Вопреки всем ожиданиям тревожный свист смотрящего не раздался ни утром, ни после полудня. Ушатанная боем с иверцами “Свобода” успела даже прихорошиться — заменила два паруса и обзавелась свежими светлыми заплатами на бортах.
Команда, вымотанная чередой происшествий, по вахтам спала и работала, сменяя друг друга каждые пару часов, и в итоге, как ни странно, отдохнуть успели все.
В капитанскую каюту стучать дураков не было.
Пока солнце еще не взошло, Черный Пес исчез на четверть часа, но вскоре вернулся с двойной порцией холодной солонины и сухарями.
В сумеречном сером свете, который проникал сквозь уцелевшие стекла, завтракали быстро и жадно, чтобы еще успеть ухватить всего, что хотелось, до тревоги.
Дороти торопилась, а Рауль не останавливал — наоборот, поддавался, подстегивал чужое желание, словно тоже чувствовал что-то важное. И когда Дороти оседлала его сверху, удерживая его руки над головой, и медленно повела бедрами, только фыркнул норовисто, а потом его даже на ругательства не хватало: что Дороти умела делать хорошо, так это учиться плохому.
Неясно, превзошла ли она наставника или нет, но вскоре Рауль сам шепча богохульства, умолял, чтобы она двигалась быстрее.
И в этот момент осознание того, что она любит его, настигло Дороти. Как молния. Понимание, что без его ехидных фраз, кипящего темперамента и темных глаз жизнь кажется блеклой. Ненужной.
Дороти замедлилась и осторожно провела пальцами по губам Рауля, запоминая навсегда их мягкость. И то, как он смотрит на нее и как касается. С какой неуемной жаждой желает.
— Моя прекрасная, — прошептал он ей в губы. — Хочу, до смерти хочу… Ну же!
А Дороти сходила с ума от всего разом: от твердых татуированных мускулов под своими руками, от того, что ствол раз за разом погружался глубоко внутрь, принося наслаждение. От хриплого дыхания Рауля, от слов, которыми он подгонял, от того бесстыдства, с которым он требовал — требовал! — двигаться сильнее, жестче, давать глубже…
Это было безумие, настолько прекрасное, что Дороти сама была готова продать душу, лишь бы оно не заканчивалось. Жаль только, что ее душа на рынке у нежити не сильно ценилась.
Она все-таки успела довести Пса до пика, но уже засыпая, пожалела, что не взглянула — насколько сильно расходятся рисунки щупалец на стволе у Рауля, когда тот вот-вот готов кончить, от того, что Дороти делает.
Из сна вырвало обоих разом — тем самым тревожным свистом.
У двери каюты Рауль, который уже стал Морено, обернулся, прижался на миг, уперся лбом в лоб, и Дороти поняла, что тот прощается.
— Иди, я догоню, — сказал она. — Мне нужно…
— Время, — подсказал Морено, кивнул и вышел.
Дороти проверила пистолеты, подтянула перевязь палаша. В который раз пожалела об оставленных в доме в Йотингтоне шляпах и накрахмаленных воротничках. Впрочем, сейчас она мало чем отличалась от любого из команды Черного Пса — такая же, как они: без дома, без рода.
Пришлось довольствоваться тем, что затянуть шнуровку на рубашке, а ремень потуже на талии. А вот от мундира лучше отказаться — он сковывал движения.
Сердце Океана, которое досталось такими трудами, теперь валялось на полу, точно дешевая побрякушка.
Дороти подняла тускло светящийся камень за обрывок цепочки, обтерла платком, который оказался забытой головной повязкой Морено, завернула в нее же и спрятала за пазуху. Раньше времени цеплять на себя эту кровососущую гадость не хотелось. Дороти еще раз пересчитала мысленно все пункты своего плана. Видимых изъянов пока не было, кроме одного — весь план стоял на одном предположении. Оно относилось к миру потустороннему и проверить его никак не выходило. Но Дороти убедила себя не думать об этом.
Она чуяла, что на правильном пути.
Морено ждал ее на мостике, небрежно облокотившись на остатки ограждения. Стоило Дороти подняться, как тот всунул ей в руки подзорную трубу и сказал:
— Северо-восток. Посмотри, тебе понравится.
Дороти послушалась. На самом крае видимости скользила расплывчатая тень — рисунок мачт был похож на “Каракатицу”. Будь Дороти сейчас в другой компании — еще бы посомневалась. Но Черный Пес узнает свою красотку даже не по силуэту, а по следу на воде.
— Да, это моя девочка, — подтвердил Морено. — Но это еще не все. Левее возьми.
Дороти перевела окуляр и первой увидел проклятую бригантину. Она легко скользила в пятнадцати кабельтовых позади “Каракатицы” и мерцала, как мираж в пустыне. То появлялась в одном месте, то таяла клоком тумана и сразу возникала в другом. Но шла за судном неотрывно, словно привязанная.
С востока надвигалась еще одна тень — куда крупнее бригантины и более постоянная, но корабли без парусов на таких скоростях не ходят.
– “Лилия”? — не отрывая трубу от глаз, спросила Дороти.
— Нет. Галеон мелькал с севера, но он тает очень быстро, словно скрывается ото всех. Это кто-то еще. Пока незнакомый. Но большой.
— Похож на налландский военный фрегат, но там почти нет мачт — не разберешь.
Дороти перевела мутный глазок правее и увидела еще двух призраков — совсем древнюю имперскую галеру под алым рваным парусом и каравеллу, несомненно когда-то принадлежавшую алантийскому флоту. Но стоило сместить взгляд, как эти двое растаяли, зато чуть ближе зарябил борт судна паломников, какие плавали лет сто назад.
Дальше всех мелькнул размытый силуэт, но Дороти бы узнала его из тысячи других. “Холодное сердце”.
Доран тоже был там.
— Призраки идут за Филлипсом, как крысы за дудочником.
Когда Дороти окончила осмотр, оказалось, что она насчитала не меньше восьми фантомов, которые все как один двигались за единственным материальным кораблем — “Каракатицей”.
— Морено, может быть, ты все-таки скажешь, что у тебя на борту?
— Жрецы учат, что во многом знании многие печали, — мягко улыбнулся Морено, по-хулигански прищурив единственный глаз. — Главное, что нам нужно это забрать.
— Кто бы сомневался, — с укоризной покачала головой Дороти, а Фиши от штурвала многозначительно крякнул — то ли осуждая тайны своего кэптена, то ли поддерживая его безоговорочно.
— Филлипс уводит “Каракатицу” на запад, вглубь моря Мертвецов, в самую его середку, — Морено снова стал серьезным. — Я попросил Джока провести обряды над всей водой на борту, а также ядрами и пушками. Ну и по мелочам — оружие, крюки… Порох, разумеется, нет.
— Не думаю, что это поможет — Саммерс не жрец, он так и остался учеником. Защищать обрядом могут только высшие жрецы. Во всяком случае, так говорят. Но если команде так спокойнее…
— Предложи что получше. Пока мы выиграли у призрака только один бой, да и то потому, что эти северные парни увлеченно друг дружку убивали. На бригантине нам просто повезло сбежать, хотя до сих пор мне мерещится, что нас отпустили. Как мальков крупной рыбе на прикорм. А команде спокойнее, когда их капитан знает, что делать.
— Ставим паруса. Идем прямым курсом наперерез, — скомандовала Дороти. — Были бы там только живые — был бы смысл в маскировке, но призраки знают, кто мы. Если они захотят напасть — нападут. В бой пока не ввязываемся, просто идем рядом. Сдается мне, Филлипс затеял большое дело, и рано или поздно он остановится.
Морено махнул рукой Саммерсу, мол, подавай сигнал, и по палубе разнесся резкий звук боцманской дудки. “Свобода” неспешно разворачивала паруса.
— Ну, уж надеюсь, нам не придется тащиться за ним до края земли или до Алантии, — проворчал Фиши. — Меня там в трех портах ждет пеньковая старушка, а я что-то на свиданьице не спешу.
— Нет, он выбирает место, — отрицательно покачала головой Дороти. — Думаю, они встанут там, где начинаются подводные леса из водорослей. Это разумно. “Каракатица” легче большого фрегата, если ей надо будет удирать — она не завязнет.
— Удирать от призраков по водорослям? Этот твой приятель еще более сбрендивший, чем я думал, — сказал Морено.
— Нет, он не сумасшедший. Думаю, он сам не ожидал, что те, кто клюнет на приманку, окажутся столь бестелесными и что их будет так много. А теперь он уже не в силах изменить курс, поэтому следует прежней задумке. Филлипс всегда был прекрасным капитаном, но стратег из него как из селедки королева. Морено, ты уверен, что он до сих пор не нашел то, что нужно этим призрачным парням?
“Свобода” уже набирала скорость, выходя наперерез “Каракатице”, которая на половине парусов шла прямо в самую глубокую зелень моря Мертвецов.
Морено неопределенно пожал плечами и мрачно прикусил костяшку пальца.
— Не думаю, у него мало времени. И мозгов.
Дороти вернула подзорную трубу и спустилась с мостика. Следовало проверить еще пару вещей, а потом настанет черед опять надеть Сердце Океана.
Нужно было решить для себя самое важное. Потому что нельзя жить вот так, разрываясь между двумя полюсами. Нужно выбирать, пока есть время на раздумья.
— Верно, всем нужно время, — прошептала Дороти сам себе и направилась в каюту. — А еще бумага и чернила.
Чернила уцелели чудом — благодаря плотно захлопнутой крышечке из пузырька вытекла лишь часть. За неимением стола писать пришлось на колене. Слова почти забытого храмового языка вспоминались и подбирались с трудом, но Дороти точно знала, что хочет сказать, и все-таки справилась. Присыпала чернила песком, сдула, сложила листок вчетверо и упрятала в один из плотных конвертов, в которых полагалось отправлять донесения со штабными курьерами. Растопила сургучный брусок и приложила свой родовой перстень, запечатывая. Надписала имя адресата. Сложила конверт, спрятала его за отворот сапога. Посмотрела на себя в околок зеркала, вновь вспомнив, что собиралась обрезать волосы, сама себе пообещала, что потом, и вышла прочь, старательно не глядя на смятое покрывало на кровати.
Считать потери она будет после. Завтра.
Саммерса она нашла на оружейной палубе.
Разговор много времени не занял — Саммерс своей нелюбви к Дороти не скрывал и слова цедил через зубы.
Но с предложением согласился, хоть и был явно удивлен. Плотный конверт перекочевал за пазуху боцману, а Дороти почувствовала, как с души падает холодный гранитный валун. Что бы теперь ни произошло — свой выбор она сделала.
Дороти уже повернулась, чтобы подняться на верхнюю палубу, когда ей в спину прилетело мрачное:
— Из тебя бы вышел сносный капитан. Если бы он был нам нужен.
— Я учту, мистер Саммерс. Но не думаю, что когда-нибудь воспользуюсь столь щедрым предложением.
Первого призрака они догнали спустя час. К этому времени море вокруг окончательно приобрело темно-зеленый болотный цвет, но вот на высоте волн это не отразилось. Ветер дул крепкий, сильный и, к счастью, попутный.
Солнце пару раз побаловало, но потом нырнуло в серую хмарь окончательно и светило оттуда бельмом, постепенно приобретающим красные тона — время шло к закату.
Когда слева внезапно возникла громада чужого корабля, кто-то из команды не выдержал и заорал. Дороти не обозналась — это действительно был налландец, такие сходили со стапелей полвека назад. Узкий, хищный силуэт. Высоко задранный нос, четыре мачты без парусов. Такому паруса не нужны.
Правда, орудий небогато — всего пятьдесят. Налландцы любили хищные контуры фрегатов, но перегружать пушками их боялись. По доскам правого борта тянулись цепочки громадных темных кругов, которые мельчали ближе к палубе. Налландец явно побывал в объятиях кракена. А из этих объятий уходят только в царство теней.
— Знаешь его? — спросила Дороти у Морено.
Тот хмуро покачал головой.
Налландец не обратил на живых внимания и приближаться не стал. Помаячил по левому борту и исчез беззвучно, чтобы спустя мгновение появиться впереди.
— Демонское отродье, — мрачно пробурчал Фиши и заложил руль так, чтобы стать в фарватере призрака-налландца. — И мы премся в самый их рассадник.
Дороти высматривала “Холодное сердце”. Один раз нечто похожее мелькнуло на горизонте, и судя по тому, как вскинулся Морено, Дороти опознала его верно.
“Каракатица” упрямо перла вперед. “Свобода” следовала за ней, прикрываясь налландцем, который, раз их обогнав, уже больше не петлял, а шел по прямой, то появляясь, то исчезая. Небо постепенно серело, волны становились все темнее, и под гребнями начали мелькать бурые крупные листья и стебли — корабли входили в гиблое сердце моря.
Без особой нужды сюда никто не совался — ни военные, ни тем более торговцы, а там, где нет торговцев — там и пиратов не видать. Море Мертвецов хоть и было судоходно, но сэкономленные сутки могли обернуться опасным штилем. А попавшее в него судно было обречено — течение втягивало беспомощный корабль в ту часть моря, где царили бурые гигантские водоросли, чье цветение круглый год придавало воде странный зеленый оттенок. Вырваться из этого плена удавалось единицам — в основном смельчакам на шлюпках, которые садились на весла и гребли на восток, потихоньку выбираясь на большую чистую воду. Однако тут нужно было запастись двойным везением — не только выйти из зеленых вод, но и благополучно повстречать на своем пути корабль, потому что одинокая шлюпка в открытом море — верная смерть.
Призракам на водоросли было начхать, а вот тяжелая “Свобода” здорово рисковала, заходя так глубоко в сплетение растений. Оставалось рассчитывать на то, что Филлипс не станет забираться в самую глубь и удовлетворится краем живой ловушки. Так и случилось. Спустя некоторое время “Каракатица” сменила курс и замедлила ход, явно вставая на якорь. Запутать цепь в толстенных сплетающихся стеблях было нетрудно.
“Свобода”, мягко покачиваясь на волнах и повинуясь течению, осторожно подходила к “Каракатице” с северо-запада.
Призраки осторожность соблюдать не стали, возникли чуть ли не разом все, окружив утлую скорлупку “Каракатицы”, которая на их фоне выглядела как муравей рядом со слонами.
Дороти не ошиблась, “Холодное сердце” тоже было здесь. Оно стояло чуть впереди налландца. Сразу за ним возвышалась громада “Закатной лилии”, которую легко было опознать по облезшему огромному цветку на носу. Бригантина, с которой они сцепились еще в Йотингтонском порту, возникла прямо перед “Свободой”, и Фиши пришлось постараться, чтобы ее обогнуть — потому что неизвестно было, что станется, врежься они в призрака.
Оказалось, что Дороти сосчитала не всех.
Они встали полукругом — “Лилия”, “Грозовая чайка”, затем хищный налландец с обглоданными мачтами. Имперская трирема — до сих пор сохранившая светлый цвет досок и блеск медных заклепок, корабль паломников, обвешанный тусклыми славящими богов стягами, встал рядом. За ним из воздуха соткалось “Холодное сердце”, мигнуло и опять исчезло, появилось вновь, и у Дороти закололо под ребром.
Рядом с кораблем Дорана встал еще один галеон — даже не разберешь чей, не корабль — остов. За ним редкий зверь — торговый коф Республики, опознать который можно было только по пяти огрызкам, оставшимся от мачт, да по приметному льву тальянских князей на носу. Корабли возникали из ниоткуда, мерцающие, жуткие, мертвые. Но почему-то упрямо идущие за обычным пиратским судном.
Морено махнул рукой, и команда растворилась среди мачт и ящиков, прячясь.
Дороти и Морено скользнули ближе к борту, оттуда наблюдать было безопаснее, да и обзор открывался получше.
Дороти спряталась за мачтой, а Морено выбрал укрытием два поставленных друг на друга ящика, на которые были наброшены рваные сети. Позади плеснуло — Саммерс опустил якорь, ни единого раза не звякнув цепью.
Все-таки иногда Дороти жалела, что это не ее команда.
“Каракатица” покачивалась на волнах, повернувшись носом ко всем остальным и прибрав паруса. Выглядела пиратская мечта не ахти. Доски местами вырваны, с мачт сбита латунная оковка, затворы амбразур зачем-то сняты с петель, на носу свалено неопрятной кучей какое-то барахло — обрезки и обломки досок, канаты, бочки, ящики из-под пороха и провианта. Словно на борту побывали воры и сгребли все бесполезное в одну кучу, а где-то рядком сложили ценности. От когда-то сплетенных на бушприте щупальцев деревянной каракатицы оторваны куски. Часть парусов вовсе снята с рей, так что “Каракатица” сейчас при всем желании не смогла бы удрать далеко.
Морено, увидев это из своего укрытия, ругался тихо, но так отчетливо, что Дороти побоялась, что их услышат.
— Морено! Тише…
— Сукины дети… Оторвали заклепки, сняли паруса, ободрали борта! Этот сучий алантийский потрох изуродовал мою бедную девочку… Я его на ремни порежу, а его блядскую команду повешу на рее! Да как он мог!..
— Мог, — прошептала Дороти. — Еще как мог, особенно если искал и не мог найти то, что ты запрятал. Морено…
— Чтоб его демоны драли, твоего Филлипса. Якорь ему в грызло! — тихо отозвался Черный Пес, потом быстро выглянул из-за ящиков, всмотрелся во что-то и с торжествующей улыбкой спрятался обратно. — Два якоря. Не нашел. Говорю ж, куда ему, солдафону!
— Этот солдафон зачем-то стянул на себя всех призраков здешних морей, и нездешних тоже. Что он собирается делать?
— Продавать. Эта гнида привезла украденный товар и позвала покупателей. И теперь он хочет не прогадать с ценой…
Шепот Морено перебил выстрел пушки. Это внезапно ожившая “Каракатица” дала сигнал к началу торгов.