Объект 11

39

— Планета принадлежит Пхенгу.

Молчание придавило могильной плитой. Мы оба понимали, что это значит. Пхенг очень не любил расставаться с тем, что считал своим.

— Ты что-то там говорила про развязывание войны? — спросил он после паузы. — Так у нас и другие поводы найдутся.

— Пхенг очень дорожит своим местом в Содружестве. И репутацией правового государства тоже. Такой… Эталон. Идеальная правовая система, в которой каждый винтик, каждый даже самый незначительный гражданин ощущает себя на своем месте и в безопасности.

Шиндари подобрался. Взгляд его стал серьезным и внимательным. Он явно понял, куда я клоню.

— И у тебя есть что-то, что эту идиллическую картинку разрушает.

— Верно.

Я встала и подошла к экрану, на который бортовой компьютер выводил изображения с внешних камер. Там был космос, необъятный, безграничный, сотни миллиардов звезд, а человечеству все еще слишком мало места. Когда-то это погубило Землю-0, колыбель человечества. Теперь продолжается на просторах Галактики. Остановится ли человечество когда-нибудь в бесконечной экспансии?

— Это не совсем обычная планета, — начала я издалека. — Как и на Нергии, обычные люди не могут долго на ней находиться.

— Но ты сказала, что это твоя родина. Как так?

— Я там… Родилась. Если это можно так назвать. И выросла. И не только я, но и другие… Участники? Скорее, подопытные. Объекты проекта “Новое поколение”. — Говорить об этом было сложно. Гораздо сложнее, чем признаваться Альфару, почему я решила предать Пхенг.

Нейдан распахнул глаза, когда понял, о чем речь.

— Эксперименты над разумными…

— Стоит ли говорить, что у новорожденных младенцев никто согласия не спрашивал? А родителей у эмбрионов, выращенных в инкубаторов, естественно, не было. Я не знаю, кто был донором биоматериалов. И знали ли они об эксперименте.

Нейдан шумно выдохнул. То, что он услышал, было не просто нарушением соглашений Содружества. Это был плевок в лицо все цивилизованной Галактике. Только инсектоиды бы остались равнодушными с их прохладным отношением к индивидуальной личности в принципе. Но в этом редком случае они остались бы в меньшинстве.

Я вдруг обнаружила, что Нейдан подошел и стоит за моей спиной. Совсем рядом, я бы могла откинуть голову назад и опереться о его плечо.

Чувствовать его вот так близко оказалось приятно. Хотя обычно я не терпела других в своем личном пространстве. Но наглый нергит уже настолько ощущался “своим”, словно врос под кожу. Даже остальных с Ц189, которые, по сути, были моей единственной семьей, странной, уродливой, но семьей, я настолько близко не подпускала. Ведь никогда нельзя было быть уверенной, что завтра нам не отдадут новый приказ, который все разрушит. Что новое задание не сделает нас врагами.

Наверняка я пожалею об этом. Но если не сделаю, пожалею больше.

Я прикрыла глаза и откинулась назад, прижимаясь спиной к мужской груди. Стало еще приятнее.

Это слабость… Но слабости свойственны живым людям. А мне очень хотелось быть человеком, а не идеальным, но бездушным объектом Одиннадцать.

Нейдан чуть помедлил, но обхватил меня за плечи. Стало совсем хорошо и почти не страшно. Не страшно кидаться в безумную самоубийственную авантюру — попытку переиграть Пхенг.

— Даже если найти доказательства и пригрозить опубликовать их, Пхенгу проще будет уничтожить шантажистов, чем делиться планетой, — задумчиво произнес нергит, сходу уловив главную проблему.

— Так и будет, — согласилась я, не позволяя себе отвлекаться на то, как чужое дыхание щекочет ухо. — Если не найти тех, кто нас подстрахует.

Он принял это “нас” легко и без возражений. Словно так и должно быть. Словно нет ничего естественней, чем мы — против всего мира.

Мы и еще целая Нергия, но это такие мелочи, не стоящие внимания!

Кажется, в художественной литературе, с которой мы знакомились, чтобы не выделяться среди обычных жителей Содружества, это странное состояние называлось влюбленностью. Очень неудобная штука для агента, который должен сохранять голову холодной в любой ситуации.

Но настолько приятная, что избавляться от нее не хотелось совершенно.

— И у тебя, судя по всему, уже есть план.

Я не видела его улыбки, но чувствовала ее, и улыбнулась тоже.

— Конечно. Не думаешь же ты, что я столько времени потратила исключительно на ваши поиски? Это было самое простое.

А вот вычислить тех, кто согласится ввязаться в противостояние с Империей — уже куда сложнее. Я не Трия, не умею читать чужие мысли.

Но именно с нее я и начала. Кто, как не телепат, знает, что на душе у остальных?

Пришлось вернуться на Шинаду в надежде, что ее задание еще не закончено, и что меня не прогонят прочь. Я рисковала, но слишком хорошо помнила ее глаза после первой встречи с Воспитателями живьем, лицом к лицу. Тогда нас впервые выпустили с Ц189. Мы видели настоящих живых людей, не андроидов, и трепетали перед ними. А Трия не только видела, но и слышала их мысли. Отличная ученица, она ничем не выдала своих чувств, и только ночью, поставив глушилку, сбивчиво шептала:

— Они нас боятся! Как диких животных, как опасных хищников! И не считают людьми. Мы для них имущество, ценные вещи…

Тогда вбитое с младенчества чувство преклонения перед Империей победило. Но ее больные, лихорадочно блестящие глаза я помнила до сих пор. И рискнула.

— У меня большая… семья, — моя улыбка стала шире. Открываться другим было страшно и больно, но принесло совершенно неожиданные результаты. — Они готовы помочь.