Одинокие женщины

Глава 9

— Известно ли тебе, в чем основное различие между мужчиной и женщиной?

— Пожалуй, что да, — отвечала она, с откровенным удовольствием окинув взглядом обнаженную фигуру, раскинувшуюся перед ней на кровати. — Пожалуй, мы с тобой только что это продемонстрировали, и довольно удачно.

— Только физиологически. А я имею в виду психологию. Основное различие между мужчиной и женщиной состоит в том, что женщина не в состоянии постичь, что такое спорт. Вот хотя бы ты, Флер. Держу пари, ты ни разу в жизни не играла ни в футбол…

— Ох, однажды я пошла на игру и еле унесла оттуда ноги!

— …ни в баскетбол, ни в хоккей. И не имеешь представления о возвышающем и развивающем воздействии спорта на человека.

— Я всегда слежу за командой «Янки».

— Ты говоришь как болельщик. А я говорю как участник, то есть тот, кем не сподобилась стать ни одна женщина. Ведь твое тело демонстрирует полное слияние с разумом только ради секса.

— Похоже, тебя это не очень удручает. — Она присела на краю постели и принялась массировать ему плечи мерными круговыми движениями. Он любил это — после занятий любовью. Вполне возможно, что потом они смогут слегка вздремнуть. Ей тоже не на что было жаловаться. Ее пальцы скользили по прямым плечам, по мощной шее, по широкой груди. Просто грандиозный самец.

— Да, — пробормотал он, закинув руки за голову и расслабившись под ее ласками, — тебе нечего и пытаться понять мужской склад ума, пока не приобретешь собственного спортивного опыта. Особенно в контактных видах спорта. Чтобы ощутить, как мышцы противостоят мышцам, тело борется с другим телом. Например, в боксе или в борьбе…

— Тьфу!..

— Это почему же «тьфу»? Бокс может быть прекрасен, если бой ведется по правилам! И борьба тоже. Да будет тебе известно, что греко-римская борьба может считаться одним из видов искусства! Недаром ее старались запечатлеть в скульптуре все классики.

— А по мне, так это просто потные парни в разрисованных рекламой майках, которых показывают по телевизору.

— Это не настоящая борьба, и этих недоумков никто не назовет спортсменами. Настоящая борьба — некое таинство, мистерия. Взять, к примеру, тебя, Флер. Пожалуй, твой вес относится к «весу пера». Правда, при этом ты в неплохой форме, и при случае смогла бы постоять за себя.

— Я бы предпочла, чтобы за меня постоял ты. — Ее руки скользнули вниз, и его тело тут же бурно ответило на прикосновение. Как, уже? Снова? Ну что за удивительный мужик! Ладно, если он не прочь, то она тем более. Хотя мог бы все же отвлечься от своих дурацких рассуждений, пока она его ласкает!

— Ладно, ладно, а теперь попробуй вообразить себе вот что, Флер. Ты в Древней Греции. Ты — юная девушка, которую захватили в плен и привезли в Афины с какого-нибудь отдаленного острова. У себя на родине ты была принцессой, а теперь тебя ждет участь рабыни. Ты горда, но и испугана тоже. Ты бы не хотела попасть в лапы какому-нибудь отвратительному старикашке, какому-нибудь извращенцу, который станет принуждать тебя на всякие непотребности. И вот ты стоишь, скованная, обнаженная, обреченная стать собственностью любого желающего. Работорговец уже выбился из сил, он не знает, как от тебя отделаться, ибо понятно, что ты скорее умрешь, чем покоришься. Но вот из толпы зевак выступает богатый аристократ. Он молод, прекрасен собой…

— Надо полагать, это ты сам?

— …и невообразимо мужествен. Увидев тебя, он испытывает настоящее потрясение. Впервые в жизни увидал он такие пышные груди, полные, тяжелые, с гордо стоящими твердыми сосками…

— Пышные?.. — помрачнела она. — Ты хочешь сказать, жирные?

— Пышные груди, — повторил он, подхватив одну из них ладонью. Соски тут же затвердели. — И живот, мягче самого дорогого персидского шелка. Да, в его глазах ты — прекрасное создание. Он возжелал тебя. Он обезумел от желания. И готов отдать что угодно, лишь бы обладать тобой, лишь бы ты склонилась к его ногам. Начались торги, но он победил всех конкурентов. Деньги для него — ничто. Продано! Твой новый властелин берет тебя за руку и уводит с рынка. Он хочет тебя. И ты тоже его хочешь. По крайней мере его хочет часть твоей души. Однако он понял, как ты горда и невинна. И поскольку он человек чести, он решает дать тебе шанс побороться за свою девственность. И вот в присутствии афинских горожан он вызывает тебя на поединок, на борьбу, призом в которой будет твоя невинность.

— Поединок между?.. — Ее сердце билось все сильнее, желание разгоралось все жарче и жарче.

— Между… — он рассмеялся, усевшись и обхватив ее за шею, — между мной и тобой, крошка! Черт, вот это будет потеха! Если выиграю я, ты становишься моей собственностью, и я волен поступать с тобой по своему усмотрению. Если выиграешь ты, то сама поступишь со мной, как вздумается тебе. И никаких поблажек. Иными словами, победитель получает все. Согласна?

— Но, милый… — остатки здравого смысла еще боролись с нараставшим желанием, — ты тяжелее меня фунтов на восемьдесят, а то и больше. Ты мигом уложишь меня на обе лопатки.

— Пожалуй, вот что, — задумчиво предложил он, — натрись маслом, и тогда получишь грандиозное преимущество. Ты станешь такой скользкой, что я еле смогу тебя ухватить. О'кей, — он звонко хлопнул ее по заднице, — валяй расстели в гостиной коврик для упражнений, а я врублю какую-нибудь музыку.

Мягкими, ласкающими движениями он покрыл ее с головы до ног тончайшим слоем вазелина. В неярком свете бра ее тело засверкало, словно влажный мрамор. Повинуясь накатывавшему волнами ритму болеро Равеля, Флер приняла классическую позу.

— Афродита! — выдохнул он, осторожно гладя — ее между бедер. — А вот здесь я мог бы и не мазать — ты и так вся скользкая! — Его прикосновения вызвали легкий оргазм и восхитительное предвкушение чего-то более сильного. — А теперь выслушай правила, — зашептал он. — Ни суеты, ни спешки, ни захватов ногами или других грубых приемов. Все должно происходить медленно, медленно, как можно медленнее, ибо целью является наслаждение, а не боль. Чтобы победить, надо обездвижить противника так, чтобы он оказался прижатым к ковру не менее чем в трех точках.

— Надолго? — поинтересовалась она. — Надо сосчитать до десяти?

— Надо дождаться, пока проигравший не признает победителя своим хозяином, — игриво улыбнулся он. Отойдя на другой угол ковра, он смотрел на нее, широко расставив ноги, не стесняясь продемонстрировать ей свое возбуждение. — Я покажу тебе несколько основных приемов, и мы начнем. Ты наверняка все мигом усвоишь. Готова?

У Флер перехватило дыхание от сильнейшего желания. И вот…

— Начинаем наши игры!

Кажется, прошла целая вечность, пока они бездумно цеплялись один за другого в какой-то невообразимой позиции: соски прижаты к коленям, губы припадают к пупкам, наполненный кровью член скользит по чувствительной коже затылка. Затем неуловимое, молниеносное движение — и вот уже позиция совсем иная, словно сменили картинку в калейдоскопе чувственных ощущений.

— Вот это называется «ноша пожарника». — Его могучая рука скользнула между бедер, миг — и девушка оказалась у него на плече, словно живой трофей. Однако ловкое, намазанное маслом тело одним стремительным рывком проскользнуло у него между рук, словно живая ртуть.

— Ну что ж, ладно. — Он рухнул на колени и обхватил ее за ягодицы, навалившись всем весом и заставляя опуститься, пока его губы не прижались к ее лобку. — Захват за обе ноги, — пропыхтел он. Она широко развела ноги и уперлась ими в пол, а потом закинула ему на плечи. Ее ступни образовали ярмо у него на шее, она сжимала их что было сил. И внезапно он отпустил ее.

Она поднялась, едва соображая от гудевшего в ушах мощного крещендо. Пожалуй, он мог бы уже и наиграться, она и так возбудилась сверх всякой меры. Но тут он вскричал:

— Скачка верхом! — и набросился сзади, пригнув к полу так, что ее соски прижались к грубой ткани коврика. Напрягая все силы, она встала на четвереньки, спиной ощущая каждый волосок у него на груди и животе. Его по-прежнему напряженное мужское орудие елозило по впадине у нее между ягодиц, словно жокей, несущийся полным галопом. «О Господи!» — выдохнула она, подчиняясь этому безумному ритму, пока ее ладони не стали мокры от пота, а колени не подогнулись сами собой.

А в следующую секунду для них перестали иметь значение и имена, и мысли, и слова — в мире осталось лишь два сплетенных тела: спина к спине — спина к груди — бедра у лица. Теперь уже оба они обливались потом и блестели от вазелина, чувствуя все больший азарт. И усталость. В какой-то неуловимый момент он расслабился и поскользнулся, и она немедленно воспользовалась этой ошибкой, прижав его к ковру. Две точки! Оба его плеча касались пола. Ах, еще хотя бы одну ногу! Она как можно сильнее навалилась на его грудь и попыталась надавить на ноги. Вот, вот сейчас. Еще чуть-чуть, и победа будет за ней!

И тут одним могучим рывком он опрокинул ее на пол. Мгновением позже прижал ее руки над головой. Целых четыре точки.

— Давай, — пропыхтел он, — говори.

Женщина лежала под ним, ослепшая от подступившего оргазма, желая лишь его, его одного, чтобы он вошел в нее, чтобы он пронзил ее сейчас же до самых печенок. Чтобы расколол ее надвое. Чтобы трахал до полной слепоты, глухоты, до безумия! Чем же еще могла кончиться эта игра?..

— Говори! — повторил он.

— Хозяин! — выкрикнула она.

— А ты кто?

— Рабыня. Я — твоя рабыня!

Он тихо самодовольно рассмеялся. А потом отпустил ее руки и не спеша раздвинул ноги.

— Вот так-то лучше! И что же хочет от меня моя рабыня? — Шелковистый кончик его копья дразняще касался самых чувствительных мест.

— Возьми меня, Алекс!.. Войди в меня… трахай меня! Пожалуйста, умоляю!

Испустив торжествующий вопль, Алекс Маршалл вонзил свое могучее копье на всю длину, и в тот же миг она познала, что значит взлететь к небесам от блаженства.

Четверть часа спустя он уже был выбрит и одет.

— Это действительно так необходимо? — спросила она.

— Нельзя опаздывать на последний поезд. Я же обещал Розмари вернуться не позднее полуночи. Ясно, малышка?

— Ясно, — буркнула она отвердевшими губами, проглотив обиду.

Он подошел к кровати и поцеловал все еще напряженный темный сосок.

— Не обижайся. Если бы я смог, то остался бы здесь навсегда. — И он поцеловал второй сосок. — Вот так.

— Когда я снова тебя увижу?

— Я позвоню завтра. — И он ушел.

Флер еще какое-то время неподвижно пролежала на скомканных влажных простынях: счастливая, обессиленная — и обиженная. И к тому же голодная. За весь вечер они не проглотили ни крошки. Разве можно считать едой гроздь винограда! Флер решила было поскорее приготовить легкий омлет с сыром и тост, но пересилила себя. Это же не меньше пяти сотен калорий, а Алексу нравится ее изящность, что бы там он ни болтал про пышные груди.

Накинув халат, Флер поплелась на кухню за рисовым крекером и йогуртом. Если откусывать поменьше и жевать подольше, может, удастся наесться. Нет, она не морит себя голодом, твердила про себя Флер: каждый не попавший в рот кусок — вклад в обеспеченное будущее.

Ибо не далее как нынче утром она заметила у себя первый седой волос, который тут же яростно выдрала вместе с корнем. Конечно, один-единственный волос — это еще не страшно, однако он является серьезным предупреждением, что время на исходе. Она обреченно взглянула на отражение на тостере.

— Ну и дерьмо же ты, Флер Чемберлен! — пробормотала она, жуя бисквит. Кто-то теряет, кто-то находит. Однако на этот раз найти должна именно она, и никто другой.

Во всяком случае, это не она виновата в том, что супруг Розмари сбился с пути истинного. Конечно, она дерьмо, но не настолько. Уж если и надо кого-то непременно обвинить — а Флер по большому счету было на это наплевать, — то обвиняйте дорогу.

Ах, дорога… дорога. А в дороге чего только не происходит!

Питсбург.

Этот город никогда прежде не вызывал у Флер такого омерзения — пока не пришлось работать с Уолтом Маккерром. Новый директор по маркетингу в «Сарабанд», тщедушный болезненный заика, недоумок, умудрился возвести собственную тупость в ранг некоего искусства. Флер обозвала его «Уолт Мак-Плакса», и теперь все в агентстве только так его и величали.

— Смотри, чтобы про это не пронюхали в «Сарабанд», — предупреждал ее шеф, — не то тебе мигом дадут прикурить.

Поскольку Уолту было угодно напрямую общаться с «творческими» сотрудниками, Флер приходилось раз в месяц возить в Питсбург отчеты о работе агентства.

Это решение было принято новым советом директоров, решившим в очередной раз продемонстрировать, кто здесь главный. Уж во всяком случае, это был не несчастный Мак-Плакса, чью команду в узких кругах тут же переименовали в Плакальщиц — за манеру одобрительно подвывать в унисон после каждого слова своего шефа.

Может быть, Уолт блистал в иных ипостасях (в чем Флер, правда, сильно сомневалась), но в рекламном бизнесе он был полным нулем. Мак-Плакса ужасно боялся принять решение, которое может привести к неприятностям, и оттого избегал любых выражений, которые можно было бы определенно истолковать как «да» или «нет». Как только доходило до дела, он обязательно терял дар речи.

— Я что-то не вижу здесь, — мямлил он, озираясь на своих подручных, — чего-то такого… чего-то большего… — И он трагически всплескивал руками. — Чего-то более… — его мозги явно напрягались в поисках нужного слова, — более интервального.

— М-м-м-м, — восхищенно гудели Плакальщицы.

— Вы хотите сказать, что желали бы видеть здесь девушку с черным ухажером?

— Нет, нет!!! Флер. Я имел в виду нечто более… более кинетическое.

— Вот, женщина скачет галопом на огромном белоснежном коне. По-моему, это как раз кинетично, Уолт.

Тут наступало время угощать его вместе с остальными Плакальщицами весьма изысканным ленчем, после которого они возвращались в офис на очередной раунд поединка с тенями.

— То, что я бы хотел п'едложить, должно быть более… более ст'вукту'ивовано…

— М-м-м-м, — гудело эхо.

Уже к исходу четвертого часа в обществе Мак-Плаксы Флер стало казаться, что она просидела с ним четыре года. И только еще через четыре часа она наконец вырвалась на волю.

Обыкновенный бар в гостинице впервые в жизни показался таким гостеприимным. Прежде всего она пропустит парочку коктейлей, чтобы смыть оскомину от вынужденных улыбок и реверансов. Ну а потом можно и заказать обед в номер. И Флер решительно направилась к длинной стойке.

Именно в этот момент он и попался ей на глаза — солидный, уверенный — ни дать ни взять посланник реального мира. Он устроился на высоком табурете, меланхолично кидая в рот жареные орешки. Так, еще один утомленный труженик, ищущий забвения после ужасного дня, посвященного умасливанию клиента. Ах, какой он простой, понятный. Какой знакомый.

— Привет, Алекс! — Флер подошла сзади и хлопнула его по спине.

— Привет, привет, — растерянно замигал он. Флер даже показалось, что он ее не узнал. Но вот Алекс выпрямился и поправил галстук: — Прости, задумался. Какими судьбами ты здесь, Флер?

— Да все моя дерьмовая служба.

— И моя тоже, — рассмеялся он, подозвав бармена. — Выпьешь что-нибудь?

— С удовольствием. «Маргариту», пожалуйста.

— Забавно. Я почему-то всегда относил тебя к тому типу леди, которые пьют только виски с содовой.

— Неужели, Алекс? Мне и в голову не приходило, что ты вообще обо мне думаешь.

Появился бармен.

— Подайте леди… — начал было Алекс, но Флер перебила:

— Двойной виски со льдом.

— Две порции, — добавил Алекс.

Первый бокал виски кончился удивительно быстро. Алекс заказал еще. После второго бокала Флер смогла слегка расслабиться. Она со смаком принялась описывать бессловесного Мак-Плаксу с его Плакальщицами.

— Плакальщицами? — заинтересовался Алекс. — Это что, его ребята на подхвате?

— У них не бывает никаких ребят, — съязвила Флер, — у них одни шаркуны на подхвате, Алекс. Ну, в общем, сегодня за ленчем…

Она повела их в ресторан Кристофера, чтобы угостить изысканными французскими блюдами, и распиналась вовсю, чтобы добиться хоть какого-нибудь толка.

— И вдруг… рехнуться можно! — Флер истерически захихикала. — Я из кожи вон лезу, чтобы всем было видно, какая я гениальная специалистка по рекламе, как вдруг у меня из глаза выскакивает эта чертова контактная линза и плюхается прямиком в его бокал с водой! Должна тебе сказать, что Мак-Плакса в рот не берет спиртного, и оттого эти долбаные ленчи становятся еще зануднее. Ну и вот. А потом, как ты можешь догадаться…

— О Господи! — расхохотался Алекс. — Недоумок проглотил твою линзу?

— Точно! — И в следующую минуту оба хохотали как одержимые.

— А ты еще жалуешься на скуку, — всхлипывая и утирая слезы, произнес Алекс. — Хотел бы я сам так поскучать!

Он провел ужасный день, пытаясь заключить сделку по продаже крупного пакета акций.

— Господи, я перед ними соловьем разливался — и вдруг в последний момент их агент по покупке акций извернулся ужом и начал все сначала!

— Может быть, парня надо было подмазать? — предположила Флер, выразительно потирая пальцы. — Такое часто случается.

— Ты так думаешь? — пробурчал Алекс. — Пожалуй. Мне тоже это пришло в голову, но ведь не мог же я предложить ему взятку в присутствии еще двадцати человек.

— Надо было извиниться и прогуляться в мужскую комнату, — посоветовала Флер. — Если бы он хотел взятку, он бы наверняка увязался за тобой.

— А ты чертовски умна, Флер. Тебе говорили об этом прежде?

— Говорили, да все не те, от кого я бы хотела услышать.

— Чертовски умна, — повторил он. Его глаза напоминали кошачьи: серо-зеленые, с золотистыми крапинками, они придавали его лицу некий оттенок звериной чувственности. Странно, что она никогда этого не замечала. Просто не обращала на Алекса внимания. И то, что он оказался таким милым собеседником, также немало ее удивило. Алекс потянулся было за орешком, но вдруг решительно отодвинул блюдце, все равно оно было пустым.

— Что, если мы вместе пообедаем, Флер? Если, конечно, у тебя нет других планов.

— Планов у меня нет. — На мгновение Флер засомневалась, но тут же решила, что Розмари не обидится. Даже наоборот — будет благодарна. — Обед — это отлично. Обожди минут двадцать, я поднимусь к себе и переоденусь во что-то более подходящее.

— Зачем переодеваться? — удивился он. — Ты и так потрясно смотришься! Просто пальчики оближешь!

Его слова вызвали у Флер совершенно определенную реакцию. Уж не имеет ли Алекс на нее виды?

— Ну, хотя бы пять минут — я поправлю макияж.

Она направилась в дамскую комнату, незаметно оглядываясь. Он следил за ней взглядом. Впрочем, это не новость — остальные мужчины в баре тоже чуть головы не свернули, и Алекс это отметил, на его физиономии промелькнула довольная ухмылка. Ему явно было лестно находиться в компании с потрясно выглядевшей леди и являться объектом зависти для остальных.

Совершенно определенно Алекс Маршалл имел на нее виды. Позвольте спросить, и что теперь?

Она провела в дамской комнате не меньше десяти минут, в смятении то снимая, то нанося вновь краску, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Надо же, именно Алекс Маршалл! Она ни разу в жизни не представляла его в роли любовника — ни случайного, ни постоянного. Ради всего святого, ведь он же муж ее давней подруги и всегда вызывал в ней чувств не больше чем какой-нибудь стул в гостиной. Хотя с другой стороны, Розмари сама невольно разбудила у Флер любопытство, постоянно распространяясь о том, какой классный парень ее Алекс. Какой он крутой бизнесмен. Какой заботливый муж. Какой мудрый отец. И конечно, — хотя Розмари никогда не опускалась до конкретных деталей, — ясно давалось понять, что он просто непобедимый герой большого секса.

— Я бы даже хотела изготовить его копию, — однажды заявила она Флер, — чтобы подарить тебе, милочка. Это наверняка решило бы половину твоих проблем.

В этом вся Розмари — вечно задиравшая свой окольцованный нос перед незамужними подругами. Всегда то так, то этак старавшаяся напомнить Флер о ее положении на социальной лестнице. «Старая добрая Флер», как вечно повторяет Розмари этим противным покровительственным тоном. Флер, с которой можно пойти на ленч с девочками. Флер, с которой можно прошвырнуться за покупками к Саксу. Но на которую не стоит тратить ни минуты времени, если на горизонте замаячил Алекс.

У семейных людей время дорого. В отличие от одиноких. В этом легко можно убедиться. К примеру, если Розмари и удосуживалась позвонить Флер сама, то только в том случае, если Алекс уезжал в командировку.

— Алекса не будет в городе пару дней, — говорила она, — ты бы не хотела со мной пообедать?

Ха, вполне возможно, что именно в эту минуту она названивает Флер, надеясь заполнить пустой вечер.

— Алекса не будет в городе…

Ну что ж, верно. И Флер тоже в городе не будет.

Путешествия всегда поднимали у Флер жизненный тонус. Возбуждали. Вдали от дома, от привычных ресторанов и друзей ты волен вытворять все, что вздумается, и будешь последним дураком, если не воспользуешься такой возможностью. Дорога всегда сулила что-то новенькое, восхитительную возможность заняться любовью с незнакомцем. Или даже с мужем старой подруги.

Так ли уж хорош Алекс Маршалл в постели? Кстати, разве Розмари может об этом судить? Флер готова была побиться об заклад, что сможет так удовлетворить Алекса, что после этого Розмари покажется ему сопливой школьницей. А может, в награду и Алекс покажет ей что-то новенькое. В ушах у Флер так и гудело самодовольное бурчание Розмари: «Он такой удивительный». Да неужели? Выяснить это можно было только одним способом. Она извлекла из сумочки постоянно находившийся там флакон с духами и намазала шею, уши, соски и бедра. После чего вернулась в бар, окутанная облаком сладкого аромата. Он встретил ее голодным, ждущим взглядом.

— М-м-м. — Алекс втянул в себя воздух и зажмурился. — Ты неподражаемо пахнешь. Я заказал еще по бокалу, пока ждал тебя. О'кей?

— Отлично. — Она вскарабкалась на стул и села лицом к нему.

— За тебя! — Алекс одним глотком опрокинул в себя виски и подождал, пока она допьет свое. Вместо этого она вдруг положила руку ему на бедро. Оно оказалось горячим и мускулистым. Даже сквозь плотный габардин костюма она ощущала исходившую от него страстность и силу. Его возбуждение передалось ей.

— За нас, Алекс. — И ее рука двинулась выше, выше, туда, где рвалась на свободу напрягшаяся плоть. На миг Алекс остолбенел, не в силах вымолвить ни слова, обливаясь потом от ее прикосновения, не веря в такую удачу и в то же время стараясь быть осторожным, чтобы не сделать неверный шаг.

— Ну, — хрипло выдавил он, — ты решила? Что ты хочешь съесть?

— Тебя, — промурлыкала она. — Я хочу съесть тебя!

Десятью минутами позже они набросились друг на друга у нее в комнате, как две дикие твари в период течки.

Боже! Алекс Маршалл оказался бесподобен! Флер потрясло, насколько этот мужчина изголодался по страстной любви, сколько в нем нерастраченной чувственности. То, что они вытворяли в ту ночь, делало наслаждение от секса чуть ли не болезненным и наверняка выходило за пределы того, что Алекс мог иметь дома. Но как бы он ни был алчен, в то же время щедро воздавал ей сторицей.

— О Господи! — стонал он. — Я просто в раю!

Всю ночь они занимались любовью, с восторгом познавая друг друга снова и снова. Уже перед самым рассветом Флер в изнеможении забылась. А уже в семь тридцать ее разбудили.

— Я проснулась. Проснулась, — простонала Флер, сползая с кровати. Алекс стоял перед зеркалом в ванной, озабоченно разглядывая свое отражение.

— Господи! — воскликнул он при виде искусанных распухших губ, синяков и царапин на бедрах. — Что я скажу Розмари?

Впервые с момента встречи они упомянули о ней вслух.

— Скажи ей, — посоветовала Флер, подходя сзади и прижимаясь щекой к его плечу, — что тебя изнасиловали в одном из притонов Питсбурга.

Алекс рассмеялся, подхватил ее под ягодицы и прижал:

— И я намерен снова оказаться изнасилованным, как только представится случай!

С того дня прошло четыре месяца, а их страсть стала еще более бурной. Правда, после Питсбурга им удалось провести вместе лишь две полные ночи. По большей же части их встречи напоминали сегодняшнюю: часок-другой безумной любви с одним глазом, обращенным на часы. Или торопливые свидания в каком-нибудь укромном отеле. Но этого было мало, всегда мало. То, что она испытывала с Алексом, казалось чудесным, великолепным, о чем только можно было мечтать. Но ей хотелось чего-то большего.

Ей хотелось иметь «после». После секса. К примеру, тихо посидеть у него на коленях, или не спеша попить чаю вдвоем, или вполглаза посмотреть программу для полуночников, устроившись у него на плече. Всякий раз в момент расставания она чувствовала себя обиженной. Обделенной.

Нет, того, что у них имелось, ей явно не хватало.

Как не хватало этого проклятущего йогурта. Она никогда им не наестся. И будет мучиться от голода всю ночь.

Флер поплелась обратно в постель и включила новости.

В эту минуту Алекс, наверное, уже вышел на станции в Вестпорте. Она словно наяву представила, как он усаживается в миниатюрную «ауди», которую оставлял на стоянке у вокзала. Извилистое шоссе, шелестящие под колесами груды сухих листьев. А вот и дом, и подъездная дорожка, мощенная камнем, белесо сверкает в холодном сиянии ноябрьской луны. Окна гостеприимно светятся, обещая тепло и уют. Он отпирает дверь, вешает плащ и входит в кухню.

Его жена приготовила кофе, и они сидят вдвоем, привычно болтая после очередного нелегкого дня. Сцена была настолько реальной, что она прямо-таки осязала ее. Запах кофе, смешанный с легким запахом дыма от поленьев. И лицо женщины, сидевшей напротив Алекса. Лицо его жены, ловко снующей по блестящему паркетному полу, моющей кофейные чашки со счастливой улыбкой.

Вот только в воображении Флер этой женщиной в кухне была вовсе не Розмари. Ею была она. Миссис Флер Маршалл!

Не нарушая старой доброй традиции, его поезд опоздал почти на полчаса. Алекс положил свой брифкейс в сетку для багажа и растянулся на трех пустых сиденьях. Он называл этот последний состав «Поездом виноватых». По большей части в нем ездили или припозднившиеся бизнесмены, или искатели приключений. Прежде он относился к первому разряду, теперь — ко второму.

Связь на стороне нелегко давалась Алексу Маршаллу. Конечно, бывали интрижки в пути или на совещаниях — а кто из бизнесменов этим не грешит, — но в итоге выходило, что риск не оправдывает удовольствия, и Алекс привык считать себя счастливым женатым мужчиной.

Зевая, он посмотрел на часы. Уже наступила пятница. И впереди маячит перспектива уик-энда в домашнем кругу. Надо что-то сделать для Криса с Розмари. Может, свозить на экскурсию в Эссекский яхт-клуб? А вечером в субботу их наверняка пригласит на вечеринку кто-то из соседей. Как правило, эта рутина доставляла Алексу некоторое удовольствие. Но с того дня, как он столкнулся в Питсбурге с Флер, размеренный образ жизни утратил былую прелесть. Он ведь едва не забыл, какое наслаждение может приносить секс. И как это здорово — иметь партнершу, которая не придирается к тебе, не занимается подсчетами, сколько ты дал и сколько получил. С Флер он чувствовал себя настоящим суперменом.

И дело тут не только в сексе, напомнил себе Алекс. Флер образованна, сообразительна, остроумна. Всегда готова поболтать или посмеяться. Он мог в подробностях излагать Флер свои достижения на службе, и она слушала его и не отводила глаз.

А от ее красоты можно умереть! Один взгляд на нее, аромат ее духов, ее шелковистая кожа вызывали в Алексе некое подобие романтических чувств, о которых он давно забыл. Жена вечно обзывает его трудоголиком — пожалуй, это правда. Но ведь это еще не значит, что в его душе ничему больше не осталось места. Ах, Флер… Флер…

Алекс зажмурился, вспоминая прикосновение ее волос к своей щеке. Проснувшись, он обнаружил, что проспал Вестпорт.

Чертыхаясь, выскочил на перрон в Бриджпорте и весьма недешево нанял такси до дома. На полпути вспомнил, что брифкейс остался в поезде. Пропади все пропадом! Уже второй раз за месяц!

Нет, это слишком, он не выдержит. Надо чем-то поступиться. Или семьей, или связью с Флер. О, только не Флер. Пока не Флер.

Когда он добрался до дома, свет в окнах уже не горел.