Глава 28

Утром в понедельник Флер первым делом позвонила в офис Диане.

— Вчера из-за всей этой суматохи я совсем позабыла тебя спросить. Как прошло свидание с Лео Великолепным?

— Занимательно.

— Ох, да ладно тебе! — возмутилась Флер. — После всего, что ты нагородила, хочешь отделаться просто «занимательным»? Я непременно желаю знать, поддался ли он темной магии твоего очарования? И, кстати, что там с его семьей? Он все еще встречается с женой?

— С ней он порвал окончательно, — неохотно отвечала Диана. — Она принесла в его жизнь слишком много боли.

— Ага! — Флер вонзила зубки в брошенный кусок. — Значит, он мается, страдает и нуждается в утешении. Многообещающий вариант. Он произнес ключевое слово?

— Без комментариев.

— Ох уж эти адвокаты! — Флер превосходно умела читать между строк. — И когда вы увидитесь снова?

— Через неделю. Мы проведем вместе уик-энд где-нибудь в деревенском отеле в Вермонте. Поедим. Выпьем. Прогуляемся…

— Номера отдельные?

— Без комментариев.

— Честно говоря, так бы тебя и пришибла! Ну, ничего, уик-энд тоже звучит неплохо — уж, во всяком случае, лучше, чем просто обед. И что ты думаешь?

— Что я должна думать и о чем?

— Ты думаешь, что, сказав «А», он скажет и «Б»?

— Ну, — Диана позволила себе хмыкнуть, — как некогда заметила Берни по другому поводу — опера не закончена, пока толстуха не пропела последнюю ноту!

— Интересненько, — пробормотала Флер, тут же погрузившись в свои мысли.

— Да, пожалуй. А что нового у тебя?

— Завтра Алекс вернется с побережья, — пропела Флер. — Ох, Ди, я так рада. И немножко нервничаю. Он будет вне себя, когда узнает про ребенка! Папа Медведь, — вздохнула она, — с мамой Медведицей и кучей маленьких медвежат в пряничном домике за городом. Я вижу это прямо наяву. Давай не зевай, малышка, догоняй меня на пути к алтарю!


— Сувенир из Калифорнии. — Сияющий Алекс протянул Флер коробку. Она посмотрела на этикетку и ахнула:

— Ты с ума сошел! «Фифи» из Голливуда? Это же дорого!

— Значит, ты бы предпочла майку из Диснейленда? Ну же, не тяни, моя сладкая, — он не сводил с нее масленого взгляда, — открой.

Флер раскрыла коробку и с сомнением изучила содержимое. Бюстгальтер из черного гипюра, трусики, черные ажурные чулки и широкий пояс с розанами на пряжке.

— Я правильно выбрал размер? — спросил он.

— Честно говоря, Алекс, — она недовольно поморщилась, — ты немного отстал от жизни. Ну кто теперь носит чулки с поясом? Да еще с такими застежками.

— Я подумал, что ты будешь в них прямо обьеденье. Не бойся попробовать, милая, примерь. — И он, растянувшись на диване со свежим номером «Фортуны», стал ждать, пока Флер вернется из спальни, куда пошла переодеться.

Привезенный Алексом «сувенир» можно было считать порождением того, что крылось под внешностью крутого бизнесмена: сохранившиеся до сих пор мальчишеские представления об идеале в области секса. На бюстгальтере оказались нашиты две кружевные розочки — как раз напротив сосков. В центре розочек оставалось отверстие величиной с серебряный доллар. Соски выглядывали в них: ало-розовые, словно настоящие сердцевинки цветов. Трусики повторяли растительные мотивы: роскошный виноградный лист был вышит прямо на лобке. Теперь черед пояса и сетчатых чулок. Флер надела их и поглядела на себя в зеркало. Отвратительно.

И что это ему приспичило? Уж не вообразил ли Алекс, что угадал ее вкусы? Но, по ее мнению, нижнее белье от Диора достаточно сексуально. Или что-нибудь нежное и романтичное от Саманты Джонс. Но это! Флер содрогнулась от брезгливости. Про этот «фифи» можно сказать, что его и слишком мало, и чересчур много.

Однако не время сейчас затевать ссору. Ей необходимо привести Алекса в размягченное, покладистое состояние духа, и как можно быстрее. Этой ночью они займутся сексом. Счастливым, нежным, страстным и приносящим удовольствие сексом. А уж потом, когда он насытится и расслабится, она устроится у него в объятиях и выложит новость.

Естественно, Флер выбрала туфли с самыми высокими, самыми острыми каблуками (подарок явно требовал именно таких туфель), облилась свежей порцией «Безымянных» и вышла в гостиную, чертовски уверенная в себе.

— Ну и как? — Она приняла изящную позу.

Алекс отложил журнал в сторону. Он уже успел раздеться.

— М-м-м! — восторженно зарычал он. — Высокие каблуки — то, что надо. Они ставят последнюю точку. Повернись-ка, душа моя, дай я на тебя погляжу! Фантастика!

Флер, чувствуя себя полной идиоткой, медленно повернулась, держа руки на поясе.

— Да! Смотрится великолепно, вот только что бы это значило? — И Алекс зажмурился, чтобы подстегнуть свою фантазию. — Верно! — просиял он. — Вот, послушай. Мы в Париже, в начале века. Серебряная эпоха. Впервые за всю историю наступило время свободы нравов, бешеной погони за чувственными удовольствиями. — Он сладострастно вздохнул и продолжил: — Однако для прекрасного молодого аристократа, графа Александера де Маршалла, секс утратил привлекательность. Пресытившийся страстью, утомленный любовью, он давно знает наперечет все изощренные способы, которые только можно найти в Париже. Ему все надоело, ни одна женщина не в состоянии соблазнить или возбудить его, ни одна не способна вызвать оргазм. Нет, стой там, где стоишь, дорогая! — воскликнул он, так как Флер пошевелилась (не очень-то удобно сохранять изящную позу на трехдюймовых каблуках). — Итак, он пресытился, отчаялся снова испытать физическое влечение. Однако как-то ночью в бесплодных поисках нового Александер забредает в самый роскошный в Париже бордель, — Флер застыла при этих словах, — где продают свою любовь самые прекрасные женщины Парижа. Он был здесь бессчетное число раз, но никогда не уходил удовлетворенным. И вдруг в гостиной, отделанной алым бархатом, он видит новенькую — девушку, купленную когда-то на невольничьем рынке в Стамбуле…

— Нет! — прошептала Флер, но Алекс не обратил внимания:

— …куртизанку, которая объездила весь свет, была любовницей королей и султанов, овладела всеми уловками и играми и стала профессиональной совратительницей, перед которой не мог устоять никто. История юного аристократа заинтриговала ее, и она решила добиться успеха там, где проиграли остальные женщины. Вот только как, Флер? Непростая проблема. Станет ли она возбуждать его, занимаясь любовью с другим мужчиной? Или, может быть, с другой женщиной? Какую технику выберет?

Между прочим, если у воображаемого утомленного аристократа и были проблемы с эрекцией, то про самого Алекса этого не скажешь: его рука небрежно покоилась на наполнявшемся кровью члене. Флер стало дурно. Слава Богу, он хоть не приволок сюда еще одну женщину, чтобы оживить свою выдумку. В конце концов все это болтовня. Алексовы игрушки.

— Или, возможно, — продолжал Алекс, — она заведет его, мастурбируя до изнеможения. Используя для этого дилдо [15] или что-то более оригинальное? — и он стал озираться, высматривая подходящую вещь.

На столике для коктейлей в вазе лежали керамические фрукты. Яблоки, виноград… На миг эти безделушки что-то ему напомнили. Дома, в Вестпорте, у Розмари было что-то похожее. Только там, насколько он помнит, фрукты были из дерева. Он протянул руку, схватил блестящий фарфоровый банан и приложил к паху. В сравнении с живой плотью он показался особенно холодным и грубым.

— Смотри-ка, чертова игрушка почти такая же большая, как моя. О'кей, эта женщина берет чудесный фрукт и ласкает его, словно это предмет ее вожделения. Играет с ним — медленно, изощренно, водит им вверх и вниз по всему телу. Он такой гладкий, такой скользкий. Почти такой же желанный, как сам молодой аристократ. И вот, встав перед ним на колени…

— Хватит! — вскричала Флер. — Ради всего святого, хватит! Здесь не бордель! А я не шлюха!

— Конечно, ты не шлюха, дорогая. — Алекс искренне обиделся. Банан с громким стуком упал на пол и покатился по ковру. — С чего ты так завелась, Флер? Мы же играем!

— Это пошлая игра. — Она уже не в силах была удержаться от слез. — И я не желаю играть. Зачем ты проделываешь это со мной?

— Что я проделываю? Разве я принуждаю тебя силой, мучаю тебя, Флер? Я же миллион раз спрашивал. Разве хоть раз было физически больно?

— Мне больно сейчас.

— Господи Иисусе! Я и пальцем тебя не тронул! И этот несчастный банан не повредил бы тебе, если быть осторожным. Не понимаю, что здесь такого. Просто захотелось позабавиться, и я думал, нам обоим будет весело. Ты не хочешь? О'кей, я согласен. Я не свинья, Флер, и никогда не стану принуждать тебя делать то, что тебе не нравится. Хотя, честно говоря, не понимаю, с чего ты взъелась. Ты же сама твердила, что секс должен быть диким, необузданным, — вот я и даю волю фантазии, и ты ни разу до сих пор не сказала мне «нет». Конечно, ты можешь и отказаться, ведь мы взрослые, разумные люди — сумеем договориться.

— Ну так вот, я не желаю договариваться, Алекс! — Она уже кричала в полный голос, не замечая этого. То, чем ей предлагали заниматься, явно не было любовью. — Я не договаривалась служить тебе как проститутка! Я не договаривалась быть униженной, извращенной. Развращенной. Да… развращенной! Я хочу быть твоей женой, Алекс, а не твоей шлюхой!

— Ох, пожалуйста, милая, — взмолился он, закатив глаза, — не заводись опять!

— Но мы должны, — рыдала она. — У нас есть причина. Ты должен жениться на мне, Алекс, или… или я наложу на себя руки! Господи, парень, ну неужели ты не понимаешь? У меня под сердцем твой ребенок!

Прежде чем он нашелся с ответом, Флер выскочила в спальню и захлопнула за собой дверь. До Алекса донеслись громкие рыдания.

Он кое-как сполз с дивана, натянул брюки и поплелся на кухню приготовить кофе. Поставив на поднос две чашки, постучался в дверь:

— Позволь войти, Флер. Давай обсудим все по-человечески.

— Не заперто.

Она сидела на кровати — бледная и заплаканная. Злополучное «фифи» покоилось в корзине для грязного белья. Вместо него Флер накинула розовый купальный халат. У Розмари имелся почти такой же.

— А вот это, — шутливо начал Алекс, — самое неэротичное одеяние, которое я видел. Ты, наверное, купила его, чтобы… чтобы напугать насильников? — И он протянул ей чашку ароматного крепкого кофе. — О'кей, Флер, а теперь приведи себя в порядок и скажи толком, что такое с твоей беременностью. Ты же говорила, что сидишь на противозачаточных.

Она отпила глоток кофе и глянула ему в глаза:

— Бывают неожиданности.

— Да неужели? — вкрадчиво спросил он, и у Флер по спине побежали мурашки: он явно что-то вычислял про себя. — И все же я не понимаю, как это случилось, Флер. Если мне не изменяет память, у тебя были недомогания… да, три недели назад. Они начались в пятницу. У нас были билеты в Спрингстин…

— Это было в феврале, — торопливо перебила она. — Два месяца назад. Я говорю о прошлом месяце, Алекс. Тебя здесь не было. Ты тогда уехал в Чикаго, милый. Помнишь, на то грандиозное технократическое шоу? Я не в силах передать, как сама удивилась: такая задержка была у меня впервые в жизни. Но я ничего не стала говорить тогда, не хотела зря тебя тревожить. Но, — тут она ласково взяла его за руку, — тревога оказалась не напрасной. Ты ведь знаешь, теперь есть множество тестов. По ним можно установить практически сразу после зачатия…

— Или до него, — пробормотал Алекс.

— Пожалуйста. — Она пыталась овладеть собой. — Пожалуйста, выслушай меня, Алекс! Я хочу только того, что сделает нас обоих счастливыми! Обещаю, что буду хорошей женой, чудесной матерью. — Она снова заплакала. — Мы бросим этот цыганский образ жизни — осядем, купим дом, построим совместную жизнь. Я буду предана тебе, милый. Телом и душой. И я устрою тебе такую жизнь, буду так о тебе заботиться, что все станут умирать от зависти. У нас будет собственный мир, милый, в который не проникнут никакие непрошеные гости, — счастливый, мирный и безопасный. А твой ребенок — наш ребенок — будет только первым перед… перед столькими, сколько ты захочешь. Представь себе, Алекс! Дружная семья, крепкий дом. И я научусь водить машину. Знаешь, я уже беру уроки. И кулинарные уроки тоже буду брать — по-моему, это отличная идея. Я ведь очень умелая женщина… — И пошло-поехало. Флер, едва успевая переводить дух, рисовала картину домашнего рая, а Алекс, скрестив руки, безмолвно слушал. Посторонний наблюдатель сказал бы, что у него был вид бизнесмена, слушавшего заезжего коммивояжера.

— …вот я и подумала, — говорила Флер, — что, когда кончится срок аренды этой квартиры, мы обзаведемся чем-то своим. И кстати, почему бы не начать подыскивать дом уже сейчас? Как тебе нравится район Шот-Хиллз, милый? Насколько мне известно, там отличный мужской клуб. И отличные коммуникации. Алекс? — Она сжала руки, чтобы не показывать, как они дрожат. — Что ты думаешь?

— Шот-Хиллз, — задумчиво повторил он. — Мы с Розмари чуть не переехали туда. Милый городок. Кстати, ты угадала насчет мужского клуба. Видимо, успела навести справки. Потрясно!

— Что именно? — спросила она, затаив дыхание.

— Именно ты. Смотрю на тебя, Флер, и вижу перед собой Розмари. Слушаю, что ты говоришь, — и начинаю думать, что никогда не уходил из дому.

— О Господи, Алекс, — взорвалась она, — да я даже близко к Розма…

— Я выслушал тебя, не перебивая? — резко прервал ее Алекс. — Выслушал. Ты высказала свои предложения, а теперь позволь ответить. Первое. — И он глянул ей в самую душу. Флер первая отвела глаза. — Если бы я хотел жить на картинке из журнала «Дом и сад», я по-прежнему оставался бы в Вестпорте. Второе. Я никогда не просил тебя забеременеть. Третье. Ты с самого начала знала, что я женат. Четвертое. В тот первый раз в Питсбурге именно ты делала заходы, а не я. Пятое. Мы ездили в Спрингстин в конце марта. Я помню это абсолютно точно.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я лгу?! — взвизгнула Флер, меняясь в лице. — Черт побери, я беременна! Клянусь Богом, это правда! И если ты мне не поверишь — я наложу на себя руки! Не сомневайся, я так и сделаю! Я перережу вены, я прыгну из окна. Сделаю что-нибудь ужасное, чтобы ты каялся до конца своих дней! А почему бы и нет? Ради чего мне жить, если у меня не будет ни тебя, ни ребенка? Ты должен на мне жениться, Алекс! Должен!

— Я ничего никому не должен, — отчеканил он. — Так что не пытайся брать меня на мушку! И себя тоже, кстати. Если тебе так угодно верить, что беременна, ничего страшного в этом нет. Ты можешь избавиться от ребенка в любой момент. Ты же взрослая женщина. А я никогда не просил взваливать на меня еще и эту ношу — вполне достаточно того, что имею. Теперь насчет этих прыжков из окна и прочих штук. — Тут он позволил себе ехидно улыбнуться. — Флер, радость моя, из всех женщин на свете ты менее всего склонна к суициду — можешь считать это комплиментом. Ты из тех, кто выживает. Но не забывай, что и я тоже. Вот и не пытайся пудрить мне мозги. Потому что могу дать тебе гарантию, — тут его голос угрожающе понизился, — что не позволю себя шантажировать. Ни сейчас, ни впредь. Я выразился достаточно ясно? Честно говоря, мне казалось, что мы кончим на более веселой ноте. — С этими словами он поднялся, поставил на поднос пустые чашки и заговорил более мирным тоном: — У нас с тобой было много хорошего, Флер, и я очень к тебе привязался. Ты и сейчас мне дорога. Но ты изменилась, стала какой-то прилипчивой, беспомощной в последнее время. Это совсем не смешно — по крайней мере для меня. Сияние угасло. Мне казалось, мы могли бы подольше быть вместе — остаться друзьями, может быть, иногда заниматься любовью. И я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, ты останешься мне дорога. Но от жизни не спрячешься, милая, такое случается с кем угодно. Мне казалось, что, когда я купил шубу, ты поняла, что тем самым я хотел как бы извиниться перед тобой. Флер, я согласен признать, что не ты одна виновата во всем.

— Ну что ж, огромное вам спасибо, мистер Маршалл! — выкрикнула Флер, сама не зная, что страшнее: когда Алекс рвал и метал или когда напускал на себя цивилизованный сдержанный вид. Пожалуй, последнее хуже. Гораздо хуже. Ведь здесь и не пахло чувствами. Ах, если бы он разозлился! Даже разъярился! У них еще оставалась бы надежда вернуться друг к другу в объятия. Такие ссоры сами по себе утихают в постели, и удержать Алекса она могла только в постели.

Кое-как Флер поплелась следом за ним на кухню. Он поставил поднос и принялся мыть чашки. Она следила за ним, не в силах шевельнуться: Алекс Маршалл — примерный муж, не забывает про домашние обязанности. Поставив чашки на сушилку, он направился в гостиную, чтобы собрать одежду.

— И это все? — не веря своим глазам, спросила она. — Ты хочешь сейчас уйти? Просто закрыть за собой дверь, словно ничего и не случилось?!

— Это не обязательно должно было случиться сегодня, — заметил Алекс, зашнуровав ботинки и завязав галстук. — Вполне возможно, мы смогли бы пробыть вместе еще недельку-другую. — Он уже надел пиджак и был готов уйти.

Флер вернулась к дивану, наклонилась и подобрала с пола фарфоровый банан. Халат распахнулся, обнажая те самые пышные груди, которые так обожал Алекс.

Прикинув на ладони тяжелую игрушку, Флер приложила ее к груди. Темно-алый сосок и ярко-желтый фарфор. Их взгляды встретились, и она успела заметить в его изжелта-серых кошачьих глазах новый всплеск похоти.

— Я предложила тебе свою жизнь, — тщательно выговаривая каждый слог, сказала Флер. — Я предложила тебе свое сердце, свое доверие, свою любовь, свою верность. А ты ответил мне: «Валяй, трахайся с вонючим бананом!»

Похоть моментально сменилась испугом.

— Черт побери! — Алекс отшатнулся, но недостаточно ловко. Банан со свистом рассек воздух. И на какую-то долю дюйма не попал ему в глаз, прочертив алую полосу на виске.

— Ты взбесилась! — взревел он. Его рука непроизвольно прижалась к ране. И тут же стала липкой от крови. — Ты, долбаная дура! Ты же чуть меня не убила!

— Как ты только что убил меня, драный ублюдок! — взвизгнула она и рванулась вперед. Однако ни проклятия, ни кулаки не достигли цели — Алекс Маршалл уже успел захлопнуть дверь да и был таков.

Загрузка...