет вел жизнь затворника, не общаясь ни с кем, кроме членов семьи, узкого круга советников и еще телохранителей. Поговаривали, он проводил свои дни в духовных путешествиях, пытаясь разыскать Родичей — четыре легендарных предмета, что содержат в себе беспредельную магическую силу… и утеряны вот уже тысячу лет назад. Еще рассказывали, будто владение всеми четырьмя вело к неограниченной власти.

Йонас и Томас, однако, в такие выси мыслями не заносились. Они предпочитали верить в более понятное и земное. Подумав о брате, Йонас принял решение и переменил ближайшие планы.

— Мне нужно увидеть вождя, — сказал он. — Я должен сделать то, что хотел Томас. Порядок вещей нужно изменить!

Брайон с удивлением смотрел на него.

— Вот, значит, как? Двух минут не прошло, а ты успел перейти от единоличной мести к посещению вождя?..

— Можно и так сказать, — проворчал Йонас.

До него постепенно доходило, что убийство королевичей стало бы ярчайшим мгновением его личной славы, но никоим образом не помогло бы соплеменникам проложить путь к благополучному будущему. А ведь именно этого Томас желал превыше всего.

В колдовские способности Базилия Йонас не верил. Однако не сомневался, что вождь достаточно влиятелен и силен, дабы начать перемены, увести народ из безысходности и нищеты, захлестнувших Пелсию в течение последних десятилетий. Если только Базилий пожелает этим заняться…

Вождь уже давно жил затворником; может, он вообще не знал, до чего дошла его страна? Кто-то должен рассказать ему всю правду. Кто-то, не боящийся говорить открыто!

— Что-то у тебя вид очень решительный сделался, — проговорил Брайон, которому стало заметно не по себе. — Мне пора начинать бояться?

Йонас схватил его за плечо и впервые со дня гибели Томаса улыбнулся искренне.

— Да, я полон решимости, — сказал он. — Должна наступить пора перемен, друг мой!

— Что, прямо сейчас?

— Да. Чем не подходящее время?

— Значит, штурм дворца и втыкание кинжалов отменяется?

— Скорее откладывается, — проговорил Йонас. Каким-то краем восприятия он почти въяве видел старшего брата. Томас посмеивался над ним с его постоянно менявшимися жизненными целями. Однако решение, принятое сегодня, казалось по-настоящему верным. Куда более правильным, чем все прочие за его жизнь.

— Пойдешь со мной к вождю Базилию? — спросил он Брайона.

Тот расхохотался:

— Чтобы я пропустил, как он прикажет срубить тебе голову и насадить ее на копье за попытку устроить переворот во имя брата? Да я за все золото Ораноса от этого не откажусь!