Алекса покинула канцелярию окружного прокурора первого ноября. Для нее это был день со сладковато-горьким привкусом. Перед ее уходом Джо Маккарти устроил ужин в ее честь. Ей презентовали табличку с ее именем, до сих пор висевшую на двери, и множество смешных шутливых подарков.
На следующий день Алекса отправлялась в Вашингтон с заездом в Принстон. Она на неделю отложила начало работы в ГЮС, чтобы иметь время переехать в свой новый дом. Мебель прибывала в Вашингтон через два дня. Всю последнюю неделю она жила у матери, к удовольствию обеих. Эдвард звонил по нескольку раз в день с самыми разными предложениями или приглашал куда-нибудь. Он пригласил Алексу пойти с ним в Белый дом на ужин, который должен был состояться через две недели.
Захватив последние вещи, она отправилась в Вашингтон на машине, где уже ждал Эдвард возле небольшого, похожего на кукольный домика, арендованного ею в Джорджтауне вместо квартиры. Эдвард помог найти новое жилье; Алекса не сомневалась, что «кукольный домик» понравится Саванне. Верхний этаж словно специально предназначался для дочери. И в нем было столько комнат, сколько нужно Алексе. Он находился неподалеку от квартиры Эдварда, просторной, современной и очень удобной. Он помог ей разгрузить машину, и они вместе обошли пустой дом. Алекса воспрянула духом. Новый город, новый дом, новая работа и, может быть, новый мужчина… Она пока еще не уверена. Но все остальные изменения облегчили ее переживания из-за отъезда Саванны в колледж. Обе они перешли на новый этап в жизни. Взволнованная происходящим, Алекса походила на Саванну с ее новой жизнью в Принстоне.
В тот вечер Эдвард пригласил ее поужинать в «Ситронеллу», а потом проводил назад в гостиницу, где она остановилась всего на одну ночь. Уходя, он ее поцеловал. Поцеловал впервые, и поцелуй этот удивил обоих.
На следующий день, когда прибыли ее вещи, он пришел к ней и остался до полуночи, помогая распаковывать коробки. Она нашла свое постельное белье, и он помог ей приготовить постель. Он рассказывал какие-то глупые истории, вспоминал всякие розыгрыши, и оба хохотали, пока, обессилев, не упали на кровать и, продолжая смеяться, не посмотрели в глаза друг другу.
И вдруг он сказал:
— Мне кажется, я влюбляюсь в тебя, Алекса. Ты не возражаешь? — Он знал, как сильно обожглась она в первом браке, и не хотел расстраивать, опережая события.
— Думаю, нет, — тихо ответила она. — Кажется, я тоже влюбляюсь в тебя. — Говорить это было страшновато, но безумно приятно, тем более что она не кривила душой. Она влюбилась так, как ни разу не влюблялась за последние двадцать лет. Именно такой мужчина ей нужен. И она ему полностью доверяла.
— Это может быть очень хорошо для нас обоих, — сказал он, обнимая ее и притягивая ближе к себе. Все встало на свои места. Ее новая жизнь в Вашингтоне давала им время ближе узнать друг друга.
— Ты хочешь остаться здесь на ночь? — неожиданно для себя спросила Алекса. Ее жизнь набирала обороты с каждой минутой. Было страшно, но так прекрасно.
— С радостью, — сказал Эдвард, не разжимая объятий.
Потом она приняла душ и легла в постель на чистые простыни, а несколько минут спустя он тоже пришел в постель. И перед ними в ту ночь открылся целый новый мир, снова обрести который они уже не надеялись, да и не хотели. Это казалось чудом.
В оставшуюся часть недели Алекса приводила в порядок дом. Как только выдавалось свободное время, приходил Эдвард. Он оставался с ней каждую ночь. Они никому ничего не говорили, решили помалкивать, пока не осмыслят происходящее сами. Может быть, это не продлится долго, но пока все было великолепно. Большего Алексе не хотелось.
Она приступила к новой работе. Здесь все ее ожидания сбылись, и даже более того. Ей нравилась престижность работы в ФБР. А на следующей неделе Эдвард взял ее с собой на ужин в Белый дом. У входа дежурила толпа репортеров. Ужин устраивался в честь президента Франции. На следующий день в новостях показали красивую пару — сенатора Болдуина, появившегося в Белом доме под руку с очаровательной женщиной.
В Чарлстоне этот эпизод с сенатором от Южной Каролины показали несколько раз. Глядя на них, разъяренная Луиза вскочила.
— Ну и сучка! Ты видел?! — воскликнула она, обращаясь к Тому.
Том на минуту отвлекся и пропустил эпизод.
— Ты о ком? О первой леди или о супруге президента Франции?
— Конечно, нет! Об Алексе! Ты видел Эдварда Болдуина, входящего в Белый дом? Под руку с Алексой!
— С Алексой? Нашей Алексой? — переспросил ошеломленный Том.
— Не нашей, а бывшей твоей Алексой, благодарю покорно! Она с ним встречается! Наверное, подцепила на свадьбе, — злобно прошипела Луиза.
— Она его не подцепила. Я их сам представил друг другу, — удрученно сказал Том.
— Зачем ты это сделал? — набросилась на него Луиза.
— Мы столкнулись с ним, когда танцевали. Вот я и познакомил их, — объяснил он, горько теперь сожалея об этом. Он потерял Алексу, но отнюдь не хотел знакомить ее со следующим мужчиной в ее жизни. Ему больше нравилось считать ее одинокой.
— Проститутка! — выпалила Луиза и выключила телевизор.
— Э нет, — возразил Том, — ошибаешься. Ты была проституткой, так же как и я. Но не она. И она никогда бы не поступила так, как мы. Она не захотела иметь ничего общего со мной, потому что я женат или даже если бы не был женат. Это мы проститутки, Луиза. Но не она. Ты спала с мужем другой женщины, а я обманывал жену. Не очень-то это благородно?
— Понятия не имею, о чем ты, — возмущенно отмахнулась Луиза.
— Все ты понимаешь. Так что она, может быть, все-таки заслуживает достойной партии, — сказал Том.
Луиза, больше ни слова не говоря, вышла из комнаты. Эдвард Болдуин взял Алексу в Белый дом! Уж этого-то она никак не заслуживала.
А Том продолжал сидеть, уставившись в пустой экран. Алекса, как никто другой, была достойна всего, что происходило с ней сейчас. Наконец судьба вознаградила ее за то зло, которое ей причинил Том. И когда он представлял себе ее с сенатором Болдуином, по щекам его скатились две слезы.
— Как мы будем праздновать День благодарения? — спросил Эдвард в следующий уик-энд после посещения Белого дома. До праздника оставалось еще две недели, и Алекса озадаченно взглянула на Болдуина.
— Я даже не думала об этом, занятая наведением порядка в доме. Мы обычно собирались в этот день у мамы. Только Саванна, я, моя мать и ее друг Стэнли. Но я не знаю, захотят ли они приезжать сюда. Лучше я позвоню маме. И Саванне. Почему ты спрашиваешь? Что-нибудь придумал? — Она наклонилась и поцеловала его.
Они лежали в постели с воскресной газетой, страницы которой были разложены по всей кровати и на полу, и с чашками кофе на прикроватных столиках. Обоим нравилась их совместная жизнь — спокойная, уютная и радостная. Эдвард оказался теплым, любящим человеком и очень добрым — надежды Алексы оправдались. А он считал, что Алекса именно так идеально подходила ему, как это предсказывала его бывшая жена.
— Я обычно бываю у Сибиллы. Слетаются дети, и мы все проводим этот день вместе. Хорошо, если бы ты была с нами. Хочу познакомить тебя со своими детьми.
— Я позвоню Саванне и маме, — сказала Алекса.
Она так и сделала в то же утро, но очень удивилась услышанному. Саванна сказала, что если мама не слишком возражает, то она хотела бы поехать в Чарлстон и провести этот день с отцом и Тернером и, конечно, с Дейзи, Генри, Трэвисом и Скарлетт… и Луизой. Это была единственная ложка дегтя в бочке меда. Саванна умоляла мать дать разрешение, и та сдалась.
А потом оказалось, что Стэнли купил билеты в круиз на Багамы, но Мюриэль еще не собралась с духом сказать об этом Алексе.
— Я ни за что не поеду, если ты останешься одна, — уверяла мать, когда Алекса рассказала ей о поездке Саванны в Чарлстон.
— Со мной все будет в порядке, — заверила Алекса. — Поезжай в круиз. Желаю вам хорошо провести время.
— А ты что будешь делать? — с беспокойством допытывалась Мюриэль.
— Эдвард только что пригласил меня провести День благодарения с его детьми и бывшей женой.
— Эдвард? Ты имеешь в виду сенатора Эдварда Болдуина? — переспросила мать.
— Да, — уклончиво ответила Алекса. Об ужине в Белом доме она тоже не сказала матери, а та каким-то образом пропустила упоминание об этом в прессе. Зато Саванна не пропустила и, очень довольная, немедленно написала об этом бабушке по электронной почте.
— Это интересно, — заключила Мюриэль. Она заметила, что Алекса не хочет об этом говорить; наверное, сенатор сейчас рядом с ней. — В таком случае я скажу Стэнли, что мы можем отправляться в круиз, — с улыбкой сказала она, чувствуя перемены.
— Кажется, мы все пристроены, — сообщила Алекса после разговора с матерью. — Все семейство бросило меня, — улыбнулась она Эдварду, — так что на День благодарения я целиком и полностью в твоем распоряжении.
— Вот и отлично. — Он поцеловал ее.
В понедельник утром он позвонил Сибилле и сообщил новость. Она тоже обрадовалась. Все были довольны, особенно Эдвард и Алекса, а также клуб фанатов, тайком болевших за них.
День благодарения у Сибиллы был явлением хаотичным, но проходил в атмосфере любви и тепла, как и все прочее, что она делала. Вместо индейки она приготовила великолепную баранью ногу по французскому рецепту с чесноком и зеленой фасолью. Перед ужином подали икру, а в качестве первого блюда — соте фуагра. Сибилла подала также тыквенный пирог, потому что дети его любят, но и умопомрачительный десерт «Печеная Аляска» тоже приготовила. Ужин получился изысканный, хотя и несколько отличался от общепринятого. А вина, принесенные Эдвардом, удостоились всяческих похвал.
Собрались все дети Сибиллы, в том числе и ее общие с Эдвардом. Алексе понравилась его дочь. Она напоминала Саванну и была на три года старше ее. Сын Джон, интересный, умненький, забавный и несколько экстравагантный, видимо, пошел в мать. Молодой актер Шекспировского театра, он получал в Лондоне весьма приличные отзывы. Волосы носил такие же длинные, как у Алексы, а его подружка, тоже актриса, была ростом чуть ли не десять футов.
Находясь в их доме, Алекса словно попала на съемочную площадку. Когда все немного угомонились, Сибилла повернулась к Эдварду и Алексе, и, отхлебнув отличного «Шато д'Икем», вкусом напоминавшего карамель, спросила с озорной улыбкой:
— Ну, что с вами происходит? Я умираю от любопытства. По-моему, ты влюблен, — сказала она Эдварду. — Я пока мало знаю Алексу, поэтому у нее не спрашиваю. Она пока мне не невестка. Но ведь будет?
— Не твое дело, — добродушно огрызнулся Эдвард. — Когда придет время, мы скажем. А пока найди себе другое занятие и не суй нос в мою жизнь.
— Фу, как грубо, Эдвард! — поддразнивая его, сказала она.
А он был очень доволен тем, что его детям Алекса явно понравилась. Может быть, Саванна, которая ему нравилась, его детям тоже понравится.
— Надеюсь, вы придете к нам на Рождество, — сказала Сибилла, провожая Алексу и Эдварда.
— Мне придется жить у моей матери. Но может быть, вы все смогли бы зайти к нам на коктейль? — добавила Алекса с надеждой в голосе.
— С удовольствием, — заверила Сибилла.
Надо бы предупредить мать о нашествии, пусть даже только для того, чтобы выпить по коктейлю. Она придет в замешательство, если в ее маленький квартирке неожиданно появятся знаменитая писательница, известный кинопродюсер, сенатор да еще их пятеро детей. Хорошо, если они придут только выпить. Мюриэль едва ли смогла бы приготовить ужин. Она даже для себя и Стэнли почти не готовила, готовил в основном он. А она, когда оставалась одна, питалась салатами, купленными по дороге с работы домой. Мюриэль никогда не была хорошей кулинаркой.
Эдвард и Алекса остановились в отеле «Карлайл» на уик-энд, включая День благодарения, потому что на следующий день собирались снова встретиться с его сыном и дочерью. Легкие на подъем, Сибилла, трое младших детей и муж уезжали на уик-энд в Коннектикут, где у них был дом. А Эдвард и Алекса провели уик-энд великолепно. Они ходили на обеды и в кино с его детьми, гуляли в Центральном парке, побывали в Музее современного искусства. К концу уик-энда все они стали друзьями, и Алекса обо всем рассказала дочери. Судя по голосу, Саванна наслаждалась жизнью. Луиза даже не испортила ей настроения в День благодарения. А это уже кое-что. Дейзи радовалась ее приезду. А Генри привез с собой своего «соседа по комнате» Джеффа, который Саванне тоже понравился.
Мюриэль пришла в ужас, когда по возвращении из круиза услышала от Алексы, что за люди придут к ней на коктейль в Рождество и в каком количестве.
— Ты, наверное, шутишь? Они же не поместятся в моей квартире. — Однако ей хотелось познакомиться с Эдвардом и посмотреть на них с Алексой. Было также любопытно увидеть его бывшую жену и детей. К тому же она читала все книги Сибиллы.
— Поместятся, мама, — заверила Алекса. — Они придут только выпить, и люди они самые обычные. По правде говоря, все они, кроме детей, немного сумасшедшие, но с ними очень весело. Уверена, что тебе они тоже понравятся.
— Ты, кажется, счастлива, — ласково сказала Мюриэль.
— Так и есть, — тихо призналась Алекса. — Он великолепный человек.
— Не звон ли свадебных колоколов мне слышится? — спросила мать. Быть женой сенатора совсем неплохо. А еще того лучше, если нашелся великолепный человек для ее дочери. Давно пора.
— Нет, мама, это просто счастливые колокола, — сказала Алекса. — Не хочу я выходить замуж. Я уже это делала. — И слишком сильно обожглась, чтобы сделать это снова. Но ведь Эдвард не Том. В нем нет ничего от слабого или бесчестного человека. Он воплощение честности и порядочности.
— Вот и я так же отношусь к браку, — сказала Мюриэль. — Но я много старше, чем ты, и поэтому не вижу смысла. А ты в своем возрасте должна быть более храброй.
— Зачем? Я счастлива, и пусть все остается как есть.
— Если он хороший человек, ты, возможно, будешь счастлива с ним и в браке. Не исключай такой возможности. Нельзя предугадать, как ты будешь относиться к этому позднее.
— Возможно, — уклончиво сказала Алекса, оставаясь при своем мнении. Брак ее пугал и, наверное, всегда будет пугать.
Когда сенат был распущен на рождественские каникулы, Алекса взяла свободную неделю, и они с Эдвардом полетели в Нью-Йорк. Саванна остановилась у бабушки и Стэнли, а Алекса и Эдвард снова поселились, как и в День благодарения, в отеле «Карлайл». На следующий день после Рождества ждали Тернера. Они с Саванной намеревались поехать с друзьями кататься на лыжах в Вермонт, а Эдвард и Алекса в Новый год оставались в городе.
В канун Рождества в квартиру Мюриэль прибыла со своей маленькой армией Сибилла. Она не захватила с собой только попугая и собак. При ней находились все пятеро детей и подружка Джона, которая снова приехала с ним из Лондона. Брайан неожиданно привел свою племянницу и двоих взрослых детей от первого брака, о котором Алекса не знала, и все они, столпившись в квартирке Мюриэль и Стэнли, пили яичный ликер и шампанское. Мюриэль похвалила книги Сибиллы, Брайан и Стэнли беседовали о любимых старых фильмах и рыбной ловле на муху; Джон и его подружка разговаривали с Саванной, а Эшли, дочь Эдварда, ссорилась по сотовому телефону со своим бойфрендом, который находился в Калифорнии, и плакала. Словом, царил полный хаос, и Алекса с Эдвардом расхохотались при виде этой картины.
— Моя семья явно разрослась, — сказала Алекса. — В прошлое Рождество здесь были только я, Саванна и мама. Стэнли приехал только после ужина, потому что навещал больного приятеля.
— Что тебе больше нравится? — спросил Эдвард. — То, что было, или то, что сейчас?
— То, что сейчас, — ни секунды не сомневаясь, ответила Алекса. — В этом столько жизни, радости и любви.
Потом мать предложила заказать еду в китайском ресторанчике и разбить лагерь на кухне и на полу в гостиной. Правда, она поставила в духовку небольшую индейку, но ее можно будет съесть завтра. Сибилла со своим войском одобрили идею и проголосовали за то, чтобы остаться и выбросить за ненадобностью обед, приготовленный дома, который, по ее признанию, все равно получился не очень удачно.
Молодежь сидела на полу в гостиной Мюриэль. Взрослые уселись в столовой, где помещалось всего восемь человек. Но так или иначе все как-то разместились. Это было лучшее Рождество в жизни Алексы. Даже лучше, чем в самые хорошие дни в Чарлстоне.
Оставив Саванну у бабушки еще на одну ночь, Эдвард и Алекса отправились пешком в «Карлайл». Пошел снег, и они принялись, отчаянно фальшивя, петь дуэтом «Белое Рождество», а потом он остановился посередине улицы и поцеловал ее. Так они встретили первое Рождество в их совместной жизни. Когда-то в молодости Эдварда вполне устраивал брак с Сибиллой. Но сейчас все было серьезнее. Иногда выходки Сибиллы были слишком эксцентричными даже для него, при всей его любви к ней.
— Может быть, снег продолжится, и мы сможем завтра поиграть в снежки, — сказала мечтательно Алекса, держа его под руку.
— Я так не думаю, — заявил Эдвард, глядя на нее сверху вниз с серьезным выражением лица.
— Почему? Ты не любишь играть в снежки?
Это было совсем не похоже на спортивного, подтянутого Эдварда.
— Я люблю играть в снежки, — признался он, неожиданно остановившись. — Просто я подумал, хорошо ли будет жене сенатора бросать снежки в людей, гуляющих в парке. Можно попасть в какого-нибудь незнакомца и появиться в новостях в разделе скандальных происшествий. Что ты скажешь по этому поводу?
— Об игре в снежки? — тихо спросила она.
— Нет, относительно жены сенатора. Ты считаешь, это безумная идея?
Эдвард знал, что ее приводит в ужас мысль о браке, но он слишком долго ждал встречи с ней. Сибилла оказалась права. Алекса идеально ему подходила.
— Я… да… нет… — невнятно пробормотала она, и Эдвард снова поцеловал ее. — Да. То есть нет. Нет, я не считаю эту идею безумной. И да, я согласна.
Он принялся снова целовать ее, а она то плакала, то смеялась. Так они и вошли в отель «Карлайл» — Алекса со счастливой улыбкой и сенатор от Южной Каролины с сияющим лицом.