Одни в целом мире

Глава 10

Дом Джошуа Брандта, одиноко стоящий на скале, с северной стороны завалило снегом до крыши, вьюга заметала проход, который Джошуа только что проделал снегоочистителем. Но внутри было тепло и светло, царил сверхъестественный покой, который ощущается в эпицентре любой бури.

Стоя в дверях, Ари заметила, что Джошуа направился в подвал, чтобы положить на просушку их верхнюю одежду.

— Я сама могу это сделать, — окликнула она его, обиженно сдвинув брови. — Я хочу сделать хоть что-нибудь…

В этот момент на кухне зазвонил телефон.

— Тогда снимите трубку, — бросил через плечо Джош, спускаясь по лестнице.

Она сама не понимала, почему ей захотелось последовать за ним.

— Так вы возьмете трубку? — прорычал он из подвала, и Арианна вдруг задумалась: что заставляет здравомыслящих людей терпеть этого человека.

— Но ты ведь не в здравом уме, — ворчала она себе под нос, торопясь в кухню. — Иначе сидела бы в Чикаго, где снега не футы, а дюймы, скажи спасибо мистеру Брандту за все, уж ты-то не стала бы ходить на цыпочках вокруг… Алло? — Она схватила трубку и когда услышала голос Боба Халстона, ее захлестнуло такое чувство вины, что перехватило горло.

— Ари, это ты?

— Да, я, — едва сумела прошептать она,

— Господи, как приятно слышать твой голос. Ты нас до смерти напугала…

Она заморгала, представив его доброе веснушчатое лицо, буйные рыжие волосы и бесконечно добрые глаза. Боб, Том и остальные — она от них не видела ничего, кроме доброты, — в страшный буран рисковали жизнью, пытаясь спасти ее. «Джошуа тоже, — напомнила она себе, — Не забывай про Джошуа».

— Прости, Боб… — только и вымолвила она, и голос ее снова пресекся.

Боб заполнил паузу, стараясь уверить Арианну, что в извинениях нет необходимости. Но она-то знала, что это не так. Она стольких людей вовлекла в смертельно опасную ситуацию, что если бы с ними что-нибудь случилось, вина была бы на ней. Когда она наконец сумела облечь эту мысль в слова, Боб прервал ее:

— Ари, хватит об этом. Ты не отвечаешь за жизнь других людей, только за свою собственную.

Но это неправда, думала она, прижимая ладонь ко лбу. Стоило ей совершить ошибку, и это могло трагически окончиться для других людей. Так было уже однажды… Почему никто этого не понимает?

— У каждого свой выбор. Ари, ты меня слышишь?

— Да, слышу.

— Теперь расскажи, как ты там. Джош сказал, что ты в порядке, но думаю, он понятия не имеет, что тебе пришлось пережить.

— Все нормально. Я вычеркнула из памяти все плохое.

— Я уже начал беспокоиться. Целый час пытался до вас дозвониться.

— Мы выходили.

— Выходили? — Голос Боба напрягся.

— Я помогала ему расчистить порог гаража… — Она внезапно умолкла, быстро припомнив, что ее попытка окончилась неудачей. — Я недолго, — тихо проговорила она, в ее голосе сквозил стыд.

— Главное, что ты стараешься, — заверил ее Боб, прикусив язык, чтобы не спросить, какого черта Джошуа позволяет ей выходить из дома в такую погоду. — Если ты будешь стараться, то победишь. Как Джошуа относится к тебе?

— Во всяком случае, он не выгоняет меня спать на улицу, — сухо заключила она.

— Местные жители глаза вытаращили, узнав, что у отшельника поселилась гостья. Он не славится гостеприимством, так что не рассчитывай на вкусную конфетку под подушкой.

— Но на подушку-то я могу рассчитывать? — невозмутимо спросила Ари, и хотя Боб рассмеялся, в его голосе сквозила тревога.

— Судя по прогнозу погоды, тебе придется задержаться там на несколько дней. Будешь умницей?

— Все будет в порядке, Боб. Пожалуйста, не волнуйся. Если я буду думать, что снова причиняю тебе беспокойство, то просто не выдержу.

Боб внимательно вслушивался в ее голос, старясь уловить малейшие нюансы. Если бы можно было увидеть ее лицо, вернуть ее в лагерь, под защиту всей группы! Слава Богу, она жива и в безопасности. Но длительное общение с Джошуа Брандтом ей нужно меньше всего на свете. Он понятия не имеет, как хрупко ее психологическое состояние, и презирает человеческие слабости. Если он станет чересчур требовательным, от ее душевного покоя останутся одни воспоминания. К несчастью, Джошуа имеет обыкновение много требовать от других.

— Боб, ты меня слышишь?

— Да. Пусть Джош возьмет трубку.

Словно по сигналу Джошуа вошел на кухню.

— Это Халстон?

Она молча кивнула и передала ему трубку.

— Джош, боюсь, связь скоро прервется, так что я быстро. Слушай, если ты и сумел немного расчистить дорогу, то в город ты не проберешься, так что и не пытайся. Все дороги в этой части штата блокированы. Даже снегоочиститель не справится, так что придется твоей гостье пожить у тебя пару дней. Поэтому ты должен кое-что знать. У нее боязнь открытого пространства.

— Я это уже понял.

— Поэтому ни в коем случае не выпускай ее из дома одну. Ты меня слышишь?

— Слышу. — Джошуа так внимательно посмотрел на Арианну, что она поежилась.

— Отлично. И еще тебе нужно знать…

На линии что-то щелкнуло и наступила тишина. Джошуа посмотрел на молчащую трубку, потом повесил ее на рычаг и оперся локтями о стойку.

— Телефону конец, — без лишних слов объявил он.

— Неужели?

— Вы хотели позвонить?

— Нет, — тихо сказала она и посмотрела на телефон так, будто он ее предал. — Просто мне не нравится, когда вещи не выполняют те функции, для которых предназначены.

— Придется с этим смириться. Если пропадет напряжение, тут многое перестанет работать.

Ее глаза скользнули по изобретениям цивилизации, которые по воле природы могут стать совершенно бесполезными: тостер, кофеварка, холодильник. Слава Богу, плита газовая, — подумала она.

Джошуа сквозь маленькое окно смотрел на улицу. Последовав за его взглядом, Ари увидела лишь белые вихри.

— Надеюсь, людей с Мизерли-Пик эвакуировали вовремя.

— Там были люди? — задохнулась она.

Он кивнул, не отрывая глаз от окна.

— Спасатели еще вчера пытались спустить их вниз.

— Вам скучно?

— Что?

— Участвовать в делах отряда спасателей? Боб говорит, что вы работаете последний год.

— Значит, Боб говорит правду. А почему вы так решили?

— Он мимоходом упомянул об этом, когда я рассказывала ему о том, как вы спасли меня на мосту. Боб сказал, что вы прекрасно делаете свое дело, и без вас команда будет уже не та.

Джошуа глубоко вздохнул и повернулся к ней.

— Мне некогда скучать. Последние два дня я только и занимаюсь вашим спасением.

Неуверенная улыбка затрепетала на ее губах. Он поддразнивает ее или осуждает? Она так и не решила.

— И все-таки почему вы хотите покинуть команду?

Он нахмурился и отвернулся.

— В прошлом году мы потеряли одного из спасателей, хорошего парня. Друга.

Ари ничего не сказала, но смотрела с сочувствием.

— Этого не должно было случиться, — монотонно продолжал он, глядя в окно. — Если бы он спасал несмышленого ребенка или путника, захваченного внезапно налетевшей непогодой, было бы не так обидно. — Он прикрыл глаза от нахлынувших воспоминаний, в голосе звучала горечь. — Ей нечего было делать на скале. Ей говорили, что из-за камнепада нельзя подниматься по тому склону горы, но предупреждения действовали на нее, как красная тряпка на быка. Она ничего не хотела слышать. Одному Богу известно, что она пыталась доказать, но Джим жизнью заплатил за ее хвастовство и напускную храбрость. — Он умолк и еще больше нахмурился, размышляя, почему он все это ей рассказывает. — Вот почему я ухожу из отряда. Я перестал верить, что люди, которых мы спасаем, стоят таких усилий.

Повернувшись к ней, он увидел, что ее лицо побледнело и только синие глаза темнели на нем.

— Я не имел в виду вас.

— Почему? — спросила она с болезненной улыбкой. — Я не ребенок и не попавший в непогоду путник. Меня предупреждали, что нельзя выходить одной, а я это сделала. Совсем как та женщина, спасая которую, погиб ваш друг.

— Вы не такая, — настаивал Джошуа, сам удивляясь тому, что защищает ее столь же решительно, как Боб Халстон. — Кэтрин Данхилл не страдала боязнью открытого пространства и приступами паники, с которой не могла справиться. Она прекрасно понимала, что делает.

— Осторожнее, — мягко сказала она. — Вы начинаете говорить, как Боб Халстон.

Джошуа удивленно посмотрел на нее.

— Боже упаси, — пробормотал он. Быстро отвернувшись, принялся разглядывать буфет, словно впервые его видел. — Какая вы наблюдательная. Не удивлюсь, если во время путешествия по моей кухне вы заметили абсолютно все. Например, где лежит… пастила?

Ари улыбнулась его явной попытке изменить тему.

— Второй шкафчик справа. Средняя полка.

— Шутите? Вы действительно правы.

Ари непринужденно пожала плечами.

— Хотите какао? — спросил он.

— С удовольствием.

— Я приготовлю.

Ари наблюдала, как он возится у плиты, успокоенная мерным позвякиванием ложки, которой он помешивал напиток.

— У вас доброе сердце, Джошуа Брандт.

— Когда мы покончим с этим, — сказал он так, словно она ничего не говорила, — займемся делом. Нужно заготовить фонари и свечи и проверить генератор…

— У вас есть генератор?

— Маленький. Сможем включить водяной насос и обогреватель, если потребуется. Но для тепла надо максимально использовать камин, так что придется запастись дровами. Иначе здесь будет холодновато.

— Как вы думаете, долго не будет электричества? — робко спросила она.

— Несколько дней. Возможно, неделю.

— Ох!

Улыбка Ари вспыхнула и погасла, как свеча на ветру.

Второй раз за это утро Джошуа и Арианна сидели друг против друга за маленьким столиком у окна. Но что-то изменилось, подумала Ари, или, во всяком случае, начало меняться.

И на этот раз они больше молчали, потягивая горячее какао и поглядывая сквозь окно на все усиливающуюся бурю. Но это было совсем другое молчание — так молчат старые друзья, а не случайно встретившиеся незнакомцы.

Джошуа тоже чувствует это, думала она, с улыбкой глядя, как он ссутулился на стуле, прижимая к груди чашку. Таким она его еще не видела. Он смотрел на разгулявшийся буран спокойно, с каким-то странным удовлетворением. Ей пришло в голову, что именно таким он бывает, когда остается один в этом уединенном месте. И счастлив в своем одиночестве.

— Я уже достаточно извинилась за вторжение?

— Не совсем.

Ари понадобилось время, чтобы сообразить, что он шутит, она даже рот приоткрыла.

— Господи, да у вас есть чувство юмора.

— Нет. Любого спросите.

«Ну и ну», — подумала она, задохнувшись оттого, что он поддразнивает ее, как нормального человека. После двух лет лечения у психиатра, который хмурился в ответ на каждую ее фразу и желание пошутить, — после таких двух лет легкое, подшучивание казалось ей подарком небес.

— Хорошо, — сказала она подчеркнуто серьезно. — Кто может судить, есть ли у вас чувство юмора или отсутствует? Кто… должна я спросить?

— Не кто, а кого.

Она нетерпеливо фыркнула.

— Хорошо, кого мне спросить?

__ — Того, кто знает меня лучше… — начал он и сердито осекся, когда увидел ее улыбку и сообразил, что его разыграли. — Зачем вам это знать? — проворчал он.

— Если честно, я не прошу вас открыть мне ваши секреты. Просто я любопытная.

Он долго изучал ее лицо, словно искал скрытый мотив.

— Это личный вопрос, — наконец сказал он.

— Конечно личный. А какие вопросы мне задавать?

Уголок его рта дрогнул в улыбке, и от нее у Ари сердце перевернулось в груди. В одно мгновение этот сильный, грозного вида мужчина превратился в беззащитного и ранимого человека.

— Я больше привык к вопросам о бизнесе или о погоде… никто не спрашивал меня о личной жизни.

Кто осмелился бы расспрашивать великана-отшельника, подумала она, но сказала другое:

— Это потому, что нормальные люди слишком вежливы, чтобы задавать вопросы, которые их действительно интересуют. К несчастью для вас, я чокнутая, поэтому спрашиваю, что хочу. Так каков ответ?

В его глазах блеснула улыбка, но она так и не коснулась его рта.

— Я забыл вопрос.

— Вы прекрасно помните, что я спросила: «кто знает вас лучше всего».

Джошуа улыбнулся, просто потому что невозможно было не улыбнуться.

— Никто.

— Такой ответ не принимается. Как насчет семьи?

— У меня ее нет.

Она в сомнении приподняла брови.

— А родители?

Джошуа скрестил руки на груди и покачал головой,

— Вы не собираетесь оставить эту тему?

— Нет.

— Хорошо, — сказал он, разводя руками. — Вкратце история такова: я никогда не знал своих родителей, воспитывался в нескольких приютах, пока не подрос, это была трудная жизнь, но я справился.

— У вас совсем нет родных?

— Нет. А у вас, судя по выражению вашего лица, большая дружная семья, без которой вы жизни не мыслите. — Не успел он договорить, как уже готов был отдать все на свете, лишь бы эти слова не прозвучали.

Лицо Ари побелело, дрожащие губы хватали воздух.

— Что с вами?

Она медленно делала один вдох за другим, стараясь успокоиться.

— Мои родители погибли в авиакатастрофе два года тому назад.

Его руки так стиснули чашку, что побелели пальцы, но в глазах не было того ужасного выражения сочувствия, которое она видела у других. Она понимала, что они поступают так из лучших побуждений — вес эти люди с их покачиванием головой, состраданием и соболезнованиями, — но их сочувствие превращало ее из нормального человека, каковым она была прежде, в несчастное и жалкое существо. Разумеется, она никого не винила за проявление чувств. Это была инстинктивная человеческая реакция, да и кто мог предположить, что желание утешить окажется столь негуманным.

Арианна крутила в руках чашку, как будто та была единственным источником тепла на свете, и печально смотрела на розовато-песочную пенку на шоколадной глади, ожидая, что Джошуа Брандт присоединится к череде соболезнующих.

Он скажет, как печально слышать о такой трагедии, она посмотрит на него и увидит, что его зеленые глаз затуманились грустью, думала Арианна, и ей стало страшно,

— Значит, — наконец услышала она его голос и внутренне задрожала, ожидая окончания фразы, — мы с вами оба сироты.

Она, не мигая, смотрела в чашку, боясь, что вот-вот расплачется. Этот человек, который никого не подпускал к себе, вдруг чудесным образом уничтожил дистанцию между ними, словно ее и не существовало. Он не предложил ей жалости, которая возвела бы ее на одинокий трагический пьедестал, он разделил с ней печальный опыт жизни.

За всю свою жизнь Арианна любила только двух человек и после их смерти и представить не могла, что сможет полюбить снова. Но в этот момент она влюбилась в Джошуа Брандта и поняла, что этой любви ей никогда не побороть. Когда она наконец подняла голову и улыбнулась ему, он все прочел в ее глазах.

Он прочистил горло и отодвинулся от стола.

— Займемся делом.