Одни в целом мире

Глава 17

Ари стояла в ванной перед зеркалом, освещенным единственной лампой. Сжав губы, она смотрела на свое отражение, очередная слеза катилась по ее щеке.

— Давай, давай, — всхлипывая, шептала она, — с этим надо покончить.

Но бурные слезы очищения никак не шли, а ей так хотелось облегчить душу.

Арианна тупо уставилась в зеркало, всеми фибрами души ненавидя женщину, смотревшую на нее. Да и женщина ли это? Разве это лицо женщины? — нет, скорее обиженное, мокрое от слез лицо ребенка. А эти повисшие тусклые волосы? Сейчас казалось невероятным, что совсем недавно она видела в своем отражении проблеск силы и радость жизни.

«Идиотка, — сердито думала она. — Как ты могла вообразить, что кто-то захочет, чтобы ты болталась поблизости в таком состоянии? Что ты можешь предложить? Кому интересны твои приступы? Хорошенькое развлечение — полуночные блуждания во сне по подвалу и другим темным закоулкам».

Страшная правда состояла в том, что она не достойна любви Джошуа, как, впрочем, и любого другого мужчины. Пока еще нет. Она не в том состоянии. И возможно, так будет всегда.

«И все слезы мира не изменят этого, Арианна».

Она медленно выпрямилась, глубоко вздохнула и увидела в зеркале выражение глаз. У меня еще есть силы, подумала она, и дай Бог, достаточные, чтобы пережить еще одну сердечную травму. Счастливого конца не будет. Ну и что? Разве не ясно, что счастливый конец бывает только в сказках?

Вот так обстояло дело. Да, ее история с Джошуа подходит к концу, но она никогда не позволит себе забыть то, что случилось. Ибо за короткое время этот невероятный человек совершил то, что не удалось всем психиатрам, вместе взятым. Он вернул ей то, что она утратила — саму себя, Арианну Уинстон, влюбленную в жизнь многообещающую пианистку, преданную дочь. Он дал ей возможность ощутить себя любящей женщиной, которой она сможет когда-нибудь стать, если не отступится. Благодаря ему она ощутила давно забытый вкус к жизни. Ожидать, что он, в довершение всего, полюбит ее, было вопиющей ошибкой. Не вина Джошуа, что ее болезнь вызывала у него чувство дискомфорта, и он с трудом выносил ее присутствие. «Черт возьми», — подумала она, и уголок ее рта дрогнул в горькой усмешке, — она и сама зачастую испытывала нечто подобное.

Очень методично, с чувством исполняемого долга она терла лицо полотенцем, пока щеки не порозовели. Затем откинула волосы назад и завязала их в конский хвост.

С мрачным удовлетворением она всматривалась в свое отражение. С этой прической она выглядела старше и увереннее.

«У тебя все получится, — говорила она себе, выйдя из ванной и направляясь в темный холл. — Все, что от тебя требуется, это притвориться, что ты вовсе не влюблена в него до безумия, и что мысль об отъезде тебя не особенно волнует. Это ведь не так трудно, правда?»

И тут она увидела его. Он стоял, наклонившись к камину, который будет согревать ее, пока он уйдет расчищать дорогу. И, глядя на него, она мгновенно поняла, что ей предстоит самое трудное дело, которое, только выпадало ей в жизни.

Она остановилась, заметив, что он поставил несколько фонарей так, чтобы золотистые дорожки света помогли ей пройти по темному дому прямо к нему. «Не обязательно, подумала она с печальной улыбкой, — я могу найти тебя в абсолютной темноте».

Услышав легкие шаги Арианны, Джошуа нахмурился. Интересно, как он будет переносить тишину в этом доме, когда она уедет? Он проклинал себя за эгоизм. Как он смеет желать, чтобы она осталась здесь! Это место вселяло в нее страх, напоминая ей о пережитой катастрофе. Всякий раз, когда она подходила к окну, пейзаж за окном напоминал ей о том дне, который все еще не изгладился из ее памяти. Одному Богу известно, какой урон нанесет ее здоровью дальнейшее пребывание в этих местах.

Черт возьми, он не мог спасти ее, и в этом была горькая ирония. Он мог спустить раненых альпинистов с горных вершин или на своем горбу вытащить их из ущелья, но сейчас, когда, казалось, от этого зависело его собственное счастье, он не мог спасти человека, который заслуживал этого больше других. Джошуа со злостью бросил в огонь очередное полено, лицо его исказила горькая гримаса.

Ари заметила это и остановилась на верхней ступеньке, ведущей к камину. «У него было время все обдумать, и теперь он сердится», — решила она, сжав губы, чтобы они не дрожали. Но можно ли винить его? Она уже второй раз заставляет его покидать дом в самых неподходящих условиях — сначала, чтобы спасти ее и привести сюда, теперь — чтобы избавиться от нее.

— Прости, — пробормотала она, ее голос звучал так слабо, что едва преодолел небольшое пространство до камина.

— За что? — Не глядя на нее, он бросил полено в гудящее пламя.

— За то, что нарушила привычный ход твоей жизни, — спокойно продолжала она.

Его рот скривился в мрачной усмешке. Черт, Арианна перевернула его жизнь вверх дном, заполнив пустоту, которая так давно стала ее неотъемлемой частью, что он даже этого не замечал.

— У тебя удивительная способность не договаривать до конца.

Арианна быстро опустила глаза, пытаясь защититься от его прямоты, но потерпела неудачу, у нее задрожали руки.

— Если бы я могла, то все изменила бы,

— Я бы тоже.

Он вздохнул, уперся ладонями в колени и поднялся на ноги. С момента ее появления на ступеньках он впервые посмотрел на нее и невольно улыбнулся. С забранными в хвост волосами Арианна походила на подростка.

— Ты изменила прическу?

Пожав плечами, она отвела взгляд.

— Волосы мешали.

— А у тебя, оказывается, красивые ушки.

Боль ее немного утихла, и она едва удержалась, чтобы не улыбнуться. Как легко ему удается все перевести в шутку. И мысль о скором возвращении в группу Халстона, где никто этого не сделает, а потом в пустую квартиру в Чикаго, где рядом не будет никого, кто бы это умел, отозвалась болью в ее сердце. Она тяжело вздохнула и опустилась на ступеньку.

— Ненавижу, — с досадой прошептала она, взбешенная собственной беспомощностью. Если бы она не играла на рояле, если бы не рассказала об авиакатастрофе…

— Что именно? — спросил он.

— Себя, — просто сказала она. — Ненавижу себя, такую…

Их глаза встретились, и Арианна вздрогнула оттого, что увидела в его взгляде — твердую решимость и полное отсутствие сочувствия.

— Если ты была бы другой, тебя бы сейчас здесь не было, — кратко ответил он.

— Если бы я была другой, ты бы не хотел, чтобы я уехала!

Беспомощно вздохнув, Арианна уткнулась лицом в колени, — так ребенок верит, что если он никого не видит, то и его никто не видит. Сейчас она не видела лицо Джошуа, не видела, что он смотрит на нее. В повисшей тишине она почти физически ощущала, как, должно быть, ошеломило его ее невольное признание — оказывается она влюблена в него до безумия.

— Совсем наоборот, Ари. Если бы ты была другой, я бы хотел этого отъезда. А сейчас не хочу, но… — Он колебался. — Ты единственный человек в моей жизни, которого я желал бы здесь видеть.

— Ты не хочешь, чтобы я уезжала? — с надеждой прошептала она, подняв на него глаза.

— Господи, нет. Нет. Но ты уедешь. Должна уехать.

— Ты не хочешь, чтобы я уезжала? — повторила она с невыразимым удивлением.

— Я никогда не говорил, что хочу, чтобы ты уехала, — бросил он через плечо, опустившись перед огнем на колени. — И поскольку я не мастер скрывать свои чувства, то понятия не имею, что навело тебя на эту мысль… — Он резко оборвал фразу и, вздрогнув, прикрыл глаза. Словно по волшебству Арианна оказалась рядом с ним. Ее правая нога прижималась к его левому плечу, пальцы ласкали густые волосы. — Ари, не надо…

— Я думала, что я тебе отвратительна, — прошептала она, гладя его по голове и накручивая черный локон на палец.

— Едва ли… — слабо усмехнулся Джошуа.

Ее рука скользнула вниз по его затылку к ямочке на шее,

— Я думала, когда ты увидел, что со мной произошло… помутнение сознания… ты больше не смог выносить мое присутствие. Потому что я слабая. Отвратительная.

Он потянулся назад и поймал ее ладонь, намереваясь отвести ее, но так и не сумел этого сделать.

— Пожалуй, понадобится пара часов, чтобы расчистить дорогу. — Его голос звучал глухо и мрачно. — И еще больше, чтобы добраться в город на вездеходе. Он не слишком быстроходный… Но если я займусь этим прямо сейчас мы сможем добраться в лагерь до сумерек… Что ты делаешь?

Она не могла вспомнить, как оказалась между ним и камином, у нее совершенно не запечатлелось в памяти, как она опустилась на колени, не сводя глаз с его лица. В эти мгновения она подчинялась одному — силе желания.

— Я хочу смотреть на тебя, — прошептала она. Ее правая рука все еще прижималась к его груди, впитывая ритмичное биение его сердца. Синие глаза с нежностью изучали его черты, гипнотизируя, лаская, безмолвно овладевая каждым изгибом его лица.

— Нам нужно приготовить еду в дорогу, — объявил он, найдя новую отговорку.

— Что? — прошептала она, нежно касаясь пальцем его нижней губы, зачарованная крошечной выпуклостью в середине.

Она подскочила, когда он отдернул голову назад и схватил ее за запястье, отодвинув ее пальцы на дюйм от своего рта, его рука дрожала от напряжения.

— Осторожнее, Ари, — предупредил он, его губы казались твердыми как камень и податливыми как воск, в зеленых глазах отражалось пламя.

Осторожнее, Ари. Не выходи из дома, не летай на самолетах, не вспоминай прошлое, не думай, не чувствуй, не делай ничего, что вернет тебя к жизни. Будь осторожна…

Слишком долго два этих безобидных слова делали ее более безжизненной, как мертвый камень, который река жизни обходила стороной. Но Джошуа заставил эту реку замереть на одно мгновение, однако достаточно долгое, чтобы вернуть в ее течение ожившую Арианну, и она не собиралась возвращаться к прежнему состоянию. Завтра он уйдет, и тогда она будет осторожной. Но не сегодня.

Это было подобно бесстрашному прыжку в неизвестность — быстрое движение ее рук, вспорхнувших, словно две белые птицы, чтобы обнять его лицо.

Он вздрогнул от ее прикосновения, потом замер, его взгляд впился в ее глаза, пока ее рука, крадучись, двигалась по щетине, покрывавшей его щеки. Его зрачки расширились, окруженные лишь узкой зеленой каймой, глаза казались черными. Он вздрогнул, когда ее пальцы замерли в уголках его рта и пульсировали в такт с ее сердцем.

— Хватит, — свирепо прошептал он, оторвав ее руки от своего лица и крепко удерживая их. Резко выпрямившись, подняв Арианну вместе с собой, он отступил назад, создавая между ними дистанцию.

Арианна пыталась освободиться от его рук, но он только крепче держал ее. Она тяжело дышала, и он старался не замечать, как вздымалась ее грудь.

— Черт побери, Ари, стой спокойно. Я же сказал, ты не готова к этому. Ты сейчас слишком ранима и не сознаешь, чего хочешь, а я не собираюсь этим пользоваться.

Она совсем успокоилась и когда подняла на него глаза, в них блеснули дерзкие синие искры.

— Будь любезен, перестань опекать меня хотя бы на время, — потребовала она. — На время, достаточное, чтобы разглядеть, какая я на самом деле.

Джошуа сердито покачал головой, глядя на это прекрасное хрупкое создание, столь жестоко обиженное судьбой и теперь целиком зависящее от него. Ее глаза, казалось, пронзали его, притягивая его взгляд и удерживая силой воли, и в это мгновение он разглядел в ней то, что она хотела.

Это не были кроткие встревоженные глаза беспомощной женщины. Они были яркие, уверенные, исполненные отваги, достаточной, чтобы противостоять любым страхам, которые только можно вообразить, и у Джошуа перехватило дыхание. Сейчас перед ним была сильная женщина, которую он распознал с самого начала. И барьер, который он воздвиг между ними, вдруг исчез, открывая простую истину: в этот исключительный момент они были мужчина и женщина, которые желают друг друга. Не было прошлого, будущего, не было сложностей, только он и она, одни в целом мире, и ничем не запятнанное чувство, что притягивало их друг к другу.

«Только на одно мгновение, — уговаривал он себя, утопая в океанах ее глаз, пока его ладони скользнули вверх к ее плечам. — Нет никакой беды в том, чтобы дать волю этому чувству на одно мгновение. А потом мы расстанемся».

Ари задохнулась под его настойчивым взглядом, ничто в мире не существовало, кроме разделявшего их небольшого пространства, где скрещивались их взгляды, Что-то изменилось. Она чувствовала это даже по тому, как лежали на ее плечах его руки, уловила голодный блеск в прищуре темно-зеленых глаз, когда его взгляд скользнул от ее лица к шее, туда, где билась у основания шеи голубая жилка,

— Я вижу, Ари, — прошептал он, приподнимая ее лицо за подбородок. — Я всегда видел, какая ты.

По его глазам она поняла, что это правда. Сейчас, наконец, она была всего лишь женщиной, дрожащей от его прикосновений, все остальное не существовало, Прежде такого никогда не было. Она была одаренным ребенком, блестящей пианисткой, потом жалким созданием с покалеченной психикой, но никогда — просто женщиной.

Выразительная сдержанность сквозила в движений его рук, спустившихся с ее плеч и, остановившихся у груди, словно это преграда, какую он не смеет нарушить, Ари тихо, вздохнула, так-что ее грудь поднялась ближе к его ладоням, и взглянув на него исподлобья, увидела в его зеленых глазах отчаянную борьбу: самообладание сражалось со страстью.

— Когда-нибудь… — начал он, но так и не договорил потому что Арианна взяла его руки в свои и положила себе на грудь, потом потянула их ниже, к краю свитера, и потом снова наверх, но уже по разгоряченной коже.

— Ари, — взмолился он, чувствуя, что последние остатки воли на исходе. — Остановись. Нам нужно подождать. — Джошуа сжал ее тонкую талию, с отчаянием утопающего, который хватается за спасательный круг, и поднял на нее глаза.

— Чего подождать? — с вызовом спросила она. — Когда я окончательно поправлюсь? Когда буран кончится? Когда сменится время года и небо станет голубым? Когда Земля перестанет вращаться? Джошуа, ты хочешь дождаться того момента, когда мир достигнет совершенства и станет идеальным?

Какое-то время они смотрели друг на друга, казалось, что большой темный дом сомкнулся вокруг них до размера чаши, освещенной изнутри огнем камина. Горячие ладони Джошуа лежали на талии Арианны, а ее руки безжизненно повисли. Прислушиваясь к потрескиванию дров в камине, она ждала, что произойдет дальше, наблюдая за эпизодом собственной жизни с беспристрастностью театрального зрителя.

— Хорошо, пусть это будет сейчас, — пробормотал он.

Ари почувствовала, как где-то глубоко внутри нее зарождается тихая радость, от которой тело сделалось невесомым, вздернулся подбородок, запылало сердце, вспыхнули глаза, словно от неведомой доселе мелодии. Эта чудная музыка слетела с ее губ удивленным вздохом, когда руки Джошуа проникли под се свитер и прижались к ее груди.

— Сними это, — сказал он, кивнув на свитер, и, прищурившись, следил за движениями Арианны.

Черная прядь упала ему на бровь, подрагивавшую от напряжения. Его голос был хриплым и требовательным, а то первозданное желание, которое Ари с самого начала заметила в его лице, теперь пробуждалось и в ней.

Понимает ли он, думала Арианна, что за дар он преподнес ей? Или его сердце угадало, в чем она отчаянно нуждается? Не в нежном, ласковом голосе, которым мужчина уговаривает женщину, словно она настолько хрупка, что может рассыпаться от резкого слова, а во властном требовании, высказанном с такой ясностью, что у любой женщины хватит сил понять и подчиниться ему.

«И у меня», — задыхаясь, думала Арианна и, наконец, ухватив край свитера, потянула его через голову и отбросила в сторону.

Джошуа не двигался, только грудь его тяжело вздымалась. Его взгляд не отрывался от ее глаз, словно он, насколько это было в его силах, оттягивал момент созерцания того, что теперь лишилось покрова. Потянувшись к ней, он резким движением снял ленту, стягивающую ее волосы. Длинные вьющиеся пряди цвета остывшего золота упали ей на плечи и грудь.

— Ты такая красивая, Ари, вся золотая в отблесках огня, — пробормотал он, скользя взглядом по длинной, чуть вьющейся пряди, — Твоя кожа, волосы… — Он вздохнул, потом шумно выдохнул. — Первое, что заинтересовало меня, когда я увидел тебя в вязаной шапочке: длинные у тебя волосы или короткие…

Ари судорожно ловила воздух ртом, пока он, причиняя ей сладкую муку, отбросил шелковистое покрывало волос, и ее грудь открылась, вся залитая золотистым светом.

— Джошуа, — выдохнула она, и сорвавшееся с ее губ имя рассыпалось на множество звуков, когда его пальцы, преодолев преграду, проникли под лифчик.

Он наклонил голову, черные пряди смешались с белокурыми локонами, и Ари откинулась назад, почувствовав, как его губы коснулись губами се груди, Она застонала, впервые услышав голос собственной страсти. Тяжело дыша, она прижала ладони к его груди и на дрожащих ногах чуть отступила назад.

— Сними это, — прошептала она срывающимся голосом, указав на его свитер. И увидев, как лицо Джошуа расплылось в улыбке, подумала, что не может быть ничего прекраснее на этом свете.

У нее захватило дух, когда он отбросил свитер, большой зеленой птицей мелькнувший в воздухе, и душа ее поднялась в заоблачные выси, где прежде никогда не бывала. Она тихонько вздохнула, когда перед ее глазами предстала сильная мужская грудь с темной порослью курчавых волос, треугольником спускавшаяся по мускулистому животу и исчезающая под поясом брюк.

— Ты такой… такой замечательный, — простодушно прошептала она, и Джошуа не мог. справиться с собой. Откинув голову, он едва сдерживал переполнявшую его радость. Она сменилась мучительным наслаждением, когда руки Арианны, задержавшись на его груди, начали свое путешествие по его телу, и, наконец, проникли под пояс брюк. При этом она умудрялась соединить в своем взгляде невинность юности с умудренностью зрелости.

Джошуа опустился на колени, увлекая ее за собой. Осыпая ее грудь поцелуями, он торопливо расстегивал ее джинсы, еще секунда и все препоны рухнули. Огонь камина заливал их тела золотистым светом. Опираясь на локти, Джошуа не сводил глаз с Арианны, секунда-другая — и их тела слились в единое целое.