Я надеялась, что меня подбросят обратно до заправки. От дома Гуннара до моего было около шести километров, а за сегодня я и так уже прошла очень много. Ко всему прочему сюда добавился еще и эффект от «Сазерака». Мои ноги были словно ватные. К моменту, как мы вернулись в зал, целых две минуты ходьбы от оранжереи, я была готова заснуть. Но зал оказался пустым.
— Может, игра в покер пошла не так, и они решили заменить ее дуэлью?
— Возможно, — ответила я. — Но не думаю, что Гуннар разрешил бы это.
До нас доносились голоса из дверного проема на противоположной стороне комнаты, поэтому мы направились туда.
За строгим обеденным столом, в комнате с обоями в крупный цветок, сидело четверо привлекательных мужчин, без рубашек, увлеченные борьбой.
Они сражались в армрестлинге.
— Я что, пила крепкий абсент? — спросила Таджи, кивая головой в сторону происходящего.
— Если так, значит, и я тоже.
— Не то, чтобы я жаловалась, — произнесла Таджи, с одобрением смотря на происходящее.
Гуннар взглянул на нас, по его бровям тек пот, а бицепсы были напряжены, так как они с Гэвином пытались перехватит друг у друга контроль.
— Бесплатное шоу, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, чтобы не потерять концентрацию.
— А мы бьёмся на деньги, — спросила Таджи, — или дабы потешить эго?
— Ради славы, — ответил Гэвин, не отводя взгляда от соперника.
Малахи и Лиам вообще не разговаривали. Они просто пристально смотрели друг на друга, в то время как костяшки на их руках уже побелели от приложенных ими усилий.
— Пойди дунь ему в ухо, — прошептала Таджи. — Отвлеки его.
— Кого именно?
— Молодец, — произнесла она с ухмылкой. — Джентльмены, уже поздно. Поэтому если вы закругляетесь с… чем бы это ни было, кто-то должен довезти мою девочку до ее убежища.
Сначала раздалось сердитое ворчание, затем гортанные крики, и, наконец, кулаки стукнули о столы.
Гуннар победил Гэвина.
Лиам победил Малахи.
Гэвин потер запястье.
— Давненько я так не разминался.
— У вас мозг, как у четырнадцатилетнего мальчишки, — сказала Таджи. — Один на всех.
— Возможно. — Он посмотрел на Лиама. — Старший братец, ты, смотрю, умудрился выиграть.
Без каких-либо комментариев Лиам встал и натянул футболку. И даже не потрудился отвести взгляд, он смотрел на меня так же, как я смотрела на него, и не должно было быть в этом простом действии, одевании футболки, столько накала.
— О, датебя заманивают, — пробормотал Гуннар, пробравшись за меня, чтобы схватить свою рубашку. — Не то, чтобы я не одобрял твой выбор.
— Физически, нет, — ответила я. — Но эмоционально?
— Может, у него есть что сказать поубедительнее.
«Может быть. Но он должен быть готов поговорить. А он еще не готов. Не знаю, что может случиться между нами, но знаю, что это может начаться только с искренности».
— Ты можешь переночевать здесь, — сказал мне Гуннар. — Тут много спален.
Это была заманчивая идея — провести ночь в уютной кровати в этом почти замке, зная, что я не буду одна. Но мое пребывание здесь может обернуться неприятностями для него, а это не стоит такого риска.
— Спасибо, но нет. Я пойду домой.
— Когда я снова тебя увижу? — с беспокойством спросила Таджи.
— Не знаю. — Я пыталась убедить себя, что одиночество не будет длиться вечно. Но Сдерживающие до сих пор не поменяли своего отношения к таким, как я. — Надеюсь, скорее раньше, чем позже.
— Я узнаю все, что возможно со своей стороны, — сказал Гуннар. — Я дам вам знать. Мне придется доставать информацию очень осторожно. Так что это может быть не завтра. Но я сообщу вам, как только она у меня будет.
— Мы можем встретиться утром дома у Мозеса, — предложила я. — Может быть, он нашел еще что-нибудь из отрывка.
Гуннар кивнул.
— Меня устраивает.
— Раз уж у нас зашел разговор о договорённостях, — произнес Лиам. — Я хочу посмотреть на место убийства Бруссарда.
Гуннар немного помолчал.
— Это может занять какое-то время. Здание опечатано, а у меня нет доступа, чтобы впустить тебя внутрь.
— Как долго?
— Может, пара дней. Мне нужно будет попросить об одолжении.
Это не снизило явный уровень нетерпения Лиама.
— Меня обвиняют в его убийстве. У меня есть право посмотреть на место преступления, посмотреть, в чем меня обвиняют.
— Вообще-то, нет, — произнес Гуннар. Он был настолько же спокоен, насколько Лиам был взволнован. — Ты подозреваешься в особо тяжком преступлении, и тебе абсолютно не разрешено там появляться, чтобы не портить картину.
— Или рисковать тем, чтобы добавить свое ДНК ко всем остальным доказательствам, — сказала я. — Ты сам себя подставишь.
— Клэр верно говорит. — Гуннар поднял руки. — Я постараюсь сделать все быстро, насколько это возможно. Но ты сделаешь себе только хуже, если пойдешь туда без моего разрешения.
— Ничего не буду обещать.
— Упертый засранец, — пробормотал Гуннар.
— Это наследственное, — сказал Гэвин, а затем посмотрел на меня. — Поскольку мы здесь уже закругляемся, хочешь я тебя подвезу?
«Слава Богу».
— Ты можешь подбросить меня до аллеи. Это максимум, куда ты можешь меня отвезти.
— Если бы мне давали по пятаку… — начал Гэвин.
— Я пойду с тобой, провожу тебя оставшийся участок пути, — сказал Малахи.
— Ты знаешь, где она живет?
В вопросе Гэвина сквозила обида, а взгляд Лиама стал совершенно враждебным.
— Он уже для общественности враг номер один, — сказала я. — Не так уж и страшно, что он знает. И нет нужды в том, чтобы в этот список попал кто-то еще.
Гэвин свернул на аллею, когда над Мид-Сити сгустились сумерки.
— Спасибо, что подвез, — сказала я, когда мы с Малахи выбирались из машины.
— Не стоит благодарности, — ответил Гэвин. — Увидимся завтра?
— Ага.
Лиам посмотрел на меня со своего места через открытое окно, в глазах его отражалась внутренняя борьба.
— Будь осторожна, — тихо сказал он.
От тона его голоса и собственнических ноток, что слышались в нем, у меня по рукам побежали мурашки, хотя меня это уже стало раздражать.
— Я всегда осторожна.
— Клэр.
Я посмотрела на него, подметив его блестящие золотом глаза.
— Я сказала тебе, чего жду, Лиам.
Он сжал зубы, но мгновение спустя упрямство на его лице сменилось явным сожалением.
— Клэр, — снова произнес он, но уже с мольбой в голосе.
Я покачала головой.
— Или все, или ничего.
Он отвел взгляд в сторону. И лишь понимание того, что нам обоим больно, позволило мне не разозлиться на него еще сильнее.
— Иногда люди просто ужасны, — сказала я, когда свет фар «Рейндж Ровера» исчезли за углом.
Ситуация усугублялась еще и тем, что я была уставшей и чувствовала себя беспомощной. И уже скучала по Таджи, и чувствовала себя отчаявшейся по этому поводу.
— Не буду спорить, — произнес Малахи.
Мы молча дошли до заправочной станции. Остановились через дорогу от здания, где Малахи решил подождать, пока я не окажусь внутри в безопасности.
Возможно, пришло время что-то предпринять. Воспользоваться возможностью сделать что-то значимое. Что-то правильное.
— Пойдем, — сказала я, показывая в сторону здания. — Хочу кое-что тебе показать.
Он выглядел удивленным, но заинтригованным.
— Хорошо, — ответил он.
Мы подождали, убеждаясь, что в округе все чисто, а затем я направилась к двери.
— Иди за мной, — велела я.
— Ты хочешь, чтобы я вошел?
— Так надо, — ответила я и открыла ее.
Мы прошли внутрь. Я захлопнула и заперла за нами дверь, а затем включила верхний свет.
Малахи осмотрел комнату, затем подошёл к первому столу, осматривая его содержимое.
— Клэр, — проговорил он.
— Мой отец спас их от костра Сдерживающих, — сказала я.
Он подошел к среднему столу, узкому и длинному, высеченному из толстых темных досок, и взял золотой лук, проведя кончиком пальца по тетиве.
— А ты сохранила это в секрете. — Он положил его, затем задумчиво посмотрел на меня. — Чтобы быть уверенной, что Сдерживающие не прознают об этом.
Я кивнула.
— И чтобы никто не пострадал в попытке отыскать их.
Малахи кивнул и снова посмотрел на стол.
— Я не знаю, что и думать на этот счет.
— Добро пожаловать в мой мир. Они бы уничтожили оружие, если бы могли. Я имею в виду Сдерживающих.
— Или использовали бы его в своих целях. — Он обошел стол, исследуя предметы на следующем за ним столом. — Я с трудом могу принять все это.
— Мои первые слова были такими же.
Малахи хмурился, рассматривая одни предметы, и улыбался, смотря на другие.
— Здесь предметы и Консульства, и Двора.
— Правда? Я все гадала. Я ничего не знаю о том, как мой отец собрал все эти вещи, но полагаю, он собирал все, что мог достать. Я начала вести каталог, но не знаю правильных названий всех этих вещей и чувствую себя немного глупо, записывая человеческие аналоги.
Малахи в этот момент смотрел на что-то похожее на квадратный тамбурин[32] — жесткой формы с подвешенными маленькими тарелочками и колокольчиками.
— Ты знаешь, что это?
— Тамбурин?
Он улыбнулся.
— Что-то вроде того. Это называется Илгитска. Он используется в сексуальных церемониях.
— В сексуальных церемониях? — спросила я, уставившись на него.
— Мы любили наши церемонии, — произнес он с улыбкой, скорее всего из-за того, что у меня покраснели щеки. Он поднял его и ударил им о ладонь.
Мелодия была многогранной, от тонкого и нежного звона колокольчиков до глубоких, глухих тонов небольших медных труб. А еще я заметила, что было в этом звуке что-то сладострастное, как если бы каждый его оттенок был направлен на то, чтобы пробудить желание.
«Что за странный сегодня был день. И что за странная настала ночь».
— Звук несет силу, — сказал он с улыбкой, вновь ставя инструмент на стол. — Твой отец оказал нам огромную услугу, сохранив эти вещи.
Я кивнула.
— Спасибо. Надеюсь, что так. Я узнала об этом незадолго до битвы. Он не сказал мне, когда начал собирать коллекцию, и я не узнала о ней, пока его не стало. Это ранит. Но я понимаю, почему он держал меня в неведении.
— Чтобы ты была в безопасности, — произнес Малахи.
— Ага. Одна из многих вещей, которые он от меня скрыл. — Я вздохнула, собираясь с мыслями, и повернулась к нему. — Мне нужно спросить тебя об Эриде.
— Ты можешь спросить, хотя я могу быть не способен ответить. Что ты хочешь узнать?
Я подождала, прежде чем спросить:
— Эрида и мой отец.
Он ответил не сразу.
— Это был вопрос?
— Это было предисловие, — неубедительно сказала я. — Они были друзьями?
Он смотрел на меня какое-то время, которое показалось мне бесконечностью.
— Они были друзьями, — наконец ответил он. — И даже больше.
Это подтвердило мои догадки.
— Они были любовниками, — произнесла я. — Я так и подумала после того, что она сказала мне прошлой ночью. Но я не знала, что он встречался хоть с кем-то. Я никогда ее не видела, и он ничего мне не рассказывал.
Малахи кивнул.
— Они были очень осторожны, что понятно. Таковы были обстоятельства. Если бы о них узнали, ее бы заключили в тюрьму, а его бы наказали за укрывательство. Паранормального.
— Ты знал мою мать?
— Я не знал, что она была твоей матерью, когда я встретил ее. Эрида рассказала мне позже.
Я рассказала ему о том, что знала.
— Мне жаль, что твой отец не рассказал тебе правды.
— Я тоже. — Потому что к этому все и шло. К тому, что мой отец мне врал. — Эрида ее знала, но я не знаю ни ее, ни чего-либо о ней.
— Она была прекрасной женщиной, хотя, насколько я знаю, она была довольно холодна.
Я кивнула.
— Пойдем со мной.
Мы прошли через кухню, затем в узкую дверь, которая вела в подвал.
Комната, скорее всего, когда-то была местом хранения на заправочной станции и возможностью доступа к машинам снизу через люки на первом этаже, открывающиеся под ними. Сейчас же здесь располагаются ряды металлических стеллажей с водой и продуктами, а также небольшая кровать, на которой я сплю.
А также здесь хранится сундук, содержащий всего одну вещь — фотографию женщины с рыжими волосами.
Мы с Лиамом забрали эту фотографию в ту ночь, когда обнаружили это место; а вернула ее на место я, когда вернулась сюда после битвы, на место, где я ее и нашла.
Подняв крышку сундука, я вытащила фотографию. Я протянула ее Малахи, не посмотрев на изображение. Я уже и так «засмотрела ее до дыр».
— Я нашла фотографию здесь, — сказала я. — На ней нет никаких надписей. Полагаю, мой отец оставил ее здесь, но не знаю почему. Она похожа на меня. А после разговора с Эридой…
Малахи кивнул.
— Я так понимаю, это твоя мама. Она действительно похожа на тебя. — Сейчас он говорил очень ласково. Я посмотрела на него. — Вы обе можете быть неправы. Это может быть недоразумением или совпадением.
Но это прозвучало глупо и наивно даже для меня. А это ведь я верила в ложь больше двадцати лет. Меня обманывали белее двадцати лет.
— Я так понимаю, твой отец всем рассказывал, что она пропала. Он рассказал Эриде правду только когда она нашла ее фотографию.
У меня снова сжался желудок.
— Эту фотографию?
«Поэтому она была в сундуке? Он убрал ее, чтобы она не смотрела на нее?»
— Я не знаю, извини.
Я кивнула.
— Эрида была здесь?
— Я ничего не знал об этом месте. Если бы Эрида знала, думаю, она бы мне рассказала. — Он оглянулся. — Или, может быть, правильнее будет сказать, что она рассказала бы мне, если бы знала, что здесь хранится. Я не знаю, как много твой отец ей рассказывал.
Я кивнула, заставив себя посмотреть на фотографию.
— Эта женщина была в Талишике.
Он удивленно вскинул брови.
— Была?
— Не на нашей стороне. Она была с группой, которая пыталась прорваться сквозь Завесу. Она работала на Сдерживающих?
— Не знаю. Я ничего о ней не знаю. Не думаю, что твой отец говорил о ней, и не думаю, что Эрида задавала много вопросов. Но Эрида может знать больше меня, больше того, что она мне рассказывала. Ты должна поговорить с ней.
Когда я не ответила, он обернулся ко мне.
— Она не виновата, что твой отец тебе лгал.
Я это тоже понимала. Но легче от этого не становилось.
— Ты прав.
Я убрала фотографию обратно и закрыла крышку сундука, мечтая о том, чтобы так же легко разобраться и со своими чувствами.
Я не спала. На самом деле не могла уснуть.
У меня в голове крутились мысли об открывшейся правде и старой лжи. О Лиаме и его демонах. О моих маме, папе и его лжи.
Я пыталась путешествовать по уголкам памяти, вспоминая каждый раз, когда расспрашивала о своей маме и о том, что он говорил мне лично. Пыталась вспомнить его эмоции. «Было ли по нему похоже, что он лжет?» И это был еще не самый важный вопрос. Самый тяжелый вопрос.
«Если она жива, где она была эти двадцать лет? Почему она оставила моего отца, и почему оставила меня? Почему она так просто отказалась от меня? Думала ли она о том, как я выгляжу, пережила ли я войну, кем я выросла?»
Основываясь на стиле жизни, который вел мой отец, я все еще верила, что он был хорошим человеком, достойным человеком. Ничего из того, что мне рассказали Эрида и Малахи, не поменяло моего мнения о нем. Но он не был честен. Ни об этом месте, ни о магии, ни о том, кем был, ни об Эриде, ни о моей матери.
Ложь на лжи, одна поверх другой. И меня оставили разгадывать их все.