Фиши подхватил штурвал и уперся обеими ногами, удерживая колесо — на такой скорости смещение руля даже на гран имело значение, и держать нужно было крепко, крепче, чем невесту в первую брачную ночь.
— Когда дам сигнал, вставай правым бортом. Где Морено?
— Понял, правым. Морено не видел, капитан.
Дороти, про себя усмехнувшись очередной оговорке рулевого про “капитана”, сбежала с мостика вниз, на ходу прикидывая, что у нее есть четверть часа на пару неприятных сюрпризов для “Изабеллы”. Не больше. Но она успеет.
Подарок Астина грустил в одиночестве — все, кто мог, помогали с парусами, остальные занимались большими пушками.
Фиши слово сдержал, зарядил “малышку”. Даже предусмотрительно оставил рядом запас пороха, шомпол и огонь в закрытой прочным стеклом лампадке. На сколько ярдов будет бить “подарочек”, Дороти угадать не бралась, но, зная фон Берга и его привычку никогда и ничего не делать просто так, навела пушку, взяв на два пальца выше вражеской палубы.
С “малышкой” управляться было куда легче, чем с палубными орудиями, на каждое из которых требовалось по три человека.
Дороти подтащила мешки с песком поближе туда, куда могло снести откатом выстрелившую пушку. Зажгла о лампадку короткий факел, обернутый в тонкую жесть и замотанный поверх в толстые мокрые тряпки. Еще раз поправила прицел, махнула рукой некстати влезшему помогать матросу, чтобы тот нырнул обратно в трюм, и запалила порох.
“Малышка” взяла время на раздумье, секунд десять — Дороти как раз успела отойти за бухты с канатами и заткнуть уши — и неожиданно тихо выстрелила. Обычно от залпа мортиры или гаубицы слуха лишало сразу, а здесь только тонкий звон в голове остался, сквозь который все так же свистел ветер и раздавались крики Хиггинса, дающего указания матросам.
От силы отката пушка слетела с импровизированного лафета и, если бы не подложенные мешки, пробила бы палубные доски.
Однако результат выстрела был заметен. Невооруженным глазом.
Носовая фигура “Изабеллы” — обнаженная по пояс дева с черными кудрями и мечом в руке — лишилась половины головы, открыв разом дыру во внутренности корабля и прекрасный вид на одну из носовых пушек, где мельтешили солдаты.
Дороти достала подзорную трубу. И точно: ядро из “малышки”, развалив нос, не остановилось, а пробило переборку и раскрошило одну из балок.
Особого вреда такой выстрел не причинил, но неприятно удивил врагов и ошарашил точностью и дальностью.
Фиши всерьез взялся доказать, что командор зря его гнала с мостика: опять вытворил нечто, увеличив разрыв между судами сначала на кабельтов, а потом на все три. Что ж, Дороти не сложно — она принесет извинения. Правда, есть основания полагать, что разговор этот случится уже в царстве теней.
Они боком вошли в течение, прибавляя его скорость к своей.
Возле носовых пушек иверца поднялась нешуточная суета, кажется, их перенацеливали, но расстояние между кораблями все росло и стало уже более четырех кабельтовых. Обычные орудия, заряженные обычными ядрами, на такой дистанции были бесполезны.
Дороти скинула мундир, перетянула волосы, которые давно уже стоило обрезать по морской моде, но все было жаль. Доран говорил, что у нее самые красивые волосы во всей Алантии. Врал, как теперь понятно. Дороти дала себе слово, что сменит прическу. Ни к чему хранить то, что наводит на грустные воспоминания.
Дороти решила использовать неожиданное преимущество по полной: ядра фон Берга хоть и оказались малой взрывной силы, но обладали другим полезным качеством — дальностью полета. И пока “Свобода” держит дистанцию, иверцы могут хоть зубы от злости сточить, но ответить им нечем. Конечно, долго это не продлится, и все равно придется вставать борт в борт, но пока ничто не мешает как следует их раздраконить.
Установить пушку на лафет оказалось делом муторным и не таким быстрым, как хотелось. Дороти справилась. Не в одиночку, понятное дело. С двумя матросами. Потом привалилась к горячему от первого выстрела металлу, перевела дыхание, сглотнула насухо и расщелкнула зажимы, которые стискивали следующее ядро.
Изнутри пушка была не гладкой, а точно изъеденной гигантским червяком, и снаряд скатился в глубину по спирали. С порохом и фитилем справиться оказалось проще. Теперь, зная примерную силу отдачи, Дороти не пожалела мешков с мокрым песком, разумно рассудив, что лишнюю дыру в палубе им и без того сделают.
В заткнутое ухо что-то проорал присланный Бринной матрос: Дороти расслышала про готовность трех орудий правого борта — все, что они могли себе позволить при столь ничтожном числе экипажа. Чертовски мало!
Три против сорока только по одному борту у “Изабеллы”… Верная гибель. Долгая по времени: даже с таким преимуществом у иверцев уйдет около часа на то, чтобы разнести “Свободу” в щепки, но все-таки схватка будет проиграна еще до начала сражения.
Впрочем, сейчас не время захлебываться — тонуть они еще и не начинали.
Запал, вспышка, выстрел, тонкий звон в ушах. И то ли ядра в обойме отличались одно от другого, то ли первый залп был как тот котенок из пословицы — слепым и безногим, но теперь снаряд, с легкостью преодолев расстояние между судами, расплескался огненным цветком у основания мачты.
Удачно, очень удачно.
У иверцев сразу возникло неотложное дело: прикрываясь бортами от повторной атаки, они тушили рвущееся из пробоины пламя, которое вроде бы затихало от их усилий, но тут же ехидно возрождалось в другом месте. А пожар на корабле — беда пострашнее чумы.
Дороти с матросами снова подтянули сползшую с лафета пушку.
“Изабелла”, несмотря на пожар, отыграла расстояние, а потом сделала рывок еще ярдов на пятьдесят.
Дороти поправила прицел насколько это было возможно — и вновь запалила фитиль.
Пушка грохнула так, что уши заложило: ядро, оказавшееся куда тяжелее двух своих предшественниц, со свистом преодолело расстояние между кораблями и рухнуло куда-то в центр палубы. Дороти ожидала опять пламени, но сначала была тишина, потом звонкий хлопок, точно гигантский стеклянный купол лопнул, и палубу “Изабеллы” накрыло чем-то, напоминающим пар. Который взмыл вверх и сразу рассеялся.
Корабль дернулся, словно рулевой потерял штурвал, вильнул, но выправился почти сразу.
В пробоине на носу больше не мелькали силуэты, да и пушки заново нацелить никто не пытался.
Дороти утерла пот со лба и вновь наклонилась к ядрам.
Вернее, попыталась: “Свободу” качнуло, и она, попав под встречный порыв ветра, накренилась.
На исправление положения ушло около полуминуты, столько же понадобилось, чтобы сложить предательски поймавший ненужный ветер парус. За это время “Изабелла” успела набрать потерянную скорость.
Их рулевой был весьма опытный малый, и сейчас это доказывал: не теряя в скорости, начал смещаться с прямой линии, на которой была “Свобода”.
Наверняка хотел догнать, поравняться и дать полный залп с правого борта.
Пушкарям на носу такой маневр явно портил позицию, но, похоже, после последнего выстрела “малышки” фон Берга часть гарнизона так на ноги и не встала. Дороти приказала матросам снять рубашки, распорола на части ножом, и они, используя куски отличного алантийского льна, как кухарка прихватки, в очередной раз передвинули горячее орудие обратно на лафет.
В спине заныло, низ живота прострелило болью, но пушка медленно вернулась на законное место.
Дороти выдохнула, скомандовала:
— Еще на два пальца!
Но тут подоспела непрошенная помощь: горячий металл обхватили еще две руки, обмотанные черными тряпками, и с легкостью помогли переместить орудие.
— Решил все же принять участие в веселье? — не оборачиваясь, бросила Дороти.
— Не мог пропустить твои мучения, моя прекрасная леди. Ну и мучения иверцев заодно. Это, так сказать, двойное удовольствие. А я жадный.
Голос у Морено был хриплый, надтреснутый, словно его мучила жажда, но оглядываться Дороти не захотелось. Не хотелось и читать нотации пропадавшему неизвестно где пиратскому капитану, хотя от начала погони за “Свободой” прошло уже три четверти часа точно.
Не ее это дело.
И человек — не ее. Все чужое. Кроме “Свободы” и чести.
Морено снова пришел на помощь — отогнул крепеж и помог заложить особо тяжелый заряд в жерло.
Дороти запалила фитиль. Сделала пару шагов назад и почти наткнулась спиной на Черного Пса, который то ли передумал отходить от пушки, готовой уже выстрелить, то ли решил помешать сделать это Дороти.
Морено словно впал в глубокую задумчивость, смотрел не на нее, и даже не на “Изабеллу”, а куда-то мимо, внутрь себя. Серый от усталости, с темными кругами под глазами, голый по пояс и уже измазанный смесью сажи и масла для фитилей.
— Нам лучше… — начала Дороти, пытаясь обогнуть Морено по дуге и одновременно прихватывая его за болтающийся ремень перевязи.
Черный Пес отмер, медленно развернулся, но прикрыть уши или отойти не успел — пушка дала залп. Если бы речь шла об обычном ядре, Дороти бы посчитала выстрел неудачным.
С поправкой на маневр снаряд ударил “Изабелле” выше ватерлинии — слишком низко, чтобы задеть орудийную палубу, но для того, чтобы волны заливали в трюм больше воды — в самый раз.
Снаряд Астина легко пробил обитые защитой доски, скрылся где-то в недрах корабля, а потом откликнулся эхом взрыва. Видимо, пробоина будет не одна. Что ж, она даст “Свободе” лишних пять или десять минут жизни — часть солдат “Изабеллы” будут вынуждены откачивать воду, а значит, стрелять не смогут.
Но дело все равно было табак: их почти догнали, и теперь между кораблями оставалось не больше двух корпусов.
Фиши с Хиггинсом, отслеживая движение “Изабеллы”, порушили планы иверца и заложили такой галс, что “Свобода” чуть не легла на воду боком, но, поднимая буруны, развернулась к противнику сначала носом, а потом правым бортом — согласно приказу Дороти.
— Морено! — рявкнула она Псу, который все еще был точно контуженный. — Надо перекинуть пушку с кормы на борт. Мы успеем сделать еще один выстрел.
Морено встряхнулся, откинул волосы со лба, растер виски, точно его головная боль изводила, осклабился и ответил:
— Ну, гальюна ты их уже лишила. Думаешь, сможешь заставить их озвереть еще больше?
— Сроду не слышала, чтобы иверские петухи знали, что такое гальюн, — парировала Дороти, вновь заматывая руки остатками рубашки и подхватывая пушку за более широкую часть. — Хочу напоследок уронить им на головы мачту, а то людей у них много и все при деле. Меня мучает зависть.
— Сейчас утешим. Взялись!
Пушку перенесли быстро.
Фиши проорал что-то с мостика — матросы, которые помогали с парусами, живо спускались вниз по веревочным лестницам и исчезали в лазе, ведущем на орудийную палубу.
Морено запихнул внутрь дула очередной снаряд, а Дороти уже начала засыпать порох, когда “Изабелла”, наконец, не выдержала и ответила. Вполголоса. Только картечными верхними пушками, но впечатление произвела.
Результат был бы лучше, выжди иверцы минуту и встань как положено, по всем правилам военного искусства, но, видимо, капитан там терпением не отличался.
Один из зарядов картечи просвистел у Дороти над головой, второй выкрошил борт.
— Огрызаются, собаки! — прошипел Морено, выдергивая впившуюся в предплечье щепку и вытирая выступившую кровь тряпкой.
— Это мы огрызаемся, а они — рвут, — Дороти поднесла огонь к запалу и, стараясь не высовываться из-за борта, отползла подальше, чтобы слетевшей с импровизированной стойки пушкой не ударило по ногам.
Морено, согнувшись, скользнул за ней, и они оба скорчились за канатной бухтой.
Пушка Астина на сей раз думала долго — “Изабелла” успела дать второй картечный залп. Внизу кто-то проорал ругательства — видимо, пробило корпус в районе пушек “Свободы”.
— Этот кусок дерьма собирается стрелять, или мы…
— Пока ты не пришел, она стреляла без капризов.
— У твоего дружка вечно все с прибабахом, даже…
Пушка договорить Черному Псу не дала — грохнула во всю мощь.
Черная Ма была на их стороне.
Снести “Изабелле” мачту не удалось, зато получилось в труху размолотить половину мостика. И убить рулевого. Жив ли капитан иверцев, пока было неясно, но судя по тому, что паники на борту не наблюдалось, жив, и его офицеры быстро навели порядок. Корабль иверцев стал медленно разворачиваться, подставляя под пушки “Свободы” беззащитную корму.
Те не подвели. Залп был жиденький, куцый, но два взрывных ядра вошли в бок судна в районе его орудийной палубы, с краю, а еще одна пушка снесла парус на мачте.
Момент упускать не стоило, и Дороти подбежала к пушке. Напрягая все силы, дернула ее на себя, уже чувствуя, что вот-вот надорвется, бросила, хотела крикнуть Морено, чтобы тот подстраховал снизу, но не успела — к ней внезапно прижались сзади, ругнулись в ухо таким оборотом, что, будь тут жрецы, отмаливать бы пришлось месяц, а потом в спину втиснулись еще крепче, словно вплавиться пытались.
И пушка внезапно стала легче пуха.